Синдром отчуждения

Целый мир сжался до небольшого конуса света, собственного хриплого дыхания и темноты.

"Боже, да за что же это", — девушка стиснула руками виски, тщась избавиться от рези-сверления в черепе. Ныли измотанные ходьбой ноги.

Помещения выглядели почти одинаково — столы, стулья, горки бумаг. И Лили то и дело проваливалась не то в сон, не то в обморок, убаюканная однообразием чахоточных коридоров, приходя в себя лишь когда подгибались ноги, или уплывал куда-то вбок пляшущий луч фонаря.

"Глава районного отделения милиции". Кабинет оказался заперт.

"Выломать дверь? Нет, осмотрю другие комнаты".

От пыли снова начало зудеть в горле. Девушка осторожно вздохнула, утихомиривая зарождающийся кашель.

"Бронхит? У меня нет антибиотиков от него. Лили, Лили, спелась твоя песенка".

Пару помещений спустя она таки нашла висящую на стене карту. Но рассматривать пока не стала, а сложила и убрала в рюкзак.

Можно было уходить, но хотелось поглядеть, что в том кабинете.

Лили потерла раскаленный лоб и вздохнула.

— Давай же, лапочка, — вновь и вновь пыталась она повторить фокус с молотком. Но тот и не думал пролезать в узкую щель между дверью и стеной.

Девушка сняла рюкзак и положила на пол. Шумно выдохнула через нос, собрала остатки воли и неожиданно сильно двинула ногой по двери.

И подумала, что ей страшно здесь шуметь. Страшно, что кто-то придет на шум.

"К черту!"

От очередного удара дерево прогнулось внутрь. Из места прогиба треугольником разошлись глубокие борозды трещин. И тут начался новый приступ кашля. Лили оперлась руками на спинку ближайшего стула — чтобы не упасть от сотрясающих тело спазмов.

Отдышалась и, пробуя не обращать внимания на першение в горле, снова повернулась к двери.

Удар — с треском ушла внутрь стопа в грязных кроссовках. Не ожидавшая этого Лили потеряла равновесие и грузно повалилась на пол. Все заволокло облаками пыли, лезущей в глаза, нос, рот. И бешено стучало сердце, только чудом не разрывая изнутри грудную клетку.

Девушка неловко поднялась, оперевшись ладонями на стены по разным сторонам прохода. Сдвинулась ближе к двери и трясущимися руками принялась вытаскивать ногу. С потемневшей штанины джинсов закапала на пол кровь.

— Хочется верить, ты ничего там не сломала, — прошептала она. И подумала, что, слыша свой голос, не так боится этого города.

Лили дернула изо всей силы застрявшей ногой и, все-таки высвободив ее, снова упала. Низ джинсов был разорван, а на месте содранной кожи торчали мелкие куски дерева.

Девушка обессилено выпрямилась на полу. По крайне мере кашель пока прошел. Наверное, из-за адреналина.

"Нужно обработать рану. Еще подхвачу какое-нибудь заражение. — начала она копаться в рюкзаке. — Перекись водорода... Вот она!"

Первые же несколько капель с шипением стали покрываться пузырьками. Оставалось только подливать время от времени жидкость и вынимать щепки, торчащие нелепо в ссадинах.

— Так, хватит с тебя, — она убрала флакон и вновь подошла к кабинету. Осторожно протянула руку внутрь пробитой дыры, нащупала замок.

— Попался! — Девушка повернула рычажок и отворила дверь.

Тот же стол и бумаги. И стоило сюда ломиться?

Кружок света от фонаря ткнулся в первый попавшийся листок. Личное дело. Преступника или милиционера? Да какая разница! Ей это ничем не поможет.

Зато папка сбоку оказалась интереснее. Списки людей — несколько листов со столбиками по сорок-семьдесят человек. Что это? На всех пометка "Отбыли". Кроме последнего — тот щеголял пятьюдесятью восемью фамилиями и датировался 15 января 1967 г.

