Операция "Машкера". Киноповесть.

Вот он, проклятый, вот он, ненавистный, валяется на полу грудой дорогого тряпья! Свершилось! Ее мечта, ее месть, ее воля! Иван мертв! Владимир — на престоле!

Царица-мать опустила ногу на труп поверженного врага.

— Умер Зверь! Воссияет Русь под державой боярского царя — Владимира!

Что... что там за шевеление? Люди в черном расступаются, между рядами медленно идет какой-то монах... высокий... почему-то он похож на Ивана. Двойник? Или... нет, нет, это призрак, это морок, обман зрения! Тронь — рука уйдет в пустоту... ладонь уперлась в холодный металлический крест. Ефросинья отпрянула... запнувшись обо что-то, едва не упала. Об тело... тело? Если там — Иван, если Иван — жив, то кто же... тело? Нет... НЕТ! Этого не может быть. Просто не может быть. Пресвятая...

Она протягивает руку... как хочется ее отдернуть! Нет. Надо. Надо знать. И как отчаянно хочется не знать! Левою рукою, за плечо, силится она перевернуть неподатливое, невероятно тяжелое тело. Не получается. То, что под соболями и парчой, не хочет открывать своей тайны... быть может, жалеет. Чудовищным усилием, сама едва не заваливаясь на пол, она все же перекатывает тело. На нее смотрят остановившиеся глаза сына.

АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!

Ефросинья закричала.

И эхом закричал убийца.

От отчаянного рывка с треском лопнула черная полуряса, обнажая тощие мальчишеские плечи.

— Пытайте! Казните! Все одно ничего не скажу! Никого не назову! — кричал Петр Волынец. Басманов потом не без удивления вспоминал, что это был первый раз, когда он услышал голос Пименова человека.

А на стене — Страшный суд, и Вседержитель подъял длани Свои. Медленно движется гигантская тень, затягивая, скрывая от глаз Господа, ангелов, грешников...

Тяжело опираясь на посох, очень старый и усталый, царь Иван приблизился к злоумышленнику, которого по-прежнему держали с двух сторон Малюта и Басманов. Петр гордо выпрямился... Малюта живенько огрел его по загривку, заставив опустить голову. А то еще чего не хватало! Нашелся тут... мученик за веру!

Государь подошел вплотную, и...

— Пошто его держите?

Иван сам на себя был непохож. Точнее, похож на себя самого, на себя непохожего. И голос сменился, и говорок простонародный откуда-то взялся. Нашел время представления разыгрывать! Малюта разжал руки, отступил на шаг назад, мысленно ворча, точно недовольный хозяином пес. Более стойкий Басманов на всякий случай прихватил злодея покрепче.

Иван наклонился, пристально заглянул монашку в глаза, даже дотронулся рукой. Волынец глядел волчонком.

— Он царя не убивал... — покачал головою царь. — Он — шута убил...

Глаза у Федора были совершенно ошалевшие. Но, тем не менее, повинуясь государеву знаку, он выпустил убийцу, пораженного ничуть не меньше. Волынец даже не дернулся бежать, только судорожно натягивал на плечи свою разорванную одежку.

Нет, Федор конечно знал, что царь Иван — мастер неожиданных решений, но чтоб настолько... неожиданных.

А Иван чуть-чуть подумал и поправился:

— Не шута убил — злейшего царского врага убил!

И, не выпуская посоха, прямо-таки танцевальным движением склонился в поклоне, коснувшись пола черным рукавом:

— Благодарствую!

Голову рубить — слишком это просто. Конечно, головы полетят. Выловим и остальных заговорщиков, вытрясем из них правду — Малюта на это мастер, грех жаловаться, — вычистим крамолу до донышка. И тем он, царь Всея Руси, освободит себе руки для великого дела, для похода к морю. Обратит меч против внешних врагов. И сможет действовать спокойно и без опаски... некоторое время. Но вот казнить этого незадачливого монашка-убийцу — так ведь он того и жаждет, сам мечтает о мученическом венце. Станет ему то не в кару, а в награду. Не-е-т, дружок, ты поживи, ты ТУТ помучайся. И... такие вот, настоящие фанатики, попадаются не часто. Может статься, для чего-нибудь парнишка и нам пригодится? А вот Пимена, жаль, придется пока не трогать. Пока надобен, чтобы свалить Филиппа. А ее...

Забытый всеми Волынец, зябко стягивая на груди рваное платье, шатаясь, хватался за стены. Весь его мир рушился в этот час.

...купался... бобер... шубу сшити... бобром опушити... Спи, малыш... мама с тобою... спи, родной... какие красивые у тебя ресницы.... царя Владимира... обрядити...

Иван молча смотрит. Федор Басманов, ухватив за ноги, утаскивает прочь мертвое тело. Ефросинья не замечает. Не чувствует, как Малюта забирает у нее из рук царскую шапку.

— Ее... — повторяет Иван грозно и вдруг, не договорив, машет рукой.

Проходит мимо, задевая посохом смятую парчу. ...купался... бобер... движутся следом равнодушные черные тени... скрывают, поглощают последнюю из рода Старицких князей... из князей Александрова рода.

Негромко звучит хор. Слова опричной клятвы — как псалом... "Ради Русского царства великого" — шепчет Иван. Своим людям? Господу? Самому себе?

Эпизод 21, заключительный

Федор Басманов стоял у окна и смотрел, как во дворе его отец муштрует опричную молодь. Слитный посвист — стрелы полетели дружно, правда, некоторые мимо цели. Какой-то желторотик ойкнул и сунул в рот руку: ссадил себе тетивой кожу на запястье. Ничего, учитесь, ребятки. Воевать — это вам не в боярских усадьбах сундуки потрошить. Это чуточку посложнее будет.

Откуда-то доносилась песня.

"Океан-море!

Море синее,

Море синее.

Море русское..."

Прав государь, море нужно позарез. Готовит поход... Что ж, море так море. Повоюем. Как раз выходит: сыграем свадьбу — и к морю.

Басманов усмехнулся и закрыл окно. Подошел к столу, чуть подумал и красивым твердым почерком вписал еще две фамилии. Аккуратно свернул список и отправился к государю, уже ожидавшему его для доклада.

Конец фильма.

1