— Истинно так! — кивнул Иван Васильевич, — Но никак не уразумею, к чему ты разговор ведешь...
— А к тому государь, что на деньги те я, по воле твой и милости, дело своё поднял, да такое, что два года едва прошло, а те деньги вдесятеро вернул. За всё это нужно мне возблагодарить Господа Христа нашего, однако латинских костелов и монастырей в твоей державе нет и посему иначе как добрым делом богоугодным вознести благодарность я не могу.
— Господа отблагодарить дело праведное, — вкрадчиво сказал Висковатый, — Токмо какой православный храм от латинянина дар примет?
— Когда спросил меня Государь о том, что желаю в награду, вспомнил я, что слух по Москве ходит о неурожае грядущем. Так ли?
— Ведомо мне о том, — сказал государь, — Ванька Висковатый по моему приказу розыск вел, да токмо не дознался, истинна ли та весть али лжа вздорная. Василий Нагой о том же молвил: много народа православного сгинет. Народ ему верит...
— Я так мыслю, Государь, не даст Господь пропасть доброму делу втуне. А ну как будет неурожай, да цены на хлеб вырастут, сколько тогда народа сгинет? У тех, кто в работы нанимается, да своего хозяйства не имеет — им как выжить? Потому и прошу дозволения открыть в Москве и иных городах корчмы, где каждый нуждающийся сможет получить кусок хлеба и миску каши по твердой цене. Оную ты, Государь сам определи, да пусть дьяки грамотки напишут, а я велю своим людям их на видном месте в каждой корчме повесить, чтоб народ видел, что обмана нет.
— Дело благое задумал! — сказал Иван Васильевич, — Дозволяю сие, однако не будь ты мне люб, решил бы, что Государевой воле супротивничаешь, да над царем шутки шутишь! Я тебе что велел? Награду себе выбрать, а ты мне подарки даришь...
— Прости Государь, того и в мыслях не было.
— Проси об ином, — велел государь, — Чтобы награда была доброй и всем на зависть.
Умеет Иван Васильевич удружить, слов нет! Чего мне не хватало, так это чтоб все вокруг завидовали. Ну и как теперь выкручиваться? Чтобы и волю государеву исполнить, проблем не огрести и самому в накладе не остаться. Потребности у меня есть и много, но почти все они решаемы в рабочем порядке. Хотя, стоп! Одна проблема всё-таки есть.
То, что местный скот мелковат, ещё на примере волов, как тягловой силы для расшив, стало ясно. Жаль, что калмыцкую породу пока никак не достать, не скоро ещё калмыки в степях Нижнего Поволжья появятся. Пока можно было бы закупить коров и быков-производителей у тех же немцев, чай не кони, и двойного назначения, как это принято говорить в мое время, не имеют. По крайней мере, пока немцы не прознали о моих самоходных судах. Так что, скорее всего добрые немецкие бюргеры не откажут и за хорошие деньги продадут желаемое, а вот где разводить это "рогатое богатство"?
На Выксе пока сплошь леса да болота, заливных лугов едва хватает, чтобы прокормить ту ораву лошадей, что мы успели прошлым летом захватить на реке Сок, да овец закупленных у ногайцев Исмаила и осенью в Муроме. Две с полтиной сотни коней, сотня лошадок, жеребят пять дюжин, двести тридцать коровенок, сотня волов, да почти столько же молодых бычков. Да ещё полторы тысячи овец и баранов. Сена хватает хоть и с запасом, но косить его приходится по всему протяжению Железницы, Выксунки, Вили да Велетьмы, притом, что лошадям ещё и овес на прикорм идёт, а часть скотины с наступлением морозов забиваем. Так что самым разумным будет попытаться решить эту проблему за счёт государевых вотчин, раз уж он так настаивает на том, чтобы я сам выбрал награду.
Тщательно обдумав формулировки, я начал осторожно излагать своё желание, внимательно наблюдая реакцию самодержца. Впрочем, каких либо возражений я не встретил, хотя сама идея отдать государевы вотчины в откуп на десятилетний срок с возможностью продления сильно удивила царя. Но больше он засомневался в том, что удастся купить у немцев породистых быков и коров, не говоря уж о лошадях. Тут я его успокоил: если не скупиться, то мне этот скот те же англичане привезут через Холмогоры, и похоже накаркал. Иван Васильевич глянул на меня хитро и вкрадчиво молвил:
— На ловца и зверь бежит! А я-то думаю, кому за английскими торговыми людишками догляд поручить! Вот тебе и смотреть за ними, как они торг ведут.
— Государь? — попытался спросить я, но Грозный нахмурился и жестом остановил меня.
— Не перебивай царя! Знаю я, о чем скажешь. Мол, и так скачешь аки мысь по древу.
— Верно, Государь.
— А я так мыслю: есть у тебя верные да умные людишки, вот и отправь кого в Холмогоры, кого в Ярославль, кого в Нижний Новгород, а лучшего в Москву!
— Сделаю, Государь. К слову о лучшем...
— Вижу, просить за него собрался?
— Верно, Государь. Писал я о нём тебе в своей челобитной, Иваном Васильевичем Кожемякиным кличут, он со мной на Москву ныне приехал...
— Совсем ты наших обычаев не ведаешь, — засмеялся государь, — Не бывало такого, чтоб простого посадского да с вичем писать. К тому же мальца несмышленого!
— А простого ли? — сказал я, после чего вынул из кармана небольшую продолговатую шкатулку, и, протянув её царю, продолжил, — Взгляни Государь, сие его работа.
Иван Грозный кивнул Висковатому и тот, повинуясь молчаливому приказу, взял и открыл её, вынул содержимое и, осмотрев, показал царю. Я же, упреждая вопрос государя, пояснил:
— Сие суть чеканы для монет. Коли будет на то твоя воля, оными пристойно пожаловать тех, кто под Судбищами сражался храбро и кровь проливал во славу твою и Христову. Та монета наградная, что в три четверти вершка аккурат пять рублей золотом выходит, а полвершковая в два...
— Однако, — сказал государь, читая филигранно выполненную надпись, — Не простой малец-то!
— Истинно так Государь! Я мыслю, Господь неспроста дар такой парню послал. В Италии есть мастера знатные и умелые, о том тебе ведомо, но подобные наперечет, да зрелые мужи, почитай, почти все. Ещё одну его работу показать хочу, послать бы за ней...
— Опосля покажешь, — сказал Иван Васильевич, — Так скажи, о чем речь.
— Слышал я, немцы станок придумали монетный, чтоб монеты добрые делать. Того станка не видал, однако велел Кожемякину поразмыслить, а ну как выйдет сделать, да лучше чем у немцев.
— Нешто сделал?
— Покуда токмо образец малый, игрушку детскую, но из олова монетки с чечевичное зерно чеканит добро, а велишь, возьмётся построить и большой. А я ему в том помогу, чем посильно.
— Велю! Пиши грамотку, — кивнул Висковатому царь, — Коли Ванька Кожемякин сей станок сделает, да в Москву на монетный двор представит, то быть ему у меня в милости великой и писаться Иваном Васильевичем и детям его и внукам с вичем писаться!
Пока Иван Михайлович скрипел пером, а государь диктовал ему содержимое грамотки для моего подопечного, я немного расслабился, предположив, что на этом, основная часть разговора о делах государственных закончилась, и как оказалось зря! Едва грамота была написана, Иван Васильевич поинтересовался, сколько пушек подобных тем, что я сделал для Шереметева можно ещё отлить до конца года.
— Три дюжины не более! Та добавка к меди, что надобна, для того чтобы пушки жара не боялись, в этом году вся на исходе...
— А чугунных? — сказал Иван Васильевич, — Подобных тем, что для Сокского острога лил.
— Три дюжины отолью, ежели до сентября, тут иная беда — не быстро дело спорится, в земляные формы льем, на раз оных и хватает, едва в четыре дня управляемся да отливка день.
— Грех бога гневить, да жаловаться, у меня мастера на Пушечном дворе малую пушку месяц делают, а великие порой и более года.
— Мастеров толковых у меня всего двое, что формы делать обучены. К ним ученики приставлены, но ранее весны следующей литье им не могу доверить.
— А скажи-ка, к весне твои мастера сотню чугунных пушек отольют? — спросил царь.
Я мысленно прикинул, с августа по май десять месяцев, минус субботы с воскресеньями, минус праздники:
— Нет, не успеют, Государь. Точно не скажу, праздники православные все не упомню. Но пять дюжин, пожалуй, по силам будет.
— И сие вельми лепо! — сказал Иван Васильевич, — А учеников много ли?
— Две дюжины, Государь. Но сколько к лету науку успешно освоят, не ведаю...
— А тех, что для Шереметева делал, сколько к весне осилишь?
— Пока не ведаю, Государь: сие от руды зависит. Даст Бог, дюжин десять отольем к следующему маю...
— Ладно, быть по сему, — сказал государь, и махнул рукой, — Ступай с Богом, боле тя не держу!
— Не гневайся, Государь: ещё одно дело есть. Этой зимой мы новую стекольную печь построили, вместо той, что у нас развалилась. На ней стекло для окон выделывать пробовали: как вышло тебе судить, образцы с собой привез. Сделай милость, посмотри, да грамотку вели написать, чтобы задержки в торговле не было[8], какие казна сразу купит, а какие иным купцам продавать. Я так мыслю: лучшее стекло, без изъянов, коего выходит один лист на две сотни, более уместно для подарков венценосным особам, чем для продажи иноземным купцам.
— Ступай, — велел Иван Васильевич, — Да вели своим людишкам монетный станок и образцы сего стекла принесть в Грановитую палату, там осмотрю всё!
...
Игрушечный станок государю понравился, да так, что он извел на "чеканку" всю заготовленную дюжину оловянных полосок. Впрочем, невелика беда, потому как в комплекте шли и малые вальцы, на которых оные полоски прокатывались до нужной толщины и одновременно подрезались по ширине. "Наигравшись" вдоволь, государь изволил осмотреть стекло. Однако мои предположения не совсем сбылись, хотя высший и первый сорт Иван Васильевич, как я и предполагал, всё-таки повелел поставлять исключительно в казну, а вот второсортное стекло его не особо заинтересовало, особенно, после того как, я озвучил, сколько его будет производиться за год работы.
Но, оказалось, что обрадовался я несколько преждевременно. Царь, будучи наслышан о теплицах от моего огородника, оставленного в Москве, поручил мне спроектировать и построить оную для себя. Причём с истинно царским размахом — в двести саженей длиной! Так что стекло второго сорта в следующем году по большей части уйдет на государев заказ. А вот рамы дубовые он отверг, потребовав сделать чугунные, узорчатые. Чудо, конечно, выйдет то ещё, но и работы предстоит не мало, потому я и предложил строить по частям, постепенно наращивая длину теплицы, дабы в любой момент можно было показать её иноземным послам, как этого хотел государь. А пока присмотреть для неё подходящее место.
При таком раскладе стекла на каждый год будет нужно меньше, то большую его часть я смогу продать по хорошей цене. Казна-то в лице государя не особо расщедрилась. Лучшее стекло оценили в десять рублей пуд, первосортное вдвое меньше, а второй сорт всего в три. Судя по всему, цена на цветное стекло, которое я продавал игумену Благовещенского монастыря, для государя секретом не была. Ладно, хоть рубль только скинул, и на том спасибо. Впрочем, грех жаловаться, прибыль всё одно немалая. Себестоимость пуда листового стекла у меня на новой печи от силы три алтына две денги. Правда откровенный брак, годный лишь на теплицы, я планировал продавать по алтыну и четыре денги пуд, обеспечивая окупаемость в основном за счёт качественного стекла, ну да ладно.
Пока Висковатый писал грамоту, я поставил на стол перед царем две длинные и увесистые шкатулки из полированного дуба.
— Не иначе опять подарок? — спросил Иван Васильевич, — Что, покажи, покажи, порадуй меня!
Я открыл ту шкатулку, что была короче. На зеленом сукне, которым была оклеена внутренняя её часть, уютно расположились два револьвера, запасные стволы, барабаны, пулелейка и две коробки с готовыми зарядами. Затем настал черед длинной шкатулки, с револьверной винтовкой.
— Простоват подарок-то, нешто так и не нашёл мастеров? — спросил государь.
— Не нашёл, Государь. Да токмо не подарок это, а образцы, о которых я писал, после того как в прошлом годе ты изволил спросить, нельзя ли вооружить стрельцов таким оружием.
— Помню, помню...
— В этом году потребный инструмент мы сладили, так что со следующего года смогу выделывать по сорок дюжин таких ружей в год, либо столько же пар пистолетов, по десяти рублев серебром, как ранее говорено было.
На деле наши возможности раза в два с полтиной раза превышали озвученное, но в таких случаях запас прочности гораздо важнее, да и мало ли что может случиться. Впрочем, государя озвученная цифирь весьма порадовала — прошлой осенью я ему не обещал больше сотни стволов в год. Несмотря на слабо скрываемую радость, Иван Васильевич решил взять время на размышление, пообещав известить меня, когда решит, сколько ему надобно ружей и сколько револьверов.
На радостях государь даже позабыл про мою нелюбовь к роскоши и одарил меня таки новой шубой из золотой парчи, подбитой отборными соболями, а также вручил драгоценный кубок, судя по всему итальянской работы. На этом аудиенция закончилась: царь изволил трапезничать. Я же и глава Посольского приказа поспешили по своим делам, но сначала Висковатый написал для меня письмо к персидскому послу. Накинув новую шубу "с царского плеча", я направился к персам, решать вопрос с ценой на орудия.
...
С персами я договорился в тот же день, но пришлось принять приглашение на воскресный пир, который персидский посол давал перед своим отбытием на Родину. Кроме самих посольских, туда были приглашены купцы, и не только персидские, что давало возможность завязать весьма выгодные знакомства. На следующий день я разослал большую часть своих ребят искать в Москве подходящие места строительства. Размеры двора для корчмы с отдельно стоящей поварней и амбаром я рассчитал ещё вечером, теперь дело было за малым — найти места в бойких местах, желательно рядом с торгом. Мне же пришлось идти в Посольский приказ, готовится к встрече с английскими купцами.
Висковатый с остальными дьяками убили пару дней, согласовывая условия торговли для английских купцов с государем, после чего, наконец, состоялся прием в царских палатах, котором они были оглашены и вручены в виде грамоты главе английской делегации. В отличие от тех льгот, что англичане получили в моем варианте истории, тут им повезло чуть меньше. Всего несколько вовремя сказанных мною реплик и количество городов, в которых они получили разрешение торговать, резко сократилось. Причём исключительно под видом заботы об их безопасности. Теперь крайней точкой в их самостоятельном маршруте станет Нижний Новгород, зато на торговлю вверх от него по Волге ограничений нет. Однако при наличии у них желания отправится в Астрахань, не каких препятствий не будет, с одной оговоркой: идти туда им можно исключительно на кораблях Русско-Персидской торговой компании!
То, что появилась эта компания буквально два дня назад, пятнадцатого июля 1555 года, и в состав её учредителей и бенефициаров вошло всего три человека, англичанам благоразумно не сообщили. Вопрос её создания мы обсудили с Иваном Васильевичем и Иваном Михайловичем заранее. Государь при этом выделил деньги для строительства полдюжины расшив, а хитрый дьяк взял у меня кредит на постройку трёх судов, войдя, таким образом, в Русско-Персидскую компанию третьим бенефициаром.
