— Надо же, греки за нас, — задумчиво пробормотал Петров-Чернышев. — Что, спрашивается, им японцы? А нас им за что любить? Помните, Николай Николаевич, как мы Кастели разнесли из восьмидюймовок? Прямо дома в пыль разлетались... Ладно, посмотрим, что получится! Авось, и, правда, уйдет Уриу к Ретимнону. Передайте на миноносцы, чтобы были в полной готовности! У нас-то, надеюсь, все на местах?

— К нам еще ротмистр Отфиновский просится на борт со своей жандармской командой. И черногорский капитан Божович со своими. Они здесь остались, побоялись к грекам в горы идти. Всего человек с полсотни будет.

— Думают, на море не так страшно будет? Ладно, пусть грузятся побыстрее, не оставлять же их японцам. Дополнительные кочегары нам будут не лишними. Да и резерв для пожарных дивизионов.

— Большие японы уходят! — крикнул матрос-сигнальщик. — И один малый с ними уходит. Другой малый на месте!

— Что за деревенщина на марсе? — поморщился Петров-Чернышев. — Может, мне кто-нибудь переведет эту тарабарщину?

— "Касаги", "Читозе" и "Отова" повернули на ост, Николай Аркадьевич! — доложил лейтенант Лютер. — "Нийтака" остается.

— Ну что же, услышал Господь наши молитвы! — Петров-Чернышев размашисто перекрестился. — Не четыре на одного, а один на один. Подождем час, чтобы Уриу подальше отошел, и, с Божией помощью, на прорыв! Дежурной котельной команде — разводить пары! Всем остальным пить чай, потом недосуг будет.

* * *

Командир крейсера "Нийтака" капитан 2-го ранга Ясимото Сёдзи упражнялся у себя в каюте в каллиграфии, когда его неожиданно вызвали на мостик. Возбужденный вахтенный офицер доложил:

— Русская канонерка снялась с якоря! Идет к выходу из бухты!

Сёдзи с трудом удержался от радостного возгласа. Враги решили умереть в море? Отлично! Они оказались достойны имени своего корабля! Непонятно, как это им удалось так быстро поднять пары. Но они — молодцы! Японский командир был очень благодарен русским, решившим выйти в море именно сейчас! Было бы куда хуже атаковать канонерку в гавани, когда истекут сутки, отведенные противнику на размышление. Сёдзи понимал, что итальянский и французский крейсеры, если и вмешаются, будут действовать исключительно демонстративно. Бой всерьез был бы началом войны с Японией, а это по отлично всем известным статьям японо-английского соглашения означало бы войну и с Британией. Ни Франции, ни Италии в подобном совершенно не были заинтересованы. Однако и Японии лишний дипломатический конфликт был не нужен. Так что, спасибо русским!

И еще раз спасибо, что они пошли в бой этим вечером, а не ночью, как предполагал вице-адмирал Уриу. Отправляясь для обстрела вражеской пехоты, что появилась вдруг на побережье, адмирал намеревался вернуться к Суде до темноты. Знай он, что русские решат умереть до заката, наверняка послал бы к Рекамнону "Нийтаку", а сам остался бы здесь с флагманским "Касаги". Теперь же, думал Сёдзи, вся слава достанется его кораблю. Он уже не раз участвовал в сражениях и видел тонущих врагов — "Корейца", "Варяга", "Рюрика", "Суворова", "Светлану", "Донского". Но во всех этих битвах "Нийтака" сражался в составе эскадры или отрядов кораблей. Теперь он впервые будет биться в одиночку. Исход битвы, конечно, предрешен. Введенный в строй буквально накануне войны новейший 3300-тонный крейсер с шестью 6-дюймовыми и десятью 3-дюймовыми орудиями вдвое превосходил старую русскую канонерку и по тоннажу, и числу артиллерийских стволов. Впрочем, к чему сравнивать количество орудий? Русским пушкам, бьющим не далее трех миль, будет даже не достать до "Нийтаки", 6-дюймовки которой могут свободно вести стрельбу и на шестимильной дистанции. Не будет у русского тихохода и шансов сбежать от 20-узлового крейсера. Что ж, уничтожение даже слабейшего врага поднимет боевой дух команды и даст ей практику в стрельбе.

Японский крейсер лежал в дрейфе на створе маяка Драпано против южного выхода из бухты, когда из-за маленького островка с развалинами венецианской крепости появились, выходя северным проходом, канонерка и пара миноносцев, следующих в ее кильватере. Русский успели покрасить свой корабль в серый цвет и убрать часть такелажа. На обеих мачтах канонерки трепетали стеньговые белые флаги с синими крестами из угла в угол, из трубы валил черный дым. Русские устремились на север, следуя вдоль побережья полуострова Акротири. Сёдзи приказал дать полный ход и задал курс на норд-ост, чтобы обогнать канонерку мористее и перехватить ее подальше от гавани — к чему давать повод для обвинений в нарушении международного статуса Суды.

Сёдзи решил не подходить к противнику ближе 40 кабельтовых, ведя огонь с безопасного расстояния. Лучше потратить лишние снаряды из-за большего рассеивания на дальней дистанции, чем рисковать получить от русских крупнокалиберный ржавый "чемодан". Крейсер открыл огонь, заходя на врага с носового курса и стреляя левым бортом. С третьего 4-орудийного залпа японцы добились накрытия. Вокруг русского кораблика выросла рощица высоких всплесков. "Храбрый" выстрелил в ответ. Сёдзи с беспокойством отметил цвет дыма. Устаревшие пушки, стреляющие черным порохом, должны выбрасывать густой белый клубок, а не такую легкую коричневатую дымку! Беспокойство оказалось не напрасным. Нарастающий свист... и водяной столб с рёвом вырос прямо впереди крейсера. Он был выше мачт "Нийтаки"! Возьми русский наводчик с чуть меньшим упреждением... Над "Храбрым" вновь поднялся коричневатый дымок.

— Машина! Стоп! Задний ход!

Второй русский снаряд упал так близко, что окатил водой бак и мостик крейсера.

— Полный вперед! Право руля!

Русские стреляли бездымным порохом и стреляли гораздо дальше, чем ожидал Сёдзи. Жаль сбивать пристрелку, но лучше увеличить дистанцию. Прежде чем русские перезарядили свои чудо-орудия, "Нийтака" отошел на 60 кабельтовых и возобновил огонь, нащупывая цель. "Храбрый" ответил 2-орудийным залпом, который опять лег в неприятной близости от японцев. На этот раз Сёдзи решил продолжить перестрелку, надеясь подавить вражескую артиллерию издалека, а потом подойти и добить в упор. Сбавив скорость, "Нийтака" вышел на траверз "Храброму" и, добившись с четвертого залпа накрытия, перешел на беглый огонь.

Бой на параллельных курсах продолжался, то затихая, то разгораясь вновь. Русские миноносцы не участвовали в сражении, уйдя за неподбойный борт канонерки. "Храбрый" вел редкий огонь без особого успеха. "Нийтака" в течение получаса получил всего два попадания. Оба снаряда не разорвались. Один повредил шлюпку на кранцах, второй разбил прожектор на кормовом мостике. Четыре человека были легко ранены обломками. В сравнении с этим японцы явно добились большего. "Храбрый" получил пять или шесть бесспорных попаданий, на канонерке возникли пожары.

Положение русских сильно ухудшилось, когда канонерка, следуя прежним курсом, оставила Акротири позади. Если раньше японцы наводили орудия по трудноразличимой на фоне гористого берега цели, то теперь, на фоне морского горизонта, противник стал отлично виден. Сёдзи с удовлетворением отметил, что русским досталось. Половина бизань-мачты канонерки отсутствовала, изодранные бело-синий флаг держался на каком-то обломке. По приказу Сёдзи крейсер сократил дистанцию, японская стрельба заметно улучшилась. Один из снарядов разорвался прямо на полубаке "Храброго". Дымная туча заволокла всю носовую часть корабля. Когда дым отнесло в сторону, через огромную пробоину было видно яркое пламя бушующего внутри пожара. "Храбрый" осел в воду и заметно убавил ход. Через какое-то время он, сильно накренившись, развернулся на запад; русские миноносцы, прибавив скорость, ушли вперед.

