Девушка промолчала.
* * *
Их обстоятельства определились очень быстро. На борту, кроме Вайми, оказалось ещё двадцать девять тайат, включая Дайну. Кое-кто был старше, но большинство его ровесники, и его решение лететь к Найнеру не вызвало у них возражений. Они, конечно, боялись, но старались этого не показать, да и любопытство их тоже заедало, как и положено настоящим марьют.
Когда молодежь взялась исследовать пульт, Вайми без особого удивления обнаружил, что корабль подчиняется лишь ему, как единственному здесь йэннимурцу. Вопрос о власти, к счастью, не возник — командовать было нечего — а корабль, по предложению Вайми и общему согласию, получил имя "Линна" или "Радужная Лина". Он ещё плохо знал йэннилинк, чтобы назвать его точно. Удвоенные согласные обычно означали предмет, обладающий четвертым измерением. Также это была высшая превосходная степень. В конце концов, им достался не простой паром "земля-орбита", а корабль-разведчик, даже сейчас обладавший высокой степенью искусственного интеллекта и способный действовать самостоятельно. Он был вооружен мультилучевым лазером и снабжен мощным силовым щитом, но предназначен не для боевых действий. Исключительная маневренность и высокотехнологичные маскировочные устройства позволяли ему проникать в самое сердце расположения противника. Именно на таком корабле пять симайа пробрались на Млак и уничтожили корабль-мир Инсаана "Сияние". Для Найнера их маскировка вряд ли что-то значила, но Вайми не сомневался, что даже неэффективная защита несравненно лучше, чем вообще никакая.
Полет шел ровно и спокойно. Он должен был занять не больше суток, даже при слабом ускорении. Управлять кораблем было незачем — он самостоятельно следовал к однажды указанной цели — но Вайми почти не покидал рубки. Слежка за показаниями приборов помогала отвлечься, к тому же, его замучили расспросами. Всех тайат очень интересовало, что их ждет на Найнере, но об этом Вайми мало что мог рассказать — разве что скудный набор из данных бортовой библиотеки "Линны" и собственных смутных ощущений, полученных через "Йоллу".
Найнер отнюдь не был уникален — напротив, похожие планеты встречались во Вселенной довольно часто. Внутри таких древних миров обычно скрывалось ядро из анизотропной сверхжидкости — процессор колоссального квантового компьютера, вмещавшего целую виртуальную Вселенную. Любые представимые миры в ней, независимо от того, возможны ли они физически, могли существовать и свободно взаимодействовать, объединяясь в одну или множество агломераций, по желанию. Сама их реальность могла меняться по воле обитателей, и их могущество в ней зависело единственно от силы воображения. В принципе, любой там мог создать свой мир и поддерживать его, наверно, миллиарды лет. Таких субъективных Реальностей там могло быть почти бесконечное множество, и они не являлись иллюзией, — по крайней мере для тех, кто в них входил. Кроме того, эти реальности могли взаимодействовать и даже поглощать друг друга, как и информационные матрицы живущих в них сознаний.
— Но что эта сверхжидкость представляет собой на самом деле? — упорно спросила Дайна. — Из чего она состоит?
Вайми помолчал.
— Это я не могу себе представить. Здесь бессильно обычное воображение. Наммилайна говорит, чтобы понять суть мира, нужно воображение математическое, — а у меня его нет. Как сказано в библиотеке корабля, сверхжидкость — это своеобразный гибрид Йалис-реактора и вычислительной машины. Субъядерные реакции в ней не только выделяют энергию, но и служат элементами нейросети. В сущности, это предельный вариант квантового компьютера. Идея в том, что ядерные реакции хаотичны. Так как исход их во многом определяется чистой вероятностью, иногда информационные импульсы могут напрямую изменять его. Это настоящее, а не иллюзорное изменение Реальности, самой физики. Проблема в том, что, во-первых, квантовый мир парадоксален и безумен, и любые структуры в нем не могут быть полностью управляемы, во-вторых, мы не знаем, как глубоко в основы материи могут проникнуть эти изменения или сознание. Вообще-то, инфорет может создавать вычислительные структуры даже в физическом вакууме — их распространение и составляет суть Прорастания — но они зависимы от внешних источников энергии, которые остаются в физическом мире. К сожалению — или к счастью — это ограничивает их размер, потому что, изменяя структуру пространства, инфорет изменяет и его физику, часто делая её непригодной для обычных форм жизни. Никто не знает, возможен ли безэнергетический инфорет — никто не может его заметить, он и наш мир лежат уже в непересекающихся плоскостях. Никто не знает также, есть ли что-то ТАМ — под дном квантового моря, за планковской длиной, где наша физика кончается. Может быть, реальный мир — ТАМ, а наша Реальность — не более, чем сон этой неведомой нам Пустоты, сама инфорет в каком-то смысле.
