* * *
И штурм начался.
Более всего Вена походила на шестиконечную звезду. С одной стороны в крепость втекал ручей Вин, с другой ее прикрывал дунайский канал, но оттуда нападений и не было. К чему?
Куда как удобнее было обстрелять крепость с той стороны, где ручей не мешал поближе подтащить пушки. А вот приступ начался, наоборот — со стороны ручья. Переправиться через него было не так сложно, но укрепления там были поменьше, толщина стен Вены вообще кое-где доходила до двух метров — шансы были и очень хорошие.
Герцог Мельфи метался по стене, стараясь разорваться, но быть везде. Под обстрелом, чтобы подбодрить людей, с той стороны, где турки, словно сумасшедшие лезли на стену...
Ни них скидывали бревна, лили кипяток, слышались крики и стоны раненых и умирающих, но останавливаться ни одна из сторон не собиралась.
Приказ султана был прост и понятен — умри, но не отступи. Да и некуда было отступать. Сзади янычар поддерживал пушечный огонь, так что дезертиров могли просто пристрелить свои.
Пушек у турецкого войска хватало, так что двусторонняя атака была весьма и весьма неприятна. Отвлечешься с одной стороны — там под прикрытием пушек подберутся, да взорвут ее. Отвлечешься с другой — так там или взорвут, или залезут...
Ежи Володыевский меланхолично отметил для себя, что атака идет по всем правилам и понадеялся, что уцелеет. Будь, что будет, но от пуль прятаться он не станет. Иначе Басе в глаза посмотреть не сможет.
Но этого и не потребовалось.
Про домик у стены, купленный чуть ли не полгода назад, Ежи не знал. И про планы государя — тоже.
Кто б ему доверился, зная почти болезненную порядочность шляхтича?
А вот покупателям только и осталось, что углубить подвал домика, доведя его почти до стены, заложить в подкоп побольше черного пороха, добавив для верности еще и динамита — и в нужный момент поджечь фитиль.
Какой момент нужный?
Так все согласовано с Гуссейном-пашой.
Недаром переписывались Алексей Алексеевич и великий визирь Гуссейн-паша. Не султан,, нет, ни к чему султану входить в такие мелочи. А вот Гуссейн-паша интересовался и сильно. Взятием Крыма. Сведениями, полученными от бежавших татар — и приходил к выводу, что есть у русских какое-то оружие. Что-то такое — точно есть.
Что?
Да кто ж такие секреты раскрывает?
Но дав полунамеками понять, что войска Великого Султана будут искать себе новую цель не на Руси, Гуссейн-паша получил понимание и одобрение со стороны царя. Переписка завязалась оживленнее — и паша намекнул, что может быть, русских тоже позовут воевать супостата.
Алексей Алексеевич ответил в том смысле, что обязательно позовут, но кто там супостатом будет — еще больший вопрос.
Слово за слово, письмо за грамотку — так и завязалась гроздь союзничества.
Гуссейну-паше не нужна была Русь — далеко и холодно. А вот Австрия, Венеция... самый раз!
Алексей Алексеевич сначала сомневался, но Софья заметила, что в политике врагов нет. Союзников тоже. Есть инструменты — и есть те, кто их использует. Не хочешь стать первым? Учись быть вторым.
Понятное дело, что Гуссейн-паша собирается нашими руками решить какие-то свои проблемы. Работа у человека такая. Визирем вообще жить несладко, с одной стороны вечно недовольный народ, с другой — такой же султан. И хорошо, если султан хоть неглупый. А то....
Так что переписка продолжилась к обоюдному удовольствию — и уже под Веной Гуссейн-паша получил письмо от одного из 'троянских коньков'. Мол, вы штурм начните, а мы для вас вот эти ворота-то и откроем.
Выкуп?
Наши отряды отпустите без выкупа, сами понимаете. Остальных хоть с кашей ешьте.
Жестоко?
А вот не нравились почему-то русским подданные Леопольда. Смотрят, как на тварь, слова сквозь зубы цедят, свято уверены, что 'рюсски отшень глюп...'. Ну, так и не обессудьте, сами напросились.
Взрыв?
Ну и взрыв, и что? На войне всякое бывает, может, это турки постарались. Это у них надобно спрашивать. А коли не верите, ищите чудаковатого голландца Якоба Визеля, пусть отчитывается.
Найти не можете?
Бывает.
И 'Якоб Визель', и его 'сыновья', сменив внешность и переодевшись, направились в другой дом, также купленный на царские деньги. Только тот уж никто не подорвет.
Тяжко это было.
Даже царевичевым воспитанникам — тяжко. Почитай, год прожить в чужой стране, говорить, как они, думать, как они, двойной жизнью жить, предательство готовить...
Хотя это кому предательство, а кому и триумф.
Леопольду они ничем не обязаны, а вот государь их из сточной канавы достал, отмыл, выучил — так что ж они, добром за добро ему не отплатят?
Мысль о том, что они предают христианский город в руки мусульман, то есть нехристей, мужчин тоже не посещала. Что те нехристи, что эти — католики. Разве что Якоб иногда переживал по этому поводу, но стоило ему пройтись по улицам Вены — и турки начинали казаться меньшим злом. Не дай Бог Москве такой стать!
Так что один из 'троянских коньков' поджег фитиль — и ушел. Кто там будет обращать внимание на мальчишку на улицах города? Особенно когда войско что есть сил отбивает штурм турецких янычар, а те лезут словно обезумевшие...
А через пятнадцать минут и громыхнуло.
Да как!
Часть стены просто осыпалась наружу — и в образовавшийся пролом через пару минут хлынула волна турок.
Не янычары, нет.
Один из отборных полков, который жалко бросать на стены. Это не тупое пушечное мясо, сюда Гуссейн-паша чуть ли не лично каждого человечка подбирал. Вот их и поставил ждать, пока стена рухнет от взрыва. Остальное было делом техники — расширить пролом, ворваться внутрь — и начать резню. Жестокую и беспощадную.
С этой минуты итог боя был предрешен. Ни одна крепость не выдержит предательства.
* * *
Сулейман въезжал в Вену победителем.
Неважно, что победа была предрешена заранее и обеспечена предательством. Важно другое — Вена лежит у его ног покорной одалиской. Да, при штурме полегло более тридцати тысяч человек. Но — янычар не так жалко.
— Кто командовал обороной?
— Герцог Мельфи, мой повелитель.
Герцога, увы, живым взять не удалось. Сопротивлялся до последнего, чуть ли не зубами глотки рвал, а потом захрипел, за сердце схватился...
Убить смогли бы, а вот откачать — не было таких специалистов, не ходят лекари на штурм крепостей.
А вот Ежи Володыевского одолели хитростью. И самого лихого фехтовальщика можно окружить, да сеть набросить.
Теперь маленький рыцарь сверкал глазами, а Гуссейн-паша сортировал пленников.
Кого — на выкуп.
Кого — на рабские рынки.
Кого — вообще гнать за стену.
Последнее — стариков, крестьян, которых по причине страхолюдства, не удалось бы и слепому продать...
Ежи, кстати, о готовящемся предательстве не знал — и сообщать ему никто не собирался. Слишком непредсказуемой могла быть его реакция. Вплоть до отъезда в родимые края. А к чему лишаться такого кадра?
А потому...
Уже ночь пала, когда к загону с пленниками пришел Гуссейн-паша.
Вену отдали на ночь янычарам — и сейчас оттуда доносились крики и хохот. Там резали, грабили, насиловали, а воины могли только сжимать кулаки.
Но что они сделают?
Они проиграли. Бежать из рабского загона можно, но кому ты поможешь? Свою бы шкуру спасти...
Тем неожиданней для Ежи было то, что его вытащили из загона и повели к шатру Великого Визиря. Султан праздновал, а Гуссейн-паша работал. Там вежливо показали саблю и объяснили, что при малейшей попытке напасть, неверный лишится головы с помощью этого полезного предмета.
