— Перова Лариса, — представилась девушка. — Переводчик-японист.
Королёв, не отрываясь, смотрел на её волосы. Они были красно-рыжие, в точности соответствуя оттенком шерсти лисы-огнёвки, выводок которых привёз из Новосибирска Яздовский.
— Э-э-э… Лариса, простите, вы волосы красите?
— Да, а что? — переводчица улыбнулась. — Правда, цвет красивый? Такой яркий! Это сейчас новые краски для волос появились, более стойкие, и не такие атомные, как хна. Правда, в магазинах всё больше медно-красные оттенки, а мне вот этот приглянулся.
Вскоре прибыла и вторая сотрудница от Серова — женщина уже немолодая, невзрачной, тоже азиатской наружности, с обесцвеченными перекисью водорода волосами. Одета она была просто, почти без украшений, только на шее висела единственная искусственная жемчужина на цепочке. По паспорту её звали Васильева Инна Сергеевна. Королёв коротко поговорил с ней, и перепоручил её Яздовскому.
В конце дня он, как обычно, заглянул к собакам и лисам. В «зверинце» был полный порядок, Инна Сергеевна управлялась с делами сноровисто и незаметно.
— Ну, как она? — поинтересовался Сергей Павлович у Яздовского.
— Человек она знающий, — ответил Владимир Иванович. — Скромная, вежливая, исполнительная. Лисята её действительно слушаются.
— А как собаки? Всё же человек новый?
— А вот собаки... — Яздовский замялся.
— Что такое?
— Да... даже не знаю, как и сказать. Когда она первый раз вошла, все собаки как будто с ума посходили, такого злобного лая я ещё ни разу не слышал. Я скорей сюда, пока добежал — слышу, всё затихло. Вхожу — она с лисятами занимается, а собаки по клеткам сидят молча, только когда она мимо проходит, почему-то по углам жмутся. Сейчас уже успокоились, и даже еду от неё брать начали, а вот утром даже тявкнуть боялись.
Королёв прямо спросил Инну Сергеевну:
— А что у вас утром с собаками было?
— Да всё хорошо, — ответила Васильева. — Я с животными с детства вожусь, управляться с ними умею.
— Хорошо, работайте, — Сергею Павловичу некогда было разбираться в собачьих страхах.
Через несколько дней, пересёкшись на одном из совещаний в Кремле с Серовым, он между делом, в перерыве, рассказал ему о «собачьем переполохе»:
— Сейчас-то всё нормально, но непонятно, что там произошло вначале.
— Да это на товарища Васильеву собаки поначалу всегда так реагируют, — пожал плечами Иван Александрович. — Может, запах какой-то индивидуальный чувствуют, мы-то, люди, не замечаем, а у собак нюх хороший.
Миядзаки и Котёночкин приехали в Главкосмос примерно через неделю после этих событий. Они с огромным интересом побеседовали несколько минут с Королёвым. Впрочем, Сергей Павлович, будучи очень занят, быстро спихнул гостей на своих заместителей — Чертока и Садовского. Те, немного поговорив с ними, проводили обоих к Яздовскому и собакам. Всё шло спокойно и размеренно, пока японцу не показали лисят, предназначенных для космического полёта. Миядзаки сначала тихо обалдел, потом умилился, а затем... увидел Инну Сергеевну. Он так и застыл на месте, переводя взгляд с неё на переводчицу, и обратно, как будто не верил своим глазам. Яздовский заметил, что обе женщины немного похожи друг на друга, но списал это на их бурятскую внешность. Японец как будто увидел в них что-то ещё, но ничего не сказал.
Уже на следующий день они с Котёночкиным обсудили сюжетную линию проекта мультфильма. Ознакомившись с заметками из папки Серова, Миядзаки пришёл в восторг, как и предполагал Иван Александрович:
— Гениально! Просто гениальная идея! Вот теперь у меня весь сюжет складывается! Вы только представьте, какую историю мы с вами можем написать! Историю человека, который, пройдя тяжелейшие испытания, не возненавидел всех вокруг, а остался человеком! Давайте возьмём для первой серии ту сцену, что из этих заметок, в папке, и немножко её дополним, вот так...
Выслушав своего японского коллегу, Вячеслав Михайлович всё ещё оставался в сомнениях:
— Боюсь, не пропустит худсовет. Мало того, что поднятая тема, скажем так, ещё недавно вообще не подлежала публичному обсуждению, так тут ещё и целый вагон мистики вокруг накручен...
— Да какая мистика? Обычная народная сказка, — уговаривал его японец. — Вроде вашего Конька-Горбунка или этого... Емели на самоходной печке.
— Хорошо, давайте рискнём, — наконец, согласился Котёночкин. — В конце концов, серии будут короткие, десятиминутные, да, пусть зря потратим время, но если что — перерисуем.
Миядзаки же для себя решил, что даже если советская цензура не пропустит начальный эпизод, то в японской версии он обязательно сделает его таким, как задумал.
