Пусть даже и, всего лишь регионального уровня.
* * *
«Бабушка заболела зпт просит срочно выслать лекарство тчк Миша тчк».
Срочный вызов от Барона пришёл незадолго до Нового, 1926 года.
Чертыхнувшись вслух, что до сих про не обзавёлся собственной авиацией — хватаю «дежурный чемоданчик», целую на бегу свою Королеву и, с двумя телохранителями — наскоро подготовленных Фрицем из самых надёжных вагнеровцев, прыгаю на «Форд» и жму на «тапку» — пока не оказался в Первопрестольной.
Зима, согласен!
Но слава Марксу — мороз особо не донимал, да и толкать застрявшую в сугробах «Жестянку» без печки — приходилось довольно часто, поэтому не замёрзли.
Лобовое стекло?
Да, обледеневало, не спорю…
А русская смекалка на што?
Купили побольше водки и периодические его ею протирали. Духан в салоне стоял… Это хорошо, что зловредные большевики «гайцов» ещё не выдумали — иначе, до Москвы доехали в одних трусах! Мои «секьюрити» надышавшись атмосферы в салоне — под конец путешествия заметно пошатывались и общались исключительно междометиями.
Короче, домчались без особых проблем и самое главное — вовремя.
Выслушав краткий доклад, ненадолго задумавшись, я:
— Барон… Нам нужен труп!
— Тот, с показной бравадой:
— Да, хоть счас! Кого валим в этот раз?
— Нет, нам нужен уже «готовый» труп. Где ты его прошлый раз «под дядю Яшу» брал?
Я имел в виду симуляцию смерти бывшего белогвардейского генерала Слащёва, который ныне преподаёт дойчемову в Ульяновске, да возится с моими юными вояками.
— Известное дело где… В морге! Не на кладбище же его выкапывать, согласись.
— Согласен — земля сверху подмёрзла… Тогда в морг!
* * *
Мда… С детства мне внушили: уважение к покойникам — непременное условие цивилизованности, в обществах не практикующих людоедство. То, что я увидел в морге при медицинском институте, ввергло меня в шок и разом сбило все «установки» насчёт цивилизованности и человечности:
Как были мы дикарями-каннибалами — так ими и остались!
Только представьте: в белом кафельном анатомическом зале у столов с расчленёнными трупами, как пожирающие человеческую плоть мутировавшие черви-опарыши из Чернобыля — копошатся студенты в белых халатах…
А как смердит!
В первый раз, за уже две жизни я понял истинную сущность этого понятия — «смердеть».
Врач, командовавший студентами, после мельком предъявленной Мишкой ксивы, охотно проинформировал:
— Если вам нужен свежий труп, товарищи — вам нужно обратиться Ивану Ипатичу из мастерской по изготовлению скелетов. Это в подвале.
Казалось, мы попали в кладовую маньяка!
Если в анатомическом зале просто смердело, то здесь…
Смердело просто адски!
Ещё не превращённые в скелеты мертвецы всех видов, в большом количестве лежат на скамьях… В больших чанах, под крышками — вымачиваются части мёртвых тел, чтоб мясо легче отделялось от костей… Затем, кости сушат и отбеляют хлором, после чего они попадают на верстак в мастерской Ивана Ипатича, где их собирают в готовое «изделие» — для продажи школам, институтам и просто желающим приобрести молчаливого друга.
От нехер делать, интересуюсь:
— И сколько скелетов Вы изготавливаете в год? Если не секрет, конечно…
«У меня секретов нет,
Слушайте детишки…»!
Главный менеджер предприятия — сухонький старичок с добродушными глазами, охотно отвечает:
— Когда как! Бывает и по двести.
— А сколько лет работаете?
Скосив взгляд на потолок:
— Да как бы уже не лет тридцать.
Про то, нравится ли ему такая работа — спрашивать не стал. И так всё понятно: с нелюбимой женой ещё можно прожить тридцать лет — если готовит вкусно и общие дети имеются, а вот со смердячими трупами без любви…
Невозможно!
