От ненависти до любви ( старая версия )

Город назывался Бильгерд. И если большинство студентов прибывали издалека, то Грандину принадлежал огромный особняк в центре, и у него не было проблем с тем, чтобы провести несколько дней наслаждаясь домашним уютом. Грандин редко жил в академии, до появления Ири — вообще появлялся там через раз. Теперь же, он не пропускал ни дня учёбы, и преподаватели не могли нарадоваться на его усердие. А источник его усердия, преспокойно сидел на последней парте у самого окна, и не подозревал, на какие жертвы порой идёт Грандин, чтобы досадить ему.

Или увидеть его.

Я ненавижу тебя, Ири Ар...

Андреас затащил его в магазинчик, и они купили сладости. Грандин никогда не ел ничего дешёвого, но сегодня ему было весело, и кусая что-то белое, обсыпанное шоколадной крошкой, он был вынужден признать, что в этом что-то есть. Реам казался непривычно милым, и даже его пустая болтовня не раздражала Грандина, как это бывало обычно. Они гуляли по площади, были в парке и бродили среди заснеженных деревьев.

В Бильгерде текла река. Небольшая и узкая, но она разделяла город на две половины, и широкий мост, с красивыми изогнутыми перилами, соединял два берега. Сейчас они были покрыты снегом и искрились на солнце.

На берегу толпились мальчишки, и слышался визг. Большие и маленькие санки слетали с крутого берега и уходили на лёд.

Грандин, улыбаясь, смотрел на царившее внизу веселье, и думал о том, что, пожалуй, был бы не против один разок прокатится с горы, чтобы узнать, что это такое.

— Существует легенда. Если на этом мосту будут стоять влюблённые и если они загадают желание, то оно исполнится, — Реам стоял рядом, держа его за локоть. Светлые волосы торчали в разные стороны, а синие глаза подслеповато щурились. Андреас носил очки, но сегодня он забыл их надеть. И его лицо выглядело удивительно беззащитным.

"Надо будет заказать для него линзы", — подумал Грандин, придя к выводу, что без очков Андреас нравится ему гораздо больше, хотя и похож...

на ненавистного Ири...

Эта мысль заставила его застыть.

Реам мечтал разделить с ним постель, но Грандин не позволял себе этого, прекрасно зная, что Андреас — не тот человек, чьё лицо ему захочется увидеть просыпаясь, а терять его преданность не хотелось. У Мистраля были любовники и любовницы, но всё это длилось не больше чем одну ночь.

В свои девятнадцать, Грандин был искушён и развратен до кончиков пальцев, но он никогда и никого не любил. Наверное, просто потому, что не представлял себе такое чувство как любовь. И не мог ничего дать взамен. Он попросту не понимал — чего, от него хотят. Что значит — любить. Переживать, страдать из-за кого-то? Единственный человек, который заставлял его что-то испытывать — это Ири Ар. А самым ярким чувством было, — желание его придушить.

Иногда, Грандин позволял себе приласкать Реама, целовал его податливые нежные губы и думал...

Ири...

Его звонкий, вызывающий смех, было невозможно спутать ни с каким другим. Грандин резко повернулся, с силой вцепившись в резные перила, и не поверил собственным глазам.

Ири, размахивая санками, с победными воплями нёсся наверх, на гору. За ним, вприпрыжку, обкидывая снежками, мчался кто-то из постоянных его приятелей. Кажется, Эльресто Ал. Ири, как всегда, общался с этой никчемной дрянью, даже став Сияющим, и свято обязанный следить за своей репутацией. В такие моменты, Грандину хотелось врезать ему.

— Идиот, — сказал он в сердцах, и пренебрежительно фыркнул. Реам тянул его за рукав, но Грандин всё никак не мог оторваться от созерцания вопящего Ири.

