Течет река Конго

— Позвоните сразу, как только будет результат. Даже, если это будет в двенадцать часов ночи — пробурчал Киссинджер, в глубине души ненавидя зануду премьера.

Сразу после разговора с Тиндесманом, не знающий усталости и покоя "борец за демократию" позвонил французскому послу в Киншасе господину Россу.

Конечно, ему было бы куда проще и приятнее общаться с американским послом, но тот, следуя указанию из Вашингтона, занял позицию наблюдателя и не собирался менять её, несмотря на все усилия Киссинджера.

Ещё маленький камешек в башмаке главе клуба "Друзей Сафари" было желание господина Росса подчеркнуть самостоятельность Франции в африканских делах. Господин посол охотно снабжал американского дипломата всей необходимой информацией и охотно следовал его советам, но при этом, всякий раз подчеркивал, что последнее слово в этом деле за Парижем.

Выслушав Киссинджера о его действиях в отношении бельгийского премьера, в ответ на просьбу американца заставить Мобуту подать прошение о помощи, Росс огорошил его.

— Господин президент Мобуту, заявил, что время принятия подобного решения ещё не настало.

— Он у вас там, что ума лишился или перебрал местные виски!? — изумлено воскликнул американец. — Просить о военной помощи ему нужно было ещё вчера! Вчера! Сразу после падения Колвези и Лубумбаши! Он, что этого не понимает!? Если так, то объясните ему, что он играет в "русскую рулетку" и имеет все шансы чтобы плохо кончить!!

— Господину президенту все это уже было сказано и не один раз, но у него свое мнение на происходящее — начал говорить собеседнику Росс, но тот в недопустимо грубом тоне прервал его.

— Не могу понять, чем занимаются в Конго ваши военные, кроме составления планов и отчетов? Они, что, не могут как следует промыть мозги этому слезшему с пальмы деятелю?

— Генерал Бертено и полковник Гра двумя руками за скорейшую переброску французских войск в Киншасу. Они оценивают сложившуюся обстановку как катастрофическую, однако генерал Длими и начальник Генерального штаба конголезской армии генерал Бабия убедили президента, что объединенные войска сами смогут справиться с повстанцами без привлечения дополнительных сил со стороны.

— Идиоты!

— Совершенно с вами согласен, но колесо запущено, и остановить его не в моих силах и возможностях. Так три часа назад президент отдал приказ о начале подготовке высадки десанта на Колвези. Дело поручено майору Маэле. Это по утверждению полковника Гра самый толковый и способный офицер в конголезской армии. Высадка десанта будут поддержана действиями марокканцев. Им подвезли тяжелое вооружение, и они намерены разнести им всю оборону повстанцев.

— Как оценивают ваши военные шансы на успех этого десанта?

— Как откровенно низкие. Генерал Бертено дает конголезцам не больше десяти процентов на успех. У полковника Гра ставки чуть больше, двадцать пять процентов, но он уверен, что "красные" смогут отразить наступление конголезцев.

— Почему такое расхождение двадцать пять и десять? Фактор личного восприятия?

— Совершенно верно. Полковник Гра имел возможность лично наблюдать за действиями повстанцев, тогда как генерал Бертено участвовал в алжирской кампании и операциях по принуждению к миру в Мале и Чаде. В отношении местных военных у него всегда только низкие оценки.

— Понятно, — протянул американец. — Значит, ваши военные считают, что десант обречен на провал. Возможно, что это даже к лучшему. Очень надеюсь, что умывшись кровью своих солдат, президент Мобуту прозреет и лишится ненужных иллюзий.

— Я тоже на это надеюсь.

— Хорошо. Как это случиться — позвоните, — потребовал Киссинджер, — время не ждет.

* * *

Если характеризовать настроение десантников майора Маэле, что набились в транспортный "Геркулес" подобно сельдям в бочке, то лучше всего для этого подходил девиз: — Идущие на смерть приветствуют Цезаря!

Девиз старый, со времен римских гладиаторов, он как нельзя лучше соответствовал сложившейся обстановке. С одной стороны воодушевленные грозными речами генералов Бабия и Длими, а также громкими обещаниями президента Мобуту, конголезские десантники были готовы обрушиться на головы "красных" повстанцев. Тем более, что вместе с ними летел и их командир, которого многие из солдат и офицеров, если не любили, то искренне уважали.

Но с другой стороны, чем ближе подступал момент десантирования, тем больше появлялось сомнений в том, что операция закончиться благополучно и все возвратятся домой живыми и здоровыми. На это никак не смогли повлиять ни уверения, что на земле действия десанта будут поддержаны марокканскими соединениями, ни сообщения об атаке правительственной авиации позиций мятежников. Солдатский телеграф и чуйка, говорили об обратном, и они оказались правы.

Атака трех самолетов, громко названных штурмовиками, не нанесла позициям повстанцев никакого урона. Нет, конечно, пулеметно-пушечным огнем самолетов правительственных ВВС за штурвалами, которых, сидели египетские пилоты, было уничтожено три орудийных позиции, несколько пулеметных расчетов и сожжено два бронетранспортера врага. Это беспристрастно зафиксировали фотокамеры, установленные на самолетах и их снимки, торжественно легли на стол начальнику Генерального штаба республики Конго, однако на самом деле все это была — липа.

Пушки, пулеметы и минометы были либо искусной подделкой, либо вышли из строя и на их восстановление, нужно было время и деньги. Точно также как два захваченных в Колвези броневика. Один был подбит в ходе боев за город повстанцами, а второй не имел мотора и был доставлен на передовую, на буксире.

Ради введения в заблуждения противника, повстанцы расстались с легким сердцем, под мудрым руководством своих белых инструкторов и наставников.

Другим фактором, поставившим под угрозу срыва всей операции, была неопытность египетских пилотов. В деле управлением транспортным самолетом, к ним по большому счету претензий особых не было. Болтанка, вызвавшая опорожнение желудка не в счет. Чего только в полете не бывает. Просто египтяне плохо ориентировались в непривычной для них обстановке и опоздали с прибытием в район высадки на целых сорок минут.

По этой причине, когда два транспортника появились в небе над Колвези, там уже во всю силу грохотал бой, и он развивался не в пользу марокканцев.

Штурмовики ещё не успели улететь, как солдаты короля Хасана обрушили огонь своих орудий по тем же целям, что и атаковали летчики генерала Мубаи. Выпущенные ими снаряды довершили уничтожение броневиков и остатков муляжей, после чего, марокканцы с легким сердцем пошли в атаку. Подвергнись они столь энергичной атаке с воздуха и почти тридцатиминутному обстрелу, они бы с чистой совестью оставили бы свои позиции.

Командовавший ими полковник Музараф, был полностью уверен в этом и когда по наступающим цепям марокканцев ударили одиночные выстрелы и очереди, он возрадовался.

— Красных собак очень мало! Они позорно бежали под ударом наших пушек, а стреляют смертники. Их оставили в окопах, приковав цепями и у них нет выбора! — восклицал Музараф, наблюдая в бинокль, и определенная доля правды в его словах была. По марокканцам стреляли оставленные в окопах наблюдатели. Остальные силы повстанцев, были отведены вглубь обороны по приказу Диаса и теперь спешно возвращались на свои места.

Кроме малочисленных выстрелов из окопов врагов, уверенность в скором успехе, полковнику придавали наличие в цепях марокканцев гранатометчиков. В каждом взводе имелось по два бойца вооруженных базуками, которые должны были либо уничтожить танки "красных", либо заставить их отступить. Гранатометы, правда, были китайского производства, но их было много и Музараф не скупиться.

Бойцы уверенной поступью шли навстречу с немецкими танкистами, чтобы свершить подвиг во славу аллаха и своего короля, но по воле судьбы, в этот день дороги их разошлись. За сутки до начала операции оберст-лейтенант Эбер отвел своих подопечных с передовой по ряду причин. У некоторых из его экипажей заканчивались снаряды и топливо. Диас предложил было использовать их в качестве приманки для авиации и артиллерии врага, но встретил энергичное сопротивление со стороны своего немецкого товарища.

— Как можно гробить такую замечательную технику!? Только через мой труп! — возмутился Эбер и кубинец не стал настаивать. Танки были показательно выведены из Колвези и переформированы. С части машин было слито топливо и изъяты боеприпасы, другие образовали ударный кулак, который в случае необходимости был готов ударить по марокканцам.

Решение это было принято после долгих споров между Топорковым и Диасом. Полковник стоял за продолжение обороны Колвези, при помощи бронетехники, великолепно себя показавшей в предыдущем сражении. Кубинец же стояла за применение новинки, тяжелые пулеметы, установленные на открытых джипах.

Этой идеей майор бредил ещё во времена войны с участием Че Гевары и наконец, получил возможность реализовать её в деле. В захваченном повстанцами арсенале Колвези тяжелые пулеметы имелись, равно как и везде проходящие джипы. Установить в их открытом кузове тяжелый пулемет, было делом времени и Диас, принялся энергично побивать эту идею.

Неизвестно удалось бы ему сломить сопротивление Топоркова упрямо державшегося за то, что от добра, добра не ищут, если бы не неожиданная помощь со стороны. В качестве третейского судьи Сергей Павлович решил обратиться к полковнику Кравченко и неожиданно танкист поддержал кубинца.

— Пусть попробует. Может, создаст новый вид оружия и пополнит теорию тактики новой страницей.

— Тебе все шуточки, Георгий, а дело серьезное.

— Если серьезно, то делая ставку в обороне на эти джипы, вы в принципе не сильно и рискуете. Получиться — хорошо, нет — гер Эбер исправит ваши ошибки. Главное не сильно увлекаться, этими пулеметными тачанками в ущерб воздушного прикрытия. Конги хоть ещё те вояки, но сам понимаешь, раз в жизни и такое ружье может точно выстрелить.

Слышавший их радиообмен Диас радостно потряс кулаками, не ожидая подобной поддержки.

— Хорошо, — после некоторого раздумья произнес Топорков. — Дадим тачанкам вторую жизнь. Но только под твою ответственность.

— Давай — снисходительно ответил Кравченко и разговор прервался. Георгий Николаевич отправился муштровать своих ангольских орлов, а полковник Топорков занялся реализацией фантазии своего кубинского визави.

К моменту столкновения с арабами, местные умельцы под руководством Диаса, успели соорудить всего четыре "тачанки". В кузова быстроходных джипов были установлены крупнокалиберные пулеметы, чья защита состояла из приваренных по бокам кусков листового железа. От осколков снарядов и гранат подобная защита была, прямо скажем хлипенькой, но вот попадание автоматных пуль выдерживала хорошо.

Появление их на поле боя, вызвало настоящий фурор для марокканцев. Из-за артиллерийского обстрела противника выход "тачанок" несколько запоздал и чтобы компенсировать потерю времени, было решено ударить по врагу не в лоб, как планировалось ранее, а в бок, по покрытому грязью полю.

Отступая от первоначального плана, Диас сильно рисковал, так как проходимость "тачанок" в этих условиях не проводили, из-за элементарной нехватки времени. Решаясь на подобный экспромт, майор делал ставку на высокую проходимость джипов, и как оказалось, ничуть не ошибся. Внезапно возникшие подобно чертям из табакерки, "тачанки" лихо, "на всех парах" проскочили опасное место, обрушив тугие свинцовые ливни на оторопевших марокканцев.

Атакуй их броневики или бронемашины, подчиненные полковника Музарафа обрушили бы на противника тучу гранат, но против "тачанок" их базуки оказались малоэффективны. Уж слишком трудно было попасть в быстро передвигающуюся цель, которая при этом яростно поливает тебя огнем.

Попав под ураганный пулеметный удар, марокканцы моментально залегли, надеясь, что в этом положении они смогут связать противника боем, а затем уничтожить, но не тут-то было. Оказалось, что наступающая пехота совсем не главная цель атаки "тачанок". Потеснив марокканцев огнем своих крупнокалиберок, "тачанка" рванулись через открывшее пространство по направлению к позициям марокканской артиллерии.

Канониры короля Хасана прошли неплохую выучку и могли грамотно обращаться с полевыми орудиями. Точность и интенсивность их огня оставляли желать лучшего, но хлопот обороне жандармов марокканцы доставляли. По этому, майор Диас решил ударить по артиллерийским позициям врага, а не пытаться разгромить и обратить в бегство боевые порядки арабов.

Командиры двух полевых батарей, слишком поздно поняли и оценили угрозу, исходящую от этих казалось игрушечных броневиков. А когда поняли и открыли по стремительно несущимся к ним автомобилям, было уже поздно.

Выставить на пути атакующего врага грамотный заградительный огонь, марокканцы не смогли из-за спешки и отсутствия навыков. Снаряды рвались, где угодно, но только не рядом с "тачанками", быстро сокращавшими расстояние между собой и противником.

Единственный раз марокканцам повезло, когда один из шальных осколков угодил в плечо водителя одной из "тачанок" в результате чего машина потеряла управление и встала. Часть артиллерийских расчетов попытались накрыть её огнем своих орудий, но пулеметный огонь приблизившихся автомобилей, помешал им это сделать.

Меткость при езде по неровной местности всегда была отвратительной, но сам факт, что по тебе стреляют и над головой свистят пули, создавал большую нервозность.

Подносчики снарядов и наводчики стали больше ошибаться и думать, не как уничтожить наседающего врага, а куда от него спрятаться. Когда же "тачанки" встали и открыли по расчетам прицельный огонь, мужество разом покинуло арабов, и они разбежались.

Казалось, что победа окончательно склонилась на сторону повстанцев, но в отличие от правительственных войск, марокканцы обладали лучшей выучкой. Пропустив вражеские машины себе за спину, воины короля Хасана решили продолжить наступление на позиции противника. В этом им помогли кулаки и палки их сержантов и офицеров, но это было неважно. Главное солдаты поднялись с земли и бросились в атаку.

Благодаря своему численному превосходству и трусости, никак не могущих прийти в себя после артобстрела жандармов, возможно атака арабов и удалась бы. Как не ругались кубинские инструкторы на своих конголезских подопечных, те не спешили выполнять их приказы и занимать передовые рубежи обороны. Редкий огонь по врагу вели либо сами кубинцы, либо те конголезцы, что свято верили в неуязвимость от пуль врага, находясь рядом с посланцами острова Свободы.

Впрочем, такой поворот событий полковник Топорков не исключал с самого начала и пытливый и изворотливый советско-кубинский тандем приготовил некоторые контрмеры, одна из которых получила, просто и без затей название — "хлопушкой".

Дело заключалось в том, что подступы к одной из сторон обороны повстанцев прикрывали густые заросли местной травы. Прозванная за свою могучесть и основательность то ли слоновьей, толи бегемотной травой, с наступлением местной "зимы", она успела засохнуть и, по мнению Диаса должна была хорошо гореть.