Мария же видела женщину, которой сейчас приходилось очень нелегко.
Смерть дочери, угроза другим детям, гордость, характер — адская смесь, которая бурлила в душе Илоны. Но княгиня Ракоци держалась, пока держалась. Внутри у нежной лилии был стальной стебель. Если они будут союзниками, а полякам в этом был прямой резон — их страны заметно усилятся. А разругаются...
Австрия близко. Леопольд не дремлет... (Мария понимала, что император опасен, но не могла удержаться от улыбки, вспоминая кота из сказок Софьи. Да уж, этот не предложит жить дружно, тем более мышам).
— Да. И моей дочери предстоит остаться у вас...
— клянусь, я ее не обижу! Я понимаю, что Ежи надо жениться, а Юлиана просто очаровательна. Видимо, в мать.
Илона чуть расслабилась.
Да, очаровательна. И Юлиана, и Ферек взяли лучшее от нее с мужем. И лица, и характеры...
— Кстати, Ежи сейчас прогуливается по саду. Может быть...
Илона поняла с полуслова.
— Пожалуй, моим детям тоже не помешает подышать свежим воздухом.
Дети нашлись достаточно быстро — и были отправлены в сад. Пусть знакомятся. И пусть только посмеют губы покривить! Голову оторвет! Лично!
Мария тем временем усадила Илону рядом с собой на диван, приказал принести кофе, который (вот странность!) разбавила молоком, сладости — и потихоньку завязала беседу о самом главном.
О детях.
Ежи и Ферек, Наталья и Юлиана, привычки и вкусы, смешные истории из детства, примерно на десятой минуте Илона расслабилась, а к концу первого часа они с польской королевой уже были подругами.
Обе — матери, что тут еще скажешь?
* * *
Тем временем молодежь гуляла по саду. Ференц вел сестру под руку, пока не услышал звуки музыки. Струны гитары плакали, стонали, перебор был незнакомым, но приятным.
— Посмотрим?
На скамейке у пруда оказалось трое подростков, не старше их. Юноша с золотыми волосами перебирал струны гитары, что-то напевая на незнакомом, но приятном языке. Двое — девушка помладше, такая же светловолосая, и черновлосый парень — слушали, а девушка еще и подпевала. Гостей заметил черноволосый парень — и махнул рукой, приглашая присоединиться.
Встал, освобождая место на скамье для Юлианы, помог девочке устроиться, расстелил на траве плащ, уселся и приглашающе махнул рукой Ференцу.
— Располагайтесь.
Ференц не заставил себя упрашивать, уже догадываясь, с кем их свела судьба.
— А на каком языке эта песня?
— На русском. Моем родном.
По уговору ему ответила светловолосая девочка. Ференц пристально вгляделся в знакомое по портрету лицо.
Что тут скажешь?
Художник не преувеличил. Наоборот, он не смог передать обаяния этой юной красавицы. Дерзкой улыбки, упрямства в глазах, характера... когда она чуть подрастет — дворяне с ума сойдут. Ферек знал от матери, как отец гонял самых непонятливых. Кажется, ему предстоит то же самое?
Но печальной эта перспектива мальчишке не казалась. Сейчас, глядя в синие глаза, он понимал, что его невеста очаровательна. И если она еще и умна...
— А о чем она?
Девочка лукаво прищурилась.
— О том, что век воина недолог — и потому славен. Его участь смерть, и ему не стоит обещать вечную любовь юной деве, но он останется в веках. Я могу попробовать перевести, но... на какой язык?
— А вы владеете венгерским?
Сейчас они говорили по-польски, и Ферек отмечал, что у девушки даже акцента нет. Словно это ее родной язык.
— Пока еще плохо, — призналась девушка. — я учила его и продолжаю изучать, но мне сложно...
— Отчего же?
— По-настоящему язык можно выучить, только разговаривая на нем. С теми, для кого он родной. А на Руси таких мало. Вот польский изучить мне было легче...
