-Я всегда говорил, что от тебя сплошные неприятности, — вздохнул я. — Хорошо, с этим разобрались, но тайну синяка под глазом ты мне так и не открыл!
-Дело было так, — завел кузен. — Вчера вечером я, как обычно, поехал в клуб. Мама была против, полковник ее поддержал, но у нас там составлялась хорошая партия, так что я попросту выскочил в окошко. Машину-то я теперь нарочно оставляю так, чтобы можно было сразу прыгнуть за руль и умчаться... В общем, я прекрасно провел вечер, потом вышел и пошел к машине. — Тут Сирил примолк, и я понял, что путь его был тяжел и извилист. Одним словом, он опять набрался. — Ну и тут меня хватают сзади в четыре руки и тащат подворотню! Я даже дернулся не успел, а меня уже прижали к стенке!
-И?
-Что — и?
-Ну и загробным таким голосом говорят... а амбалы, я тебе скажу, ого-го какие! Говорят, в общем, на первый раз мы тебя просто попугаем, а еще поймаем — покалечим. Передай, сказали, матери своей, чтобы не упиралась, продавала поместье, не то тебе точно крышка...
-Хм, — произнес я. — Оригинальный метод вести дела. А ты?
-А что я? Я напугался! — гордо сказал Сирил. — И сказал, что они кретины, потому что владеет поместьем вовсе не мама, а мой кузен по праву майората. Я, правда, не уверен, что они такие слова знают... В общем, тогда они мне под ребра дали. Врешь, говорят! А я им — да узнайте у поверенного! Тогда вроде засомневались... Ладно, сказали, проверим, но если набрехал, берегись!
-А синяк-то откуда? — безнадежно спросил я. Кузен сдал меня крайне элегантно, ничего не скажешь. С другой стороны, разве я смог бы бросить тетушку Мейбл в такой ситуации?
-Ну, когда они меня отпустили, я хотел одному в нос засветить... — смущенно сказал Сирил.
-Ты же напугался!
-Так я от страха! И вроде бы даже попал, — засомневался он. М-да, надираться до невменяемого состояния кузен умеет. — Ну а он сдачи мне дал. Кулачище — с кузнечный молот! Я пока очухался — их уже и след простыл. Пришлось в клубе ночевать, не мог же я так домой ехать... И вообще, у меня до сих пор в голове звенит! Может, у меня сотрясение мозга?
-Сотрясение чего? — привычно отозвался я, а Сирил надулся. — Ладно... Опознать этих громил сумеешь?
-Да я тебе их нарисовать могу, — фыркнул кузен.
-Действуй, — велел я, и мы переместились в кабинет.
В отличие от меня, Сирил неплохо рисует. Правда, всерьез он к этому не относится, предпочитая делать злые шаржи и карикатуры на знакомых, но рука у него поставлена что надо. (Тут я припомнил свой "шедевр", вот уже который месяц кочующий по галереям с табличкой "Обнаженная", работа неизвестного художника", и содрогнулся.) Возможно, где-то кузен преувеличил, да и видел он этих парней в темноте, едва рассеянной тусклым фонарем... Но, наверно, сходство все-таки имелось.
-Вот примерно так, — сказал он. — Роста оба, кстати, немаленького, не ниже меня точно. Только такие... широкие. Руки грубые, похоже, ребята из простого люда... А, еще у одного изо рта скверно пахло! Зубы, наверно, гнилые...
-Приметы — просто прелесть, — фыркнул я. — Ладно. Ты к синяку серебряную монету прикладывал? Или сырое мясо?
-Где бы я взял сырое мясо посреди ночи?! — изумился кузен. — И тем более серебряную монету...
-Понятно. Теперь уже поздно... Потом загляну в аптеку, узнаю, может, у них есть какие-нибудь примочки. А теперь иди и дай мне подумать!
Подумать мне, разумеется, не дали. Только я сосредоточился, как Ларример доложил о визитере. Ну что им всем неймется?!
