Темное предзнаменование

ПЯТАЯ ГЛАВА

Напряжение в кабинете ректора стало непомерно огромным. Я буквально видела исходившую от Аригора иссиня-черную ауру, от которой веяло могильным холодом. А кулаки, сжатые с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и угрюмая тень, упавшая на глаза, обрамленные морщинками, оттого, что он сидел с опущенной головой, не сулили ничего доброго.

Я неподвижно стояла возле опекуна, разрываясь между желанием ободряюще опустить руку на его плечо и сжечь дотла враждебным взглядом Бальтера, индифферентно ожидающего реакции ректора на заявление о нашем браке. Моленрон вальяжно расположился на одном из стульев в большом кабинете Аригора, который всегда казался мне теплым и уютным из-за обилия света, впускаемого через окна, из-за воспоминаний беспечных дней, проводимых мною здесь в детстве. Однако сейчас царивший, безмолвный, тягостный мрак не могли рассеять даже жгучие солнечные лучи, прорывающиеся сквозь шторы и припекшие мое левое плечо.

Бальтер выловил меня после первой пары и притащил к нему, хотя я надеялась, что он блефует и не настолько смел, чтобы заявиться к ректору Академии с подобной нелепостью. Как только Аригор увидел нас, как только Бальтер кратко посвятил его в дела безумства своей семьи, я ощутила невероятный стыд за то, что пыталась утаить это от мужчины, поэтому встала за его плечом, чтобы не встречаться с ним взглядом и не чувствовать себя еще ужаснее.

Аригор молчал с тех самых пор, как Бальтер закончил, а прошло уже десять, или больше минут, и перерыв между лекциями вот-вот закончится, но он так и не шелохнулся, не произнес и звука. Я не на шутку встревожилась за него, ведь он уже не в том возрасте, чтобы справляться с подобного рода шоком.

Но я не отважилась прервать его думы, отчаянно уповая на то, что непробудная и гнетущая тишина не будет пережита напрасно, и Аригор обязательно что-нибудь придумает и вновь спасет от отвратительной участи мою шкуру.

— Так не пойдет, — вдруг подал голос опекун.

Я слегка расслабилась и сделала неглубокий, почти бесшумный вдох.

— Рин не станет вашей женой, Бальтер, — не терпящим возражений тоном добавил Аригор. — Я запрещаю. Я не позволю.

— Другой ответ я и не рассчитывал услышать, — Бальтер понимающе качнул подбородком. — Поэтому, позвольте кое-что показать.

Изящно проведя рукой по блестящим каштановым волосам, он поднялся со стула и направился к столу ректора. Нацепив на лицо ослепительную улыбку, Бальтер щелкнул пальцами, после чего в его раскрытой ладони материализовался пергаментный свиток, который он протянул Аригору.

— Что это? — опекун нахмурился, чтобы скрыть свое недоумение, и приковал взгляд к бумаге.

— Этот документ свидетельствует о том, что Джалирин, являясь ведьмой рода Дайенре, по праву принадлежит моей семье, — удостоился пояснить Бальтер, расправив плечи и сцепив руки за спиной. — Отец прислал его сегодня утром, поскольку был убежден в вашем несогласии.

Поддавшись порыву любопытства, я склонилась над Аригором и пробежалась взглядом по так названному документу, но не поняла ни единого слова, буквы, поскольку язык, вероятнее всего ликантропский, был мне не знаком. Хоть у Аригора с этим проблем не возникло. Он внимательно вчитывался в текст, бледнея и мрачнея с каждой секундой. Я в бешенстве стиснула челюсти и выругалась про себя. Услышав беглую ехидную усмешку и не поднимая головы, я показала Бальтеру средний палец и с беспокойством покосилась на опекуна.

— Что там? — шепотом спросила я.

Но он лишь судорожно выдохнул в ответ.

— Трудности с прочтением, Джалирин? — издевательским тоном поинтересовался проклятый ликантроп.

