Сордар неожиданно склоняется к биноклю. Разогнувшись, берет телефонную трубку. Что-то говорит. Марина понимает только слово 'курс'. Адмирал поворачивается к сестре.
— Переговоры о титулах знаешь?
— Кто же их не знает? Как-никак первая встреча нашего и мирренского императора.
— Да как раз многие миррены и не знают. Любят у них в учебниках, да и не только в них писать об извечном противостоянии. Хотя так было не всегда... Да и не везде... У них считается, что народу вредно знать, что в прошлом с грэдами удавалось договариваться. Пусть и по таким, неважным сейчас, вопросам.
Сама знаешь, наша и мирренская титулатуры отличаются довольно сильно. К тому времени было уже несколько скандалов из-за неверного и даже оскорбительного с нашей или их точки зрения именования официальных лиц в книгах или на приемах. Вопрос согласования титулатуры, 'равновеликого имявеличания', формально считался важнейшим на тех переговорах.
О таких мелочах сейчас мало кто помнит, но тогда вопрос принадлежности среднего течения реки был одним из важнейших. О титулах, в основном, паркетные шаркуны спорили. Хотя результаты переговоров о титулах попали во все учебники. И кстати, тот договор формально до сих пор действует. Мирренский цензурный комитет с месяц назад даже официальное предупреждение одной газете вынес '...за неподобающее изображение ЕИВ Императора...', ну, там дальше полный титул нашего отца следовал, кстати, он как-то раз говорил, что свой полный титул наизусть не помнит. Предложил мне назвать свой — я тоже, оказалось, не помню.
Марина хихикнула.
— А ты не хихикай! Свой-то титул тоже наверняка не назовёшь.
— Нет, назову свой, а заодно твой и отцовский полный; я в детстве много каких глупостей назапоминала с лёту.
— Ну, так вот, газете вынесли предупреждение, а по их законам — три предупреждения — закрытие издания без права возобновления. Свобода слова — вещь хорошая, но когда война — несколько излишняя.
— А чем переговоры о границе кончились?
— В тот раз обе стороны оказались достаточно умны, что бы понять — заглотить все не получится. Противник, хоть и готов уступить кое-что, но до определенного предела. Надавишь чуть сильнее — последствия будут непредсказуемы. Река и стала границей.
— Точно! Я вспомнила карту!
— Вот потому там и договорились встретиться. Вроде как город, где одна половина наша, а другая — мирренская. Хотя это считалось так. От центральных властей далеко. Были времена, когда корабли туда раз в два года заходили. Императорскому курьеру и то скакать неизвестно сколько было. Железную дорогу туда до сих пор не дотянули, правда, причины на то другие... А так, народ там смешанный жил.
— Что-то не слышала я про такой город.
— Его больше нет. Ни на наших, ни на их картах.
— Как так? Там же такие важные переговоры происходили...
— Это тогда они важными казались, а сейчас выглядят дипломатическим курьёзом. Про них даже говорят с грустной иронией: единственное решение великих держав, устроившее обе стороны. Да и проходили переговоры не в городе, а на островке посредине реки, чуть ближе к мирренскому берегу.
— Островка тоже, скажешь, теперь нет?
— Почему, есть. Остров Смерти называется.
Марина поежилась. Океан мёртвых, потом ещё остров смерти. Ветер что-то усиливается. Неуютно. Страшновато. Но интересно.
— Почему он так зовется? И что это за город такой был?
— Сначала там мирренская торговая фактория была. Потом наши на другом берегу реки форт вроде как для наблюдения построили. Так и жили. Лет сто, наверное, даже поговорка была, и у наших офицеров, и у мирренских: 'Дальше форта не пошлют' — в смысле, самая что ни на есть дыра. Дыра-дырой, а народу постепенно все больше там становилось — земли неплохие, рыбы в море навалом. Одно время даже думали, что первая трансконтинентальная магистраль в городе будет заканчиваться, но решили, что столь важная станция на самой границе — как-то не очень.
