Гамлет Шекспира - полный перевод

Меня терзают страх и удивленье.

Бернардо.

Об этом мы тебе и толковали!

Марцелл.

Коль сам не видал, — так поверил бы едва ли.

Горацио (призраку).

Кхм... Кто ты такой?! Зачем себя облёк,

В тот облик, что теперь далек

От жизни. Но в котором мы узнали,

Доспех правителя любимой Дании?

Тебя я заклинаю небесами, —

Заговори немедля с нами!

Марцелл

Гм, он похоже оскорбился.

Бернардо.

И прочь пошел. Уж сильно удалился.

Горацио.

Эй! Стой! Останься! Я тебя кляну!

(Призрак уходит).

Марцел.

Ушел без слов. А все же наяву.

Бернардо.

Ну, что Горацио, трясешься и дрожишь?

И про фантазии уже не говоришь.

Что думаешь?

Горацио.

Клянусь я Богом,

Что не поверил бы рассказам, как бы много,

В правдивости бы мне не присягали,

Но вот мои глаза соврут едва ли.

Марцелл.

Ну, разве он не вылитый король?

Горацио

Похож! Уверить уж тебя позволь.

Доспех тот самый — в нем он гордых сокрушил норвегов.

И хмурый взгляд, — с ним войско польское он уложил под снегом.

Как странно...

Марцелл

В снаряге боевой уже который раз,

Он ходит мимо нас... пугая нас.

Горацио.

Что тут конкретно думать, — я не знаю.

От странных дел державе вред подозреваю.

Марцелл.

Вот, кстати, ты ведь знаешь, так и нам открой,

Зачем у нас усилен караул ночной порой?

Зачем из бронзы пушек столько льют,

И корабли без выходных туда-сюда снуют?

Зачем скупаем все что нужно для войны?

И от натуги все работники бледны?

Горацио.

Изволь, могу сказать, что шепчут при дворе.

При старшем Гамлете, — последнем короле,

(Чей призрак тут слонялся мимо нас),

Здесь жил такой норвежец — Фортинбрас.

На поединок с нашим Гамлетом решился,

За то своею жизнью поплатился.

А перед боем договор был заключен,

И по всем правилам печатями скреплен.

Кто победит — получит в свой надел

Все земли, где убитый им владел.

Так земли Фортинбраса наш король забрал.

Но у убитого сын быстро подрастал.

Тот — младший Фортинбрас — в войне щенок,

Однако он уже не одинок.

По всей Норвегии он понабрал парней,

Чья кровь дурна, а нрав еще дурней.

С тем войском и идет он за землей,

Что были раньше под его отца рукой.

Его — насколько я могу понять, —

Мы лихорадочно готовимся встречать.

Бернардо.

Я думаю, что не иначе,

Ты прав. Тогда тем паче,

Фигура, так похожая на короля,

С оружием здесь шляется не зря.

Все это как-то связано с войной,

К которой мы готовим замок свой.

Горацио.

Сей призрак — та "соринка", что должна,

Царапнуть "очи" нашего ума.

Когда существовал могучий древний Рим,

Который мощью был неизмерим,

Пред тем как Юлий Цезарь был убит,

Был день знамениями тоже знаменит,

Там мертвяки восстали из могил и завывали.

Хвостатые кометы по небу летали.

Погасло солнце и луна была затемнена,

Был беспорядок в водном доме Нептуна,

Предупреждения небес, предвестники событий,

Дурных деяний и больших кровопролитий...

Но тише, — зрите! — Снова он идет!..

(Призрак возвращается).

Я встану на пути, пусть даже он собьет!..

Эй ты, — иллюзия, а ну постой!

Коль ты умеешь говорить — так рот открой.

Возможно ли свершить благодеянье,

Чтоб облегчить твое страданье?

Заговори, пока свет звёздный не потух,

Скорее, слышишь, уж кричит петух!

Коль ведом тебе рок, нависший над страной.

И как избечь его — так рот открой.

Иль если после смерти дух твой вглубь земли ходил,

И там подземное сокровище добыл,

Скажи об этом, пока цел! —

Останови его, Марцелл!

