Спасти Ссср ч6

— По сколько сейчас сбор?

— По рублю

Рашид присвистнул.

— Ничего себе. По пятнадцать копеек было.

— Все дорожает...

* Солдатам выдавались чеки Внешпосылторга с красной косой чертой. Это были как бы недочеки, они действовали не на все товары и только в Афгане.

Осень 1985 года

Г. Брежнев. ТатАССР

Ничего — на веру!

Девиз клуба им. Бухарина

В те дни в Брежневе было обычное, будничное торжество — сдавали очередной пусковой комплекс. То есть очередной микрорайон жилья. Еще — шла стройка двигательного завода и вокзала — на последнем он должен был встретиться с Габдуллой. Планы по городу перерабатывались на ходу — рядом в автомобильный перепрофилировали уже заложенный елабужский комбайновый завод, брежневский мотоциклетный — должны были перепрофилировать под производство двигателей для легковых автомобилей. Работы было много, город планировался как трехсоттысячник, но сейчас понятно было что вместе с Елабугой будет больше миллиона жителей. Следовательно, многие планы приходилось менять. Например, спешно планировалась железная дорога на Елабугу, при том, что вокзал у двух городов должен был быть общим, недалеко от плотины. Он уже строился, но было понятно, что его не хватит. Рядом спешно планировали вторую очередь — под увеличение пропускной способности до полутора тысяч человек в час и гостиницу на десять этажей. Еще появился проект запустить между городами не трамвай — а городскую электричку как в Берлине или Лондоне и сделать пользование электричками таким же обычным, как трамваями.

Сейчас же Анвар Робертович был не на пусковом комплексе — он встречался со своей агентурой...

Набережные Челны в то время были одним из самых интересных городов СССР. Возникший на пустом почти месте, в нем не было старшего поколения, все жители — считай одного возраста, огромное количество молодежи. При этом — город числился райцентром при населении за четыреста тысяч, в нем не хватало не только милиции, но и КГБ. Были прикомандированные сотрудники, осуществлявшие оперативное обслуживание, тоже очень молодые.

Первый общественно-политический клуб возник еще в марте 1978 года на заводе двигателей, причем инициаторами был директор завода двигателей Поташов Виктор Денисович и комитет ВЛКСМ. Идею утвердил партийный комитет завода. Заседания клуба проходили в обеденный период в актовом зале завода. Для участников клуба проводили лекции на медицинские, юридические темы, обсуждали проблемы международного положения, проводили литературные и музыкальные викторины, организовывали концерты, просмотр кинофильмов. Короче говоря, организовали как могли культурный досуг, что было немаловажно в условиях, когда в городе не то что кинотеатров и ДК — жилья еще не хватало. Но это была только первая ласточка. Второй клуб создал электрик и агитатор КАМАЗа Писигин Валерий Фридрихович*. Изначально это был небольшой кружок меломанов, обменивавшихся пластинками и кассетами. В клуб входили начальник отдела процедур управления КАМАЗа В. Рапопорт, С. Ершов — заместитель главного инженера автоматно-токарного производства КАМАЗа и В. Мокеев — заместитель секретаря комитета ВЛКСМ КАМГЭСЭНЕРГОСТРОЯ. От прослушивания музыки — перешли к обсуждению статей о бюрократии. Затем стали ходить в библиотеки, поднимать и копировать подшивки старых газет, читать и обсуждать стенограммы съездов КПСС при Сталине и Хрущеве...

Понятно, что на такую низовую активность обратило внимание КГБ. Но в то время уже пора было спрашивать — а какое КГБ?

Сейчас Анвар Робертович приехал якобы от партийной организации Казани — помимо прочего он числился общественным агитатором, что позволяло ему разъезжать по региону без лишних вопросов. С собой он привез книгу Стивена Коэна "Бухарин" на английском языке и некоторые другие книги. В СССР такие книги можно было найти не в каждом спецхране. Надо сказать, что в семидесятые, когда писалась эта книга, Стивен Коэн работал в исследовательском институте проблем коммунизма при Колумбийском университете, штатным сотрудником он не был, работал за гранты. Директором этого института был Збигнев Бжезинский.

— Вы делаете большое дело... — сказал он собравшейся небольшой группе — кстати, переведете?

— Конечно, переведем! — горячо сказал молодой парень — у нас тут трое свободно английским владеют

— Это хорошо. Переводите. Читайте. Распространяйте. Только осторожно.

. А как вам удалось ее достать Анвар Робертович? — прощебетала молодая комсомолка. В глазах ее были любовь и восхищение

— Как... вы должны понимать, что то что система устарела, и даже можно сказать прогнила — понимаете не только вы. Понимают люди наверху.

— Но если понимают, почему ничего не делают? — спросил парень с красной повязкой на рукаве

— А что они сейчас могут сделать?

...

— Сопротивление еще слишком сильно. Заскорузлые бюрократы и начетчики сидят на каждом уровне, давят и гнобят все новое, все светлое. Любая дискуссия о дальнейшем пути нашей партии и нашей страны жестоко наказывается. Очковтирательство везде. Генеральному секретарю лгут, как и всем нам...

