Мальчик из будущего. (Черновик).

Поезд подошёл даже немного раньше, чем я его ждал, пришлось поторопиться на перрон, а потом искать свой вагон. Поезд тут стоял всего пятнадцать минут. Наконец через два вагона от тепловоза я обнаружил свой, вот они специально людей путают, ставя вагоны не по порядку? я подошёл к проводнице.

— Здравствуйте, шестое СВ, — протянул я проводнице два билета, готовясь отвечать на вопросы которые не могут не последовать.

— Ты один, мальчик?

— С мамой должен ехать, видите два билета, но её сегодня срочно вызвали на работу, проверка в магазине, где она работает. Она у меня директор. Проинструктировала, что делать и как себя вести, и отправила на вокзал. Отец в командировке, поэтому и не мог привезти. Мама записку написала, вот, в Адлере меня тётя Аня встретит.

Проводница быстро пробежала текст записки, и убрала её к себе в карман, поинтересовавшись:

— А билет второй почему не сдал, мать ведь наверняка велела?

— Велела, — согласился я. — Но я тут подумал, а зачем мне с кем-то неизвестным ехать, когда всё СВ моё будет? Не стал сдавать, один хочу путешествовать.

— Ну смотри. Если захочешь, подсажу попутчика, вместе же веселее, — забросила та удочку.

— Одному лучше, — отрицательно мотнул я головой.

— Идём, устрою тебя. Бельё выдам, когда город покинем, туалетом пока не пользуйся, да и закрыт он.

— Ага, — кивнул я, с интересом крутя головой, шагая за проводницей.

Как и ожидалось, купе было двухместным. Диваны с высокими спинками, занавески на окне, всё сделано хорошо и радовало глаз, над окном были ручки радиоприёмника с сеткой динамика, тут и радио слушать можно было, прибавляя или убавляя громкость. Убедившись, что я вполне усвоился, веду себя нормально, не ношусь всё разрушая, а пытаюсь положить на багажную полку рюкзак, проводница мне помогла, после чего покинула купе напарившись ко входу в вагон, ожидать других возможных пассажиров. Рюкзак сдавшись, наконец, покоился на багажной полке, я поправил лежавший на столике у окна пакет с едой и водой, после чего более детально осмотрел купе и, вздохнув, посмотрел на рюкзак, который я только с помощью проводницы засунул на багажную полку, нужно переодеться в более лёгкую одежду.

Дотянувшись до рюкзака, я на нём повис и, дёргаясь всем телом, всё же заставил покинуть багажную полку. Положив на пустое сиденье, туда, где гитара лежала, всё равно попутчика у меня нет, я достал праздничную одежду и переоделся в неё, убрав походную. Ну вот, молодой пионер едет покорять юга.

О море-е-е море-е, мир бездо-онный

Пе-енный шелест волн прибрежных...

Над тобой встают как зори

Над тобой встают как зори

Нашей юности надежды... Ю. Антонов.

Гитара звенела у меня в руках, а я негромко напевал одну из лучших песен Антонова. Про море, значит лучшая. Вот так я тихо и наигрывал пока состав, наконец, не дёрнулся и не пошёл вперёд. Убрав гитару, не в чехол, так положил, а сам чехол убрал под диван, на котором сидел, там оказалось можно много что хранить. Жаль мой пузатый рюкзак туда не уберёшь. Да и ладно, тут на втором диване полежит, ничего с ним не будет. Когда мы покинули Ржев и, набирая скорость, застучали колёсами по стыкам рельс, я вскрыл пакет и, достав немного скользкую от жира бутылку, налил в свою новенькую кружку воды, пить хотелось. Тем более я так торопился, что в пельменной успел перехватить лишь чай с бутербродами, чем только растравил аппетит. Организм у меня молодой растущий, его подкармливать нужно.

С бутербродов уже час прошёл, чай надо. Вот тут, когда я пил воду ко мне предварительно постучавшись, заглянула проводница. Она меня поначалу и не признала, одно дело мальчишка-путешественник, в соответствующей одежде и виде, а тут как будто пионер только-только с торжественной линейки по приёмку в пионеры. Чистенький аккуратненький, весь такой прилизанный и причёсанный. Всё где надо сидит как надо, глаз не оторвать.

— Извините, — та было хотела закрыть дверь, но тут её взгляд упёрся в рюкзак на втором диване. Она стрельнула глазами с него на меня и обратно и наконец, опознала.

— Что-то случилось Мария Антоновна? — поинтересовался я.

— Я думал, опозналась. Идём, бельё будешь получать. Кстати, как насчёт чая?

— Был бы не против, причём не в одном стакане, а двух, кушать очень хочется.

— Сейчас бельё выдам и принесу.

— Я один на вокзале был? Не устали?

— Нет, трое село.

— Мария Антоновна, можно чаю, пожалуйста? — выглянула из другого купе женщина лет тридцати на вид. — Два стакана.

— Сейчас молодому человеку бельё выдам и принесу.

Пока мы занимались приёмом и выдачей белья, я уточнил насчёт вагона-ресторана, как туда дойти, например, узнал какие на поезде правила, как себя можно вести, а как нет. Было видно, что проводнице нравилось моё любопытство, отвечала она с охоткой и достаточно подробно. Кстати, вагон-ресторан находился сразу за нами, дальше остальной состав. Ну вот, а я продукты покупал. Кто же знал?

Одной ходкой унеся всё в своё купе, я попробовал расстелить бельё и остался доволен, получалось. Это не могло не радовать. Но пока свернул и убрал на второй диван, когда понадобится, тогда и расстелю. Только сел, как проводница принесла два стакана с чаем, всё как и договаривались. Хм, а мне тут всё больше и больше нравилось. Пирожков я взял много, это мне так казалось, когда покупал, но когда подошёл к концу чай из второго стакана, выяснилось что половину я уже схомячил. Вкусные паразиты. Остальное завернул и убрал. Стаканы я сам отнёс провидице, заодно ноги размял.

У себя в купе я включил радио, там пела Пьеха, а потом Магомаев, и стал повторно чистить 'ТТ', всё равно заняться нечем, а в лесу я это делал хоть и трижды после нахождения, разобрав полностью, но сейчас была не полная разборка. Вот так привычно натирая детали тряпочкой пропитанной оружейным маслом, я и слушал песни одного из самых популярных певцом этого времени под стук вагонных колёс, подпевая ему в такт. Насчёт неполной разборки я передумал, и сделал полную разборку, ещё раз проверив все детали, в лесу как я уже говорил, хоть и делал это качественно, всё равно мог что-то пропустить. Того что ко мне может внезапно заглянуть проводница, я не опасался, дверь была заперта изнутри, поэтому и работал совершенно спокойно.

До вечера трижды заказывал чай, проводница уже привыкла, что я заказываю всегда два стакана, я со скуки перебрал и почистил всё своё оружие, в смысле 'Парабеллум' и обрез, доведя их состояние практически до идеала. Ну немного приукрасил, но теперь я был уверен что оружие не подведёт, сомнения больше боеприпасы вызывали.

Обедал я теми же пирожками с чаем, съесть нужно, а то испортятся, а вот ужинать собирался в вагоне-ресторане, тем более он до одиннадцати ночи обычно работал, я уточнял у Марии Антоновны. Прикинув, что делать до вечера, я даже хлопнул себя по лбу. Как я сразу не начал этим заниматься, а ведь планировал же? Но планировал я заниматься записыванием своих песен и нот для последующей регистрации уже на отдыхе, чтобы по прибытию в Москву сразу записать их на себя, а раз сейчас есть свободнее время, почему не заняться? В общем, я достал перо, тетради, все принадлежности, включая баночку с растворителем, это чтобы кляксы убирать, и начал творить.

Кстати, чуть позже выяснилось, что растворитель не особо помогает, больше промокашками пользовался. Однако с каждым часом, число клякс случайно оставленных на листах сокращалось, так что я был вполне доволен. Даже покачивание вагона не особо мешало. Написал шесть песен и нот к ним. Прилично за такое время. Сейчас семь вечера, поэтому я не стал убирать писчие принадлежности, а вот тетрадь спрятал в рюкзаке.