Марцелл.

Мне... долбануть его копьем?

Горацио.

Чем хошь, — лишь бы застряло в нем!

(Стражники безрезультатно пытаются достать свои оружьем призрака).

Бернардо.

Он здесь!

Горацио!

Нет, здесь!

Марцелл.

Опять исчез... Он скрылся весь.

(Призрак исчезает).

Зря стукнуть мы его пытались,

Как воздух он неуязвим.

Насильем тени угрожали.

Ах, зря дурны мы были с ним.

Бернардо.

Он вроде был готов открыть уста,

Да испугался крика петуха...

Горацио.

Да, будто он услышал страшный зов,

И провалиться сразу стал готов.

Слыхал я, что когда с утра,

Крик слышен трубный петуха,

Тот крик — побудка бога дня,

И дух, — средь моря иль огня,

Иль в воздухе, иль на земле, —

Отброшен будет он к себе.

Крик петуха лишает духа сил, —

Объект сегодня это подтвердил.

Марцелл.

Он петушиным криком побежден,

А говорят, когда Спаситель был рожден,

Ну, то есть, — когда день рождения Спасителя придет,

То "утренняя птица" — ночь подряд поет.

То время самой благодати Божьей.

Не смеет ведьма показать своей паскудной рожи.

И фея силы чаровать неймет.

И у планет без сшибок ход идет.

Вот сколько благодати нам дано,

Когда случается у Бога рождество.

Горацио.

Я тоже слышал, и тому отчасти верю,

Но погляди, — открыло утро двери!

И в красной мантии, росу с травы сшибает,

Уж по высокому восточному холму гуляет.

Вот братцы мой совет, — здесь стражу мы прервем.

Где Гамлет-младший? Поскорей его найдем.

Клянусь я жизнью, если с нами дух молчит.

Так только с Гамлетом он и заговорит!

Согласны вы, что и любовь и долг велит,

Чтоб сей секрет был Гамлету открыт?

Марцелл.

Давайте! И клянусь, что знаю где искать,

Чтоб без помех всю правду рассказать.

Акт 1 Сцена 2.

(Замок Эльсинор, внутри).

Клавдий.

О брате Гамлете, усопшем, память не должна тускнеть

Как лист зеленый, что едва успел от древа отлететь.

О, в сердце боль! Горюем мы, горюет вся страна.

Но долг велит, — чтобы утешилась она.

Велит природа мудро сочетать,

Чтоб скорбь скорбя, нам и дела решать.

Поэтому, мне бывшая "сестра", а ныне вот, вдова,

В правленье нацией датчан меня принять должна.

Да, на весах не разделить восторга свет и скорби мрак, —

Я с вдо̀вой королевой скорый заключаю брак.

Смешалась все, и радость пышных похорон,

И свадьбы горький колокольный звон...

Без вашей мудрости, нам справиться нельзя.

Спасибо вам, что поддержали нас, друзья.

Как вы все знаете, — тот юный Фортинбрас,

Похоже, он недооценивает нас.

Считает, что раз мой скончался милый брат,

Так и у нас в стране пойдет разлад.

Мечтой нелепой одержим юнец,

Вернуть все то, что потерял его отец.

Прислал письмо: мол мы должны ему отдать,

Что по закону и в бою наш брат смог взять.

Так вот, тот самый Фортинбрасс,

Что нынче допекает нас,

Он племянник норвежского короля,

Потому и собрал я вас здесь друзья.

Король норвегов совсем уже старый,

Врос в постель, не сечет поляну.

Войско собрал племянник-нахал.

А король-старик все проморгал.

Пока Фортинбрасс не обнажил меч,

Нужно его делишки пресечь,

Вы, добрые Вольтиманд и Корнелий,

Люди достойные любого доверия,

Отвезите письмо Норвегии королю,

В нем все то, о чем я сейчас говорю,

Пусть король, сможет коль, приструнит племяша,

Пока у того слишком не разыгралась душа,

Только доставьте послание, — во всем прочем,

Я не даю вам иных полномочий.

Прощайте, спешите. И пусть ваш долг,

Ускорит вас так, чтоб ваш путь был недолг.

