Алексей Поркин, гроза империй (целиком)

Девушка скукожилась и даже прикрыла груди.

— Ты не поверишь. Только один, и тот еще в старших классах. Да и путного он не сделал ничего, кроме факта дефлорации. Мне было настолько противно, что я долгое время не могла смотреть на представителей противоположного пола. Так что ты мой первый и единственный мужчина за много лет и на протяжении многих космических мега-километров.

— А как же ты обходилась?

Она стыдливо опустила глазки.

— Ах, ты, мои шаловливые ручонки. — Я набросился на нее и даже смог еще раз!

— Ты не ответил на мой вопрос, — повторно спросила Ирэн.

— Всего пятеро, — промолвил лейтенант Поркин и задрал очи доверху.

— Не верю! — она стукнула меня по груди.

— Придется, такова правда!

— Я люблю тебя, — она тепло улыбалась. Бальзам на душу!

Ага, скажи ей, что после второй сотни перестал считать, о женитьбе можно будет забыть.

Течение убыстрялось, вода скользила, разгонялась и несла нас к повороту. И тут я понял, о чем умолчал подлый Шота.

— Водопад!

Мы лихорадочно загребли против течения.

Вода увлекала нас к опасности, к смертельному реву клокочущего водопредставления.

— Я больше не выдержу, — простонала Ирэн, бросая свое весло на дно.

Мои мускулы вздымались, в груди хрипело и булькало не хуже, чем за бортом, руки отламывались. Легкое весло налилось свинцом. Глаза заливал кровавый мрак. Не могу...

Весло бессильно опустилось, и наша лодка без лишних слов рванула к гибели.

Лишь секунду я успел разглядеть двухсотметровую пропасть ревущей воды и лодка, проскочила через такой узкий тоннель, что пришлось почти лечь на дно. Мы падали в невидимый водоворот. Сквозь шум воды пробился резкий звон лопнувшей бечевки. Пирога развалилась.

Оказавшись в безопасной дали от бьющейся о себя воды, я вынырнул на поверхность. Не без помощи весла, которое не тянуло, а поддерживало в предательской среде.

— Ирэн! — мой крик заглушил рев водопада.

Ее нет! Утонула! Истерический страх сковал меня и я чуть не пошел на дно. Благодарю тебя, о великое весло!

В пенящейся темной воде я боролся с волнами, пытаясь заметить любимую. Вот обломок пироги, за него уцепилась жабья лапка окончания весла девушки. Нырнул. Хвала, Всевышнему, она висела, покачиваясь от ударов воды, на весельной петле.

Я подхватил легонькое тело потащил его впереди себя. Впереди забрезжил тусклый свет.

Удар по сердцу. Раз, два, три. Удар по сердцу. Раз, два, три. Вдыхаю воздух в неподвижные легкие. Удар по сердцу. Раз, два, три.

Она судорожно изогнулась и забилась как в агонии. Изо рта хлынула рыжеватая вода, полная коричневого песка. Ирэн кашляла и задыхалась. Но жила! Это лучший день в моей жизни. Я гладил мокрые волосы и откровенно рыдал. Она слабо погладила меня по щеке.

— Спасибо, любимый.

В этот раз мы ничем не занимались, просто лежали рядом и крепко прижимались друг к другу.

— Какая кагртина! — произнесшая эту реплику женщина выступила из темноты. — Мы специально дали вам вгремя отдохнуть и отччухаться. Голубочки, м-гря! Кстати, милок, я слыхала, что мужччины не плаччут...

Ее лицо дополнилось довоенной титановой кольчугой, оплетенной силовыми кабелями энергополя. Два спаренных кислотника выглядывали из-за ее плеч, как и десяток товарок, пытливо рассматривающих нас из полумрака. Перед нами стояли амазонки. Пещера аж заблестела бритыми наголо лысинами. Мамочки... пронеслось у меня в голове.

— Сейчас, мальччики и девоччки, пгредлагаю добгровольно сдать огружие и пгротянуть груччки для нагруччников!