Может, когда придет время следующего приема зелья, я не стану делать этого? Позволю сущности дархара вырваться на свободу и убью Бальтера. А потом, когда вновь стану собой, продолжу жить, как ни в чем не бывало, даже не стану терзаться угрызением совести, буду дальше пить зелье и смеяться с Тиминлеем. Аригор поможет мне избавиться от тела надоедливого Моленрона и скрыть следы убийства.

— Если кратко, то в документе сказано, — заговорил Бальтер, а ведь никто не просил его открывать рот, — что в обмен на предоставление абсолютной безопасности и неприкосновенности ведьминский род Дайенре обязуется тесно... сотрудничать с нашей семьей. Договор бессрочен. Это значит, что пока существуют обе стороны, заключившие соглашение, представители из каждого поколения Дайенре и Моленронов обязуется связывать друг друга узами брака.

Я собиралась добиться конкретики о безопасности и неприкосновенности, но неожиданно стол сотряс удар кулака Аригора.

— Я был о вас лучшего мнения, Бальтер, — надтреснуто произнес он.

— Я жертва обстоятельств ровно столько, сколько и Джалирин, — сказал Бальтер. — Я не хотел этого, не выбирал. Но я — Моленрон, значит, будет так, как положено уставами нашей семьи.

Я сейчас расплачусь от его приверженности. Почему же он не стал жаловаться, как и мне во время ночного визита, о том, что отец варварски заставлял его — бедного и несчастного — выполнить эти самые порядки?

— Ваши уставы — дикость, — процедил опекун, сверля его исподлобья. — Мы живем в современном мире, и совершенно недопустимо подобное...

— Да, согласен, — бесстрастно перебил Бальтер. — Однако взгляните на дату подписания договора, — он кивнул на акт соглашения. Я перевела взгляд вниз и, прищурившись, разглядела размытые цифры в нижнем правом углу свитка. Девятнадцатое октября сто сорок седьмого года Эпохи Энкар. Невероятно! Это же было пятьсот лет назад! Целых пять веков мой род был связан с Моленронами?! — Пора работорговли, — стал перечислять, — экономических и территориальных войн...

— Охоты на ведьм, — громко сглотнула я.

— Правильно, — однобоко улыбнулся Бальтер. — Если учитывать... сложность тех времен, то нет ничего удивительного в условиях этой сделки, господин ректор, — уже к Аригору обратился он, — ведь они являлись наиболее распространенными и продуктивными. Это сейчас они запрещены, но тогда все было иначе. Благодаря таким соглашениям пострадавшие, потерявшие свой кров, могли в обмен на что-нибудь, пусть даже на собственную свободу, обрести защиту у тех, кто имел возможность предоставить ее.

— Фактически, это и есть рабство, — фыркнула я.

— Боюсь, ты не представляешь, что это такое.

— А ты? — отразила я.

— Рабство — насильственное подчинение. Всевышние, мне действительно стоит пояснять тебе такие простые вещи? — он закатил глаза и склонился над столом. — Договора вроде нашего заключались по обоюдному согласию. Эти два символа, — Бальтер указал пальцем на крупные, выцветшие бардовые иероглифы, расположившиеся в одной строке с датой, но только слева, — вроде как подтверждение этому.

— Похоже на кровь, — пробормотала я.

— Это и есть кровь, — с усталым вздохом подтвердил он. — Кровь того, кто составил документ, и того, кто принял выдвинутые условия.

— О, — я зашлась в негромком кашле. — Настоящая кровь?

— Разве существует не настоящая? — Бальтер поморщился. — Джалирин, твои умственные...

— Заткнись, — шикнула я на него, и он прыснул в кулак. — И вообще, можно заставить насильно подписать этот... мирный, — я изобразила кавычки, — договор.

— Ты всегда такой скептик?

— Только когда имею дело с дуракцими контрактами о замужестве за дурацкими ликантропами, — огрызнулась я.

— Все, прекратите, — положил нашей перепалке Аригор, сжав пальцами переносицу.

— Можно мне продолжить? — поинтересовался Бальтер, сверля меня суженным взглядом.

Ректор махнул рукой в знак разрешения.

