Игры в вечность

— Все? — когда она снова вернулась к царю, ее руки заметно дрожали, на тонком невесомом платьице алела чужая кровь. Тизкар вдруг понял, что Златокудрой страшно, до слез, на самом деле, хоть такого и не может быть. Боятся ли боги?

Атну стоял перед ней словно ничего не случилось, словно это не он только что стонал и шипел, неся Тизкару фляжку с водой. Стоял и стоял, спокойно, гордо, прямо, как и подобает царю, только руку чуть неуклюже к себе прижимал, не по-царски.

— Ты довольна? — спросил он.

Она уже было протянулась к нему, но отпрянула, словно обожглась, не ответила ничего.

— Чего ты хочешь теперь, Златокудрая?

— Я... — голос дрогнул и сорвался.

Она ведь хотела что-то сказать, но сразу не смогла. Вдохнула поглубже, собираясь с духом. Богиня... Ветер подхватил трепещущее золото волос, солнце брызнуло янтарными бликами...

— Я довольна, царь! — сказала она, и голос звонким колокольным серебром разнесся по лесу, вспыхнули ясным пламенем голубые глаза, — твой славный подвиг не забудется в веках! Ты — герой! И нет тебе равных среди людей!

Герой скривился, сжимая зубы. Промолчал.

— Я хочу наградить тебя, царь! Я хочу подарить тебе вечную жизнь! Ты будешь жить в небесных чертогах вместе со мной, ты станешь моим мужем! Люди станут почитать тебя как бога, ты будешь вечно молод и вечно счастлив...

— Твоим мужем? — спросил царь, облизав пересохшие губы. — Наградить? Почти богом?

Она готова была продолжать, но запнулась на полуслове. Синее небо испугано заметалось в глазах.

— Ты не хочешь?! Я предлагаю тебе вечную жизнь!

— Прости...

Царь не хотел.

— Я не нравлюсь тебе? — она побледнела, все еще не в силах поверить. Возможно ли?

Он подошел, совсем не хромая — и как удалось? Обнял ее здоровой рукой, притянув к себе, и долго так, зарывшись носом в золотых кудрях, стоял, словно прощаясь. Навсегда. А она, казалось, боялась даже вздохнуть, замерла настороженной ланью, не решаясь ни прижаться в ответ, ни отпрянуть.

Потом царь мягко отстранил ее, отступив на шаг, глянул в глаза.

— Прости, — сказал тихо-тихо, — ведь ты же заранее знала, что я откажусь. Зачем...

— Что! — она рванулась прочь. — Ты обещал быть рядом со мной! Ты обещал сделать для меня все!

Царь вытянулся, словно от боли.

— Я обещал, — хрипло сказал он. — Я сделаю для тебя все, что захочешь: пойду воевать с чудищами, разнесу в хлам все города в степи, прыгну с обрыва вниз головой, сделаю любую глупость, какую пожелаешь. Я всегда буду любить тебя. Как человек. Как мужчина любит женщину. До самой смерти. Но не надо делать из меня бессмертного бога, не надо предлагать вечное счастье, я не смогу так...

— Ты отказываешь мне?!

Он смотрел ей в глаза — чуть-чуть сожаления, чуть-чуть грусти...

— Прости.

Со всего маху она ударила его по щеке.

— Да как смеешь ты! Ты — мне! Ты что, забыл кто я!

Огонь. Вспышка! И в краткий миг из испуганной девушки она превратилась в грозную богиню, в сияющем ореоле света вознесшуюся высоко над землей. Ее волосы взметнулись золотой волной, ее глаза яростно метали молнии — истинная дочь самого неба! На неземном лице румянцем полыхала ярость. Она была прекрасна и страшна одновременно, как может быть прекрасен и страшен лишь жаркий дикий огонь.

Невысокий, жилистый человек стоял перед ней на земле, задрав голову. Он ни в кого не стал превращаться — уставший, раненный, со сломанной рукой, кровь и грязь смешались — не разобрать, волосы слиплись от пота... Великий аннумгунский царь? Нет, к чему это здесь. Просто человек, не желающий принимать божественную милость. Стоял и смотрел.

— Нет, Златокудрая, не забыл, — сказал тихо. — Именно поэтому и не могу. Я бы никогда не смог отказать тебе, как женщине, но как богине... Прости. Неужели ты сама не видишь, как далеко это может зайти. Уже зашло. Я не встану по ту сторону. Я человек. Я не могу.

— Я покараю тебя, человек! — грянул гневный голос богини. — Ты! — приказала она, — убей его!

— Прости, Златокудрая, но я не могу, — Тизкар не сразу понял, что это говорит он сам, — мой долг охранять моего царя. Я не могу.

— Твой долг — делать что я прикажу! — глаза уже резало от нестерпимого света, уши закладывало от раскатов грома. — Я сравняю весь ваш Аннумгун с землей, если не подчинишься! Убей!

Тизкар опустил глаза, стиснул зубы, понимая, что нечего больше сказать. Он не сможет, чем бы она не грозила.

— Я могу сделать это, Златокудрая, — Этана сделал шаг вперед, на сером лице маской застыла решимость. — Но поклянись, что не тронешь Аннумгун.

Тогда Лару закричала — пронзительно, отчаянно, страшно.

И вдруг стало тихо. Пусто. Темно. Только пять человек остались в лесу, совсем одни. И в воздухе пахло хвоей. Где-то далеко звенела мошкара, ветер гудел в верхушках деревьев, а над деревьями плыли облака, медленно, неспешно скользили под самым хрустальным сводом. Небо смотрело на них.

Царь вздохнул, сделал шаг, морщась от боли... звонко хрустнула ветка.

— Царь?

— Да, Этана, ты все сказал правильно. Жизнь тысяч людей важнее жизни царя, — посмотрел пристально, снова вздохнул, покачал головой. — У тебя дома жена и мать, береги их. Все правильно, любой бы... Это я дурак.

— А я?

— И ты тоже, Тиз, — он криво усмехнулся. — Но каждый решает сам.

— 10

— Сар! Саи-ир!

Бодрый голос с кухни заставил Эмеша высунуть голову из-под одеяла. Часы показывали полдень, голова слегка гудела. Сколько ж они вчера выпили? Ох... Помнится, Ларушка бушевала и грозилась выпустить демонов, но, слава богу, обошлось.

С кухни доносился запах яичницы с беконом и свежесваренного кофе. Несмотря на состояние — очень аппетитные запахи. Да и, в кои-то веки, Лару решила сама что-то приготовить.

— Сар, вставай, иди завтракать, — потребовал голос.

Эмеш лениво потянулся и сел в постели. Потом свесил ноги, нащупал на полу тапочки.

— Сар, — не унимался голос, — если ты не придешь сейчас, я съем все сама.

Эмеш усмехнулся, но это заявление заставило его пошевеливаться. Он еще раз потянулся для верности, зевнул, и только после этого направился в кухню.

Лару уже разложила все по тарелкам и даже соорудила себе бутерброд с ветчиной и сыром. У нее были мокрые волосы и розовый махровый халатик. Интересно, много ли таких вот халатиков у нее припрятано по разным домам?

— Давно встала? — поинтересовался Эмеш, усаживаясь за стол.

— Ну-у... — Лару неопределенно дернула плечами.

Вид у нее немного взъерошенный, и даже чуть усталый.

— Не спала что ли вообще?

Криво ухмыльнувшись, Лару сверкнула глазами.

— Слушай, а ты та-аак храпишь! — Лару попыталась изобразить, но вместо этого только пару раз хрюкнула и рассмеялась. Все же, вчерашнее не прошло для нее даром, она выглядела немного взъерошенной и даже напряженной, изо всех сил старалась выглядеть непринужденно, но это старание слишком бросалось в глаза.

Ладно. Пусть отдохнет чуток, придет в себя.

Он только принялся мазать себе маслом хлеб, когда раздались протестующие вопли Иникера и, вслед за ними, стук в дверь.

— Там открыто.

В двери появилась утыканная шипами голова морского демона, пробормотала что-то, извиняясь, и была тут же оттеснена в сторону. Вместо нее появился невысокий полноватый мужчина в свободных одеждах небесно-голубого цвета — Атт, собственной персоной. Судя по всему, ничего хорошего от этого визита ждать не придется. Вслед за ним вошли еще пятеро богов и два крылатых демона света илиль.

Эмеш поморщился — чужие демоны в доме не к добру, тем более в такую рань.

Остановившись в нескольких шагах от стола, Атт в недоумении разглядывал Лару, видимо ожидая от нее чего-то. Его лицо было мрачно, словно воды Могуна перед грозой. Илиль молча подошли и встали с обеих сторон, шелестя белоснежным оперением. Остальные расположились сзади полукругом, насколько позволяла обстановка.

Картина эта была настолько впечатляюща, что Эмеш испытал жгучее желание встать со стула, но передумал и просто отложил бутерброд.

— Лару, Аикана Наура, Златокудрая, ты обвиняешься в том, что выпустила демонов шун, и, тем самым, навлекла опасность на срединный мир, — холодно объявил Атт.

Эмеш икнул, выругался и уставился на Атта во все глаза. Что за бред? Они что, с ума все посходили? Он обернулся на Лару, но и та совершенно ничего не понимала, так же удивленно смотрела на отца. "Что происходит?" — испуганно кричали голубые глаза.

Илиль решили времени не терять, невозмутимо подошли и взяли Лару под руки. Только тогда Эмеш, наконец, опомнился.

— Уберите от нее свои лапы! — он попытался отобрать Лару у демонов, но те лишь мягко отстранили его, не желая начинать драки. Да и неизвестно еще, что могут игрушечные боги против настоящих демонов.

— Да вы что! Она этого не делала! — запротестовал Эмеш.

Атт сжал зубы, выразительно шевеля желваками.

— Ты можешь это подтвердить? — мрачно поинтересовался он.

— Конечно, она... — тут Эмеш запнулся, только сейчас поняв, что случилось. И тихонько, шепотом: — Спящие на свободе?

— Да, — Атт беспощадно кивнул.

Эмеш почувствовал, как на спине выступает холодный пот.

Только этого еще не хватало. Это значит, что мало не покажется никому, это все равно, что запустить программу самоуничтожения... Конец света? Конец их маленького мира? И что теперь?

Но как такое могло произойти? Этот вопрос он задал вслух.

— Врата открыты, — Атту объяснения явно давались с трудом. — Вчера Лару грозила выпустить шун.

— Она была со мной, она не могла сделать это.

— С тобой? — ехидно возразил Яснолицый Италь, хозяин солнца. — А ты сам где был этой ночью.

— Здесь, — Эмеш поднялся, глядя Италю прямо в глаза, сверху вниз, он был почти на голову выше. Впрочем, светило это ничуть не смущало.

Атт рядом тяжело дышал, он с великой радостью поверил бы любым оправданиям, но не мог.

— Савалар видели Лару на вершинах Унхареша, — тихо сказал он. — И твой Иникер видел, как вы выходили из дома вместе.

— Иникер? Вместе? Выходили?

Не может быть. Сколько ж они выпили вчера, обсуждая никчемность людей и жалуясь друг другу на жизнь, что он теперь ничего не может вспомнить? Выходили? Гулять на Унхареш? Забрели к вратам? Этого просто не может быть. Или может? Воспоминания как-то мутно шевелились в голове, мешая одно другому. Да, кажется куда-то ходили, и холод собачий, ветер... на Унхареш? Черт побери! Неужели и правда? Какого демона рогатого их туда понесло?! А демоны... демонов он не помнил, хоть убей. Только вот его внезапный склероз ничего не гарантировал.

Эмеш лихорадочно пытался все осознать. Этого просто никак не могло быть, это не правда, в любом случае, это не Ларушка, она никак не могла, она не способна на такую подлость! Нужно срочно что-то придумать, и ни в коем случае не отдавать им ее. Он не верил.

Как Атт может верить? Немыслимо.

— Не стоит выгораживать мою дочь, — сурово произнес владыка небес.

Эмеш тряхнул головой.

— Нет. Я могу поклясться.

— Молчи! — рявкнул он, меньше всего сейчас желая выслушивать оправдания. — Это дело решит суд. А если будешь настаивать на своем, то отправишься в Илар вместе с ней.

— 11

— Подлей еще горячей воды, принеси мне виноград и... ну, и еще чего-нибудь.

Девушка послушно улыбнулась, готовая выполнить любую прихоть. Шамхат, кажется, ее зовут. Изящная, тонкая, звенящая как струна... темная умбра струящихся волос падает на высокую грудь, растекаясь потоками у дрожащих от бешеного сердца сосков, катится ниже, вдоль крутого изгиба бедра... влажный кармин чувственных губ и сияющая лазурь бездонных глаз. Впрочем, глаза Эмеш видел редко, сколько не пытался в них заглянуть, глаза неизменно пугались, прячась за ширмой густых ресниц.

Пусть, не важно. В остальном — выше всяких похвал. Шамхат — жрица Златокудрой, их присылали ему каждый год, и год от года все прекрасней.

Эмеш вытянулся в ванне во весь рост, расслабился и закрыл глаза. С водой, конечно, он прекрасно справился бы и сам — повернуть красный краник ему не сложно. Но было очень забавно наблюдать за девушкой, которую приводят в священный трепет технические чудеса. Впрочем, чудеса скорее магические.

— Вот, господин.

Она поклонилась, словно опасаясь встретиться с ним взглядом. Да они и на царя-то своего боялись поднять глаза, не то, что на бога.

От воды поднимался легкий аромат меда и лаванды.

Однако ж, день с самого утра не задался.

Так, значит, демоны на свободе?

Эмеш потер одной пяткой другую. Демоны? Демоны... Первый шок прошел, и теперь остались только смутные, взбудораженные вопросы. Что это для него значит? Что это значит для всех них? Он так давно привык к устоявшейся размеренной жизни, что сейчас даже не верилось в возможность перемен. Все уляжется, рано или поздно, ничего особенного не произошло. Демонов, конечно, загонят назад, если они вообще существуют, Ларушке устроят выговор, может быть, Атт подержит ее какое-то время взаперти. Да. Они боги и это их мир. Что, в самом деле, может случиться?

Внутри неприятно скребли кошки.

Эмеш приоткрыл один глаз, Шамхат стояла не шелохнувшись, глядя в пол. Словно фарфоровая кукла. Интересно, если он пролежит здесь еще часа два, она будет все так же стоять? Проверить?

— Можешь идти.

Девушка поклонилась и, пятясь, выскользнула за дверь. Эмеш отщипнул виноградинку.

А если нет? Если на самом деле случилась беда? Почти двести лет он тут безмятежно дрых на своем морском дне, а вот теперь кто-то пришел и настойчиво тормошит его, пытаясь вытащить из-под одеяла. Просыпаться не хотелось, как и не хотелось что-то менять.

Демоны, значит? Демоны... Шун. Если все, что он о них знает, правда, то шун — это запущенная программа самоуничтожения мира, рано или поздно они сметут все. Даже боги, пожалуй, не в силах ничего сделать. По крайней мере, Эмеш не мог себе представить, как они будут с этими демонами бороться. Проще уйти. Да, пожалуй, уйти — единственный для них выход. Домой? Нет, сейчас даже не верилось, что был у него другой дом и другая жизнь, как-то уж слишком давно. Давно и не правда, скорее сон, чем явь. Домой он не вернется.

Тогда что? Не получилось с этим миром, может быть получится с другим, первый блин, так сказать... Они же смогут начать заново? Наверняка смогут.

Кошки скребли все сильней.

Не нравилось ему все это, не нравились перемены, к чему бы они там не привели. Старый, что ли, совсем стал? Слишком обленился и привык?

Да не будет ничего, не будет... рассосется само собой.

Эмеш глубоко вдохнул и сполз, ныряя в ванну с головой, потом долго лежал, глядя сквозь воду в потолок. Однажды он случайно обнаружил, что может дышать под водой, ничуть не удивился, все-таки он морской бог, ему, наверно, положено. Но ныряя, по привычке, всегда задерживал дыхание.

Вода чуть-чуть колыхалась над ним, блики разбегались по потолку, и это отчего-то хорошо помогало сосредоточиться.

Демоны?