Вольтиманд и Корнелий.

И в этом деле и в других, вернее нас — вам не найти.

Клавдий.

Сомнений в этом не имею. Доброго пути.

(Вольтиманд и Корнелий уходят).

А теперь ты, Лаэрт, — о чем ты говорил?

К чему там вел ты, — я не уловил.

Уж коли хочешь ты меня о чем просить,

Так голос свой не должен умалить,

Чего на свете есть, чтоб я тебе не дал?

Ведь твоего отца мудрее не видал,

Ближайший и вернейший к нам советник он,

Как голова и рот — отец и датский трон.

Лаэрт.

Мой грозный лорд, позвольте испросить,

Чтобы во Францию любезную опять отбыть,

Для вашей коронации мне долг велел явиться

Теперь к француженкам мне время возвратится.

Клавдий

А что отец, Полоний? Он дает тебе отгул?

Полоний,

Ох господин, да он мне уши все продул!

Гундосил так, что вырвал разрешенье.

Теперь я вашего прошу соизволенья.

Клавдий.

Да будет так. Срывай же дни, Лаэрт,

Пока ты младости своей теплом согрет.

Будь времени ты своему сам властелин.

Ну а теперь... мой Гамлет, — мой кузен и "сын"!

Гамлет (в сторону, тихо)

Чем ближе мы в родстве — тем меньше ты родной...

Клавдий.

Печали тучи все еще нависли над тобой?

Гамлет

Неправда, лорд, пред солнцем слишком часто я бываю.

Гертруда

Ах Гамлет, я тебе желаю,

Сбрось траур цвета ночи,

На Данию взгляни, подняв ты очи,

Не дело взор понурив без конца

Искать в пыли следы достойного отца.

Ты знаешь, так заведено, кто жил — умрет,

И через смерть в круг вечности пройдет.

Гамлет,

О да мадам, уж так заведено.

Гертруда.

Раз так, то почему твое чело омрачено?

Гамлет.

Мне кажется... да нет, не кажется, уверен,

Что внешний траур может быть умерен.

Сними чернильный плащ и скорби вздох утишь,

Они актера атрибуты лишь,

Но что-то есть внутри, под маскою актёра.

Оно не для игры, укрытое от взора.

Одежды горя снять несложно.

Но если горе вдруг не ложно?

Клавдий.

Твоему нраву, Гамлет, похвалу воздам

Пристал для сыновей их траур по отцам.

Но ты ведь знаешь, что и твой отец терял отца.

И тот отец отца терял отца — цепочка без конца.

Кто жив — тому сыновний долг явить всем скорбь.

Но не таскай ты скорбь как скарб, сложив на горб.

Упорство в горе — дело недостойное мужчины,

Не любо Небесам, оно не без причины,

Установили нам порядок — смерть отцов.

И кто его принять как стоик не готов,

Тот и необразован, и при том,

И сердцем слаб, и слаб своим умом.

Фу быть таким! Мы молим здесь тебя,

Как к нам, и к трону близкого, любя:

Хотим, чтоб горе волей ты поверг,

И не проси вернуться в школу в Виттенберг,

Все наши чаянья, чтоб ты остался с нами,

Ты — наш кузен и сын, — здесь окружен друзьями.

Гертруда.

Молю, молитвы материнской не отвергни свет,

О Гамлет, не сбегай от нас в свой университет!

Гамлет.

Во всем мадам послушен буду вашей воле.

Клавдий.

Вот это любящий ответ, чего ж нам боле?

Ответ и нежен, и непринужден,

Он из приязни к нам рожден.

Согрел мое ты сердце,

Уважил самодержца,

Не просто пусть за здравие,

Поднимет кубки Дания,

Но будто пушки громом в небеса паля,

Пусть крикнут тост — за здравье короля!

(...под королем, в виду меня имея...).

Ну что друзья, — пойдемте же скорее!

(Уходят все, кроме Гамлета).

Гамлет

О, если бы плоть плотная моя, сама собой

Растаяла и стала бы простой росой!

К чему Создатель ты закона не издал,

Который бы самоубийство разрешал?