На сей раз это оказался прилично одетый джентльмен, представившийся как мистер Бабкок, поверенный, и заявивший, что у него есть ко мне дело, не терпящее отлагательств.
-Излагайте, — коротко сказал я.
Этот тип мне сразу не понравился, хотя я предпочитаю не судить по первому впечатлению. Но было, было в нем что-то неприятное! То ли манера причмокивать через каждые два слова, то ли интонации... Да и внешность у него оказалась не самая располагающая: тощий, сутулый, плюгавый какой-то, редкие сальные волосы тщательно начесаны на лысину, а руки постоянно пребывают в движении. И еще — он не смотрел мне в глаза. Ну хорошо, если придираться к формулировкам — он ни разу открыто не взглянул мне в лицо, а таких людей я крайне не люблю.
-Мистер Кин, — начал мистер Бабкок, — персона, которую я имею честь представлять, крайне заинтересована в приобретении земли, которая находится в вашем владении, а также всех жилых и хозяйственных построек, находящихся на ней... Известно, что вы не проявляете тяги к жизни в сельской местности, а угодья простаивают, тогда как могли бы приносить недурную прибыль...
-Вот как? — приподнял я брови. — И на каких условиях мне предлагается эта сделка?
-О, не извольте сомневаться, мистер Кин, — зачастил он, — на самых, самых выгодных...
Бабкок озвучил сумму. Я прикинул в уме: ну, если учесть, что особняк только что отремонтирован, сад приведен в порядок... Вроде бы вполне приличная сумма. С другой стороны, я никогда особенно не интересовался крупными сделками с недвижимостью, не следил за динамикой цен на землю и не мог как следует оценить, не пытается ли эта неизвестная персона обвести меня вокруг пальца!
-Никаких долговых расписок, — сказал Бабкок, внимательно следивший за переменами выражения моего лица, — оплата будет проведена в той форме, которую вы сочтете наиболее приемлемой, будь то...
-Можете не тратить слов, — поморщился я. — Поместье не продается.
-Мистер Кин, если предложенная цена вас не устраивает, то вы можете ознакомиться... — Он, будто прочитав мои мысли, принялся выкладывать из портфеля какие-то бумаги. — Вот, вот и вот... Здесь можно проследить, как менялась стоимость акра земли за последние пять лет. Не сомневайтесь, это вполне официальные документы!
-Я верю, — сказал я. — Но поместье все равно не продается, не трудитесь уговаривать.
-Но почему, мистер Кин? — уставился он на меня. — Зачем оно вам?
-А вам какое дело? — прищурился я. — Вы вправе сделать мне предложение, я вправе отказаться, разве не так?
-Мистер Кин... — процедил Бабкок, и дернул морщинистой шеей. Сейчас он очень напоминал старого стервятника. — Знаете, бывают предложения, от которых не принято отказываться...
-Вот как? — приятно удивился я. — Вы открыли Америку, мистер Бабкок, с чем вас и поздравляю. А теперь извольте покинуть мой дом. Ваше общество становится навязчивым, и я не ошибусь, если скажу, что оно мне неприятно. Всего наилучшего.
-Ну что ж... — негромко сказал он, запихивая бумаги в необъятный портфель и поднимаясь. — Я думаю, вскоре вы перемените свое решение, мистер Кин!
-И не надейтесь, — сказал я вслед. Ну до чего же неприятный тип!
После всех этих перипетий ко сну я в тот день отправился не в самом хорошем расположении духа. Кажется, в Блумтауне действительно творится что-то неладное, вот только что? Ответа на этот вопрос у меня пока не было — да что там, я и вопрос-то пока сформулировать не мог! Однако тягостное предчувствие каких-то неприятностей заставляло сердце тоскливо сжиматься...
Должно быть, именно из-за тревожных мыслей снилась мне какая-то чушь: то тетушка с Сирилом пели дуэтом "Правь, Британия, морями", а полковник им дирижировал, то мы с Ларримером и Мэри выполняли команду "На первый-второй рассчитайсь!"