— Буду рад вам помочь.
— правда? Как хорошо!
Кокетливая улыбка, легкое прикосновение руки...
Владимир, который наблюдал за сестрой, только усмехнулся про себя. Беспощадное очарование, так-то. Но хороша, чертенок? Ежи повезло не меньше. В Юлиане не было такой мягкости, как в Наталье (во многом напускной, уж он-то знал, что сестрица пошла больше не в мягкую мать, а в тетку Софью), зато чувствовалась порода. Тонкая линия носа, высокий лоб, громадные черные глаза, длинная шея... когда она научится пользоваться своими преимуществами — будет не хуже матери. А та по праву считается самой очаровательной женщиной Венгрии.
— Попробуй спеть на польском, Наташа. А я помогу музыкой.
Гитара...
На Русь она попала вместе с Николя Маттейсом, который концертировал, как скрипач, но нашел себя и как преподаватель. Вот театр на Руси особым успехом не пользовался — патриарх был против, а музыка... да что ж в ней плохого?
Красиво, возвышенно...
Николя настолько понравилось на Руси, что он так и остался в Кремле в числе прочего обучая талантливых детей игре на музыкальных инструментах.
Невместно царевичу?
Ха, попробовал бы кто-то это вслух произнести! Как повторяла постоянно тетка Софья — знания неуместными не бывают!
Владимир умел неплохо играть и на скрипке, но гитара нравилась ему куда как больше. И сейчас помогала знакомству. В два голоса были спеты несколько песен, потом завязалась беседа, а когда старший брат потихоньку улизнул из сада, дело, считай, было сделано.
Молодежь разговаривала о всякой ерунде, но можно было уже четко сказать, что они станут... ну, хотя бы друзьями. А это — немало.
* * *
— Что мы будем делать, сынок?
Гордая королева Гедвига сейчас выглядела... жалко. Руки подрагивали, перебирая пластины веера из слоновой кости, глаза бегали, голос чуть срывался — угроза была более чем серьезной. Датчане и шведы грызлись постоянно, в этом не было ничего удивительного, но если со стороны финнов еще ударит Русь — могут и не выдержать.
Флот сильно потрепан, в казне пусть, войск мало, нет, против двух таких хищников Швеции не устоять.
— Разумеется, мы будем драться, — для Карла этот вопрос и не возникал. Помирать, как овца на бойне, он не собирался. — Я попросил Марию написать сестре, но толку с того...
— Конечно, что может решить мямля Георг? — Гедвига скривила губы. — Кристиан на него и не оглядывается! А Мария... хорошо хоть сына родила.
Это верно, маленький Карл Двенадцатый сейчас попискивал в колыбели, даже не догадываясь о войнах и бедах, которые может ему оставить в наследство отец.
— вот именно, что мямля, — Карл хищно усмехнулся. — Георг сам по себе ни на что не способен, даром, что королевской крови. Кристиан — волк, а этот — овца!
— Нам это может помочь?
— Может, мама. Если ты справишься здесь.
Гедцига вскинула голову.
— Не путай меня со своей супругой, сынок! Что я должна буду делать?
— До русских я не доберусь, но отколоть от них данов — могу. Как ты думаешь, что сделает Кристиан, узнав, что мои войска высадились в Копенгагене?
— А мы... сможем?
— У нас нет выбора. Это единственный шанс. Если даны отойдут, русских мы выбьем.
— А сил хватит?
— Не знаю. Но Георг — это не Кристиан. Он может дрогнуть, растеряться — это наше единственное спасение.
— Нас никто не поддержит?
— Некому. Эти мерзавцы идеально рассчитали время. Франция и Англия сцепились так, что пух и перья во все стороны. Людовик разве что на словах поддержит, да потом втрое запросит. Австрия воюет с турками, остальные в драку с Русью попросту не полезут. Незачем.
— а если поляки поддержат Русь?