Весь этот мир, что сад, — засеян семенами,

Но вместо нежных лоз разросся сорняками.

Два месяца как мертв. Нет даже нет и двух!

Он славный был король, имел могучий дух,

Он был титан — что твой Гиперион,

Для матери. Теперь титан сатиром подменен.

Он так любил ее, любезнейшую мать

Что даже ветру не давал ее лицо ласкать.

Она ж на нем буквально что висела,

Чем больше он имел, тем больше и хотела.

О женщины! Непрочный вы сосуд!

Тех туфель не сносив, что с похорон — и в блуд.

Сама ж рыдала как античная Ниоба,

Когда шла в трауре подле отцова гроба,

И тут же с дядей брак, — дурная пьеса.

Он на отца похож, как я — толстяк — на Геркулеса.

Еще соль слез не утерев с неправедных очей,

Она опять жена — вот смена грязных простыней!

Коль нет добра, не быть добру, как я гляжу.

Но тише сердце, тише, я язык сдержу.

(Входят Горацио, Марцелл, Бернардо).

Горацио.

Вашему лордству мой земной поклон,

Гамлет.

Будь здрав. Горацием ты наречен?

Или я забываюсь?

Горацио.

Он самый, лорд. И скромный ваш слуга, за то ручаюсь.

Гамлет.

Сэр, добрый друг, — дадим друг другу это имя.

Что привело тебя Горацио из Виттенберга ныне?

Марцел?

Марцел.

Мой добрый лорд, привет.

Гамлет.

Тебя рад видеть. Вечер добрый. Горацио, все ж дай ответ.

Чего из Виттенберга — тебя сюда по правде привело?

Горацио.

К прогулам склонность.

Гамлет

— Не твое то ремесло.

Врагам твоим я б не позволил так сказать.

И мне не езди по ушам, не надо лгать.

Ты не прогульщик... Дело было в Эльсиноре?

Бухать тебя научим, если уезжаешь вскоре!

Горацио.

Милорд, я прибыл к погребенью короля, суть вашего отца.

Гамлет.

Да ладно, будь уж честен до конца.

Ты прибыл посмотреть, как мать моя становится женой.

Горацио.

Действительно, и эта мысль была со мной.

Гамлет.

Горацио, кто бережлив, тот бережлив,

Одним столом нас дважды одарив.

С поминок, мясо, пряности, посол,

Украсили затем и свадьбы стол.

Я лучше в рай впустил бы злейшего врага

Чем видеть, как из тризны в свадьбу чехарда.

О, мой отец! Отца я вижу!

Горацио.

...Где милорд?

Гамлет.

Пред взором моих мыслей распрострёт.

Горацио.

Случилось раз его мне видеть. Добрый был король.

Гамлет.

Он был мужчиной. В целом понимать его изволь.

Его мне больше не видать, вот в чем беда.

Горацио.

А мне сдается... прошлой ночью я его видал.

Гамлет.

Видал? Кого?

Горацио.

Вашего отца, кто король.

Гамлет.

Моего отца, короля?!

Горацио.

Изумленье не тратьте зря.

Внимательно послушайте, и я,

Вам чудо опишу. И кстати говоря,

Порукой, что узрели чудо в замка стенах,

Свидетели мои — и эти джентльмены.

Гамлет.

Рассказывай из Господу к любви.

Горацио.

Две ночи караул они несли;

Марцелл с Бернардо, трезвы от начала до конца.

Столкнулись с кем-то, кто похож на вашего отца.

В доспехе бранном с головы до пят,

Шел величаво, — и был страхом караул объят.

На расстоянье древка он себя пронёс.

А караульщиков почти пробрал понос.

Стояли онемев.

Доверили лишь мне.

Третьей ночью

Я пошел с прочими.

Короля мне видать приходилось.

Тут оно и сгодилось.

Это не сон.

Это был он.

Гамлет.

Так где вы это увидали?

Марцелл.

Платформа рядом с башней. Там мы охраняли.

Гамлет.

Вы с ним вступили в разговор?

Горацио.

Вступил. Но молчалив был он.

Но хоть ответа мне и не досталось.

А был момент, и как мне показалось,