Подумав, я сходил к проводнице, сейчас у меня никого не было, за вещичками не присмотришь, поэтому я попросил проводницу закрыть моё купе. Она это сделала, поэтому я довольный направился ужинать в вагон-ресторан. Он был если не переполнен, то близко к этому. Показатель, между прочим, народ откроенной отравой питаться бы не стал. Тут были разные люди из разных слоёв общества. Офицеры один столик заняли, четверо их было, сверкая золотом новеньких погон. Обычные семейные люди, представители чиновничьего аппарата, этих сразу можно узнать по внешнему виду. Я уже научился различать. Хм, и даже были из уголовной среды. Заняли они два столика друг напротив друга, сразу за офицерским столиком.

'Хм, а этого я знаю. На моих глазах кошелёк у бабы одной подрезал в троллейбусе. Точно он', — подумал я, узнав знакомого щипача.

Что интересно тот тоже меня узнал. Сперва безразлично мазнул взглядом, потом внимательно посмотрел и удивлённо моргнул. Показав ему большой палец, теперь точно убедился, что я это я, прошёл дальше, за воров и обратился к немолодому мужчине, что читал газету сидя в гордом одиночестве за столиком:

— Разрешите?

— Пожалуйста, — не глядя на меня, кивнул тот, и зашелестел газетой, переворачивая лист.

Официантку пришлось ждать долго, она металась между другими столиками, это дало возможность изучить мне меню, то есть я поспрашивал у соседей, что есть в наличии и чтобы они посоветовали взять, чтобы не быть утром вынесенным из вагона вперёд ногами синим. Так что я взял щи, они чем старше тем вкуснее, но тут, к сожалению свежие подавали, с каплей сметаны, макароны с котлетой и подливой, чай заказал с ватрушкой. Порции были не сказать что большие, поэтому поел хорошо. Правда на ватрушку сил уже не хватило, как и возможностей, завернул в лист газеты, который мне любезно предоставил уже ушедший попутчик, и направился было к выходу, но не тут-то было.

Дорогу мне заступил один шкет лет шестнадцати, именно шкет, худой что твой Кощей, и вежливо, что странно, пригласил за свой столик. Посмотрев на мужчин, что вальяжно сидели за столом, я пожал плечами и согласился. Среди них сидел и тот щипач. Причём вёл себя не так как подчинённый, а как будто на первых ролях, я бы подумал, что он тут, если не главный, то очень близко. Положив свёрток с куском ватрушки на с трудом найденное свободное место столика, я сел на то место, где раньше шкет сидел, и вопросительно посмотрел на хозяев столика.

— Сом, — протянул щипач мне руку через столик.

— Макс, — пожал я ему руку и, покрутив стальной браслет с часами, протянул обратно хозяину. — Часы хорошие, но у меня свои есть.

— Не-е, вы видели?! — в восхищении хлопнул тот себя по ляжке, обращаясь к коллегам по ремеслу. — Мало того что я ничего не почувствовал. Так ещё часы я на левой руке ношу, а она под столом была.

— Да, зря вы ту толстуху отработали. Я таких знаю, очень крикливые, бьют больше, и гнаться могут пока не загонят, при этом воплями привлекая внимание. Неудобный клиент.

— Это точно, только она кошелёк засветила, хороший куш был.

— Возможно, — согласился я. — Но я бы не рискнул. Я мажоров беру, когда деньги нужны.

— Это кто?

— Золотая молодёжь и их родители.

— Хм, мажоры?.. — как будто пробуя на вкус, сказал вор. — Хорошее слово, надо запомнить. Ты сам кто по жизни, а то я всё разобраться не могу?

— Как и вы, чалюсь у хозяина. Детдом. Сейчас в бегах, из пионерлагеря дал дёру, на 'Зарницу' не взяли. Наверняка всех на уши поставили. Все дороги перекрыли, всё же особо опасный пионер сбежал. Отдыхать на море еду. Планирую к концу лета вернуться. Уроки начинаются, а я свою биографию портить не хочу. На будущее планы большие.

