"Что ж, дальше пойду один" — подумал Охранитель и, неслышно проскользнув мимо разбушевавшейся сестры, вошел в покои матери, где его с порога огорошили известием:

— Я позвала тебя, что бы сказать о новом братике.

Он на автомате выдал что-то о близнецах, которых пару лет назад повесили на шею воина, ибо маме было лень, у сестры свидания, а отец... ну, тут ладно, причина достаточно достойная — умер он к тому времени.

Но когда Арборис, произнесла:

— Я говорю о старшем брате...

Иллаби просто был выбит из колеи.

И в тот миг, когда он открыл рот для следующего не слишком умного вопроса, сзади раздался истошный крик, и прямо перед ним упала Орис, одетая в черное ритуальное платье, обильно украшенное паутиной и пылью. За спиной девушки развивались, как крылья, ошметки старинной картины, когда-то изображавшей приход в Подземелья Паучьей Королевы.

— Это была моя любимая картина!

Когда Арборис успокоилась, Иллаби и Орис уселись на кушетке, начался рассказ:

— Это было вот уже двадцать семь лет назад, когда я была всего лишь младшей принцессой рода Паутины, капризной и своенравной,— начала их мать.

— Немногое изменилось, — мрачно буркнул уже немного отошедший эльф.

— Не перебивай, Иллаби, не то выгоню! Итак, была я капризной...

— И своенравно... все-все, молчу!

— Это был один из балов, которыми так славится Подземелье. Я встретила очень красивого мужчину, сильного и властного, и я влюбилась, как кошка. И, (ну вы же уже взрослые, вам объяснять не надо) через десять месяцев у меня родился сын. Его отец не хотел, что бы сына воспитывали дроу, да и опасно было оставлять его в подземельях, так что я отдала его людям.

— А кто отец? И где он сейчас?

Иллаби удивленно приподнял бровь. "Она действительно такая дура или, как обычно, притворяется?" Обернувшись к сестре, воин показал ей глазами на сидящего в отдалении мужчину, скрывающего лицо за черной тканью капюшона.

— Арборис, и кто же отец этого бесподобного молодого дроу?

— Атрокс Энсис, — с гордостью произнесла Арборис.— Единственный Главнокомандующий-мужчина со времен Охранителя Первой Королевы!

Иллаби почувствовал холодок, пробежавший по спине, когда желтые глаза незнакомца немигающим взглядом змеи остановились где-то в районе его переносицы.

— А он весь в отца, не правда ли, дорогая? Что ж, через пару сотен лет вам можно будет объявлять войну! Мы изрядно повеселимся, если к сыну перешла хотя бы часть таланта отца!— засмеялся дракон.

На востоке вставало солнце. Его обжигающие лучи заставляли кожу дроу гореть, но он мужественно терпел. Терпел лучи, ослепляющие глаза и заставляющие кожу покрываться волдырями, терпел, ради брата, ради того, кого еще ни разу не видел, но уже был готов отдать за него жизнь.

Он помнил, как незнакомец, развалившийся на диванчике матери, снял капюшон, обнажая золотистую кожу и тонкую цепочку. Дракон, а теперь Иллаби уже даже не сомневался в том, что он дракон, мерзко и самодовольно ухмылялся, как будто бы он не нарушил все правила, все законы... а может, он и не считал, что нарушил. И лишь на самом дне змеиных глаз поселилась боль и тревога.

Иллаби помнил, как ему рассказали о Владыке и об опасности, грозящей брату с красивым именем Поющего Во Тьме. Он помнил о том, как его попросили о помощи, разрешая выйти на поверхность, как ругалась сестричка, которую так и не пустили с ним, как язвительно ухмылялся дракон, как его провожала плачущая мать. Тогда-то он впервые и увидел, как плачет Верховная Жрица Ллос, женщина с каменным сердцем, прекрасная и бесконечно равнодушная Арборис.

Он помнил и то, каким прекрасным был дракон, который темно-медной тенью улетал на восток, едва солнце перевалило за горизонт.