Ежи в ответ образно послал своих охранников в пеший эротический тур, был оборван затрещиной и впихнут в шатер с напутствием: 'язык отрежу'.
Языка было жалко. Но и кланяться Ежи не собирался. Впрочем, визирь и не требовал. Кивнул слугам, так, что Ежи быстро усадили на ковер и подвинули поближе чашу с вином, так, чтобы шляхтич мог дотянуться связанными руками.
— Пейте, ясновельможный пан. Я рад, что вы живы.
Ежи так удивился, что послушно поднес чашу к губам. И верно — вино. Гуссейн-паша наблюдал за ним с легкой улыбкой.
— Правоверные это не пьют, но вам сейчас надо. Вы целы?
— Да, вполне. Зачем вы меня позвали сюда?
— Вы служите русскому государю. А мы ему не враги.
— Зато моей родине вы враги! Никогда не забуду, как горел Каменец! — Ежи сверкнул глазами.
— Это хотел сделать султан Мехмед, за что и поплатился. Жизнью. Разве этого мало?
Ежи задрал голову, намекая, что вообще-то да! Мало! Вот коли бы всех султанов перевешать, да лучше с визирями...
Гуссейн-паша наблюдал за мужчиной с легкой улыбкой. Воин, что тут скажешь? Не политик, не дипломат — воин. И хорош на своем месте, просто не надо его нагружать излишними сложностями жизни.
— Вы сейчас пойдете — и разыщете по загонам всех своих людей. Завтра мы вас отпустим с условием никогда не возвращаться на эту землю.
— Что!?
Ежи был искренне удивлен. Но.... как так?!
Так не бывает!
Ему и в голову не приходило, что Гуссейн-паша сейчас отрабатывает полученный аванс. Вену взял? Оплати!
— Мы вернем вам коней и оружие. Но вы уедете к себе на родину. Здесь не ваша война.
Вот эти слова отозвались в Ежи медным колоколом. Что верно, то верно. Не их.
Где были все эти австрияки, когда на польскую землю враг пришел? Ни один не помог, ни одного не коснулось — и голову не повернули!
Подумаешь — поляки. Пусть их воюют, лишь бы до нас не добрались!
И не пришел бы Ежи сюда воевать, кабы не приказ государя. Надобно было кого послать на подмогу — почему бы и не Ежи.
— Я дам вам фирман повелителя, с которым вы пройдете мимо наших войск.
— Султан приказал...
— Да. Он тоже не хочет ссориться с русским львом. Два великих государя легче договорятся между собой, чем с трусливым шакалом, который бросил своих людей и сбежал, пряча свою вонючую шкуру. Ваш государь воевал сам — и султан оценил его храбрость.
Ежи тонул в восточной патоке, но главное понял.
Их отпускают. Можно ехать домой и жаловаться государю. Алексей Алексеевич поймет. А коли нет — повинную голову и меч не сечет.
Но... повинную ли?
— Вы нас просто отпускаете?
— Не просто так, нет. Вы погостите у нас около месяца — этого будет достаточно, чтобы передать письмо вашему государю и получить ответ.
— Ах вот оно как... за выкуп, значит?
Гуссейн-паша спрятал улыбку.
Ни к чему Ежи Володыевскому знать о переговорах между ним и русским государем. Султану — Вену. Русскому — его людей.
Но — репутация.
Русские не могут позволить себе ввязываться в свары с Австрией, никак не могут. А потому Гуссейном-пашой уже пущен слух, что крепость в нужный момент взорвали его люди. Что русский государь выкупит свои войска из плена за дорогую цену. Султан знает, этого достаточно.
Конечно, никакого выкупа не будет. Но привезти его — привезут. Слухи пойдут, что и требуетсяы. И Ежи уедет домой, к своей семье... о чем это он?
— Мой друг остается здесь. Я не могу его бросить.
— Пан Собесский. О, он блистательный воин. Но вы ошибаетесь. Скоро он тоже вернется на родину.