— Это какие же, если не секрет? — закуривая, спросил Сом. — Если что я тебя всегда устроить могу, нам такие как ты нужны.

— Я на себя работаю, только на себя, запомни это Сом. Повторять не буду. А насчёт чем заняться, я собираюсь стать композитором и поэтом. Буду писать стихи для песен и мелодии для них же. Магомаеву, например. Слышал сейчас по радио, как он про королеву красоты пел. Хорошо исполнял.

— Ты песни пишешь? — уточнил удивлённый Сом, невольно опуская руку с папироской.

— А то.

— Может, что исполнишь, у нас и гитара в купе есть. Как? Шкет сейчас сбегает.

Невольно посмотрев на парня, что сидел рядом, как это я случайно угадал с кличкой, задумался и согласно кивнул, уточнив:

— Бегать не надо, у меня своя гитара. Сейчас принесу.

Подхватив свёрток с ватрушкой, на завтрак пойдёт, я покинул вагон-ресторан, народу мне кажется, даже прибавилось, гулял народ хорошо, как и пили. Заглянув к проводнице, попросив открыть дверь, я даже не дал ей уйти. Оставил ватрушку, подхватил гитару и отправился обратно, так что она снова заперла за мной двери и сонно зевая пошла к себе. Моё возвращение воры встретили возгласами одобрения, гитара тоже произвела впечатление своей новизной и блеском лакировочного покрытия. Мне тут же освободили место, достаточно чтобы не мешать при исполнении, поэтому устроившись поудобнее, я сделал привычный проверочный перебор, слушая как звучит гитара, кстати, красиво получилось, и посмотрел на Сома:

— Что бы хотели услышать? Грустную лирическую, боевую, злую или весёлую?

— Грустная есть?

— Грустная? Есть одна.

Тронув гитарные струны, настраиваясь петь эту песню, у меня всегда спазмом перехватывает горло и в глазах стоят слёзы, зато голос при этом звучал как надо, выбивая у слушателей такие же слёзы.

В Казахстане под Каpагайлы, на кypганах из Солнца костры.

Там в степях есть свобода всегда долгожданн-а-я.

Среди стаи матёрых волков, где нет слов, человеческих слов,

Рос мальчонка и жизнь та была очень странная

Стая сном и охотой жила, и мальчишку всегда берегла.

Был он просто волчонок для них, только слабенький.

Молоко у волчицы сосал, и забавно, так странно играл,

Очень умный, смышленый такой, хоть и маленький.

Вот, однажды, где солнце встаёт, появился большой вертолёт.

И как птица над стаей повис, серо-чёрная.

А вокруг непроглядная степь, в дальний лес ещё можно успеть,

Стая молча рванула к нему, обречённая.

Солнце в песок или в зенит, в полдень жара злей.

Ведь человек плохо бежит — волк убегает быстрей.

В тишине автомат затрещал... 'Мальчик, стой!' — кто-то дико кричал.

Стали падать один за другим волки серые.

Волки быстро бежать не могли, человека спасали они,

И старались, толкая его, озверелые.

У волков, ведь не как у людей, в одиночку спасаться не смей,

И мальчонку они одного не оставили.

Умирали от огненных ран, а заря опалила курган,

Алой кровью омыла песок, чуть разбавила... А. Маршал.

Когда я, замерев, положил правую руку на струны, в вагоне звенела оглушительная тишина. Я так ушёл в песню, что не следил за окружающими, лишь перестук вагонных колёс слышался в отдалении. Сом сидел у окна, склонив к стене голову, и по его щекам текли слёзы. Он молчал, но другие молчать не стали, как волной пошли вскрики, голоса и просьбы исполнить ещё что-то. Меня хлопали по плечам, теребили за макушку, а я смущённо улыбался, а спазм после песни никак не проходил. Всегда так.

— Ещё что-нибудь? — спросил я, когда шум потихоньку стал стихать. — А что хотите?

— Ещё про волков что есть? — спросил Сом, причём его голос звучал так, что слышно было хорошо, хотя вроде и не громко спросил.