И зачем они? Лили покопалась в папке, безуспешно пытаясь сосредоточиться, несмотря на головную боль, — ни слова, что объясняло бы их назначение. Может в других бумагах?

Но обыск стола не дал ответа.

Ящики? В верхнем слева... лежал пистолет! Пользоваться оружием она не умела, но этого же никто не знает?

Лили достала кобуру и непослушными руками прикрутила на пояс.

"А патроны там вообще есть? Я даже не знаю, как это проверить. Разве что выстрелить?

Нет, еще попаду в себя!"

В следующем ящике оказалась пачка писем и приказов. Лили просматривала их без особого интереса, когда вдруг наткнулась на:

"Начальнику Райотдела милиции г. Перворечинска Звереву К.М

В связи с аварией на северо-восточном участке железной дороги, прошу предоставить все необходимые ресурсы для использования железнодорожной станции "Перворечинск" в качестве перевалочного пункта для следования эшелонов с заключенными, направляемых в колонию строго режима N 117 по резервному участку путей. Требуется соблюдение всех мер безопасности — все заключенные в большинстве чрезвычайно опасные для Советского общества преступники.

Глава управления милиции по Свердловской области Ольшев В.И. 22.12.1967 г".

Лили передернуло. Все это заключенные. Их здесь пересаживали на другой поезд и отправляли дальше.

А последних не успели. Почему? Они вырвались и убили всех? Да нет. Бред. Даже самые матерые преступники не станут вырезать целый город. Скорее сбегут в леса.

"Ведь не станут же?"

Ей захотелось оказаться как можно дальше от этого города. Было не по себе, и страх только усиливали царящие вокруг темнота и тишина. Девушка вслушалась — нет ли звуков шагов. Нет, лишь ее дыхание.

"Хватит!" — одернула себя девушка. Нужно найти рацию или что тогда использовали для связи. Радиорубка? А от чтения этих документов пользы никакой. Только распускать свои и без того расшатанные нервы. Лили подумала и сгребла бумаги в рюкзак, который от немалого количества вещей уже напоминал надутый шарик.

В столе больше ничего занимательного не оказалось, и онеа с трудом вышла из кабинета, толкнув скрипнувшую дверь.

Так, что теперь. Рация! Где найти рацию? Она еще не была на втором этаже.

Дверь за спиной продолжала скрипеть. Девушка оглянулась — створка застыла в одном положении, но звук не прекращался. Более того, нарастал, накатывал переполняющей коридор волной.

Шум достиг болевого предела, и Лили схватилась за уши, закричала, стремясь избавиться от изводящего ощущения. А скрежет вгрызался в сознание ржавым сверлом, туманил взор, заставлял подгибаться ноги...

Очнулась она с кашлем, лежа на полу. Дернулась от спазма и тут же пожалела — голова отдалась непереносимой болью, к горлу подкатила тошнота.

Лили заставила себя подняться и, опираясь плечом на стену, пошла-поползла по коридору. Дышать девушка старалась как можно реже — только не вырвало бы.

Мыслей не было.

Второй этаж не показал ни капли нового — те же кабинеты. И, как и на первом, некоторые были закрыты, некоторые нет.

Лили встала и задумалась. На улице уже стемнело, судя по черноте за окнами. Вернуться в зал ожидания? Там имелся хоть какой-то намек на уют, но девушка сомневалась, что сможет ночью найти дорогу и, главное, выдержать ее.

Спать здесь? Нет, слишком страшно.

"Значит, идем дальше. Но куда? Где можно найти рацию? Думай, Лили, думай!"

В любом случае, что-то должно быть в здании милиции.

"Должно! Проверить запертые комнаты? Опять шуметь", — девушку передернуло. Каждый громкий звук, издаваемый ею, рождал образы крадущихся в темноте чудовищ.

"Хватит!"

Лили подошла к ближайшей двери и, превозмогая страх, тошноту, боль — да все, что мучило ее, достала молоток.

Пусто. Трафаретно-обыденные кабинеты.

"Проклятье!"

Лили обессилено села на пол. Нестерпимо хотелось лечь и... вытошнить всю болезнь.

"Думай девочка, думай!"

Где в городе нужна связь кроме милиции? Пожарные? Скорая. Скорая! Точно!

Девушка вскочила. Наверняка в больнице есть пост радиосвязи для скорой помощи. Если больница тут есть вообще.

Хотя, с другой стороны, вряд ли его стали использовать для связи с внешним миром. Тогда остается все-таки милиция.

Лили уныло посмотрела вокруг. Она уже по нескольку раз обошла все строение, но ничего подходящего не попадалось.

"Думай! Думай!" — но ватная голова уже мало на что была способна.

"Нужно... Нужно обойти еще раз и поискать наушники. Да, точно! Раньше они были большие и, если здесь имелся пост связи, я их замечу. Должна!"

Лили вздохнула и принялась опять обыскивать кабинеты.

"Господи, помоги мне, пожалуйста".

Восемь лет, десять месяцев, пять дней, шесть часов и двадцать пять минут до начала отчуждения.

Дедушка улыбается и прихлебывает чай.

— Как думаешь, старик еще может тебя удивить? — согретый мохнатым пледом сидит он напротив камина в необъятном зеленом кресле, и, судя по довольному выражению лица, наслаждается каждым новым глотком. В кресле в этом, да и в самой дедушкиной фигуре, чудится нечто магическое, пришедшее из глубин веков. И Лили невольно улыбается в ответ.

Каждый год, сразу после Рождества, папа отвозит Лили к своим родителям — они владеют двухэтажным домом на берегу залива. История особняка началась в позапрошлом веке, и тем более удивительно, что до сих пор он почти не изменился внешне.

Внутри все модернизируется по последнему слову техники (исключение составляет, пожалуй, лишь древний камин), но снаружи так и остается каким-то артефактом, заброшенным неведомой машиной времени из девятнадцатого века.

А камин... Он старый, с вечно ломающейся трубой, отчего потолок в гостиной чернеет часто, как после пожара. Сверху взгромоздились дремучие часы, конь, взмахнувший гривой и застывшая в танце девушка.

Папа давно предлагает поменять обычный камин на электрический, но дедушка против. И Лили его прекрасно понимает. Зимой тут порой очень холодно, и девушке доставляет неописуемое удовольствие оттаивать у камина, надышавшись свежего искристого воздуха. Протягивать к огню покалывающие после мороза руки, смотреть на танго пламени и погружаться невольно в дремоту под спокойный треск поленьев.

Каждый год гостит Лили, а дедушка, наполовину утонув в своем кресле, рассказывает сказки. Придумывает ли на ходу? Или вычитывает в книгах? Она не спрашивает.

Но старику с неизменным успехом удается с головой погрузить ее в неповторимый мир странствующих рыцарей, драконов, вечно попадающих в беду принцесс. Мир, из которого не хочется уходить.

Но сейчас, в пятнадцать лет, Лили любит гулять с друзьями, а не слушать истории. И все же она отвечает:

— Конечно! Новая сказка?

— Да, Лиличка. Да ты присаживайся, — кивком указывает он на ковер рядом и ставит на столик чашку.

— Ты уже взрослая девочка, так что сегодня и сказка будет взрослая, — дедушка подмигивает и правой рукой поправляет сползший плед.

— Итак. Дела те были давным-давно. Когда люди еще не знали электричества и жили не в небоскребах, а в замках и срубах... — стены растворяются, и Лили медленно погружается в расколдованную голосом дедушки нереальность.

— Жил в одном королевстве принц. И звали его Себастиан. Был он красив собой, храбр, как лев, и честен. И был с детства влюблен в дочь местного купца Генриетту. Она была, скажем, другой. Не очень красивая, не такая уточенная, как фрейлины, не такая покорная.

И вот, вернувшись после очередной выигранной битвы, принц решил просить ее руки. Он пришел к ней, встал на колени и предложил свои руку, сердце и корону.

А Генриетта ему отказала. Сказала, что любит плотника Авраама и выйдет замуж только за него.

Принц мог применить силу и заставить ее стать королевой, но не стал. Он ушел.

Днями и ночами Себастиан мучился не в силах совладать со своим горем. Генриетта же действительно вышла замуж за плотника и, кажется, была на самом деле счастлива.

— Отец Всевышний, — взмолился принц, — помоги мне. Сердце мое разбито и кровоточит, и не знаю я, что делать. Ты поможешь мне, Отец? Я не могу жить без нее!

Так молился он каждый день. День за днем, месяц за месяцем. Год за годом.

И однажды Господу это надоело. Он спустился на землю, предстал перед принцем и сказал:

— Сын мой. Посмотри вокруг. Сколько времени прошло? Ты уже научился жить без нее.

Принц осмотрелся и понял, что то была правда. То, что раньше казалось невозможным, вышло само по себе — он действительно жил.

— Но, Всевышний, что же мне делать? Я могу жить, но боль не ушла. Помоги мне?

— Сын мой, — вздохнул Бог, — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сошел на Землю и жил вместо тебя? Я способен на это. Ты этого хочешь? Я знаю, что нет.

А помогать... Я уже тебе помогаю. Как и все остальным — малым и глупым, больным и беспомощным, богатым и злым и даже тем, кто в меня не верит. Всем и каждому, ведь все вы — мои создания.

Но сейчас, здесь — это твоя жизнь. И прожить ее ты должен сам.

Ведя лучом фонаря под шкафом, Лили наткнулась на, видимо, случайно закатившиеся туда наушники. Громоздкие и неудобные на вид, но это были они, никакого сомнения. Сердце радостно забилось.

Девушка встала с колен и, охнув от рези в голове, осмотрелась.

"Значит здесь был прибор для связи.

Где же ты?"

Лили начала капаться в бумагах на столе, и, сбросив на пол очередную стопку, обнаружила небольшое, бледно-серое в свете фонаря устройство.

"ВАФ — 85". Название ни о чем не говорило. Куча рычажков и шкал со стрелками.

"Где же включение? Вот!

Такие приборы должны быть независимы от сети электропитания. Да?" — Лили перевела дух и щелкнула тумблером.

Никакой реакции. Внутри все обвалилось куда-то в пустоту. Значит, остается самой отсюда выбираться.

"Хорошо хоть карту нашла".

Лили села на стул и положила локти на крышку стола.

"Как же хочется домой..."

Домой, в тепло, уют. Чтобы за ней ухаживали, приносили чай в постель и кормили фруктами.

А не сидеть в пустом, слово заживо погребенном, городе черти где!

Девушка опустила голову на руки.

Как же устала она. Измученное тело ныло, болело и требовало пощады.

Идти в зал ожидания? Нет, уже не хватит сил. Ночевать здесь? Или идти...

Ей вдруг стало страшно — Лили начала задыхаться, как больная клаустрофобией, в своем собственном сознании. Рванулась и поняла, что находится в каком-то непонятном коконе, сковывавшем движения. Будто ее запихнули в желе.

"Я не хочу! Нет!" — все вокруг оцепенело в полупозе, как начавший сворачивать, да так и застрявший, автобус. Медленный ад, который растекался по жилам застывающим воском.

После череды бесконечно длящихся движений, Лили удалось поднять себя и бросить тело вперед к выходу из кабинета...

Коридор. Поворот. Коридор. Свет. Свет?!

Свет из комнаты. Скрипнула под рукой дверь, являя взору стол и тело на нем, прикрытое простыней. Которое вдруг задергалось, заходило ходуном в каком-то пугающем аритмичном биении.

Лили потянула край простыни и...

Завизжала, вырываясь из липкого мерзкого сна. Включила фонарик и, едва не плача, забилась в самый угол. Казалось, если она закроет глаза, то все повторится. И будет продолжаться снова и снова, пока не сведет окончательно с ума.