Сопротивляться было бесполезно, кроме двух бластеров да парочки кислотников, все наше оружие покоилось под водопадом. Мы молча протянули руки. Несколько девушек проворно заковали нас в плазмо-наручники. И обвязали ноги лыком так, чтобы можно было идти в полшага. Девушками воительниц назвать было бы беспрекословным комплиментом. Любая была повыше меня на полголовы ростом, а шириной плеч и размахом рук могла посоревноваться с самим Гераклом. Кроме того, они были настолько обвешаны оружием, что даже слово "фигура" сбегало и пряталось в укромном местечке.

Нас привязали друг к другу и наш маленький караван тронулся от воды наружу.

Моргая слезящимися глазами, мне удалось рассмотреть кусочек бледного неба и верхушки кособоких хибар. Сразу возле выхода из пещеры размещался небольшой компактный табор контрабандисток.

Меня с Ирэн вытолкнули и привязали к столбу в центре каменной площадки, окруженной накрытыми полотнами маск-палаток землянками. По ее периметру стояли гранитные алтари, в виде кроватей. На самой крайней из них рослая бабенка неистово трахала худенького мужчину. Она смачно поохивала, за ее спиной торчали две соплеменницы, завистливо пожирающие активную картину. Я не удивлялся, так как был много наслышан о воинственных женщинах. Ирэн покраснела. Пришлось наклониться к ее розовому ушку и поднять настроение: видишь на мужике остатки юдистской формы? Вот радость то.

— Дорогая дама, — обратился я к пленившей нас женщине. Она, видимо, была предводительницей, поскольку на ее голом обритом затылке красовалась черная татуировка острого топора, обвитого колючей проволокой. — Подскажите, как вам удается заставить Солдатов заниматься этим. Они же, гм, поголовно голубые.

— Легко, — усмехнулась "красавица", обнажая гнилые зубы, — еще никто не устоял пегред наглым отсосом, независимо от того, мужские это губы, или женские... А потом мы обвязываем его пгроволокой и он не падает до тех погр, пока не сгниет, или лопнет. Не пегреживай, кграсавччик, тебе еще пгредстоит его поччувствовать.

— А ты крепенький, — сделали мне комплимент из толпы собравшихся амазонок. — После шатра предводительницы мы поместим тебя на самом центральном алтаре. Мы не успокоимся, пока каждая из нас не распробует твоего мальчика хотя бы трижды.

Шота был прав в своих подсчетом. На мое взмокшее тело жадно смотрели тридцать пар похотливых глаз. Я похолодел изнутри. Моя девушка дернулась, но оковы держали крепко.

— Оставьте мясо здесь, пусть позагограет до следующего утгра. Девку — в богрщ, а его, на гработу. Если выдержит, пгродадим в грабство соседнему племени. И еще, — обратилась атаманша к женщинам. — Кто тгронет этого мула до меня, оччень пожалеет!

Все вокруг побледнели.

— Но, Джон, хотя бы разик, — проныла единственная в лагере женщина, издали напоминающая симпатичную.

Меткий удар ноги в левое ухо отправил ее в нокдаун, подправив небесную красоту огромным синюшным бланшем.

— Если ты, Андгрей, подойдешь к нему ближе, чем пять метгров, тебе не жить больше половой жизнью. Да пгросто жизнью!

Предводительница развернулась и скрылась в самом высоком сооружении, остальные тоже разошлись, оставив возле столба двух охранниц.

Я устало сидел, опираясь на столб, голова девушки лежала на моих коленях. Несколько раз меня одолевал сон. Удивительно, мне хочется спать за несколько часов до кошмарной экзекуции. Несколько раз нас будили, давая попить, и даже накормили кашей из полевых злаков. Хлеба амазонки не признавали, предпочитая его мясу. От безделья у меня затекли конечности, а мысли опустели.

— Эй, девахи! — окликнул я часовых. — Почитать ничего не найдется?

Одна из них опасливо приблизилась, боясь скорее не меня, а скорой на расправу Джона, и бросила мне на колени тощенькую потрепанную книжонку.

Я рассматривал покрытую, как и все здесь проживающие, засохшей грязью обложку. С трудом, но удалось прочитать название. "Устав АА (Армии Амазонок)". Вот как! У них даже правила имеются... Целых тридцать. Тоже мне, разбойники!

Открыв брошюру на первой странице, я углубился в чтение. На протяжении часа я, жестко отбрасывая феминистический бред, познакомился с историей и законами амазонской общины. Среди бурды были некоторые интересные факты, например:

"Любая женщина, опасаясь быть съеденной, подвергаться пыткам, или быть преданной смерти от рук общинной душительницы, может бросить вызов любой воительнице племени и при условии смертельной победы, занимает ее место среди воительниц..."

"Каждая амазонка должна отречься родни и близких. Племя — вот ее семья!"

"... должна ежедневно молиться Афродите, покровительнице войны, периодически заниматься сексом с пленными мужчинами и не менее двух раз в неделю участвовать в общем племенном петтинге..."

"... мыться на Рождество и восьмое марта, игнорировать воду в остальные дни..."

"... брить лобок, ноги и подмышки — обязательно, остригать ногти категорически запрещено, волосы — признак презрительного мужества..."

"... каждое утро обривать голову. Блеск наших армий сеет смуту и ужас в рядах врага..."

"... беспрекословно исполнять приказы и рекомендации предводительницы": (за этими словами — двоеточие и лист без типографических букв). На свободном месте список более двадцати криво написанных и зачеркнутых имен. Единственное не зачеркнутое имя — Джон.) внизу страницы подпись — под страхом ужасной смерти!)

"... пить любое спиртное, увлекаться наркотиками и кушать свежее мясо категорически рекомендуется и приветствуется..."

"... профессия душительницы является священной, а смерть от ее рук — достойной каждой женщины..."

"... каннибализм — обязателен..."

"... все трофеи от походов пропорционально делятся между членами племени. Дележ должен быть всегда честным. Половина — членам племени, вторая половина — предводительнице. Десять или пятнадцать процентов от части племени жертвуется в пользу душительницы, по выбору амазонок..."

История амазонок убивала своей краткостью:

Четыреста лет назад, в городе Друмбар, жила женщина по имени Виктора Амазоно. У нее была семья из восьми детей (одна девочка и семь мальчиков) от первого брака, и четыре сына от второго. Она работала проституткой и на ее счету было девятнадцать абортов. Однажды, раболепная жизнь в жестоком мире надоела Викторе, и она убила обоих мужей. Ее дочь голыми руками удушила всех младших братьев. Потом они пошли в бар, выпили 4,13 литра самогона и 0,6 литра пива, после этого вдвоем убили всех постоянных клиентом Матери нашего Движения. На следующий день безутешная вдова и ее дочь избили до смерти всех разовых клиентов Викторы. Этих святых женщин поймали страшные черви-ищейки, при чем один из них был до издыхания, вот это сказки, по себе знаю, избит нашей Матерью. Первым амазонкам удалось бежать из застенков тюрьмы, прихватив с собой души четырех охранников. Они долго блуждали пустыней, пока не нашли бедное селение мормонов. Добрые женщины обогатили культуру общины отшельников, убив и изнасиловав всех мужчин и слабых женщин. Выжившие женщины стали первыми амазонками и понесли знания в массы. От Викторы берут начало все амазонки, а от ее дочери — душительницы.

Героическая история оканчивалась надписью "численность племени — ...", остальное зачеркнуто". Но, судя по длине кляксы, давно здесь красовалась пятизначная цифра. Странно, они все вымерли, что ли?

— Что ты читаешь? — проснулась Ирэн. Я не ответил — на последней странице размещался, ужасая:

Гимн амазонок

Мы сбросили черны оковы,

бежали с тюрем-городов,

мы по пустыне скачем гордо снова,

чтоб задавить собою всех врагов.

Встанем, сестры, на защиту чести,

пусть не треснет меч в поганый час,

мы были созданы для громкой мести,

пусть матерь-смерть всегда минует нас!

На кобылах мы под солнцем скачем

по песку, и лишь блеск на главах,

всех мужчин убьем и всех запрячем,

на весь мир раскинем темный страх!

Встанем, сестры, на защиту веры,

головы врагов наземь летят,

пусть погибнут muscul-изуверы,

им не превзойти нас всех, девчат!

Нас немного — только мала горстка,

каждая из нас дороже ста,

всех с колен мы сбросим на помосты,

пусть душитель служит неспроста!

Встанем, сестры, на защиту воли,

хлынет кровь черна мужчин-врагов,

мы разрушим, сломим мужски доли,

предадим в огонь родной их кров!

И настанет день благословенный,

без семей, придет свободный час,

каждый муж пребудет убиенный,

женские солнца осветят нас!

Встанем, сестры, на свою защиту,

пусть "кулак" назвется "кулакой",

на могилах выпьем "Маргариту"

и споем наш гимн простой!!!

В. Амазоно

— Погоди, мне немного осталось немного. — Я рассматривал витиеватую подпись источника анти-мужского движения и отпечаток ее большого пальца. Приложил свой к странице. Древний рисунок был почти в полтора раза больше моего! Не удивительно, что ей с товаркой удалось отослать на тот свет столько народа... Да и ума у той женщины немного было, гимн хоть и кострубатый, но с мыслей.

— Дай, — Ирэн попыталась ухватиться за книгу, но мне припомнились несколько строк. Я отбросил брошюру подальше от столба, но девушка, стремительно извернувшись, достала сапогом хлипкий том и углубилась в чтение. По мере того, как ночное небо начало потихоньку перекраиваться лучами восходящего солнца, лицо возлюбленной светлело.

— Что? — спросил я. Не дай Всевышний, она добралась до страшных слов!

Она промолчала, не отрываясь от страниц.

Где-то на краю селения пропел хриплый охотничий рожок. Оттуда же донеслось "Побудка!". Из хибар медленно повылазили растрепанные кикиморы и собирались вокруг столба. Они ковырялись в носах, ушах, в... Не хочу портить аппетит. Грызли когти, целовались, лезли на алтарного юдиста, словом, делали все, чтобы не быть похожими на грозных воительниц.

Последней на плацу появилась предводительница со своей наложницей. Она собирала в кучку разбросанные по сторонам обвислые груди, ее товарка прятала в заплечный мешок огромных размеров деревянный фаллоимитатор. Хоть бы он был со скобками и щепками, мстительно пришло мне на ум.

Бабы построились правильным кругом и уселись на камни перед нами. Джон торжественно извлекла из нержавеющего ларца кривую шлифмашинку для бетона и зазубренную бритву. Она подняла предметы к небу и возложила на алтарь перед столбом.

— О, великая Афина, прими наши никччемные волосы в жегртву во хвалу тебе и позволь насытиться мясом нежной девушки..., — при этих словах Ирэн громко хмыкнула. Джон не обратила на нее внимания и продолжила, — ... и плотью крепкого жегребца! Слава Афине и амазонкам! Становитесь на гритуал как всегда по оччереди.

После упоминания о жеребце меня бросило в пот. Холодный. Но когда тридцать страшилищ разделись догола и начали брить друг дружке интимные места и прочее, пот стекал с меня градом. За бритьем последовало шлифование когтей. Твердые образования кальция клацали о камни и устилали округу неровным ковром. Ото у них отрастает! Слишком много мужских гормонов тестостерона и адреналина.

— Итак, приступим! — огласила Джон.

Голые бабы угрожающе приблизились к столбу. Далеко за пределами моего зрения в кошмарном обмороке застонал юдист. Ко мне потянулись десятки когтистых пальцев. Нос затрепетал от древнего женского пота и выделений. Я реалистично притворился деревом и обеими руками, насколько позволили наручники, ухватился за спасительную соломинку, она же — столб.