Узнав в чём дело, Иван Ипатич — пытался сплавить нам труп какого-то старика, аргументируя:
— Не всякий человек годен на скелет! Мы отбираем на скелеты молодых, у тех кость крепкая. А стариков отправляем на кладбище. Так что берите этого, товарищи и, не привередничайте!
Лишь после повторного предъявления липового чекистского удостоверения, которое этот скелетист-долгожитель долго недоверчиво рассматривал-изучал, нам был выдан труп молодого парня чуть более двадцати лет — застреленного какой-то сволочью и не востребованный родственниками.
Вообще, в Москве в тот период было столько маньяков и серийных убийств…
Кровь стынет в жилах!
* * *
Из морга, поехав в подмосковный посёлок, оставили автомобиль под присмотром секьюрити, а сами с Мишкой «огородами» подкрались к одному стоящему несколько на отшибе двухэтажному дачному деревянному домику за невысоким забором и, некоторое время молча наблюдали.
Вечерело… В окнах горел свет, а из трубы шёл лёгкий дымок.
— Здесь они, — сказал Миша, — уже вторые сутки здесь.
— Говоришь, кого-то из Питера ждут?
— Да, вроде так… Хотя, в детали меня не посвящали — несмотря на «дружбу» с этим Максимовым-Биргером.
Естественно, из Ленинграда так быстро не доедешь на поезде — как из Нижнего на автомобиле, поэтому фора по времени у нас имеется. Хотя, с другой стороны — питерских могли оповестить об похищении Бажанова заранее… Поэтому, надо действовать без промедления!
— Сколько их там внутри, говоришь?
— Кроме самого Максимова — Григорий Каннер со своим человеком по кличке «Бомбик44» и Лев Мехлис аж с двумя — Южаком и Маховером.
Корабль под названием «Сталин» — дал трещину, начал тонуть и с него тут же побежали крысы…
Блин, хотя про Мехлиса я думал несколько лучше.
Насколько мне известно, с несостоявшемся Вождём (Кровавым тираном) на Кавказ уехал лишь Поскребышев да некий Назаретян — если из секретарей.
— Оружие у них имеется?
— Спрашиваешь! У всех, кроме самого Бажанова разумеется.
— Иметь «шпалер» — это одно, а уметь им пользоваться и готовым в любой момент применить — совсем другое.
Мишка посерьёзнев:
— Каннер и этот «Бомбик» — мокрушники, ещё те! Это у них на физиономиях написано…
Ну, знамо дело: за первым из них вроде бы как числится убийство троцкиста Склянского этим летом и ещё одного с ним за компанию. Хотя, такие дела чаще проделываются чужими руками.
— Мехлис со своими людьми — «ботаники», а Максимов — просто пустобрех. Он и меня-то привлёк — из-за боязни своих корешков. Когда меня на службу «вызвали» — как осиновый лист трясся…
— А у тебя есть ствол?
— Кто ж на такое дело без «шпалера» ходит?
Строго прищурившись:
— Надеюсь, не «наградной» Парабеллум?
— Нет, — показывает мне старенький «Наган» с изрядно вытертым воронением, — в таких делах, я предпочитаю отечественного производителя.
Так, так, так…
— Есть какой-нибудь план, Барон? Только учти — время поджимает!
— Да, как же ему не быть?!
— Ну а если подробно?
Хищно, по-волчьи оскалившись:
— Счас я захожу и всех их валю — начиная с Каннера и Бомбика, без всяких затей.
Мне, аж поплохело:
— Подожди, стой… Их много и это может быть опасно. А вдруг кто-нибудь из них завалит тебя?
Хмыкает:
— Не знаю, кто учил стрелять этих евреев, а меня — с самого «нежного» возраста собственный папа-офицер. И делал он это очень добросовестно, в надежде дождаться собственных внуков.