Эльресто сидел, а Ири обнимал его за плечи, и они с дикими, непристойными воплями и хохотом неслись вниз. Кажется, это был спор: смогут ли они скатиться вдвоём и не упасть. Это было сложно на маленьких санках. Ири был позади. Рывок, и он вылетел из саней и прокатился по сугробу; поднялся весь в снегу, признавая своё поражение так естественно и легко, словно это абсолютно ничего для него не значило. Грандин смотрел на него, откровенно любуясь разгорячённым лицом, встопорщенными волосами полными снега; вспоминая ту, другую, картину его разгорячённого лица и обнажённого тела. Картину, которая, так же как и ненависть, не давала ему покоя; которая стремилась превратиться в наваждение.

Эльресто, кривляясь, спешил к нему, требуя выполнить обещание и угостить всех обедом. Ири отбивался, и кричал, что требует реванш.

А затем, он внезапно переменился в лице и побежал.

Грандин не сразу понял, почему и куда он бежит. Но проследив взглядом, увидел ребёнка, лет двенадцати, выехавшего далеко на лёд. А затем лёд провалился, и санки ушли под воду вместе с ребёнком. Тот, кажется, даже не успел закричать.

Время двигалось очень медленно.

Грандин, перестав дышать, смотрел, как сбрасывая свою нелепую меховую курточку, Ири несётся в сторону полыньи, кричит Эльресто найти верёвку. А потом исчезает под водой, и больше нет ничего... Затем, на поверхности появляется голова ребёнка, и рядом с ним лицо Ири. Искажённое, неестественно белое, страшное. Он негнущимися пальцами хватается за протянутую верёвку. Но лёд, подтаявший на солнце, крошится и крошится, не выдерживая тяжести двоих. Кажется, он сделал ещё что-то. Внезапно, тело ребёнка легко заскользило по льду, вокруг руки была обмотана верёвка.

А потом Ири ушёл под воду...

Ири Ар должен был умереть. И сейчас, настал момент увидеть, как он исчезнет навсегда...

Грандин не знал, почему он спрыгнул вниз. Не знал и не помнил, — как он, за секунду раздевшись, бросился в воду; как плыл в ледяной бездне, чтобы отыскать, стиснуть неподвижное тело... Как в ужасе вопил рядом Андреас, пытаясь влить ему в рот какую-то обжигающую гадость. Они были в чьём-то доме. Ири лежал на полу и над ним истошно выл Эльресто, потому что Ири не дышал. Грандин отшвырнул его прочь. Он смутно помнил, как стаскивал с Ири рубашку, разрезая её ножом. И колотил его по груди, разжимая непослушные, посиневшие губы и заставляя дышать своим дыханием. Почти вбивая воздух ему в рот.

А потом — собственная радость, и непередаваемая словами волна облегчения, когда губы внезапно дрогнули в ответ, и Ири закашлялся. Его вырвало водой, и Грандин, — не замечая собственного состояния, не замечая испуганных и изумлённых взглядов, — растирал его тело, приводил его в чувство, не позволяя Эльресто даже пальцем коснуться смуглой, сейчас абсолютно ледяной, кожи.

Они ехали в карете, и Грандин, уже переодевшийся и пришедший в себя, прижимал к себе, завёрнутое в тёплый меховой плед, тело своего врага. Ири был без сознания, но Грандин не пожелал оставить его в бедном, крестьянском доме, где не было никаких удобств. Ири спал в его руках, и Грандин, с трудом сохраняя невозмутимое, равнодушное выражение под пронзительным взглядом Реама, бережно придерживал золотоволосую голову у своей груди.

— Ран, временами я тебя не понимаю, — Андреас расхаживал из угла в угол, по мягкому ковру библиотеки. Грандин, откинувшись в кресле и сжимая в руках бокал с вином, следил за ним полу прикрыв глаза.

— Ты ведь его ненавидишь. Ведь так? Ты сам много раз говорил, что желаешь, чтобы он подох, — Грандину не нравился тон Андреаса, от его резкого голоса разболелась голова. — Но вместо этого, ты спас его, рискуя своей жизнью. Ты вызываешь ему врача. Предоставляешь ему свой дом. Я могу сказать, что это похоже на что угодно, но не на ненависть.

Грандин слушал его ревнивые упрёки, потягивал горячее вино с лекарственными травами, и смотрел на огонь в камине.

На самом деле, он был полностью согласен с мнением Андреаса. Но признаться в том, что рассудительный и всегда просчитывающий свои шаги ледяной принц, первый раз в жизни, понятия не имел почему он так поступил, — Грандин боялся даже себе.

В конце концов, он просто выставил Андреаса. Тот ушёл, раздражённый и недовольный, проклиная чёрствость и упрямство всех Мистралей.

Грандин поднялся в комнату и долго стоял у кровати Ири, прислушиваясь к его неровному, сбивающемуся дыханию, любуясь его золотистыми волосами, рассыпавшимися по подушке... но не желая признаваться в этом, даже самому себе.

"Как только он придёт в себя, я отстегаю его насмешками и вышвырну из своего дома", — подумал Грандин мстительно. А затем, наклонившись, поцеловал сухие воспалённые губы... и отшатнулся, почувствовав что Ири чересчур горячий. Коснувшись рукой пылающего лба, он выругался сквозь зубы, и торопливо спустился вниз, отдавая приказания...

Ири Ар. Я тебя ненавижу.

Грандин, подперев голову рукой, лежал рядом с Ири, рассеянно поглаживая золотистые волосы, и думая о том, что как только Ири очнётся, он его убьёт своими собственными руками.

Его душила злость.

Вчера, у Ири случился кризис, и Грандин не спал всю ночь — не отходя от его кровати, не зная — выживет он или умрёт; впервые в жизни ощущая страх и собственную, невыносимую беспомощность. А затем, когда Ири внезапно перестал метаться, и затих, безжизненно откинув голову на подушку, Грандин затрясся, и заплакал, понимая, что Ири Ар ушёл от него навсегда. И теперь он не сможет, не сможет сказать ему...

А потом Ири застонал, и Грандин понял, что кризис миновал, и заплакал ещё сильнее, — на этот раз от радости и облегчения.

Ири Ар заставлял его чувствовать то, что Грандин считал непостижимым для себя. И Мистраль ненавидел его за это. Ненавидел за то, что рядом с Ири, его рассудок переставал функционировать здраво, заставляя допускать ошибки и промахи.

Слабости, не позволительны для того, кто мечтает стать во главе государства, и он должен победить свою слабость.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Когда Ири Ар очнулся, он увидел роскошный полог кровати, а потом, повернув голову — сидящего в кресле Мистраля.

Грандин наблюдал за ним, подперев подбородок рукой и закинув ногу на ногу. На коленях у него лежала раскрытая книга, которую он, по всей видимости читал, до того, как ему пришло в голову начать пялиться на Ири.

Ири никак не мог понять — спит он или уже проснулся. Незнакомая комната в придачу с Грандином Мистралем — это было что-то из преддверия маленьких ночных кошмаров.

Судя по задумчивым глазам Грандина, ничего приятного его не ждало. Ири торопливо сел, с удивлением ощущая на своём теле мягкую, приятную ткань незнакомой рубашки, и голова закружилась, заставляя его откинуться на подушки.

Лицо невыносимого Мистраля, в полуметре от своего носа — это уже почти напоминало кошмар. Ири попробовал отпихнуть его, и был бесцеремонно перехвачен за плечи и вздёрнут повыше.

— Сначала лекарство, — непреклонно сообщил Грандин, поднося к его губам чашку с коричневой жидкостью. Ири попытался оттолкнуть... и в итоге — оказался полностью во власти Мистраля.

Услышал раздражённый окрик:

— Ири! — и послушно открыл рот, понимая, что с Мистралем, в подобном состоянии, ему не справиться. А может, это всё кошмар?

Грандин поставил чашку на столик и продолжал сидеть, удерживая его в своих руках.

"Наверное, это сон", — подумал Ири вяло. Отстраняться не хотелось. В руках Мистраля, было как-то на удивление хорошо и уютно.

"Он ещё не пришёл в себя", - подумал Грандин, и, не удержавшись, коснулся губами золотистой прядки на виске.

— Я, наверное, брежу, — Ири вяло шевельнул плечом, но то, что он произнёс это вслух, заставило Грандина опомниться.

— У меня такое же ощущение, — сказал он язвительно, и торопливо отстранился. — Ири Ар — в моей спальне, на моей кровати — это хуже любого бреда. Надеюсь ненадолго.

-Я?.. Где?.. — Ири едва не задохнулся, и Грандин с внезапным весельем увидел, что он покраснел до кончиков волос.

— У тебя трудности со слухом, Ар? Ты в моей спальне, — Грандин оценивающе прищурился, ухмыльнулся, и голос его внезапно понизился, став каким-то невероятно завораживающим. — На моей кровати... и в моей, хм, рубашке, — от последнего признания, сделанного почти горячим шёпотом, Ири окончательно смутился, и ещё больше смутился, ощутив, что по спине у него, пробежали внезапно какие-то подозрительные мурашки.

Что происходит?

Он помнил, что они поспорили на бесплатный обед; он проиграл, а потом... ребёнок в воде, жуткий холод и пустота. После — ухмыляющийся Грандин, незнакомая спальня принадлежащая, опять же, Грандину, и всё остальное тоже.

Кто-то спас его из воды? Эльресто... Скорее всего. А потом, принёс к Мистралю. Ну конечно, ведь у него единственного в городе особняк.

"Интересно было бы посмотреть на его лицо, когда он позволил оставить меня в своём доме, да ещё пустил на порог Эльресто, которого терпеть не может... Меня, он ненавидит гораздо больше...", — Ири поёжился от этой мысли, и, торопливо откинув одеяло, принялся выбираться из кровати.

— Я покину твой дом немедленно, — сказал он. — Спасибо за то, что позаботился... — пол побежал из-под ног так стремительно, что Ири даже не понял, что происходит. Просто ощутил, что его держат крепкие руки, а сердце прыгает где-то в районе горла. Темнота медленно уходила прочь.

— И куда ты собрался, в таком состоянии? — прошипел Грандин с раздражением, и Ири с замиранием сердца осознал, что Мистраль поднимает его на руки. "Как тогда. Словно девчонку", — мелькнуло в голове досадливое. Темнота отступила, а спина коснулась подушек.

Грандин укрыл его одеялом.

— Думаю, придётся приютить тебя ещё на пару дней, — насмешливо заметил он, и Ири снова вскочил. Рука Грандина упёрлась ему в грудь, без усилий впечатывая обратно в подушки.

— Не будь идиотом, — сказал он неожиданно резко, и прибавил, кривя губы в насмешливой полуулыбке: — О боже, смотреть на твоё взбешенное лицо, доставляет незабываемое удовольствие, Ири, — протянул он ехидно.

— Я хочу видеть Эльресто, — проговорил Ири, с трудом справляясь с яростью и проглатывая унижение.

— Это ничтожество? — пренебрежительно отозвался Мистраль. — Исключено. Я не пущу его на порог своего дома, — он позвонил в колокольчик. — В отличие от тебя, я не общаюсь со всякой швалью.

Ири снова вскочил, желая теперь врезать ему... и снова оказался на подушках, побеждённый лёгким толчком ладони Мистраля.

Грандин стоял рядом, разглядывая его с непередаваемым выражением, и Ири со злостью понял, что враг — наслаждается каждой минутой своего победного триумфа.

Он оказал Ири помощь, приютил в своём доме, заботился о нём; и сейчас, может издеваться над ним в своё удовольствие, потому что Ири абсолютно беспомощен, а судя по своему великолепному настроению — Грандин собирался насладиться его унижением сполна.

— Я, — отчеканил Ири, — не желаю ни секунды находиться в этом доме. Даже если мне придётся уползти, я собираюсь убраться отсю...— он не договорил, потому что в дверь постучали, и в комнату вошла служанка с подносом. Поставила его на стол и, сделав книксен, с поклоном удалилась

— Тогда, может, сначала поешь? — непринуждённо осведомился Грандин, снимая крышку с подноса.

— Что?.. — Ири, сбившись со своего монолога, растерялся.