— Мне не известны истинные причины появления договора между нашими семьями. Но я предполагаю, что поводом для его создания послужила как раз таки упомянутая Джалирин охота за ведьмиными головами, — похоже, только я услышала яд в его голосе, когда он произнес мое имя, потому что Аригор не шелохнулся, продолжая упираться пустым взором в поверхность стола.

Я поежилась.

Я узнала о Кровавых Временах — особенно непростых для ведьм — из лекций по 'Истории Кару' на первом курсе. И каждый раз, когда я вспоминала об этом, у меня появлялся озноб.

Пятьсот лет назад нас считали неконтролируемыми и опасными, поэтому истребляли. Чтобы сохранить себе жизнь, ведьмы были вынуждены защищаться... даже убивая. Нет, конечно, были и те, кто получал удовольствие от кровопролития и войны. Но с приходом к власти экстравагантного Императора Риггза все изменилось. Его восхождение на трон до сих пор считается одним из самых скандальных за всю историю существования Кару, потому как не отозвалось у большинства благоговением.

Из-за его стремления наладить отношения с ведьмами против Риггза строились заговоры, народ устраивал бунты. Особые сторонники уничтожения ведьм, в том числе и представители аристократии неоднократно пытались лишить Императора жизни. Но каждая их попытка обращалась в тщетность, потому как Риггз был под защитой самой могущественной ведьмы Эпохи — Иннелии. Ходили слухи об их романтической связи. Так же Иннелию обвиняли в том, что она приворожила Императора ради сохранения расы ведьм.

Кто бы что ни говорил, но Риггзу удалось добиться своей цели. К шестому году своего правления он официально провозгласил перемирие с ведьмами и обусловил их официальной расой в королевстве Кару, и покушение на их жизнь стало считаться таким же преступлением, что и убийство любого другого существа, не имеющего отношения к ведьмам.

— Одна ведьма из твоего рода решила поступить благоразумно, обратившись за помощью к Моленронам, чтобы попросить неприкосновенность и укрытие от рыскающей повсюду в поисках голов очаровательных дам Инквизиции, — оттого, что Бальтер все еще смотрел на меня, я стала чувствовать себя неуютно. Куда бы ни отводила взгляд, он возвращался к его смуглому лицу, к пухлым губам, расплывшимся в раздражающей улыбке, и усмешливым выразительно-красивым глазам. — Вот что я думаю. Испугавшись за свою жизнь и за продолжение своего рода, она прибегла к таким мерам.

Как бы мне ни хотелось признавать, тем более вслух, но Бальтер не так бестолков, каким я его считала, и предоставленная теория вполне могла оказаться истиной. В оправдание своего предка я бы сказала, что Кровавые Времена были воистину тяжкими для ведьм, и каким бы сумасшедшим ни было ее решение заключить договор с ликантропами, это помогло Дайенре выжить.

Но почему условиями сделки был именно брак? Причем ведьмы Дайенре были нужны не для продолжения рода, и уж точно не для любви. Какую цель преследовал тот, кто составлял соглашение? Или, что я допускаю, все не так просто, как кажется?

— Как бы там ни было, — настороженную тишину разрезал низкий, неторопливый и глубокий голос опекуна, — Рин не станет вашей женой, Бальтер. Это невозможно. Я не позволю ей быть с тем, кого она не любит. С тем, с кем не будет счастлива. С тем, — устремил на него твердый взгляд, — кто относится к браку так неуважительно.

У меня перехватило дыхание. Я прониклась трепетным уважением к Аригору, и мне нестерпимо захотелось обнять его, поблагодарить за поддержку. Я знала, чувствовала каждой клеточкой естества, что он будет на моей стороне до последнего, и совместными усилиями мы непременно справимся.

— При всем моем уважении, господин ректор... — склонил голову Бальтер, оттолкнувшись от стола и выпрямившись, — я вынужден сообщить, что от вас ничего не зависит. Все предрешено задолго до нашего с Джалирин рождения.

Не собираясь дожидаться ответа, не спросив разрешения об уходе, он развернулся и направился к выходу.