После проведения на корабле множества доработок, установки катапульты, системы ручного управления, и новой версии приборной панели, индекс корабля был изменён с 1К (первый прототип) на 3КА. Основное наименование осталось тем же — «Север», в основном —чтобы не менять множество логотипов на сувенирной продукции, огромный ассортимент которой предполагалось выбросить на внутренний и внешние рынки сразу после полёта. Рекламе советского образа жизни через космонавтику руководство страны придавало решающее значение, даже большее, чем собственно научным исследованиям. Это немного расстраивало академика Келдыша и других ведущих учёных АН СССР, но они понимали, что в освоении космоса тесно переплетаются наука и большая политика.
Корабль 7К-Л1 11Ф91 с разгонным блоком Д для полёта к Луне. Примерно так мог бы выглядеть в АИ корабль 1К / 3КА «Север». Шифром «Север» первоначально обозначались корабли несостоявшейся советской лунной программы. Эта и последующие подобные картинки — из книги «Мировая пилотируемая космонавтика»
Параллельно Феоктистов и Ивановский доводили на стендовых наземных испытаниях более совершенную версию корабля. Она уже имела двигательную установку многоразового запуска, пригодную не только для обеспечения схода с орбиты, но и для орбитальных маневров, обновлённую систему ориентации, унифицированную со спутниками фоторазведки «Зенит», расширенный комплекс аппаратуры ручного управления, позволявший совершать орбитальные маневры, как в автоматическом, так и в ручном режиме, улучшенное программное обеспечение БЦВМ. Главным отличием новой версии корабля был орбитальный отсек, устанавливаемый перед спускаемым аппаратом. В перспективе на него предстояло установить стыковочный узел, а также радиолокационную систему обеспечения стыковки.
Королёв только радовался неожиданной прозорливости Хрущёва, ещё в конце 1953 года предложившего начать работу над созданием семейства спутников различного назначения (АИ, см. гл. 01-10). Сейчас советская космонавтика на этом заделе опережала американцев более чем значительно. Не менее важным Сергей Павлович считал более раннее начало работ над системами стыковки и орбитальными станциями.
Разработка стыковочного узла уже близилась к концу, во всяком случае, разработчики перешли от моделей в масштабе 1:4 к экспериментальной наземной отработке на полноразмерных стыковочных узлах, уже даже не макетах, а вполне работоспособных образцах, пригодных для установки на корабль. С радиоаппаратурой сближения и управления стыковкой всё обстояло далеко не так радужно. Работа над ней велась уже пару лет, и всё ещё была далека от завершения.
(АИ, в реальной истории серьёзные работы, имеющие целью создание системы управления сближением, начались только в начале 1961 года, с переходом коллектива Раушенбаха в ОКБ-1, а понимание того, что управление сближением должно быть составной частью и одним из режимов общей системы управления движением, появилось лишь в начале 1963 года при обсуждении проблемы управления многопускового комплекса «Союз» для облета Луны. В АИ эти подвижки сознания под влиянием полученной информации должны произойти раньше)
Таким образом, из полумакетного прототипа «Севера» постепенно рождался полноценный 7К-ОК «Союз», способный совершать сложные манёвры на орбите, а затем и стыковаться с будущей орбитальной станцией.
Классический «Союз» 7К-ОК (орбитальный корабль)
Саму ОС совместно разрабатывали Тихонравов и Челомей (АИ). Эта работа поначалу не казалась слишком уж сложной — системы орбитальной станции во многом были аналогичны системам космического корабля, при этом, например, тормозная двигательная установка и система приземления и вовсе отсутствовали. Однако, приступив к проектированию, конструкторы быстро осознали, что специфика функционирования орбитальной станции выдвигает особые требования к системе жизнеобеспечения, радиационной защите, обитаемости, надёжности приборов и агрегатов. То есть, неправильно было бы воспринимать станцию, как большой, но упрощённый космический корабль — с ней вылезали другие проблемы, которые при проектировании корабля даже не рассматривались.
Как лучше разместить на станции до 10 космонавтов, запасы пищи, воды, воздуха, расходные материалы, как доставлять расходники на станцию, как утилизировать накапливающийся мусор, биологические и твёрдые бытовые отходы — всё следовало тщательно продумать и найти технические решения.
В обсуждениях родилась идея разработать не просто орбитальную станцию, а взаимоувязанный комплекс, в который, помимо станции и пилотируемого корабля, входил бы ещё тяжёлый транспортный корабль снабжения, оснащённый собственным спускаемым аппаратом. Первые подобные мысли у Владимира Николаевича Челомея появились ещё в начале работ над орбитальной станцией. Королёв его начинание неожиданно поддержал.
Конструкторы ОКБ-52 уже начали разрабатывать рабочие чертежи станции, но работу пока что сдерживали отсутствие системы сближения при стыковке и необходимость лётной отработки ракеты-носителя, способной вывести ОС на орбиту. В процессе подготовки пилотируемого полёта работы по РН «Днепр» хотя и не были приостановлены, но естественным образом перешли в разряд неприоритетных. Сил на всё одновременно у КБ-1 не хватало.