— Но что же делать?

— Пока — только учиться. Поднимать проблемы. Недостатки снабжения. Проблемы экологии.

— Надо пробиваться в газеты, в прессу — сказал кто-то

— Надо не пробиваться. Надо самим идти в прессу. Организовывать людей. Идти вверх по партийной и хозяйственной линии. У вас есть клуб. Помогайте друг другу. Ищите неравнодушных, таких же как вы. Учитесь.

...

— Придет и наше время. Правда, наконец-то будет сказана...

Габдуллу Шариповича он нашел как раз на железнодорожной станции, вместе со строителями — он инспектировал ход строительства вокзала, что-то обсуждали. Как оказалось, планировали переделывать вокзал — так чтобы расширить его и разделить потоки на дальнее сообщение и на город.

Наконец, Габдулла Шарипович освободился

— Мать их! — не стеснялся он в выражениях — ресурсов не дают, а строить строй. Изыскивай резервы...

Анвар знал, что после того как прогремела та история на Камазе — многие стройки в районе встали. Даже те директора, у которых были излишки — боялись их выделить. Но Габдулла тоже лукавил — на инфраструктурное строительство все заявки были удовлетворены. Проблемы были со стройкой в сельской местности — а это, между прочим, основной анклав националистов. Еще удивительнее было то, что благодаря местным чиновникам саботировалось свежее решение Политбюро о развитии местной промышленности и кооперативного движения в сельской местности. Где-то подсуетились и уже работали — а где-то...

— Побывал на клубе местном

— И?

— Дельные ребята

— Но не наши — цокнул языком Габдулла

Имелось в виду — не националисты

— Габдулла Шарипович, они тоже нужны. А вот ТОЦ я бы притормозил. И так эта драка...

— Умный больно!

...

— Еще ...

— Есть еще одно.

— Ну?

— Назревает проблема

Он рассказал о том, что происходит в Казани, о вернувшемся из Афганистана брате Рината

— Это может быть серьезной проблемой. Если группировки пойдут по пути чистого криминала — то они станут скорее проблемой. На них серьезно рассчитывать будет нельзя.

— Ты не прав. Ты очень не прав.

Габдулла посмотрел куда-то вдаль

— Знаешь, сколько уже таких вот пацанов Афган прошло?

— Тысяч сто.

— Двести.

— Порядочно.

— Эти идиоты хотят прогнать через войну как можно больше молодняка. Чтобы пороха понюхали. Чтобы были готовы. Но они копают себе могилу.

...

— Двести тысяч. А через лет пять будет полмиллиона. Молодых мужиков, которые прошли войну, для которых человеческая жизнь — тьфу! А у нашего государства — нет для них ни льгот, ни работы нормальной. И самого главного нет.

...

— Справедливости!

...

— Поработать с ними. Показать, что такое справедливость и где ее искать. Вооружить...

* Уже к 1989 году клуб обзавелся собственной видеолабораторией, библиотекой, архивом. В гости в клуб приезжали вдова Бухарина А. Ларина и Стивен Коэн. Сам Писигин многократно выезжал в страны Запада, уже в 1989 году побывал в Польше по приглашению Солидарности, встречался с Адамом Михником и Лехом Валенсой.

У автора сложное отношение к этому клубу. Это как раз была та самая низовая общественная активность, с которой наше государство работать никогда не умело и без которой немыслимо здоровое общество. Но по итогу клуб внес посильную лепту в разрушение страны, хотя мог бы внести как раз в созидание

Осень 1985 года

Казань

Военкомат был на своем месте — обшарпанная типовая четырехэтажная конструкция. Рядом стояла старая, трехэтажка, жители по привычке между военкоматом и своим домом рассадили небольшой огород...

Дежурный, посмотрев на военный билет, пришедшего вставать на учет Рашида дернулся

— Это тебе к военкому надо. Особый учет.

— А военком где?

— Скоро придет...

Напугала его аббревиатура ООСПН — как место службы. Отдельный отряд специального назначения...

Он ждал, довольно долго, присев на корточки. Потом его пригласили. Под перезвон телефонов — он прошел по коридору, постучался в дверь.

— Войдите...

Но за дверью был не привычный старый военком, который только на девятое мая одевал "парадный пиджак" со своими наградами — а незнакомый средних лет человек с располагающей комсомольской улыбкой

— Заходите, Замалиев. На учет ставиться пришли.

— Да, вообще — то — настороженно ответил Рашид.

— Давайте билет.

Но Рашид билет не дал

— А вы кто?

Человек неопределенно усмехнулся

— Молодец. Дверь закрой.

Рашид не сделал и этого

— Что нужно?

— А вот грубить не надо. Нужно поговорить...

— Бывайте...

— Стой!

Рашид остановился

— Ринат о вас хорошо говорил. Да и в части... Игорь Ильич неплохо отзывался

Рашид закрыл дверь. С этой стороны. Игорь Ильич — так звали их особиста. Он был завязан во всяких мутных делах, потому, кстати, он и протащил магнитофон. Игорь Ильич магнитофоны и куртки десятками таскал. А может и не только. Слухи про то, что в цинковых гробах в Союз едет героин — явно не с пустого места родились.

— Меня Анвар Робертович зовут — мужчина по-прежнему улыбался, хотя глаза были настороженными

— Что. Нужно.

— Какие планы на будущее?

— Вам то что?

— Мне? Ничего. За исключением того что существует секретная директива, всех возвращающихся из-за Речки, если они начинают гульбанить и совершают что-то... наказуемое — приговаривать к максимальным срокам. Проще говоря — рога обламывать

Рашид поверил. Стиснул кулаки

— С..и — едва слышно проговорил он

— Вот именно — мужчина не стал делать вид, что не слышал — вас уже можно... приземлить. Но этого не будет. Потому что вы нам интересны.

— Кому это — нам?

— Органам. Выйдем? А то...

Анвар Робертович сделал неопределенный знак, который каждый совершеннолетний советский человек хорошо понимал. Слушают или слушать могут

— Я на учет пришел вставать

— Свой военник здесь оставь. Вернемся — поставят.

В те времена посидеть было просто негде. Разве что прокуренные и обоссанные пивнухи и пельменные. В любое нормальное заведение с улицы зайти было нельзя — мест нет. Пускали только своих, или по блату. Оставшиеся продукты — продавали на черном рынке или просто разворовывали.

Потому говорили в машине — богатой белой двадцать четвертой Волге, стоявшей у военкомата. Анвар Робертович сел за руль, приглашающее открыл пассажирскую дверь

— Садись. Поедем, посидим где-то.

— Нет. Здесь поговорим

Анвар Робертович прихлопнул дверь.

— Хорошо поговорим здесь. Как думаешь, почему когда вы приходите куда-то и просите льготы, вам говорят — я вас туда не посылал.

— Я не просил

— Я к примеру. Или почему вообще все... так плохо. Жилья не хватает. В магазинах мяса нет, зато у спекулянтов его полно. И...

Анвар Робертович испытующе смотрел на "афганца"

— И почему же?

— Потому что Татария не принадлежит татарам!

Рашид пожал плечами

— Что скажешь?

— Ерунда какая-то.

В самом деле — ни в армии ни в группировках — про национальность не особо задумывались. Ценили духовитость, жесткость, умение махать кулаками. Если кого недолюбливали — то евреев, но в каждой компании был свой "еврей не такой как те". Еще почему-то не любили грузин — они жили нагло, открыто, широко и каждый грузин считал своим долгом поиметь все, что движется там, где он сейчас есть — понятия "чужие женщины" для него не существовало. Если русаки это позволяли, то где-то усатый наглец мог и на перо налететь.

И еще — никто и никогда не задумывался, что в проблемах виноваты люди какой-то конкретной национальности. Люди ругали власть, что в магазинах ничего нет, потом шли и покупали по блату с черного хода или у спекулянтов — но не было такого, что татарам тут продадут, а вот русским — нет. Кто готов купить втридорога — тем и продавали.

Людям еще не объяснили, что у проблем есть национальность. Это было еще впереди — если было...

— Никакая не ерунда. Посмотри на нашу республику.

...

— Сколько заводов, нефть есть. А в магазине на полках шагом покати.

— И чё? Кто виноват? Жиды что ли?

— Да нет. Виновато то, что мы слишком много отдаем в центр. Ты знаешь, что от нас мясо в Москву забирают

— Чего?

— Да, да...

Этого Рашид не знал. Хотя и не удивился особо. Но он по-прежнему не понимал.

— И что делать предлагаете?

— Умнеть — это для начала.

...

— Подумай, как ты оказался в Афганистане. Зачем тебя туда послали. Какой толк от этого татарскому народу?

...

— А ведь ты сражался с единоверцами!

Анвар Робертович тут совершил ошибку и огромную. Ему было плевать, на чем ловить потенциально очень ценного кадра, он пробовал всякое. А прикладной ислам не вызывал у Рашида ничего кроме лютой ненависти.

— Погоди!

...

— Ты куда, стой!

Анвар Робертович выскочил из машины — и тут на него обрушился удар дверью. Он так и не понял, как этот парень только что бывший на переднем пассажирском — оказался рядом с водительским местом и ударил его дверью. Анвар Робертович вскрикнул от острой боли...

— Сидеть, с..а, завалю.

Матерый КГБшник, много чего плохого в жизни сделавший — испугался. Впервые за очень, очень долгое время. Потому что он играл по правилам и ожидал, что другие тоже будут так играть. Правила были откровенно гнилые и подлые — но уж какие были. А тут — он увидел зверя в человеческом облике. Не просто шпаненка, который в компании запинает взрослого человека, особенно если пьяного, а один побоится — а такого, какому убить человека, что высморкаться.

— Еще раз тебя увижу — здесь или около брата — кончу сразу. Всосал?

...

— Бывай. С...а

Когда Рашид ушел, Анвар Робертович машинально потер зверски болевшую ногу. Перелома нет и то хорошо.