Вайми повторял чужие, не им придуманные понятия, сознавая, что сам не очень-то разбирается в них. Он всегда был слишком чувственным — и вовсе не в смысле чрезмерного увлечения чувственной любовью. Чувства, интуиция всегда значили для него больше, чем холодное, рациональное мышление. Наммилайна, правда, говорила, что это, по сути, одно и то же, — просто во втором случае обработка поступающей в мозг информации требовала участия сознания, а в первом — нет. Ни один из этих способов не был лучше — они должны были дополнять друг друга. Но сейчас Вайми боялся доверять своей интуиции — она говорла, что именно на Найнере его ждет то громадное, невообразимое счастье, которое он себе обещал.
* * *
К их общему счастью, на борту отыскались туалет, душ и даже немного еды из аварийного запаса, но развлечений не нашлось никаких, и единственным, что могло их отвлечь, стали разговоры — делать здесь было нечего, а ждать, что с ними в любую секунду произойдет нечто невообразимое — слишком муторно. Но то, что Дайна рассказала Вайми о своем рабстве, привело его в бешенство — просто потому, что такое вообще могло произойти с девушкой. Она рассказала ему и о Малле — так, что юноша начал считать его своим потерянным братом. Было бы так интересно отыскать его и сравнить их придуманные жизни... но эти мысли вызывали у Вайми только грустную усмешку. Он уже выбрал свою судьбу и ничуть не сожалел об этом.
* * *
Ничто не мешало их полету. Когда до его конца осталось меньше часа, Найнер заполнил полнеба, и окутавшая его серебристая паутина стала видна уже без помощи мультипланара. При взгляде на неё кружилась голова — столь сложным стало блестящее кружево. Впрочем, голова у Вайми кружилась — чуть-чуть — почти всё время: он до сих пор не мог поверить, что всё это происходит наяву и с ним. Пролетая между серебристых сплетений, когда с одной стороны стыло небо, серое от бесчисленных звезд, а с другой — темно-синяя сумрачная поверхность Найнера, он словно пребывал где-то в самом конце времен. Казалось, то, что он видел, было чем-то окончательным, последним, вечным.
Как ни странно, никто не помешал им, никто не обратил на них внимания, и, когда они нырнули под серебристую паутину, само ощущение измененной реальности начало слабеть. Они выходили из превращенного в инфорет пространства, приближаясь к физическому инфорету, его матрице и опорной точке.
Когда корабль прорезал тысячемильную толщу облаков, Вайми увидел бесконечный зеркальный океан — здесь уже не было света, но мультипланар "Линны" превращал вечную тьму в очень четкий, пепельно-серый день.
Казалось, они летели над ртутью, но приборы корабля мало что могли сказать о природе этой субстанции. Она была жидкой и плотной, как железо — скорее, плазмой, но холодной и почти ничего не излучавшей. Спектрографы "Линны" не могли определить ни её химический, ни даже изотопный состав — там не было ни молекул, ни атомов. Энергетические сканеры отмечали сложнейшую вязь бозонных и высокочастотных силовых полей — такую сложную, что уцелевшие на борту компьютеры не могли предсказать её свойств и, тем более, представить структуры, создающие её. Вайми, впрочем, понимал, что видит границу этой Реальности с бесконечным множеством других.
Его руки лежали на штурвале, босые ноги уперлись в основание приборной панели. "Линна" мчалась над зеркальным океаном на высоте всего трех его ростов. Этот безостановочный, стремительный полет захватывал юношу и он был рад, что может мчаться так бесконечно — тут не встречалось никаких препятствий. Сердце у него замирало — но не от страха, а от непредставимого числа возможностей, уже почти различимых наяву. Ни одна не предвещала смерти, ни одна — свободы. Для "Йоллы" этот океан был сплошным морем плотного белого сияния — но, присмотревшись внимательней, Вайми различал в нем бессчетные цветные тени, призраки, мелькавшие так быстро, что он не успевал их осознать. Он чувствовал, что эта бездна может поглотить его без следа. И разрывался между желанием познать весь этот невероятный мир, и желанием вырваться и убежать. Но его основным, преобладающим чувством было всё же неверие в происходящее.
Однако, он мчался здесь уже несколько часов — и ничего не менялось. Да, наверное, и не могло измениться. Всех остальных одолело нервное напряжение и они спали, покоясь в своих креслах. Ему же совершенно не хотелось спать, и он сидел в рубке, в одиночестве.
Юноша не знал, что делать дальше, и чувствовал сильнейшую растерянность. В самом деле, Найнер изменял их Реальность — но с какой стати он взял, что эта сверхразумная планета мечтает вобрать их в себя?
У него просто руки чесались от желания направить корабль в это серебристое море — но, во-первых, это могло стоить им всем жизни, и, во-вторых, ни к чему не привести. Второй исход пугал Вайми даже больше — в самом деле, что им тогда делать?
Как всегда в таких случаях, его сознание ушло в сторону: юноша на своем опыте знал, что, если отвлечься от неразрешимой, казалось бы, проблемы, то решение может прийти само собой — чаще всего, почему-то, во сне. Он смутно ощущал, что действует уже не по своей воле, и что какая-то совершенно непонятная сила изменяет их сущности, настраивает их в унисон с этим бездонным морем Возможностей — мелькающие в нем образы становились пугающе отчетливыми, как пена на гребнях волн, к которым ты летишь с невероятной высоты, не зная, нырнешь или разобьёшься насмерть.