А теперь Иллаби ждал. Ждал, когда его кожа привыкнет к ярким лучам солнца, и он сможет идти по следу брата, стремясь помочь ему в наступающей войне. Но на сегодня хватит, поднявшееся на две ладони солнце уже обжигало кожу, вздувая ее волдырями, а глаза начинали слезиться. Завтра он выйдет на солнце еще на час больше.

И Инумура, натянув на лицо темно-фиолетовую тканевую маску, ушел во мрак пещеры.

Глава 3

Дьявол приходит к Богу с бутылкой.

— Чего это вдруг?

— У меня сегодня День ангела.

Если вы любите грешить, обращайтесь в язычество! Только там вы сможете разгневать не одного бога, а сразу несколько.

Немного о божественном

Соррен

Тысячи тысяч существ возносят свои молитвы. Тысячи тысяч славят своих богов, наполняя их силой, продлевая жизнь и увеличивая мощь.

Молятся светлые эльфы, склонившись под звездным небом, Единорогу; молятся сиды у берегов ручьев и рощ, наполняя силой Священную Иву; молятся гномы, стоя над горными пропастями и прося озащите Красного Орла. Молятся, верят и боготворят светлые своих покровителей. Но не забывают и том, кто создал все— Отце Отцов, Великом Светлом Демиурге. Ему тоже воссылают молитвы дети его, прося защиты от тьмы и искушений.

Молятся люди, заходя в бесчисленные храмы, растрачивая силу зазря, наполняя ей духов и демонов соседних измерений...Или вновь даруя силу Светлому-Единому. Молятся, склоняясь перед величием света.

Молятся своим покровителями и темные расы— вампиры Великой Матери-Мыши, драконы— Черному Дракону, а дроу— Ллос-паучихе. Возносят молитвы, принося кровавые жертвы на алтари, посвящая битвы. Но позабыли они о том, кто дал жизнь их Богам, о том, кто вместе с Пресветлым творил Соррен; забыли о Темном Демиурге.

Не слышно молитв, не приносят жертв ему. Тихо и пустынно в палатах, где спит он, забыв о собственном мире. Лишь изредка доносятся сюда отголоски молитв, лишь изредка из Южных границ слышится молитвы полудроу со знаком Тьмы на ладони, лишь иногда возносит молитвы белоснежный вампир, сжимая в тонких руках проклятую книгу, лишь иногда, кто-нибудь из людей возносит молитву Врагу...

Тишина.

Но призрачная, постоянно изменяющаяся фигура движется, постоянно меняясь, и темные провалы глаз вновь обращаются на Соррен.

Темный Демиург пробудился.

Где-то и когда-то

Тот, кого называют Темным Демиургом

Когда он откинулся на высокую спинку кресла, на западе, под его широкими ступнями, уже садилось алое солнце.

Да, нелегкий день (или ночь?) случился у Демиурга. Если Вам кто-то скажет, что Создателям Миров нечего делать, то не верьте слухам, ибо они самые занятые существа во Вселенной. Одно слежение за миром, созданным после одной (ну или пары... тройки...) бутылки хорошего, только что придуманного, вина чего стоит!

Вот после этого не совсем умного решения, сделанного от скуки и одиночества, и начались все проблемы новоявленных создателей, двух братьев-близнецов, нареченных с того времени Светлым и Темным Демиургами, извечными врагами и соперниками. Знали бы их фанатичные последователи, что эти двое до сих пор живут вместе и все их ссоры заканчиваются на уровне "Ты дурак — Сам такой!" Хотя, эти фанатики вряд ли поверили бы, что и Демиурги ничем не отличаются от смертных.

Эх, если бы они тогда решили бросить все, забыв как страшный сон, и вернулись в то тихое безвременье, проживая спокойную размеренную жизнь. Но Старший сказал, что не дело оставлять мир без присмотра, и начались дни тяжелой работы.