В проект орбитальной станции несколько неожиданно вмешались военные. Министр обороны Гречко прочитал в информационной рассылке из ИАЦ об американской разведывательной программе MOL (Manned Orbiting Laboratory), и написал в Президиум ЦК записку с предложением начать работу по аналогичной системе на базе уже проектируемой орбитальной станции.
Руководству Главкосмоса удалось отбиться от этой затеи министра обороны, но не совсем. Вместо военной орбитальной станции с постоянным дежурством на ней экипажа из космонавтов программа трансформировалась в тяжёлый автономный спутник комплексной разведки, который большую часть времени действовал бы автономно, но при этом его мог посещать экипаж с гражданской орбитальной станции, для обслуживания, ремонта, и замены расходных материалов. Такая станция, по замыслу Гречко, могла бы нести не только комплекс фотоаппаратуры для разведки, но и вести радиоразведку с помощью радиолокатора с высокой разрешающей способностью, подобно более поздним американским спутникам Lacrosse. Предполагалось, что в итоге будет создана радиолокационная карта поверхности Земли, с достаточно высоким разрешением, чтобы затем по ней могли ориентироваться в полёте крылатые ракеты.
Также перед разработчиками стояла задача обеспечить для космонавтов возможность поддерживать физическую форму, и при этом уберечь конструкцию станции от циклических знакопеременных нагрузок, создаваемых космонавтами при тренировках. Все эти и ещё множество других проблем приходилось решать по ходу проектирования, к тому же — не имея опыта и подтверждённых знаний о жизнедеятельности человеческого организма в условиях невесомости.
Всё, что касалось влияния невесомости на человека, пока оставалось на уровне предположений, хотя у Михаила Клавдиевича, после обсуждений конструкции станции с Королёвым, часто оставалось впечатление, что Сергей Павлович знает об этом существенно больше, чем говорит. Это началось примерно с конца 1956-го года, и стало особенно заметно, когда начались работы по кораблю 1К, фоторазведчику «Зенит» и ракете Р-9. Наблюдая, как Королёв, ознакомившись с тем или иным вопросом, каждый раз на чистой интуиции предлагает решение, часто внешне спорное, но в итоге оказывающееся оптимальным, а то и единственно верным, Тихонравов терялся в догадках, но задать Главному прямой вопрос не решался.
Феоктистов, напротив, часто спорил с Королёвым, и почти каждый раз оказывалось, что Сергей Павлович прав, или же предлагает более подходящее решение. Однажды, перед запуском собак Пчёлки и Мушки, Константин Петрович не выдержал, и в очередном споре, на этот раз — о системе жизнеобеспечения, спросил:
— Сергей Палыч, но почему вы так уверены, что это не сработает, и что делать надо по-другому?
— Да в том и дело, что сработает, только по другому выйдет лучше, — ответил Королёв.
По ходу спора они дошли до «собачьего питомника». Королёв, как обычно вечером, зашёл на пару минут проверить, всё ли в порядке у собак.
— Но откуда вы знаете? — не сдавался Феоктистов. — Мы же ещё ни разу человека в космос не запускали, почему вы так уверены?
— У меня, Константин Петрович, советчики хорошие, — отшутился Главный конструктор, погладив сидевшую в своей клетке Стрелку. — Они мне всё и рассказывают. Вот погоди, ещё лису с манекеном запустим, послушаю, что она скажет.
Феоктистов не слишком понимал, зачем Главный хочет запустить с манекеном лису, хотя можно было бы вполне обойтись собаками, но сообразил, что тут могла вмешаться большая политика.
В ходе работы над «Союзом» возникло предложение собрать спускаемый аппарат очередного «Зенита» с новым приборным и орбитальным отсеком от «Союза» и запустить его в такой комплектации. Фоторазведчики летали ежемесячно, и это был самый дешёвый способ полётной отработки систем нового корабля. В декабре на орбиту отправился «Зенит-М», оснащённый новой системой управления от «Союза», и орбитальным отсеком (АИ). За счёт преемственности в конструкции основных систем, полёт прошёл без серьёзных замечаний, хотя мелких отказов и неисправностей по различным системам было множество. Военные также оценили возросшие возможности корабля по маневрированию на орбите. В орбитальном отсеке «Зенита-М» был установлен прототип радиолокатора бокового обзора, а на цилиндрической боковой поверхности отсека смонтированы антенны. Данные, полученные от радара, записывались на магнитофонную ленту. Катушка с лентой затем возвращалась на Землю в спускаемом аппарате, вместе с отснятой фотоплёнкой, и расшифровывались при помощи ЭВМ. Локатор, установленный на «Зените-М», ещё не давал достаточного разрешения, это, скорее, была попытка оценить возможности подобной системы, с тем, чтобы потом развить её на будущем тяжёлом спутнике или орбитальной станции.
Примерно так мог выглядеть в АИ фоторазведчик «Зенит-М». Такой же цилиндрический бытовой отсек, только со стыковочным узлом вместо короба фотоаппаратуры, в дальнейшем получат в АИ корабли 7К-ОК «Союз». За прототип взят китайский КК «Шэньчжоу», сделанный на базе «Союза»