Проснулся я посреди ночи — сквозь щель в неплотно задернутых шторах пробивался только тусклый свет уличного газового фонаря. Я сел на постели, пытаясь понять, что меня разбудило. Не понял, сунул ноги в тапочки, поплотнее запахнул халат, открыл дверь в коридор... и едва не вскрикнул, нос к носу столкнувшись с Ларримером. Дворецкого, облаченного в ночную рубаху и теплый колпак с кисточкой, я сразу не признал (что и немудрено при свете керосиновой лампы).
— Ох, Ларример, это вы! — воскликнул я, наконец убедившись, что вижу не призрака и не грабителя.
— Да, сэр! — подтвердил он, повыше поднимая лампу, но голосу его недоставало обычного хладнокровия.
— Что такое? — сонно спросил Сирил, выглядывая из своей спальни (прямо напротив моей). — Что за шум?
— Кажется, в дом пробрались воры! — с достоинством пояснил дворецкий.
Кузен открыл рот, подумал... и закрыл. Только рукава пижамы зачем-то засучил. Вид у него был всклокоченный и заспанный, да и синяк под глазом не добавлял очарования.
— А что случилось с электричеством? Пробки выбило? — поинтересовался я. — И что вообще произошло?
— Не знаю, сэр! — Ларример склонил голову, однако ночной колпак лишил этот жест привычной величественности. — Меня разбудили какие-то крики под окнами, а потом как будто звон стекла...
— Хм. Видимо, хулиганы какие-то. — Произнес я и предложил: — Давайте обойдем весь дом и проверим, все ли в порядке.
Я живо прихватил револьвер, Сирил вооружился тяжелой кочергой, а у Ларримера имелась увесистая лампа. Правда, если он ее разобьет, мы останемся в темноте, да и пожар случится может... Определенно, в нашей компании не хватало Мэри с чугунной сковородой наперевес! Увы, кухарка, теперь замужняя женщина, мирно почивала рядом с ненаглядным супругом и знать не знала о наших приключениях...
Кроме нас и предполагаемого грабителя в доме никого быть не могло. Начали мы с гостиной, кухни и прихожей — разбить там окна много проще, да и воришка мог там затаиться. Ларример молча шел впереди, освещая дорогу. К его чести, он не проронил ни слова упрека, хотя не так давно я категорически отказался поставить решетки на окна, несмотря на участившиеся случаи воровства. Теперь же мне пришлось в этом раскаяться, но, как обычно, было уже поздно.
Мы обошли весь дом, комнату за комнатой: Ларример впереди, я в центре, а Сирил замыкающим. Кажется, кузен решил поберечься, пока не пройдут последствия предыдущей драки. Редкое для него благоразумие! Главное, чтобы он не засадил мне кочергой по голове, если вдруг решит ринуться в атаку...
— Кажется, все в порядке, — Ларример не скрывал облегчения. — Должно быть, просто пьяная драка, сэр!
— Еще оранжерея, — напомнил я больше для проформы. Кто же станет метить в окна мансарды, если куда проще разбить стекла на первом этаже, в крайнем случае, на втором?
— Как скажете, сэр! — согласился Ларример, и мы поднялись по лестнице до самого верха.
Я распахнул дверь... и потрясенно замер на пороге. Огромные окна оранжереи зияли многочисленными черными дырами, а мои питомцы были усеяны осколками. Из дыр тянуло прохладным ночным воздухом, а в ближайшем ко мне Echinopsis торчал длинный кусок стекла, словно кинжал в груди. Бедный Коннор буквально истекал кровью — зеленоватым соком...
— О боже! — выдохнул за моей спиной Сирил.
Признаюсь, имя божье — это не то, что рвалось с моего языка в тот момент.
Я бросился к своим крошкам и дрожащими руками стал собирать стекла. В неверном свете лампы нельзя было толком разглядеть, получили ли остальные мои питомцы серьезные ранения или дело обошлось царапинами. Но и царапины для некоторых капризных растений — дело весьма и весьма серьезное!
— Сэр, вы поранитесь! — подал голос заботливый Ларример.
