Маленький Саша. Часть 2. Главы 18-22

— Но экспедиция уходила. Мне нужно было успеть.

— Депеша вполне могла нагнать их в пути. Но Вы снова не поняли меня. Не скорость принятия решения вызывает беспокойство. А лёгкость его принятия. Ведь давая свои указания, Вы не советовались ни с кем. Вы скорее интуитивно, чем обдуманно, приняли решения и частью угадали, а частью нет. И это не удивительно, но такой способ решения меня беспокоит. Вам надлежит расстаться с ним.

— Мне раньше казалось, что Вы как боевой офицер поймёте меня. Командир в бою не всегда знает всё, но ему нужно отдать приказ. И он отдаёт его. Приказ может быть ошибочным, но нерешительность ошибочна всегда.

— Но Вы не в бою. Если у Вы чего-то не знаете, то потрудитесь сначала узнать, а только потом отдавать приказ. Потому что у Вас есть возможность узнать, а командиру в бою спрашивать не у кого.

— Есть у кого. Он может послать разведку и потом спросить у них. И я мог бы спросить, но сколько я бы ждал ответ. Сколько времени я бы думал над ним. И не один ответ не может быть исчерпывающе полным. А приказ нужно отдать сейчас.

— А нужно ли его отдать сейчас...— Мердер запнулся, он пристально посмотрел на воспитанника, — Мне кажется я понял Вас. Но поняли ли Вы меня, мой милый друг?

— Я буду стараться тщательнее обдумывать свои приказы и чаще советоваться с более опытными людьми.

На этом их беседа была окончена. Дальше они обсуждали только коней и их способность длительное время бежать рысью. Но после обеда класс Закона Божьего удивил великого князя не меньше прогулки. Мария Фёдоровна проявила интерес к занятиям внука и решила присутствовать на данном уроке. И весь урок был какой-то нервозный. Отец Герасим сыпал цитатами и поучал:

— ... Что в тебе есть такого, чего бы ты не получил от Бога? Ну, а если получил, как можешь похваляться, словно ничего не получал?! А в первом послании Петра сказано: Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Что думаешь, об этом отрок?

— Я думаю, что Господь учит нас смирению перед лицом своим, — наследник по покосился на бабушку, отвлечённо рассматривающую что-то в окне, — нам надлежит держать в узде свои желания и подчиняться законам Божьим и человеческим, начальству...

— Всё так, — перебил его учитель. — А какими желаниями был ведом ты, когда отнимал у Йогана Боша деньги?

— Желанием торжества справедливости. Ибо по делам воздаяние должно быть и на благо другим...

— А когда крестьянина пороть приказал?

— Состраданием к нему и семейству его.

— Состраданием?! Ты приказал бить человека из сострадания к нему?

— Да. Ведь он в неведении был и творил с собой непотребное и семью свою не содержал. Я же поркой наставлял его на путь правильный во благо ему. Как врач отворяющий кровь больному дабы излечить его.

— Но поможет ли твоё лечение?

— Не знаю, — Саша почувствовал раздражение, от беседы. Руки его непроизвольно стали теребить ткань штанов.

— А ежели не поможет, то выйдет что бил ты его зря. А ежели отнятые у Боша деньги благо не принесут, то и его ты зря наказывал.

— Не зря. Я сделал то, что мог и как умел. Я делал это с чистым сердцем. И если бы я не попытался, то поступил бы не по совести.

— Так получается, что ты не знал, как верно поступить тебе? Что Бошу надлежит держать ответ не перед тобой, но перед государем? Что крестьянина того местный батюшка и мир должен был наставить?

— И что мне делать было отойти в сторону и ждать пока другие сделают, что должно. Я видел зло и в меру своего разумения то зло исправить должен.

— Насилием?! Забыл ты разве от Матфея: А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.

— Не меня били по щеке, не мне было, и подставлять другую. Я противился злу, обращённому не ко мне, а к другим. И если это грех, то грех этот я взял на себя за ради других, из любви к ним, как заповедал нам Иисус.

— Тебя хорошо обучили, — неожиданно сказала Мария Фёдоровна. Она поднялась и направилась к двери. — Мне достаточно на сегодня. Отец Герасим я буду в своём кабинете, ожидая Вас.

Учитель и ученик стоя ожидали, пока императрица не покинет комнату. После её ухода Павский внезапно охладел к беседе. Быстро определив в маленьком наследнике престола гордыню, он назначил ученику урок и вышел.

Время уже приближалось к ужину, когда Александра Фёдоровна известила о своём желании видеть сына за своим столом. Это было довольно необычно. Как правило, вечернюю трапезу императрица делила с приближёнными к ней дамами. За столом они обсуждали различные дела, и присутствие маленького наследника было весьма не уместно. Теперь же за вечерним столом сидела мама, Юрьевич и маленький Саша. Александра Фёдоровна беззаботно трещала о разных пустяках. Юрьевич вежливо поддакивал ей, а наследник престола отмалчивался не в силах сообразить, зачем весь этот спектакль.

— Нам так редко удаётся поговорить, Саша. Эти бесконечные дела сильно отвлекают меня. Да и ты постоянно занят учёбой. Семён Алексеевич говорит, что все учителя в восторге от твоих успехов.

— Ох, да, Александр Николаевич не перестаёт удивлять своей страстью к учёбе, — не преминул вставить своё слово Юрьевич. И хоть обращался он к императрице, но улыбался почему-то своему воспитаннику.

— А я сейчас занята с семьями уехавших в экспедицию офицеров. Ох, и сложно же это разместить их и подготовить к поездке следом за отцами. Я слышала, ты предлагал Папа поселить их в Гатчине? — спросив, Мама не стала дожидаться ответа. — Но это в высшей степени неудобно.

— Далеко? — сдержано поинтересовался Саша.

— Нет достаточного числа квартир. Ничего не остаётся как разместить их в Санкт-Петербурге.

— А семьи нижних чинов?

— Об их судьбе я пока не думала. Но ты прав нужно будет озаботиться и о них. Как хорошо что ты здесь. Семён Алексеевич говорит, что ты показываешь большую разумность и судишь о делах в Персии и в Америке. Я так рада, что ты занят столь важными делами.

— Да? — Саша постарался изобразить на лице удивление.

— Конечно! В столь юном возрасте начать заниматься взрослыми делами, это замечательно. И я надеюсь что все стараются помочь тебе.

— Наверно, но мне хотелось бы, чтоб у меня было больше учителей.

— Это похвально. Я думаю, Папа тоже одобрит такое желание. А я не просто так тебя пригласила. Я узнала про твоё предложение по упрощению русского языка. Мне так понравилось.

— Я рад.

— К сожалению, мне пока не досталось образца, написанного новым стилем. Не мог бы ты мне сделать один... прямо сейчас садись за тот столик, а я по диктую... Семён Алексеевич достаньте принадлежности.

"..Вот оно!!!..."

Сегодняшний день измотал великого князя. Он сидел в спальне у окна и вглядывался в темноту улицы. Зимняя ночь уже давно вступила в свои права. Мердер, заменивший сегодня Юрьевича, блаженно спал, а Саше не спалось. После молитвы он лёг, но сон не шёл к нему. Притворяясь спящим, он дождался, пока всё вокруг успокоилось и сел к окну. Он сразу же обругал себя за это, но лежать было невозможно, организм бунтовал против горизонтального положения тела, ему хотелось движения, пусть незначительного, но движения.

"...Адреналин гуляет.

Есть от чего. Что же на него сегодня все так насели. Все. А папа как назло даже на вечернюю битву не пришёл. Не хочет с сынулей поговорить. Видимо пока не хочет. Это что же такое готовится? Меня что, раскололи?! Я конечно отжигал, но вроде ничего смертельного не делал. Или мне только кажется так.

Какие за мной косяки?

Растил картошку. Странность, но не более. Её и в Петергофе растят, почему мне нельзя.

Боша побил. Ну залёт. Но ведь вроде обошлось. Надо наверно не все косяки вспоминать, а последние. Ведь что-то стронуло лавину. Может просто накопилось... Всё равно что-то должно было запустить механизм.

Реформа языка. Зря я наверно это затеял. Сидел бы ровно на попе... Но случай был уж совсем козырный, когда ещё такой. Когда мне ещё дадут втереть чего-нибудь академикам-филологам. Лет через десять только. Грамотку почётного члена вручили, и гуляй пока не повзрослеешь.

Может Серафим меня вложил, что я на Павского стукнул. То-то он так скуксился вчера. Наверное Павского перед Папа отстаивал как учителя, а тот мне такую штуку отлил. Папа узнает, мало не будет ни Павскому, ни защитничку. Тогда на Серафима никакой надежды. Хотя если бы он за Павского был, то стал бы он вообще наш разговор пересказывать Папа? А почему скуксился?

Наверно всё же Папа уже всё знает. Времени с первого разговора прошло две недели. Должно уже, до Папа дойти.

Нет, всё-таки реформа. Вон как Мама в меня вцепилась..."

— Не спиться, ваше высочество, — Мердер стоял совсем рядом.

— Да. Мысли всякие лезут.

— О чём?

— Вообще, о будущем.

— Страшно?

— Я бы сказал беспокойно.

"И долго этот футбол многозначительности будет тянуться?"

— Сон лучшее лекарство от беспокойства.

— Но он не приходит.

— А Вы лягте.

— Толку нет.

— Ложитесь, а я развлеку Вас беседой.

— Хорошо.

Великий князь направился к кровати. Мердер сел на своей, и дождался пока воспитанник ляжет.