Фронт стал по реке. Лето было очень жарким, самым жарким за все время наблюдений. Река очень сильно обмелела. Кто первым решил занять остров, сейчас неважно. Важно, что другая сторона с потерей не смирилась. И началось. Сколько раз островок переходил из рук в руки — не сосчитать. Говорили, вниз по течению вода красная текла. Артиллерия, минометы, газы, огнемёты — всё, что хочешь и в любых количествах. Самолёты — штурмовики там применили впервые, там же и газовые бомбы испытали. Понравилось!
Ходили слухи, что миррены оборудование со строительства подземной электродороги привезли и туннели тянули. Хотели то ли под остров, то ли под наши позиции на том берегу подвести, и фугасы в десятки тонн заложить. Было ли это там — не знаю, а на других участках фронта с такими 'кротовинами' сталкиваться приходилось.
Граница в итоге так по реке и осталась. А города не стало. Бои за остров шли несколько месяцев. За это время все разрушили.
Да и немного найдётся желающих жить в месте, где лопатой в землю ткни — в осколок снаряда попадешь. А чуть копнешь — череп найдёшь.
Город решили не восстанавливать. Просто упразднили административную единицу. Руины сровняли с землёй, щебёнку куда-то вывезли Оставшееся выровняли бульдозерами. Даже земли завезли и место засыпали — что бы все поскорее травкой заросло. Словно и не было никогда города. Крови море пролили, оставшись при своем.
Относительно этого участка границы договорились — на расстоянии тридцати километров от границы не держать никаких войск, кроме обычных пограничных частей. Это и их, и нас устраивало — в тех краях, на случай прорыва фронта была оборудована вторая оборонительная позиция. Как раз, километрах в тридцати. На всякий случай, уже за ней третью начинали оборудовать. И сейчас вновь за неё взялись. Да и миррены свои укрепления в порядок приводят.
А остров решили объявить нейтральным. Вроде как в память о погибших. Там вперемешку кости лежат. Наши, их. Никому разгребать не хотелось. Если карту той части Приморья в большом масштабе найдёшь, то увидишь, что остров окрашен белым. У мирренов белый — траурный цвет.
— Я знаю. Как-то раз на большой карте долго искала, где же у нас нейтральная зона — так и не нашла.
— Гладенький сейчас остров. Только травка и растет. А посредине памятник стоит. Совместный. Огромный каменный куб, расколотый по диагонали. Чёрный камень — наш, серый — их. На стороне, обращенной к своему берегу — звезда наша, пятиконечная, а к мирренам смотрит их императорская с семью лучами. Текст ниже — один и тот же. 'Исполнившим свой долг'.
— Стоп! Я видела фото этого памятника со звездой и надписью. Но думала, что на памятнике больше ничего нет.
Сордар усмехается.
— На сто процентов уверен, что мирренка твоего возраста сказала бы про памятник то же самое, имея в виду совсем другую звезду.
— Не, не сказала бы.
— Почему?
— Так они же тупые, куда хуже Соньки, и вообще, знать не знают, где такой памятник стоит.
— С чего ты решила, что мирренки тупые? — адмирал вроде обычным голосом спросил, но Марина понимает, — сказанное брату не понравилось.
— Так миррены сами ругаются, что у них женское образование поставлено куда хуже, чем у соседей. У них же закон о всеобщем образовании на девочек распространили уже при нынешнем Тиме.
— Не знал, что тебя ещё и такие вопросы интересуют...
— Не то что бы очень, но раз мы к мирренам идём, то я кое-что про них почитала, особенно на темы, могущие коснуться меня.