В сражении наступал решающий момент. Сёдзи распорядился повернуть на восемь румбов влево, вслед за "Храбрым", и максимально форсировать ход. Под форштевнем "Нийтаки" вырос белый бурун. Расстояние между японским крейсером и русской канонеркой стремительно сокращалось. Крейсер нагонял "Храброго" с кормы. Откуда по японцам могла стрелять единственная 6-дюймовая пушка, тогда как "Нийтака" бил вперед из трех таких орудий, не считая еще двух 3-дюймовых над носовыми спонсонами. До русских было уже 40, 35, 30 кабельтовых. Палуба непрерывно вздрагивала от бешеной работы машин и непрерывной стрельбы орудий. Охваченные азартом канониры работали как заводные, делая выстрелы каждые 20 секунд. Противник отвечал также горячо.

Один из русских снарядов пронесся над самым мостиком, так что Сёдзи почувствовал толчок его воздушного пролета. Следующий ударил с визгом в крейсер под правым клюзом и разорвался с глухим звуком в шкиперской. Оттуда повалил дым, но пожарная партия быстро ликвидировала возгорание среди вещевых запасов. А вот на "Храбром" команда, похоже, уже не справлялась с пожарами. Окутанная клубами дыма с мелькающими сквозь них языками пламени канонерка практически скрылась из вида. Один из японских снарядов, видимо перелетом, поразил русский миноносец. Загоревшись и потеряв управление, он прошел в циркуляции за кормой канонерки, оставляя за собой густой шлейф дыма, который поднимался вверх плотной черной стеной. Гремевшая над морем канонада стихла. Русские давно уже не стреляли, прекратили огонь и японцы, не видя цели.

Сёдзи приказал сбавить ход до малого. Как бы в этом дыму не столкнуться с "Храбрым", если он еще не затонул! Скользя по гладкой воде, "Нийтака" медленно приближалась к стелющейся над морем дымной туче. Старший офицер спросил, не приготовить ли шлюпки, скоро, наверное, придется искать уцелевших. Сёдзи напомнил о еще оставшемся у русских миноносце. Неожиданно впереди появилась какое-то движение. Первой над дымной пеленой возникла высокая мачта с посеревшем от копоти Андреевским флагом, а потом клубящуюся стену раздвинул острый форштевень русской канонерской лодки. Оба ее 8-дюймовых орудия смотрели черными жерлами на японцев...

— А неплохо Шмидт этот свой дымовой занавес придумал, — командир канонерки Петров-Чернышев боролся на мостике с мучительным кашлем. — Только глаза жжет и дышать до сих пор трудно...

— Вы бы, Николай Аркадьич, в рубку спустились! — крикнул с палубы между орудийными выстрелами лейтенант Лютер.

— Там что, дыма меньше?

— Побереглись бы!

— Бросьте! Брони-то всего дюйм, а видно хуже. Лучше сами ко мне поднимайтесь.

— Сейчас пожар дотушим, поднимусь...

За дымовой трубой продолжала чадить развороченная взрывом штурманская рубка. Над ней на свисающей перебитой стеньге раскачивался, зацепившись, помятый самовар, заброшенный туда при прямом попадании в камбуз. Палуба была завалена обломками, на расщепленных осколками снарядов досках виднелись свежие лужи крови, на которые уже никто не обращал внимание. Одна часть команды была целиком занята боем, другая — борьбой за живучесть корабля. Сколько раз японцы попали в "Храброго", трудно было сосчитать, пробоина накладывалась на пробоину. При таком обстреле другая канонерская лодка давно бы пошла на дно. Но "Храбрый" не был обычной канонеркой — по ватерлинии его защищал броневой пояс толщиной почти как у броненосного крейсера! Конечно, бронебойный снаряд мог пробить и 5 дюймов стали, но японцы традиционно стреляли не бронебойными, а фугасными снарядами, начиненными своей знаменитой "шимозой".