Ежи не верил, но и крыть было нечем. Тем более, что визирь непрозрачно намекал, что рыцарь в ответе за своих людей, что присягу он не приносил Леопольду и служить ему не обязан, что коли он тут голову сложит во имя неясно чего — русский государь не одобрит. И вообще — коли так, отправьте гонца, пусть принесет вам ответ государя?
На последнее Ежи, конечно, не согласился. И провести ночь в шатре визиря тоже. Отправился обратно в наспех устроенные загоны.
Утром он пойдет искать своих людей. Если этим нехристям можно верить.
Можно ли?
* * *
— А ну, навались!
— Еще раз!
— Ух, ё....
Государева дорога была сбита в рекордные сроки — и полностью оправдывала не родившуюся еще поговорку про дороги и дураков. Да и как ту не оправдать?
Пройти из Архангельска Белым морем в Онежскую губу, оттуда волоком в Выгозеро, потом в Онежское озеро, да и по Свири в Ладогу.. Тут и люди нужны, и люди — особые. Те, кто с деревом, с кораблем отродясь знается.
И даже с такими — это каторга.
Строили наспех, кое-как, дерево сырое, тащить тяжко, то одно, то другое ломается, несколько десятков человек уже эту дорогу полили своей кровью, пара смертельно, остальные — так, по мелочи. Но государевы деньги тут не утешают. Они хоть и обещаны уже, но здоровье-то кто вернет?
Корабли разобрали на части — и тащат. Кое-где едва ли не на руках.
Люди идут сами.
Кто-то падает, кто-то матерится, но идут.
Потому что Орешек разгрызать надобно. Эти две крепости — Нотебург и Ниеншанц, как кость в горле на реке Неве.
И надобно это сейчас делать, покамест войска шведские связаны войной с Кристианом. Там и флот сейчас, а на Неве — так, остаточки.
Если ударить в спину, можно много людских жизней сберечь.
Подло?
В войне сие слово неуместно. А десанты на наш берег высаживать, да селения русские разорять — не подло? А шведы частенько этим грешили, пользуясь тем, что не до них русским государям.
Вот за это Алексей отца очень корил, хоть вслух и не высказывался. Соня знала...
Ну что толку, что Алексей Михайлович сына хотел королем польским сделать? Тоже, король, морда чистая, а зад в навозе! Польшу воюем, а чтобы оборотиться да посмотреть, кто твои тылы разоряет, да о людях позаботиться...
На юге сейчас хоть жить начали, а то существовали от набега до набега. Теперь вот еще шведов вразумить и финнов — и можно будет жить спокойно.
Вот уж каких планов себе не ставил Алексей Алексеевич, так это постоянно воевать. Колоссы — они часто на глиняных ногах стоят. А ему нужно крепкое государство, кое он в наследство детям и оставит.
С тем он войско на Нотебург и вел.
— Государь, дозволишь ли пред твои светлые очи гонца допустить?
Иван поблескивал голубыми глазами весело и хитро. Алексей сдвинул брови.
— Ванька... откуда гонец?
— А с Ладожского озера.
— И ты молчишь?
— Докладываю, вон гонец.
Иван кивнул в сторону запыленного парня, который кое-как держался в седле. Алексей Алексеевич кивнул, разрешая допустить. Тем более, что приглядевшись, узнал одного из своих 'воспитанников'. Как же его зовут... Антип? Да, кажется, Антип. Обстановка была походная, так что останавливать войско ради того, чтобы соблюсти приличия Алексей Алексеевич не стал. Принял пакет, не слезая с коня, распечатал и быстро проглядел несколько строчек, наспех нацарапанных на пергаменте.
— Отлично! Молодец, Антип!
Парень аж расцвел, рассыпавшись в благодарностях. Как же!
Государь его имя помнит!
— На словах Ерофей ничего передать не просил?
— Государь, лодок собрали достаточное количество, корабли будут на реке дней через пятнадцать. Лестницы заготовлены, фашины навязаны. Все будет исполнено по вашему приказу.
Дней через пятнадцать.
Алексей прикинул, где будет его войско и кивнул.