— Нет, так не пойдет — «и на старуху бывает проруха», а излишняя самоуверенность в собственных силах — не одного бойца погубила. Да к тому же, Миши — нам надо разыграть перестрелку между своими, а не массовую бойню. Ферштейн, зи?
— Я тебя внимательно слушаю…
— По возвращению, постарайся ещё более перепугать Максимова. Как только «клиент» дойдёт до нужной кондиции — маякни зажигалкой вон в том окне.
— Ага, понял… Жаль вот только, марафет с собой не прихватил: уж больно тот трусоватый! Такие, если «переборщить» — в ступор впадают, а не в «нужную кондицию».
Озадаченно чешу репу:
— Да где ж я тебе зимой в деревне кокаин найду? Может, водочки ему?
— Давай попробуем! Знавал я одного такого, между прочим — «георгиевского кавалера»: трезвый — тележного скрипа боится, а как…
— Состаришься — в мемуарах потомкам расскажешь, а пока не отвлекайся! Когда мы, после твоего «маяка» — изображая приезд питерских, войдя вовнутрь отвлечём внимание — начинай действовать, отвлекая внимание Каннера и его дружка — пьяным Максимовым.
Уууффф…
Мишка в восхищении, аж присел в книксене:
— Гениально! Полковник Вальтер Николаи, бы…
Да, когда же он уже повзрослеет, то?!
— Давай бегом! И помни Барон: если из-за своей легкомысленности поставишь пуле-дуре лоб — я тебя на том свете разыщу и определю на самую горячую адскую сковородку. Ведь я же — Ангел, не забывай.
* * *
«Свет в окошке» маякнул часа через два, когда мы с моими секьюрити — уж начали было скучать, околевая от усиливавшегося с приходом ночи холода.
— Ничего не забыли? — спрашиваю на всякий случай.
— А чего там забывать, Серафим? Ты же сказал: «Подъезжаем, стучимся и, сделав рожи понаглее — действуем по обстановке»…
— Ах, да!
Волнуюсь, стало быть.
Подъехав к самим воротам — чуть их бампером «Форда» не снёс, я долго-настойчиво посигналил и, не глуша мотор, не гася фары — вышел из машины, ещё раз проверив наличие «Настоящего Руби» в кармане.
Вижу в окнах отдергивающие занавески, мелькающие лица и, прочее движение. Минут через пять дверь на резном крылечке осторожно отворилось и оттуда крикнули:
— Кто такие и, что надо?
— Привет вам из города трёх революций, товарищи! Ворота отворишь или через забор общаться будем?
Дверь приотворилась чуток больше:
— Вы из Ленинграда?
— Не из Рио-де-Жанейро, это точно.
Дверь приотворилась так, что стала видна чья-то испуганная физиономия:
— Представьтесь, пожалуйста…
Другая, не менее перепуганная:
— Скажите условное слово!
«Пацанва — штаны на лямках».
Покрутив пальцем у виска:
— Мне что? На всю деревню орать? Открой ворота, подойди ближе — тогда скажу.
Наконец-то, начались движняки:
Один из них остался держать нас на мушке какого-то пистолета, а другой в наспех накинутом пальто спустился с крыльца и откинув щеколду, отворил ворота.
Не став дожидаться когда меня вновь спросят про пароль, въезжаю во двор, останавливаюсь у самого крыльца и, успев шепнуть своим: «Выносите труп», — как ко мне подошли сразу двое, держа наготове пушки:
— Условное слово?
Бурчу:
— Товарищ Зиновьев был прав — развели вы здесь в Москве бюрократию… А если я его забыл — застрелите нас, что ли? Лучше помогли бы товарищам!
Те, смотря на длинный завёрнутый в рогожу свёрток, «на автомате» живо интересуются:
— Что там?
— Там труп.
Так и остекленели враз, как всё живое в фильме про глобальное обледенение. Уже на крыльце, мал-мало придя в себя:
— Зачем труп?