Японские фугасы представляли другую угрозу. Неспособные пробить броню, они вызывали сильные пожары и разрушения небронированного корпуса и надстроек, поражали всё вокруг множеством мельчайших осколков. На "Храбром" после Цусимы были готовы к такому. Лишние наверху люди, в первую очередь — обслуга не добивавших до врага малокалиберных орудий, были укрыты под броневой палубой; заранее были приготовлены средства для тушения пожаров, припасены запасные шланги брандспойтов; на поручнях повесили щиты из матросских коек для защиты от осколков. Но команда все равно несла большие потери.

Самый опасный момент настал, когда японский снаряд ударил в баковое 47-мм орудие. Людей у маленькой пушки не было, но взрыв шимозы вызвал сильный пожар на верхней палубе. Когда его начали тушить, вопреки пословице, что в одно место два раза снаряд не попадает, в полубак угодил новый японский "гостинец", разбросав при взрыве огненным снопом пожарную партию из жандармов и черногорцев. Еще один снаряд сделал широкую пробоину в борту выше броневого пояса. Через пробоину сразу стала захлестывать вода, затопляя отделение минного аппарата и таранный отсек. Наверху в матросских кубриках и лазарете гудел огнем пожар, раскаляя бронепалубу над боевыми погребами. Особенно жарко горели спирт и прочие медикаменты в аптеке. Пожар потушили, пробоину наскоро закрыли досками, воду откачали, выживших раненых из разрушенного лазарета перенесли в кают-компанию. Потом, когда канонерка повернула на запад, пошли попадания в корму. Одно из них превратило в горящие обломки капитанскую каюту; другой снаряд попал в котельный кожух, издырявил дымовую трубу, перебил воздуходувы. Осколки проникла даже в котельное отделение, поразив там трех кочегаров. На машинном кожухе запылал пожар, но, к счастью, сам собой погас, потушенный потоком, хлынувшей из развороченной взрывом цистерны с забортной водой. Но тут загорелись разбитые вдребезги прямыми попаданиями штурманская рубка и камбуз.

За всё русские сполна отплатили потом, после поворота кругом и внезапного появления "Храброго" из-за дымовой завесы. Расчеты 8-дюймовых орудий деловито, без лишней спешки выпускали по врагу почти в упор снаряд за снарядом. Маленький корабль при каждом выстреле тяжелого орудия вздрагивал от киля до клотика. Пока "Нийтака" спешно разворачивался, русские успели всадить еще пару снарядов в стоявший к ним бортом крейсер. Закончив, наконец, разворот, японцы стали уходить на восток, набирая ход и наращивая дистанцию. Впрочем, скорость и расстояние увеличивались не так быстро, как хотелось бы японцам. Один из русских снарядов при попадании всё же взорвался и перебил "Нийтаке" центральную трубу, которая сильно накренилась и легла на заднюю. Другой снаряд, проломив 2,5-дюймовый скос броневой палубы, угодил прямо в котельное отделение, из которого теперь била струя белого шипящего пара. Тем не менее, "Храбрый" не мог состязаться в скорости даже с поврежденным крейсером.

"Нийтака" уходил, часто ведя огонь из полуютового орудия, два других на корме, похоже, были повреждены, да и уцелевшее стреляло не метко — прямо в глаза японцев бил свет от заходящего за кормой у русских солнца. Корабли разделяли уже 50 кабельтовых. "Храбрый" продолжал вести огонь. На нем стояли не устаревшие крупнокалиберные пушки, которыми были вооружены обычные канонерки, а длинноствольные 8-дюймовки самого современного типа — как на новых броненосных крейсерах. Они могли кинуть снаряд и на 70 кабельтовых. Правда, в отличие от крейсеров, на "Храбром" заряжать орудия пятипудовыми снарядами приходилось вручную. Скорость стрельбы от этого явно не выигрывала, на один русский выстрел приходилось чуть ли не десять вражеских.

— 55 кабельтовых! Уходит, ведь, уходит японец! — кричал с дальномерного поста мичман Родионов. — Николай Аркадьевич! Прикажите стрелять фугасами! У него же бортовой брони нет, если снаряд удачно разорвется, пробоина с хорошие ворота будет, пойдут рыб кормить!