Мама, как обычно, не в духе. Она не любит корабли. Все. За единственным исключением — бывшая Государственная яхта. С немыслимой роскошью построенный в последние годы Предыдущего царствования формально боевой корабль. Размером с трансокеанский лайнер, а стоимостью — как пять. Он зовётся 'плавучим дворцом'. Назван в честь умершей жены императора 'Дзиара'. Парадная лестница из самого редкого мрамора украшена зеленью, древними статуями и фарфоровыми вазами. Высота потолка в обеденном зале — семь метров. Есть танцевальные залы, бассейн с подогревом, зал для игры в мяч и даже зимний сад, где по веткам тропических растений прыгают яркие птички. Почти во всю длину корабля по правому борту оборудована прогулочная галерея, оформленная, словно столичная улица. На 'Дзиаре' впервые оборудовали специальный гараж для автомобилей путешественников (это притом, что строилась она в те года, когда автомобили ещё не вышли из разряда дорогих игрушек). Сейчас в гараже небольшая выставка дорогих и редких автомобилей. Верхом идиотизма Марине кажется один из них — 'Фламинго'. Построенный по заказу дочери императора (закончившей свой век в клинике для умалишенных). Она считала фламинго прекраснейшим из земных существ. Заказ был сделан известному конструктору тех лет. Машине попытались придать максимальное сходство с птицей. Ручной работы корпус из дерева и гипса с имитацией оперения. Изогнутая птичья шея, двери водителя в виде крыльев, розовая раскраска с золотыми цветами. Обивка изнутри из гобеленов также с имитацией оперения. Машина была в изобилии нашпигована всевозможными техническими новинками. В салоне стоял своеобразный машинный телеграф: на нем отмечены посещаемые хозяйкой машины дворцы, театры и магазины — дёрнешь ручку — водитель получает отпечатанный приказ, куда ему ехать. В груди птицы установлена мощная электрическая фара. Впервые на автомобилях. Ещё фонарики смонтировали в глазах и на серебряном ошейнике. В салоне — электрическое освещение. Тоже впервые. На выхлопную трубу, неизвестно зачем, установлено что-то вроде ксилофона, управляемого из салона. Для настройки 'инструмента' вроде бы даже приглашали известного музыканта. Мелодию вполне можно было исполнить. На корме машины устанавливалась специальная конструкция, призванная увеличить сходство с птицей, периодически выбрасывавшая на дорогу смесь извести с водой. Ещё радиатор машины вырабатывал большое количество пара, периодически выпускавшегося через клюв. Обошлось всё это чудо — как десять 'Чёрных драконов' — самых дорогих в ту пору мирренских машин, доступных только богатейшим людям, да и то не всем. Ездить машине пришлось примерно столько же, сколько 'Дзиаре' в моря ходить. Извергающая пар и оставляющая на дороге белые пятна розовая машина привлекала толпы зевак. Заодно, сильно пугала лошадей. Произошло несколько аварий, обошлось без убитых, но раненые имелись. Ещё нескольких излишне любопытных обварило паром. Столичная полиция взвыла — видя на машине эмблему МИДв, сделать она ничего не могла. К счастью, об авариях и жертвах узнал министр двора и доложил императору. А у него хватило ума запретить поездки этого агрегата. Машина так и стояла в Собственном ЕИВ гараже до воцарения Саргона. Ходили слухи, что по двору гаража любящий необычные машины молодой император на 'Фламинго' всё-таки катался, но слухи есть слухи. А фактом стало, что при переоборудовании 'Дзиары' в музей из МИДв в экспозицию поступило много всевозможных причудливо-бесполезных технических диковинок, в том числе и 'Фламинго'.
Несмотря на то, что она почти не ездила, машина очень известна. В детских книжках, чье действие происходит лет 50-60 назад, на картинках почти все машины изображают с гнутыми шеями различных птиц. Можно подумать, других автомобилей в то время не было, хотя Марина знает и про похожий на торпеду с колёсами экспериментальный электромобиль, впервые в истории превысивший скорость в 100 км/ч, и про опять же опытные аэромобили, какие с пропеллером как у большинства самолётов спереди, а какие и сзади, в те годы был построен и первый броневик, и первая амфибия, и оригинальный одноосный тягач для паровых насосов столичных пожарных команд. Но почему-то памятником автомобилестроению той эпохи стал именно несуразный 'Фламинго'. Даже сейчас по столице колесят отделанные под старину машины с птичьими, змеиными или драконьими шеями и головами. Их очень любят туристы и новобрачные, так что среди машин преобладают 'Лебеди'. Только вот Марина птичек терпеть не может. Как живых, так и механических. И самыми уродливыми из автомобилей ей кажутся все, напоминающие 'Фламинго'.