Несколько устало объясняю:
— Живого заберём с собой в Питер, а этого — сожжём вместе с домом, оставив кое-какие улики… Что тут непонятного? Не хотите помочь — так хотя бы не мешайте.
Это, произвело должный эффект — про «условное слово», больше не вспоминали. Правда и желания помочь, пока не изъявили, белоручки.
Так, в сопровождении остекленевших товарищей прошли в дом, где нас в гостиной возле небольшого камина поджидала вся секретарская гоп-компания — кроме Мишки и, надо полагать Максимова.
По моему знаку секьюрити положили куль с покойником на пол, чтоб типа передохнуть, а я спросил:
— Куда нести? Где комната с живым двойником, нашего неразговорчивого друга?
Молодой человек чуть постарше меня — жгучий брюнет, с выдающимся носом, резкими чертами лица и, явным недоверьем в чёрных глазах — из-за спины другого спросил, поднимая руку с пистолетом:
— Что это всё значит? Из Питера, должен был приехать сам…
Вижу, что он на взводе, готов стрелять — поэтому не дослушав, перебиваю:
— Он внезапно заболел испанкой! Не совершай непоправимых ошибок, товарищ…
Откуда-то сверху:
— Ну, давай!
И следом истеричное:
— Это значит — ты сволочь, Гришка!
И тотчас несколько торопливых выстрелов, одна из пуль которых просвистела аккурат над моей макушкой. Не успел я и глазом моргнуть, как был сбит с ног одним из телохранителем и, прозвучала целая канонада — как в каком-нибудь боевичке про ковбоев и их разборку в салуне.
Буквально минута и всё было кончено.
Когда я поднялся на ноги, одно тело свисало с лестницы ведущий на второй этаж, ещё пятеро распростёрлись в холе на ковре и вокруг него.
— Все целы?
Один из секьюрити, держась за правый бок, скидывает полушубок:
— Сцука, меня задело!
Похолодев внутри:
— Что там у тебя?
У него, на груди — краснея лиловеет огромный синяк. Пистолетная пуля не смогла пробить раскатанную до нужной толщины русскую корабельную хромо-никелевую броню — лишь оставив на одной из пластин бронежилета-разгрузки внушительную вмятину с трещинами.
— Ничего! До свадьбы заживёт.
Здесь же Мишка Барон:
— И не забудь через год проставиться нашему Кузьке-Домовёнку — за его изобретение.
— Почему через год?
— Потому что, тому нет пока восемнадцати лет.
— Тогда, я куплю ему целый грузовик мороженного, чего целый год ждать?
* * *
Стараясь не наступить, обхожу лужи крови и поднимаюсь на второй этаж. В одной из комнат, сидит привязанный к стулу молодой человек, с кляпом во рту. Когда я вынул нож, он страшно перепугался и что-то замычал.
Я перерезав верёвки, упал на кресло напротив и устало сказал:
— Вы свободны, товарищ.
Тот, самостоятельно вытащив из рта кляп:
— Кто Вы?
— Человек, случайно узнавший о вашем несчастье и решивший помочь хорошему человеку.
Тот, словно не веря:
— Я свободен? Я могу идти куда захочу?
— Конечно! До Москвы, всего лишь верст десять с небольшим — к утру обязательно доберётесь. Только оденьтесь потеплее — на улице довольно-таки холодно.
Такая перспектива, его ничуть не воодушевила.
— Я слышал звук мотора… Вы меня подвезёте?
— Конечно! Вот только куда? Туда, откуда они Вас забрали?
Тот, глубоко задумывается, затем:
— Мне бы к товарищу Сталину… Подвезёте?
— Конечно!
Когда он уже собирался, предельно вкрадчиво:
— А Вам не кажется, что появившись у Иосифа Виссарионовича — Вы навлечёте на него все свои несчастья? А ведь у него — семья, дети…
Бажанов, впадает в отчаяние:
