Здесь продавались все вещи, какие Лэйми только мог представить, — а также много ему совершенно незнакомых. Магазинчики были богатые и победнее, одни отгораживались от галереи глухими прилавками, другие уходили в таинственную глубину. В одном из них, ярко освещенном, продавались книги и здесь они задержались надолго. Лэйми словно попал в какой-то иной мир — в Пауломе (или в отделе, в который он забрел) были популярны истории об обществах, распадавшихся и гибнущих под натиском непонятных и непреодолимых опасностей, бесконечных и мрачных, в итоге тщетных путешествиях. Иллюстрации книг были черно-белыми, но очень четкими и точными. Больше всего его поразила одна книга — о юноше, который прошел несколько тысяч миль, влекомый стремлением к некой непонятной цели. Он пробирался через бесконечные маленькие городки, сражался с людьми и зверями, терял и обретал свободу, друзей, любимых — чтобы в конце своей недолгой жизни принять смерть.
7.
Лер-Центр окружала стена высотой метров в восемь — её покрывали очень красивые мозаики из разноцветных пород камня, но выступавшие из неё прямоугольные башни с тремя ярусами узких амбразур, закрытых броневыми ставнями, не оставляли сомнений в её назначении. Даже подойти к стене было нельзя — её окаймлял широкий канал, облицованный гладким гранитом. Вода в нем была подсвечена яркими, таинственно-фиолетовыми лампами на дне, но пронизывающее её узорчатое стальное кружево в виде каких-то фантастических колючих растений было совершенно непреодолимым.
Канал пересекал широкий мост, упиравшийся в ряд разделенных массивными пилонами проходов. Стоявшие в них рослые девушки в коротких белых туниках пропускали внутрь всех, кто не казался им подозрительным, не спрашивая документов, но очень внимательно всматриваясь в лица. Охэйо и Лэйми они не задержали. Проходя под стеной он заметил широкие пазы подъемных щитов, готовых, в случае опасности, мгновенно запереть входы.
Круглую территорию Центра занимал громадный, почти темный парк. Фонарей тут не было, но мощеные шершавыми плитами, безупречно ровные дорожки обрамляли полосы матового стекла. Они бросали на кроны деревьев таинственный, зеленовато-белый свет, создавая у Лэйми впечатление морского дна.
Громады башен вблизи уже нельзя было охватить взглядом — приходилось до предела запрокидывать голову, чтобы увидеть их уходящие в бездну неба этажи. Их основания поднимались за кроны глухими базальтовыми монолитами. Лишь там, за освещенными террасами, начиналась бесконечная череда окон и полос белого стекла.
Башни обрамляли облицованные камнем каньоны, широкие рвы глубиной в несколько этажей. На их дне были разбиты аккуратные садики с тщательно подстриженными кустами и крошечными бассейнами. Внутренние стены, по странному контрасту с глухой надземной частью, были стеклянными, открывая ажурную, залитую ярким белым светом подземную утробу громадин, — огромные помещения с множеством ярусов галерей, висячих площадок и переходов. Они уходили вниз гораздо глубже, чем днища световых рвов. Каждый раз Лэйми смотрел словно в громадный аквариум — внутри беззвучно сновали стройные юноши и девушки в коротких белых туниках с тяжелыми поясами из темной стали и шапками черных вьющихся волос. Казалось, что гигантские башни опирались на воздух, — чудовищные круглые колонны в четыре метра толщины, несомненно, монолитные, были вписаны в интерьер так искусно, что совсем не бросалась в глаза. Сами световые рвы перекрывали массивные стальные балки, накатываясь по которым тяжелые броневые щиты — их толстые кромки тускло блестели в основании стен — могли наглухо запереть их.
Удивительно, но им не попалось ни одного входа. На дно световых рвов не вело ни одной лестницы. С них, правда, можно было попасть внутрь, — но сейчас все окантованные сталью узкие двери оказались закрыты. Стекла в них были такими же толстыми, как и громадные, в несколько метров высотой, стекла в рамах — дюймов по восемь, самое меньшее. Происходившее за ними казалось Лэйми совершенно нереальным.
Обойдя без толку несколько башен, они пошли по широкой, как взлетная, полосе камня — начинаясь от ворот, она рассекала всю территорию Центра пополам. В неё в два ряда были врезаны большие — метров по пять — квадраты освещенного изнутри матового стекла, говоря, что они идут по крыше подземных помещений.
Через пару минут они вышли к квадратному бассейну, обрамленному каменным парапетом. Дно его — единая огромная плита — оказалось совершенно прозрачным и там, на глубине метров в двадцать, на эллиптической сцене беззвучно кружились и танцевали босые девушки — смугло-золотистые, ловкие и крепкие, одетые лишь в серебряные браслеты и пояски со свисающими на бедра цепочками. Лэйми поразило совершенство их пропорций — груди у них были высокими и полукруглыми, изгибы широких бедер — безупречно выпуклыми. Гривы тяжелых волос метались, словно черное пламя. Под слабо колебавшейся поверхностью воды их танец казался каким-то древним видением.
Несколько ошалев, они пошли дальше, увидев за бассейном две лестницы — навстречу друг другу те спускались в подземелье, очевидно, в бывший овраг. Его тщательно выровняли и перекрыли сверху, превратив в каньон со сходящимися книзу облицованными мрамором террасами, соединив их лестницами и плоскими мостами, и пустив по гладкому каменному дну мелкую, быструю реку с идеально чистой водой. Тонкие круглые колонны подпирали тяжелые балки перекрытия; между ними светились квадраты матового стекла, те же, что и наверху. Воздух тут был холодным и влажным, сам каньон просторным и пустым, — им не встретилось ни единой живой души. Танцевальный зал отделяла глухая переборка из листов матового, освещенного изнутри стекла. Вправо и влево от неё вели боковые проходы с такой же матовой светящейся облицовкой. Они казались бесконечными и Охэйо свернул в правый, решив, что это какой-то оптический трюк. Но секрет оказался именно в длине — а также в матовых светящихся дверях. За ними начиналась длинная темная лестница, мокрая от падающего сверху дождя.
Поднявшись по ней, они попали в разросшийся, запущенный сквер. Тусклые, темно-синие фонари рассеивали мертвенный, нездешний свет, словно замораживая тускло мерцающие облака дождя. На глянцево-черном асфальте пузырились лужи, в них дрожали отражения ламп. Мокрые, тяжелые кроны шумели под порывами ветра и этот глубокий, влажный звук то слабел, то накатывался волнами.
Столь резкая перемена обстановки после стерильной пустоты подземелья вызвала у Лэйми странное ощущение, — словно они пересекли горизонт и попали в какой-то неземной, нереальный мир. Длинная аллея, по которой они шли, тянулась в непроглядный мрак и ему казалось, что оттуда за ним следят звери — чувство совершенно бессмысленное, но он никак не мог избавиться от него. Его футболка промокла и противно липла к коже. Он снял её, Охэйо тоже снял рубаху. Его светлая кожа в этом свете казалась синевато-белой, безжизненной, и плечи Лэйми передернуло — будь клыки у Аннита побольше, он вполне сошел бы за вампира. Он злился на этот непонятный чужой мир, так равнодушно отвергнувший их, понимая, впрочем, что это глупо — виновато было только их невежество. И чувство обиды быстро угасло, растворившись в другом — внезапной усталости. Этот день оказался слишком длинным, к тому же, он снова был голоден.
Миновав аллею, Лэйми уперся в гранитный парапет. Далеко внизу лежал обширный темный парк — сплошное море мокрой, тихо шуршащей листвы. Призрачно-тусклый синий свет фонарей едва вырывал из мрака лениво колыхавшиеся кроны. За ними лежал глухой мрак, лишь справа и слева мерцали редкие группки сине-белых огней, смазанных сеткой дождя. Похоже, они вновь вышли к берегу озера. Влажный ветер приносил из этого бесконечного пространства таинственные звуки и запахи ночи.
Аннит замер, вглядываясь в темноту. Он не обращал внимания даже на то, что с его волос, словно с крыши, на плечи стекает вода — дождь был теплым. Лэйми встал рядом. Его охватило вдруг чувство безграничного одиночества, возможно, навеянного погодой, но скорей всего, вызванного усталостью. Ему отчаянно хотелось спать — но вернуться домой они могли теперь только к утру, что не улучшало его настроения. Охэйо широко зевнул.
— Всё, хватит на сегодня, — снова зевая сказал он. — Пошли домой.
Глава 3:
Путь к
Башне Молчания
1.
Проснулся Лэйми уже вечером — часов под рукой не оказалось, но за окном, низко над землей, висели тяжелые, красновато-бурые закатные тучи. Воздух был очень влажным и душным, как в теплице. Проснувшись в столь неурочное время он чувствовал себя выпавшим из времени, усталым и отупевшим.
Он зевнул, потянулся, потом встал. В воздухе витал чудесный аромат пирога с яблоками — судя по нему, уже начался ужин. Как был, в плавках, Лэйми побрел на кухню. Одеваться не хотелось, не хотелось вообще что-то делать, — зато довольно-таки сильно хотелось есть. Обратную дорогу он запомнил плохо — большую её часть он проспал, сидя в поезде. Сейчас он стал каким-то ватным — с гудящей головой и такой ломотой во всех мышцах, словно день напролет таскал здоровенные камни.
Зевая, он вошел в кухню. Аннит тоже был в одних плавках, его светлая кожа отблескивала в холодном синеватом свете длинной лампы, закрепленной на стене. Причесаться спросонья ему было, вероятно, лень, и спутанные черные лохмы падали ему на глаза.
Он покосился на друга и улыбнулся ему, но так и не сказал ни слова, с сомнением изучая стоявший на столе пирог. Тут же стоял и Наури, и Лэйит — она многозначительно притопывала босой ногой, её верхняя губа была приподнята, открывая белизну зубов, что придало её лицу хмурое, недоброе выражение.
Лэйми тупо уставился на неё, приоткрыв рот, — он уже почти убедил себя, что она ему только приснилась, — потом глупо смутился и покраснел.
Лэйит широко улыбнулась ему — отчего даже крохотные, невидимые глазу волоски на его теле встали дыбом и начали вибрировать. Лэйми передернул плечами и торопливо сел, подтянув к груди ногу. Охэйо посмотрел на него, потом взял ломоть пирога — и осторожно откусил, зажмурившись. Лэйми улыбнулся и тоже взял кусок...
Пирог оказался кисловатым — но он ел в последний раз сутки назад и буквально озверев от голода хватал кусок за куском, едва не заглатывая их целиком. Пирог был большой, но остальные энергично помогали ему и через пару минут несостоявшийся шедевр кулинарии исчез.
Охэйо хмуро посмотрел на опустевшее блюдо, вздохнул и отправил его в раковину. Они напились ледяного молока, после чего Лэйми пробрал озноб — в кухне, вообще-то, было жарко, но его внутренности застыли довольно-таки ощутимо. Что ж: по крайней мере, это окончательно прогнало сонливость.
— Какой час-то? — спросил он наконец.
Охэйо усмехнулся — как всегда, непонятно чему.
— Полдевятого. Вечера, разумеется. Не хочешь помочь мне помыть посуду?..
Зевая, Лэйми вернулся в спальню. В комнате было душно, и он, открыв дверь, вышел на террасу. Проходивший под забором тротуар был совершенно пустым — как и сумеречное, без фонарей, шоссе.
Он вздрогнул, заметив возвышавшийся за лесом черный силуэт Башни Молчания. Столбы пара окружали её, словно вцепившиеся в землю пальцы чудовищной белесой руки. В багровом закатном свете всё это казалось зловещим, и он, передернув плечами, вошел в дом. Охэйо деловито собирал вещи. Он всё ещё был лохматым и сонным, но это явно не могло помешать его планам.
— Мы куда-то идем? — зевая, спросил Лэйми.
Охэйо удивленно взглянул на него.
— К Башне Молчания. В Одинокий Город или во Вьянтару, если получится.
Лэйми ничего не смог с собой сделать — его рот вновь невольно приоткрылся.
— Сейчас?
— А когда ещё? С каждым днем это будет труднее.
— Но мы только начали знакомиться с городом!
— Лэйит выросла в нем. Она расскажет тебе о Пауломе всё, что ты захочешь узнать. Или Наури.
— И они пойдут с нами? У них же тут дом...
— Они ещё вчера согласились, Лэйми. Я, кажется, забыл сказать тебе...
Это было похоже на Охэйо: он охотно забывал сказать о планах, на которые могли бы возразить. Лэйми обиделся, но понимал, что это глупо — идти вчетвером было несравненно лучше, чем вдвоем. Но... зачем?
— Почему мы не можем просто остаться здесь? Паулома — вовсе не такое уж плохое место.
— Неплохое. Если ты хочешь просто дожить свою жизнь. Я хочу отыскать нечто большее, чем тихая гавань. По крайней мере, попытаться. Здесь интересно, конечно, — но в Одиноком Городе, не говоря уж о Вьянтаре, должно быть гораздо интереснее. И у меня, между прочим, есть цель — отыскать ИХ, строителей Мааналэйсы, а здесь они явно не водятся. Ну, если хочешь, оставайся. У меня и в мыслях нет к чему-то тебя принуждать.
Лэйми рассмеялся.
— Кажется, ты не запомнил, что многие жители Вторичного Мира уже стояли перед этим выбором: отказаться от всего, что у них есть, просто ради надежды. И надеялись они не напрасно.
2.
Одеваясь, он чувствовал себя как-то странно — полное сил тело говорило ему, что сейчас раннее утро, а закатный свет и сонная тишина сообщали о позднем вечере. Всё словно происходило во сне. Правду говоря, идти к Башне Молчания ночью страшновато — но, как сказал Наури, пройти к ней днем было бы довольно затруднительно...
Выйдя на крыльцо вслед за ним, Лэйми глубоко вздохнул. После затхлого дома теплый сырой воздух был восхитительным. Он глубоко вдохнул его — и нырнул в темноту.
3.
Заперев ворота, они вышли к озеру. Четыре стоявших по углам окружавшей его поляны низких, изогнутых наверху фонаря заливали её таинственным темно-синим светом, и теперь она казалась Лэйми местом почти мистическим. Озерные заросли стали непроницаемо-черными — и в них зловеще роились желто-зеленые светляки. Над ними, между низкими крышами и покровом тяжелеющих облаков, сияла зеленоватая полоса чистого неба. В ней замерла далекая стена перистых туч, похожих на фантастическую горную страну, — их основания были багровыми, вершины сияли ослепительной белизной, и всё это казалось ему нереальным.
Даже когда они вышли к людной автобусной остановке, это ощущение не исчезло. На востоке, на фоне темного, серо-буро-малинового неба, розовели утесы домов, отражая и смешивая отблеск заката. Множество их окон сияло мягким желтоватым светом — из открытых доносились голоса и звон посуды. Все нормальные люди ужинали и собирались ложиться спать. А ненормальные...
Его взгляд невольно скользнул к темневшему далеко за домами цилиндрическому массиву Башни Молчания. Столбы поднимавшегося вокруг неё пара сливались в невероятную перевернутую гору, — она расплывалась в тумане облаков смутной фиолетовой массой. Её подошву скрывали длинные прямоугольники многоэтажек, серые, тревожно яркие под темневшими синими тучами. Их украшенные рельефным узором фасады казались почти болезненно четкими от изобилия мелких деталей. Ему не хотелось ехать туда — но и остаться здесь тоже не хотелось...
— По крайней мере, мы не заблудимся, — зевая, сообщил Охэйо. — Кстати, посмотри-ка вверх...