Ещё Марина знает — создатель 'Фламинго' и до, и после него разработал много разных машин. Несколько раз удостаивался уже при Саргоне Императорской премии, стал кавалером почти всех Гражданских степеней орденов. Кажется, чуть ли не к девяностолетию конструктора решили издать альбом с изображениями всех созданных им машин. Макет альбома старику понравился. За исключением одного — он попросил убрать из книги всякие упоминания о 'Фламинго', и о своей работе над ним. Просьбу уважили, но первый вариант альбома поступил в личную библиотеку императора, где и попался на глаза Марине.
Имеется на 'Дзиаре' и конюшня, а так же помещение для собак. В апартаментах Его и Её Величеств даже краны умывальников в виде рыб и дверные ручки в виде дельфинов сделаны из золота. На полу и стенах — мозаичные панно морской тематики. Отделка кают — из самых ценных пород дерева. В приемной Её Величества — фальшивый камин из какого-то редкого мрамора. Бронзовые статуэтки морских божеств с погибшего материка. Картины старых мастеров на стенах.
Крупные лайнеры того времени могли брать до двух тысяч пассажиров, 'Дзиара', будучи таких же размеров рассчитывалась максимум на триста человек императорской свиты.
В море 'яхта' практически не выходила. Старый император совершил на ней только одно плавание и то без наследника.
Принимая дела после смерти императора, Саргон добрался и до яхты. В сопровождении командующего флотом взошёл на борт. Осмотром остался недоволен. Сказал: 'Самый бесполезный корабль нашего флота. Я на нём в море никогда не выйду!'
'Но представительские функции...'
'С представительскими функциями вполне справится любой корабль нашего флота, на котором Я подниму свой флаг. Не так ли, адмирал?'
'Так точно'— ответил тот. Решением молодого императора он, на самом деле, был донельзя доволен, ибо сам был не прочь держать флаг на 'Дзиаре'. А император продолжил.
'Поэтому повелеваю: установить у пирса, откуда Его Величество последний раз выходил в море, и сделать общедоступным музеем Его Величества. Военно-морской флаг — не спускать'.
Сказать, что это решение Саргона разочаровало адмирала — не сказать ничего. Но приказ Его Величества — обсуждению не подлежит.
Из дворцов, построенных за последние сто лет, 'Дзиара' была самым роскошным.
Кэретта влюбилась в корабль с детства. Она, как, впрочем, и любой желающий, осматривала яхту, заплатив символическую сумму. Мечтала выйти на нём в море императрицей. Стать императрицей — получилось, выйти в море — нет. Император упёрся — на этом корабле он в море не пойдёт. На каком угодно другом — пожалуйста. Хоть огромный мирренский лайнер 'Императрица' готов зафрахтовать для свадебного круиза. 'Императрица' славилась роскошью. Но малахитовых колонн на ней не было. Да и краны из чистого золота были только в нескольких самых дорогих каютах, причем художник -декоратор специально приезжал посмотреть на 'Дзиару'. Ещё Саргон хорошо умел считать деньги, прекрасно зная — один выход в море 'Дзиары' обойдётся дороже многомесячного фрахта 'Императрицы'. Кэретта хотела отправиться в путешествие только на 'Дзиаре'. Но императору роскошь яхты отвратительна. Символизирует всё худшее, что было в стране до него. Прежде всего, совершенно бездумную и бессмысленную тягу высших слоев к роскоши.