Потом впереди показалась широкая зеркальная колонна, тянувшаяся из волн в небо. Подлетев ближе, Вайми понял, что она не твердая — больше похожая на жидкость, свернувшуюся в другой, менее плотной, как вода в масле. Он чувствовал, что их сознания — его и других пассажиров корабля — уже "настроены" настолько, насколько позволяла их несовершенная природа, и больше тут ничего нельзя сделать. Наверное, поэтому он и не подумал свернуть.
Когда "Линна" врезалась в колонну, она словно стала прозрачной — ртутный туман пронизывал её, рубку, само тело Вайми. Юноша чувствовал, что движется в прохладной, очень плотной среде, скользящей сквозь него. Она размывала, растворяла его, но он не успел испугаться. Почти мгновенно на него пала тьма.
Глава 12.
Неожиданности.
Вещи, о которых мы мечтаем, пугают нас, когда мы встречаем их в реальности. Они мучают нас и внушают нам отвращение. Но нам приходится их делать — хотим мы этого или нет.
Как вы уже поняли, я говорю о войне.
Аннит Охэйо. Одинокие размышления.
Маллу разбудил какой-то непонятный шум. Сев на постели, он яростно помотал головой, чтобы опомниться от снов — и понял, что его вызывает Охэйо. Сигнал был не тревожный — таким вот бодрым пиликанием Аннит давал ему знать, что на борту происходит нечто интересное.
Юноша спрыгнул с постели, потянулся, потом обернул вокруг бедер кусок шелка и вышел в коридор. На главной жилой палубе "Анниты", у комнат Охэйо, было неожиданно людно. Малла заметил группки марьют из разных линий, которым сейчас, вообще-то, полагалось спать — здесь, в Сарьере, времени на отдых им оставалось мало и его не стоило тратить на пустяки.
Они все молча расступились, пропуская его. Малла почти не общался с собратьями — не то, чтобы ему не хотелось, но у марьют была своя, очень строгая иерархия, и он вовсе не мечтал быть включенным в неё.
Он думал, что Охэйо будет, как обычно, один и потому удивленно замер, увидев мужчину, совершенно не похожего на марьют — прежде всего, потому, что ему было на вид лет сорок или сорок пять, рослого и широкоплечего, в грубой клетчатой рубахе и тяжелых сапогах, с коротко подстриженными густыми седеющими волосами. Суровое, словно из гранита вырубленное лицо с квадратной челюстью и холодными, как лед, голубыми глазами привело Маллу в трепет, и он невольно перевел взгляд.
Охэйо, похоже, сам только что проснулся — одетый в толстый черно-серый халат, он непринужденно сидел на столе, жмурясь на ярком свету и скрестив свисавшие вниз босые ноги. Чужак неотрывно смотрел на них, и вид у него был скептический — как и у всех, кто встречался с Охэйо впервые.
Аннит осторожно приоткрыл один глаз, проверяя, насколько он привык к свету, потом его ресницы широко распахнулись — словно взошли две зеленых луны. Игнорируя чужака, он повернулся к марьют.
— Это Габриэль Наровни, вождь борцов за свободу Сарьера от Сверхправителя, — представил он пришельца. — Габриэль, это Малла Охэйо, мой сын, — судя по лицу Габриэля, тот подумал нечто иное и Охэйо улыбнулся ему, но Малла почему-то вспомнил, что демонстрация великолепных зубов — скажем, у змеи — далеко не всегда есть признак глубокого дружелюбия.
— Если ты думаешь обо мне вот такое — то зачем же пришел ко мне? — спросил Охэйо, задумчиво глядя в потолок и ни к кому конкретно не обращаясь. — По-моему, это не очень-то разумно... — лицо Габриэля начало багроветь, но, когда Охэйо взглянул на него, его залила бледность. — Малла, этот человек хочет сказать нам нечто очень важное — надеюсь, потому что он меня разбудил. Ну-с?
— Вы знаете, что творит в нашем мире Сверхправитель? — хрипо спросил Габриэль. Теперь он выглядел несколько обалдевшим — вторая стадия "реакции на Аннита".
Охэйо глубоко вздохнул, не отводя от него глаз.
— Для краткости я могу сказать "да". И?..
— И ЭТО не должно остаться безнаказанным.
— Ага, и все безобразия от этого сразу исправятся. А ты займешь место файа, правда? Только вот с какой стати? Управлять страной размером с континент — дело, знаешь, весьма непростое, оно требует не только ума, но и опоры на могучие силы — они у тебя есть? А разрушать её... По-моему, борьба за справедливость не должна вести к ужасу и страданиям. Весьма логично, ты не находишь? Но ведь дело не в этом, я надеюсь. Должно быть ещё что-то, какой-то мотив...
— Сверхправитель хочет напасть на вас.
— Это ясно и ежу. У тебя есть что-то конкретное?
Какое-то время Габриэль молчал, смущенный его взглядом. Потом сказал:
— Многие люди — ты понимаешь, я не могу называть их — видели, как для Чистых строились подземные убежища. Очень глубоко, и притом под морским дном. Со входами, которые можно бесследно уничтожить.