— Могут. Но это допустимый риск. В любом случае, воевать сразу со всеми мы не сможем. Сначала надо выбить из войны данов, а потом — взяться за второго противника.
— Я буду молиться, сынок.
— Молитесь, матушка. Молитвы нам очень понадобятся.
Сказано это было не в шутку. За последнее время боевой дух шведской армии значительно упал. Во многом ее удаль была построена на фатализме. Умер — так угодно Богу. Победили? Богу так угодно! Идем в атаку?
Господи, на все Твоя воля!
Протестантские пасторы старались от души, да вот беда — это хорошо работало, только когда войска одерживали победы. А когда проигрыш идет за проигрышем, сколько на врага рода человеческого не кивай, все одно — недовольство нарастает, люди нервничают...
Карлу срочно нужна была победа. Хоть какая, хоть самая маленькая. Но короли на мелочи не размениваются, так что выход был один — брать Копенгаген.
* * *
Русское войско шло к границам Финляндии. В отличие от своего датского коллеги, Алексей Алексеевич не поскупился. Почти сорок тысяч человек, сотня кораблей...
Но первым нанес удар Кристиан.
Высадившись в Хельсинборге, он пошел маршем через Смоланд. Навстречу ему выступило войско Карла, но — не все.
Чтобы какое-то время сдержать датчан — хватит. А вот победить...
У Карла был только один выход — вывести данов из войны, а потом уже, один на один, драться с русскими. И он — попытался.
Ранним майским утром шведы погрузились на корабли — и те двинулись в Зунд. Для такого мизерного пути не нужны были ни очень опытные моряки, ни хорошие корабли, а потому все прошло без проблем. Попутный ветер словно помогал шведским кораблям, а потому, спустя короткое время на горизонте появился Копенгаген.
Корабли Карла медленно шли по проливу, обстреливая столицу. И надо сказать, что Георг храбрости не проявил.
Увы...
Будучи весьма неглупым человеком, Кристиан все же совершил одну ошибку. Он не ожидал, что атакованная кошками крыса кинется на противника и вцепится ему в морду — вот и не приготовился. Адмиралом Георг был просто по названию, а человеком, да и военным...
Одним словом, пока шведы обстреливали город, несчастный свалился с тяжелейшим приступом астмы. Остатки датского флота попросту растерялись, и выйти в море не смогли. Карл не верил в свою удачу.
Он ожидал... да хоть бы чего, но такое!?
Шведская эскадра встала на якорь у Гумлебека, примерно в семи милях от датской столицы. Именно в этом месте датчане попытались организовать сопротивление. Собрали народное ополчение, подтянули остатки войск, которые были в городе, артиллерию, но — не главнокомандующего.
Шведский десант насчитывал четыре тысячи человек, но этого хватило.
Потому что в первых рядах пошел сам Карл.
Ему не помешали ни приступы морской болезни, ни опасность. Сейчас речь шла о его королевстве — и он готов был на все. Нетерпение его было настолько велико, что примерно в ста шагах от берега он прыгнул в воду и пошел к берегу с обнаженной шпагой наперевес.
Датчане встретили гостей градом мушкетных пуль, но Карл не собирался им кланяться. Вслед за ним в воду выпрыгивали солдаты и шли к берегу.
Датчане честно пытались сопротивляться, но силы были неравны — и после недолгого боя они дрогнули.
Побежали, бросая ружья и оставляя шведам трофеи.
Карл же, для поддержания боевого духа армии, приказал отслужить службу и сам в первых рядах восславил Бога. А потом приказал начать возводить редуты вокруг Копенгагена.
Датский флот так и не решился приблизиться на расстояние выстрела, но были и другие. Карл не обратил внимание на крохотный шлюп, который выскользнул из гавани и, прижимаясь к берегу, канул в туман. Не остановили его и шведские корабли — орел за воробьями не охотится. А тем временем...
* * *
— Что делать?
Принцесса Анна была куда как решительнее своего супруга. И ее решимости на шестерых хватило бы. Но... женщина!
Будь оно все проклято — женщина! И никто ее слушать не будет!
Королева тоже не знала. Две женщины попросту растерялись, поняв, что вместо сильного плеча им подставили... гнилую тыкву. И не обопрешься, и не поможет ничем...
Может, они и придумали бы план, но судьба помогает тем, кто помогает сам себе.
— Ваше величество, ваше высочество, — голос был тихим, но женщины сейчас и на шепот бы обернулись, Тем более, этого человека они знали.
Конрад фон Ревентлов. Политик, полковник, весьма неглупый человек, что тоже приятно. Почему он остался в Дании?
Не остался, нет. Задержался ненадолго, по случаю рождения сына. Если бы все пошло, как полагается, он бы тоже вскоре отбыл к войскам. Но...
— Да, граф? — опомнилась первой ее величество Шарлотта.
— Мы можем закрыть ворота, выступить перед горожанами, организовать осаду — и ждать, пока подойдет помощь.
Анна подумала недолго.
Георга она любила, что есть — то есть. Но в то же время отлично видела, что муж откровенно слаб характером. Повести за собой народ он не сможет.
— А где комендант?
— По моим данным, он организовывает делегацию к шведам, с целью уговорить их не разрушать город.
— Что!? — взвилась ее величество.
— То есть — это капитуляция.
— Расстрелять мерзавца, — голос Шарлотты Амалии был ледяным. — Я подпишу приказ. Анна, ты поддержишь меня? Я сдаваться не собираюсь, тем более — без боя.
Анна сжала кулачки. Да никогда! И ни за что! Кровь Стюартов была сильна в принцессе. Она пела, она приказывала не сдаваться врагу, не попытавшись даже поднять руку для сопротивления. Муж лежит и болеет?
Королева возьмет все в свои руки. Анна поможет по мере сил. А граф исполнит их волю!
— Лотта, я с тобой. Приказывай.
Шарлотта Амалия вздохнула. На миг сжала пальцы на веере так, что хрупкие пластинки из резной кости треснули. Безделушка улетела в угол, а королева чуть склонила голову, впилась глазами в графа...
— Конрад, вы сможете организовать то, о чем сказали?
— Да, ваше высочество.
— Тогда действуйте. Сейчас Георг подпишет указ о назначении вас военным комендантом города — и делайте, что нужно. Если понадобится стрелять и вешать — вешайте и стреляйте.
— Как прикажете, ваше величество. Ваше высочество...
— Анна, займешься?
Анна согласно кивнула.
Займется, да еще как! Поставить росчерк Георг способен, а документ они сейчас составят.
Кристиан обязательно придет им на помощь, надо только продержаться!
Пусть мужчины бежали с поля боя! Женщины сдаваться не собирались. За Шарлоттой Амалией были ее дети, за которых она бы кому угодно зубами глотку перегрызла, а Анна... сдаваться супругу сестры?
Вот еще не хватало!
Не прошло и часа, как в городе запели трубы, новый комендант принялся формировать ополчение, а на виселицах закачались тела бежавших с поля боя. Каждого двадцатого повесили, остальным дали возможность заслужить себе прощение в бою.
Но первым повесили коменданта города.
А нечего врагу идти кланяться, нечего!
* * *
Свадьба — это всегда красиво. А когда их две, да обе — королевские...
Шляхта гуляла, иначе и не скажешь.
Гуляла вся Польша.
Венчались Ежи Корибут с Юлианой Ракоци, и Ференц Ракоци с русской царевной Натальей, и пары были настолько восхитительны, что даже те, кто не любил Михайлу — утирали слезы умиления.
Прехорошенькая Наталья в нежно-голубом платье, Юлиана в розовом, разом повзрослевшие юноши, умиленно глядящие родители...
— Ты-то когда женишься? — польская королева незаметно ущипнула братца за руку.
— Как только, так сразу же и женюсь. Вот надо мне тоже такую красавицу найти, как княгиня...