— К черту! — отозвался я, с трудом проглотив более емкие ругательства. И тут же вскрикнул, почувствовав острую боль в пальце.
Как ни крути, а Ларример прав — спасательные работы придется отложить до утра. При электрическом свете еще можно было бы заняться ими немедленно, но в таком тусклом освещении... нет, бессмысленно. Одно хорошо: на улице лето, так что хотя бы от риска замерзнуть мои крошки избавлены.
Но каковы негодяи! Напасть на беззащитные растения!
Я почувствовал, как от бешенства перехватывает горло, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Сомнений, кто и почему мог такое сотворить, у меня не было. Впрочем, доказательств тоже.
Сирил прошелся по оранжерее, хрустя стеклом (он то ли успел обуться, то ли так и спал в туфлях).
— Сэр, давайте спустимся вниз. — Предложил Ларример негромко. — Я принесу вам коньяка.
— Лучше лауданума, — через силу усмехнулся я, заставляя себя разжать кулаки. Что ж, теперь у меня есть целых две причины, чтобы поймать негодяев. И, памятуя о скором приезде тетушки с полковником, сделать это как можно скорее!
Сирил выпил коньяка и отправился спать. Кто-то другой мог бы испытывать чувство вины за то, что так легко выдал меня каким-то подозрительным типам, что привело к столь впечатляющим последствиям, однако моему кузену столь абстрактные понятия, как совесть, всегда давались с изрядным трудом.
Я же, даже смешав коньяк с валериановыми каплями (как утверждал мой отец, беспроигрышное сочетание — по крайней мере, отец прибегал к нему всякий раз, когда ему доводилось проигрывать дело в суде), не успокоился и еле мог усидеть на месте. Хотелось броситься в оранжерею, вызвать полицию, лично отыскать негодяев... Много чего хотелось, однако я сдерживался. Только метался по кабинету и размышлял. Не оставалось сомнений, что нападение это являлось актом устрашения, и призвано было продемонстрировать мне, что я так же уязвим, как и остальные. У каждого имеются свои слабости и привязанности, которые при определенной беспринципности можно использовать для достижения своих целей. Вот только одной беспринципности тут мало. Требовался мотив, и мотив веский. У того, кто стоял за всеми этими угрозами и нападениями, должны быть весьма серьезные причины так поступать. Что такого ценного могло отыскаться на моей земле? Золотоносная жила? Глупо, все подобные месторождения давно разведаны и, более того, истощены. А какой-нибудь каолин явно не являлся столь серьезной ценностью, чтобы ради него пойти на преступление. Впрочем, представления о ценностях у всех разные. Я знавал людей (если их так можно назвать), готовых убить ближнего за пенни...
Я так ничего и не надумал, только твердо решил заглянуть к Таусенду — посоветоваться и подать официальную жалобу. Помнится мне, повреждение чужого имущества — деяние достаточно серьезное, чтобы за него взялась полиция!
Утром я напоминал вампира, только не обаятельного джентльмена в черном плаще с алым подбоем и розой в руке, а уродливое красноглазое чудовище, жаждущее крови. Крови я действительно жаждал и, кстати, решил отныне не расставаться с револьвером. Чувствовал я себя совсем как в старые времена — вооруженным и очень опасным...
Едва рассвело, я ринулся наверх, чтобы оценить причиненный ущерб и оказать своим питомцам первую помощь. Спустя час основная работа была закончена. По счастью, серьезно пострадали только два экземпляра самых обычных Echinopsis, остальные повреждения можно было с чистой совестью считать мелкими.
Убедившись в этом, я отправился в свою спальню, оделся и тщательно побрился, после чего вызвал Ларримера и сообщил:
— Я еду в полицию. Буду к обеду.
— Но, сэр... — вот теперь Ларример выглядел по-настоящему ошарашенным. — А как же завтрак?!
— Я не голоден! — отрезал я и, видя потрясение на лице дворецкого (утренний туалет и завтрак — священный ритуал), объяснил уже мягче: — Нужно немедленно принять меры, чтобы ночное происшествие не повторилось. Понимаете, Ларример?