Сначала Демиурги создали себе свиту — двенадцать демонов-герцогов для Темного и двенадцать ангелов для Светлого. Вот они-то первыми и придумали про Великую битву, подсмотрев за маленькой семейной ссорой. А сами создатели, обидевшись, так и не стали разубеждать своих преданных слуг, позволяя разрастаться в религию слухи и домыслы юных богов. Это было второй ошибкой творцов.

И все, пошло-поехало... Мир, названный Соррен, надо было заселять, и Демиурги создали три светлых и три темных расы. Старший создал светлых эльфов, прекрасных и мудрых, живущих в лесах у побережья моря. Они были высокими, стройными, с длинными волнистыми волосами цвета спелой пшеницы, с глазами подобными небу и молодой листве. В общем, он создал их по своему образу и подобию. И завещал он им хранить знания, данные в свитках (а уж как они придумывали эти самые свитки!).

Затем создал он сидов, духов лесов и ручьев, завещая им хранить природу и заботиться о ней. И были они подобны местам, чьими защитниками являлись — тонкими как ветви, с голосами подобными песням ручьев, и никто не мог устоять перед очарованием сидов.

И последними создал он подгорный народ — гномов, прекрасных кузнецов и торговцев, низкорослых и широких, с сильными руками. А затем дал им духов-покровителей: эльфам — Серебряного Единорога, сидам — Священную Иву, стоящую у Живого Ручья, а гномам — Красного Орла. И стали эти боги заботиться о народе своем, учить его и защищать.

А брат его младший создал первыми драконов, поселив их в тысяче миль от берега на поднявшихся из глубин морских скалах, дав им силу, ловкость и два обличия — человека и ящера, наградив вспыльчивым и мстительным характером, любовью к войнам и крови, презрением ко всем неспособным держать оружие в руках. Были они смуглы и черноволосы, с золотыми змеиными глазами. И богом для них стал Черный дракон, самый большой и самый сильный из всех.

Затем создал он исповедующих матриархат дроу, чернокожих и сребровласых, с лилово-алыми глазами. Они лживы и коварны по натуре, как и госпожа их — Черная Паучья Королева Ллос.

И последними создал он расу вампиров, болезненно хрупких, с тонкими запястьями и длинными пальцами, оканчивающимися полупрозрачными когтями. Кожа была настолько тонка, что просвечивали вены, темно-бордового цвета глаза, неровно окрашенные так, что кажется, будто бы по ним течет венозная кровь. И клыки, тонкие и острые, слегка выступающие из-под верхней губы. Язвительные и саркастичные, бесчувственные, но хорошие актеры, эти мраморные создания любят издеваться над окружающими, доказывая себе, что существуют. Их богом стала Матерь-Мышь, чернокрылая, с алыми зрачками. И стали эти боги править народом своим, владеть им и учить.

А потом были созданы люди — не светлые и не темные, созданные совместно братьями. Это был, как ни печально признавать, довольно неудачный эксперимент: раздираемые светом и тьмой, затерявшиеся в собственных сомнениях, они не могли жить так долго, как Первые расы, они были менее талантливы, менее сильны. Но было у них одно качество, которого не было у Первых — стремление к цели, напористость и скорость. И, благодаря им, не терялась эта раса на фоне Первых, а встала с ними в один ряд, как равная.

Прошли века, и мир расцвел и изменился. И если светлые еще помнили своего Создателя, то темные верили только лишь в Богов-покровителей. А люди, эта ошибка создателей, вообще забыли про Великих, они верили в богов, которых придумали сами, они не уважали Первых. Но и не ждали этого от них создатели.

Но теперь, Темный решил, что пора кое-что изменить. О нем забыли многие, а те, кто помнят, считают его воплощением Зла и Хаоса. Что ж пора напомнить миру о Темном Демиурге.

Глава 4

Если у тебя паранойя, то это не значит, что за тобой не следят.

Азбука наемного убийцы

Таверна "За Решеткой"

Некатор

Когда малышка Фури вскрикнула, испугавшись его легкого прикосновения, и взвизгнула что-то похожее на "И как ты, забери тебя Первый герцог, сюда пришел! Я тебя не заметила!", Некатор произнес, пожав острыми плечами:

— Ну, я же наемный убийца, я по привычке хожу очень тихо... да я, даже если и захочу не смогу ходить, топая, как слон!

— Это я-то слон?!!!

Слежку ночной кот обнаружил практически сразу. Фигура, призрачной тенью скользящая по крышам и следящая за новым постояльцем, моментально привлекла взор бывшего наемного убийцы. А точнее, произошло это на следующее же утро после того, как Неки встретился со странным бардом. Да, Некатор подозревал, что с ним будут проблемы, но появления Следящего такого уровня выводило игру на новую высоту, и нельзя сказать, что его это не радовало. Наоборот, он снова почувствовал почти позабытый азарт погони; азарт, который, казалось, он уже навсегда потерял. Так что, как только подвернулся подходящий случай, он решил вспомнить прошлое и поиграть в ответную слежку.

Следящий был стройным, даже хрупким; темная кожа и серебряные волосы, собранные в хвост — все указывало на то, что он был дроу. И следил он, несомненно, за полукровкой-драконом. Напряженное внимание к златовласке было невозможно не заметить. Казалось, что алые радужки нелюдя не отрываются от фигуры беспечного барда, отслеживают каждый шаг дракона, каждое движение, мимолетный взгляд.

Такое внимание оказывают или наемные убийцы, идущие по следу заказа, или телохранители, тайно посланные охранять объект. Ну, или, конечно же, навязчивые поклонники. Но последний вариант Некатор отмел сразу — уж слишком напряженно-опасным был взгляд незнакомца, совсем не похожий на наполненный страстью взгляд сластолюбца. Так же вряд ли дракона заказали — у этого дроу было уже, по крайней мере, пару дюжин удобных моментов (а уж в этом Некатор все еще оставался профессионалом!), чтобы уничтожить цель, но он ими так и не воспользовался. Так, что оставалась только одна возможность — он был его телохранителем, и, судя по всему, тайным.

После этого открытия интерес Неки только разгорелся, и множество вопросов непрерывно роились в голове повара. Кто такой этот полукровка? Кто его родители? Кто этот загадочный эльф? Почему он следит за драконом? Какая цель у барда? И что здесь вообще происходит? Что ж тот, кого прозвали Черным Лисом, узнает правду, рано или поздно, так или иначе. Ведь это единственная загадка за последние несколько лет. А Лис никогда не упускал загадки!

На завтрак Неки готовил яичницу с сыром, колбасками и овощами, поджаривал хлебцы и варил ароматный кофе. На лице его блуждала рассеянная улыбка, а сердце стучало быстро и радостно. Да, единственное в жизни, кроме опасности и загадок, что могло заставить его кровь бежать быстрее — это готовка. Мать Некатора умела великолепно готовить, мало, кто из поваров мог сравниться с ней! И с детства он мечтал стать равным ей, но вот только убийство его семьи и его бессмысленная и беспощадная месть перечеркнули жизнь, мечту, цель и радость в жизни мальчишки. Именно тогда, после смерти убийцы, он вплел в косу первую серебряную нить, как знак свершившейся мести, как знак новой радости, радости крови, стекающей по лезвию, ее солоноватому вкусу на рассеченной губе, радости слежки, выбора момента и, наконец, удара.

Семнадцатилетний, молчаливый подросток, проклятый и униженный, принятый только в клан Ночных Котов, он был по-своему счастлив, когда ненавидимые миром убийцы хвалили еду, приготовленную по старинным рецептам матери. Это было что-то вроде дани памяти, веры, что она не умерла, просто ушла, недалеко, в лавку зеленщика, что через три улицы. Ведь пахнет ее стряпней, она сейчас вернется, и мы все вместе сядем за стол: мама, отец, сестренка и он, младшенький, с тогда еще сияющими голубыми глазами. И даже сейчас вся еда, приготовленная поваром, напоминала ту, что готовила она, и на кухне таверны был тот же пряный запах, что и в их давно сгоревшем доме.