— Вы будущий государь. И надлежит Вам усвоить суть самодержавной власти. Тяжкое бремя примете Вы на себя в назначенный час. Это бремя ответственности перед Богом за судьбу вверенной Вам земли и народа. Ответственности за души людей, за жизни их. И многие люди будут судить Вас. И требовать от Вас, чтобы Вы сделали то что им надобно. Они будут понуждать Вас, и уговаривать, но ответственность Вашу на себя не возьмут. И в случае успеха они будут говорить, что это они всё придумали и Вам указали, а в случае неуспеха, что это Вы всё испортили. Потому слушая других всегда помните, что перед Богом и людьми Вы и только Вы будите отвечать за судьбу земли и народа. Многие сейчас думают о конституции и о парламенте. Они хотят указывать государю. Но никто не хочет в случае неверного указания взойти на эшафот. Все хотят, чтобы государь туда взошёл как Карл Английский. Многие сейчас говорят о святости закона, но все они как один готовы дать взятку судье чтоб этот закон обойти. Начитавшись Кодекса Наполеона и памятуя о вольности дворянской, многие твердят о неприкосновенности частной собственности. Но забывают, что их собственность зачастую есть то, что отобрано у крестьянина. Даже если это было пожаловано царём, он лишь плод труда крестьянина. И что, следуя той неприкосновенности, надлежит им всё вернуть обратно, оставив себе лишь то, что сделано их собственным трудом...

Заметив, что воспитанник пошевелился, Мердер отвлёкся:

— Лежите спокойно, слушайте. Господь даровал народу землю. И всё что есть принадлежит Господу. А владеет этим народ. И царь от имени народа и Господа лишь назначает, кому и как кормиться с земли. Чтобы каждый мог исполнять свою службу на своём месте. Не ради блага человечьего даёт царь владения, а для того чтобы человек мог отдать себя службе не думая о хлебе насущном. Службе во славу Господа, во имя народа и по указанию государя. Владеть они всем могут только служа, а не пребывая в праздности потому, что унаследовали в богатой семье. Многие говорят, что дворянство опора государя, но забывают, что по милости государя пожаловано дворянство вольностями и успело забыть уже о долге своём. Оно смеет выходить на площади и требовать от государя повиновения с оружием в руках. А так быть не должно. Не им отвечать перед Господом, — Мердер прислушался к размеренному дыханию воспитанника, и лёг.

Адреналин, ещё недавно порождавший желание двигаться, исчез. Навалилась апатия, мысли путались. Саша с трудом понимал, что говорит его Воспитатель. В голове крутилось одно:

"...Что-то завтра будет..."

Глава 22

Даром преподаватели время со мною тратили

11 января 1827, Санкт-Петербург

Утро принесло тяжёлое пробуждение. Часы в столовой отбили положенные шесть ударов, и наследник престола был вырван из объятий Морфея безжалостным воспитателем. Не смотря на привычку к столь раннему пробуждению сегодня воспитанник, как сомнамбула, направился умываться. Мердер, разбудивший воспитанника, уже был одет и разбирал какие-то бумаги на столе. Взбодрившись холодной водой, Саша оделся и подошёл к воспитателю.

— Ваше высочество, я предлагаю Вам изменить намеченный порядок сегодняшнего дня.

— Почему?

— Её Императорское Величество Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна намерена сегодня посетить с проверкой больницу на литейной и приглашает Вас сопровождать её.

— Когда?

— Сразу после завтрака. И скорее всего это займёт весь день.

— Хорошо.

— Ещё, государь высказал вашему высочеству совет, пригласить на ужин графа Нессельроде.

— Распорядитесь, я буду рад его видеть.

Спустя несколько часов великий князь старался удерживать место слева от гранд Мама, сопровождая её по больничным коридорам. Справа от императрицы шёл Андрей Иванович фон Роз, временно исполняющий должность главного врача больницы. Мердер и Юрьевич затерялись в толпе сопровождающих лиц. Саше не довелось ни поговорить с кем-нибудь, ни внимательно рассмотреть что-нибудь. Все разговоры вела только императрица, и только она определяла, что заслуживает внимания, а что нет. Он просто шёл рядом с бабулей, скучая до невозможности. Созерцание больных и их страданий угнетало его. В одной из палат он замешкался, а увлечённая разговором Мария Фёдоровна, не обращая внимания на внука, двинулась дальше. А рядом с Сашей оказался какой-то врач.

— Скажите, а вот эти большие проёмы над дверями, это специально, чтобы душно не было? — решил развлечь себя беседой великий князь.

— Да. Спёртый воздух выходит в коридор. А здесь возле пола, видите, щели. Через них с улицы попадает свежий воздух.

— А чем он болен? — великий князь показал на подростка лет двенадцати.

— Горлянка.

— Это что?

— Горло отекает, в нём образуется гнилая плёнка, становится тяжело дышать. Больной обычно умирает от удушья. Поэтому мы хотим в скорости сделать ему трахеотомию.

— Что?

— Вскроем горло и вставим туда трубку, чтобы больной мог дышать.

— А вы не пробовали отсасывать гнилую плёнку? — вспомнил Чехова великий князь.

— Это как?

— Взять трубочку ввести в горло и отсасывать... Мария Фёдоровна уходит, поторопимся.

Они ненадолго расстались, но уже в следующей палате встретились возле другого больного:

— А с ним что? — спросил наследник, глядя на огромного молодого мужика, внешне совершенно здорового.

— Нога сильно переломана. Вроде бы срослась, но как-то неправильно, — врач откинул одеяло, показывая ногу больного. Кость голени была неестественной кривизны, — поэтому ходить без подпорки он не сможет.

Мужик заплакал и запричитал: