Исполнитель

"Не отвлекайся. Сейчас раздели их на пары" — вновь прошелестел в голове Голос.

Рыцарь снова напрягся. Сейчас, сейчас...

Бой разбился на множество поединков. Купчик с волосатыми кулаками пробился-таки к своему главному врагу — хозяину корчмы — и теперь сладострастно месил его кулаками, утробно хекая. Впрочем, число воюющих заметно поубавилось — помимо рыжего парня, на полу валялось уже немало славных бойцов.

"Всё, хватит. Заканчивай"

Накал битвы стихал на глазах. Корчмарь наконец извернулся, сцапав из-под стойки баклагу тёмного стекла, и от души огрел ею купчика по голове. Звон разбитого стекла — баклага оказалась пустой — подействовал на сражающихся подобно звуку боевого рога, сыгравшего сигнал "отбой".

Мужики и парни, кашляя и хлюпая разбитыми носами, с постаныванием приводили себя в порядок, помогали подняться лежавшим на полу. Купец и корчмарь охорашивали друг друга — купец пытался приладить на место полуоторванный рукав корчмаря, а тот стряхивал мелкие осколки стекла со своего недавнего противника. Нет, до чего крепкая голова у этого купца...

"Ну как?"

"Посредственно. Ладно, в конце концов, стража в подвалах Святой инквизиции, по сути, ничем не отличается от этих мужиков, так что сойдёт. Теперь тебе надо отработать следующий приём — "клей". Я думаю, тебе следует покинуть эту корчму, пока народ не начал размышлять..."

Небо сияло такой чистой, радостной голубизной, а лес вокруг таким ярким золотым и багряным светом, что хмуриться, глядя на эту красоту, мог только человек донельзя мрачный, вообще ничему в жизни уже неспособный радоваться. Первей усмехнулся — такого человека он знал, и прошлая осень, не менее красивая, чем теперь, никак не трогала душу Исполнителя. Но теперь... Теперь всё изменилось.

Он уселся под дубом, привычно расслабился, подставляя обнажённую кожу нежарким лучам осеннего солнца. Да, зимой с восстановлением маны будет труднее. На севере необьятной Ржечи Посполитой уже, наверное, вовсю льют холодные дожди...

Закончив, рыцарь оделся, поплотнее запахнув кожаную куртку, закрепил за спиной меч, подвигал плечами — нигде не жмёт и не тянет... Ладно. Пора двигаться.

Первей коротко и негромко свистнул — как лесная птица — и из недалёких кустов с фырканьем показался Гнедко. Верный конь подбежал вроде бы и неторопливо, сохраняя собственное достоинство, но в то же время без промедления. Первей похлопал его по шее, вскочил в седло.

Он направлялся в славный город Львов, уже находившийся на границе исконно польских земель. Момент был выбран очень удачно — искомые инквизиторы как раз пребывали в городе, направо и налево верша своё кровавое правосудие, которое имели наглость называть Божьим.

Лес расступился, потянулись сжатые поля, перемежаемые там и сям группами сельских строений в окружении золотых садов, уже начавших облетать. А впереди уже возвышались серые каменные громады Львова, и черепица крыш смутно краснела, ловя последние тёплые и ласковые лучи солнца перед долгой зимой.

Рыцарь похлопал коня, почмокал, не желая оскорблять своего верного Гнедка уколами шпор, и умный конь послушно перешёл на лёгкую рысь.

...

Первей сидел за столом, не спеша потягивая светлое пиво. Обычно он старался устроиться в углу, откуда так удобно держать под контролем всю корчму, но на сей раз его любимое место оказалось занято каким-то неприятным типом, рыжевато-сереньким, как крыса-пасюк, съежившимся под надвинутым на глаза капюшоном. Ладно, соглядатай есть соглядатай, не будем мешать ему в его благородном деле...

"Родная, отзовись"

"Я слушаю, рыцарь"

Слушаю... Чего там слушаю... Как объяснить, что чувствуешь, догуливая на свободе последние минуты?

"Сказать откровенно, мне не по себе. Ты наговорила мне про этих инквизиторов такое..."

"Всё сказанное мною правда. Разве я когда-либо обманывала тебя?"

"Да нет, я не про то. Просто не верится, что люди, рождённые женщинами, способны на такое"

"И тем не менее это так. Только ты не бойся их. Ничего не бойся — я с тобой"

"Спасибо, Родная"

А в распахнутую дверь корчмы-таверны уже входили гуськом городские стражники в начищенных до блеска кирасах, с алебардами и мечами, и среди них виднелись две тёмные фигуры в надвинутых на глаза капюшонах. Много стражников, не меньше дюжины. Уважают.

— Именем Святой инквизиции. Назови своё имя — фигура в капюшоне выступила вперёд, требовательно повысив голос.

Рыцарь не спеша допил пиво, отставил кружку.

— Моё имя Первей, я странствующий рыцарь и никому не делал зла. Чем обязан?

— Именующий себя Первеем, ты обвиняешься в ереси и колдовстве, противном Богу и королю. Именем Святой инквизиции ты арестован. Возьмите у него оружие!

...

Факел, вставленный в ржавое железное кольцо, торчащее из стены, чадил и трещал, давая больше дыма, чем света. Скверный факел... Да ещё решётка скрадывала большую часть этого неверного багрового света — факел был в коридоре, в тесной норе, где разместили Первея, с факелом было и не развернуться. К тому же факел можно использовать как оружие, а это недопустимо — жертва должна быть беззащитна перед палачами.

Первей подгрёб под себя всю прелую солому, имевшуюся в норе, но стылый вековой холод, пропитавший это мерзкое подземелье, всё равно просачивался, касаясь кожи липкими холодными пальцами. Да ещё ужасно раздражали кандалы, тоже тянувшие из узника тепло. Рыцарь усмехнулся. Значит, первый палач у них здесь — холод. Скоро ли увидим остальных?

"Родная, отзовись"

"Я здесь"

"Как долго мне тут сидеть?"

Бесплотный шелестящий вздох.

"Потерпи, родной. Они так всегда ломают узников — холодом, темнотой, затем унижениями и пытками. Они же дьяволы во плоти, они питаются мучениями людей. Думаю, сегодня ты их не увидишь, хорошо если завтра"

"Скучно тут"

Бесплотный смешок.

"Нет, ты бесподобен... Скучно... Ты ведь давно мечтал выспаться, в чём же дело?

"Я не привык спать в кандалах. И потом, тут такой мерзкий холод... Если я лягу на этот пол и усну, боюсь, ты лишишься своего подопечного"

"Ты накопил немало маны, мой подопечный. И вполне можешь потратить немного на этого тупорылого стражника, чтобы улучшить условия своего содержания"

"Точно. Чего же ты раньше молчала? Я бы сразу потребовал разместить меня не в этой поганой норе, а в кабинете его преосвященства"

"Осторожно, не переборщи. Они не должны почувствовать опасность, а чутьё на опасность у них весьма и весьма... Как у всех мерзавцев и катов, кстати"

Факел на стене затрещал и погас, тьма, доселе метавшаяся по углам, одним прыжком затопила подвал. Хоть глаз выколи...

Первей сосредоточился, привычно вызывая дрожь в теле. Вообще-то дистанционная бессловесная суггестия ему почти не удавалась, но он упорно тренировался всё последнее время, так что можно попробовать...

"Не надо. Ты истратишь слишком много маны, а восстановить её в этом мерзком подвале тебе вряд ли удастся. Ты позови стражника, он подойдёт, и все дела"

"Ну какая же ты умница у меня. Когда я на тебе женюсь, всегда буду тебя слушаться"

Бесплотный шелестящий смех.

"Ладно, договорились, мой родной"

Рыцарь встал, громко залязгал цепями.

— Эй, стража!

Нет ответа.

— Эй-эй! Стража!

Ноль внимания. Первей что есть мочи заколотил кандалами о решётку. Звук в подземелье получился вполне даже неслабый.

— Э-эй!! Вы что там, все передохли, что ли?!

Ни звука. Ах, так?!

Рыцарь встал во весь рост, прочистил горло, попробовал голос, настраиваясь на бас. Начали...

— До-о-олгая ле-е-та королю и короле-еве... И Его Преосвяще-е-енству до-о-олгие по-о-охороны и крепкий гро-о-об...

В подвале заскрежетало, залязгало железо — похоже, отпирали дверь.

— И все-е-ей Святой инквизи-и-иции вечный поко-о-ой в выгребной я-а-а-аме...

Мечущиеся по стенам отсветы огня, шаги приближаются.

— Эй, заткнись, тебе говорят!

— Ну слава Богу — перевёл дух Первей — я уже начал беспокоиться о твоём здоровье. А, вас двое? Отлично...

Рыцарь сосредоточился, вызывая знакомую дрожь...

— Смотреть мне в глаза!

Глаза стражников разом остекленели.

— Спать... Спать...

Готово.

— Слушать меня. Слушать только меня. Повторите.

— Слушать только тебя — хором выдохнули стражники.

— Правильно. Значит, так. Все тёплые вещи, какие найдёте, сюда. Шубы, штаны, кошму — всё, что найдёте. Потом принесите мяса, хлеба и сыра. Ещё кувшин свежей воды и фруктов — яблок там, груш... Вопросы?

— У нас нет денег — стеклянно проговорил стражник с факелом.

— Ну, возьмите в долг.

— Нам давно никто не даёт в долг. Мы никогда не отдаём — тем же стеклянным голосом произнёс стражник.

— Ну, не знаю... Заложите в корчме сапоги, что ли... Оружие есть?

— Мечи, плохие — стражник был честен.

— Вот и заложите. Да только сами мечи, ножны оставьте, засуньте туда щепку, что ли, чтоб торчала вместо рукояти... Да, возьмите вина, да побольше. Всё будет по-честному — вино вам, закуска мне. Если увидите начальника стражи, засылайте его ко мне. И принесите свечку, прямо сейчас. Исполнять!

Замороченные разом, чётко повернулись и ушли. Первей подавил готовое сорваться ругательство — балбес, не сообразил... Надо было велеть принести инструменты, сбил бы кандалы, сидел, как человек...

"Родная, ты слышишь?"

"Да"

"Может, сбить кандалы, в самом деле?"

"Нельзя, рыцарь. Тебе и так придётся принять меры, чтобы они не узнали о твоих художествах. Если они поймут... Тебя никто даже не будет допрашивать. Просто забудут в этом подвале, а то и закурят серой, с них станется"

"Ладно, потерплю"

Свет факела снова озарил сырой подвал — стражники возвращались, один тащил в охапке здоровенную доху и ворох каких-то тряпок, второй, с факелом, нёс длинную свечку. Аккуратные ребята, исполнительные.

— Хорошо. Теперь за вином и едой, быстро!

Оставшись один, рыцарь набросал поверх прелой соломы тряпок, постелил доху и лёг, завернувшись в неё. Стало тепло.

"Родная, ты слышишь?"

"Конечно"

"Поговорим?"

"Ты же хотел поспать..."

"Успеется. Слушай, я как-то не допёр... А ты сама спишь когда-нибудь?"

Пауза.

"Как сказать... Ты не поймёшь, пожалуй"

"А ты постарайся"

Снова пауза.

"Когда я стала твоим Голосом, я была как бы... Нет, не поймёшь ты, как невозможно понять чувства, скажем, человека, сжигаемого на костре. Нормальный человек этого почувствовать не может, а представлять умозрительно — пустая затея... В общем, первое время я включалась, только когда было необходимо дать тебе задание или справку. И снова погружалась в холодное, стеклянное небытие. Да, я многое знала, но абсолютно ничего не хотела и не чувствовала. Я была Голосом. Нет, даже не так. Я не была никем. Ни она, ни он, ни даже оно. Голос, только Голос, сгусток информации..."

"Чего-чего фармации?"

"Ну знаний, сведений разных, чтоб ты понял. А потом всё стало понемногу меняться. Но первой я почувствовала ту самую нестерпимую жажду, что мучила меня все эти годы"

"Может, это было дополнительное наказание?"

"Я тоже так думала. И только теперь поняла — не только и не столько наказание... Если бы не эта проклятая жажда, все мои эмоции давно бы атрофировались напрочь"

"Чего-чего... фировались?"

"Ну бесследно исчезли бы, навсегда. И я навсегда осталась бы Голосом. Тебе не удалось бы меня расшевелить. И знаешь, я вроде как поняла..."

Пауза.

"Что поняла?"

"Я теперь думаю, чувство жажды исчезло не потому, что меня... ну... помиловали. Или не только потому. Просто появилось новое сильное чувство, и жажда стала не нужна"

"Какое чувство?"

Пауза. Первей очень хорошо изучил свой Голос, чтобы не сомневаться — ответа на этот вопрос можно ждать до утра, и не дождаться. Ладно...

"А когда ты почувствовала, что ты... ну... она?"

Пауза. Но это пауза перед ответом.

"В ту долгую буранную ночь, когда рассказала тебе про девочку, так многого добившейся в магии и в жизни"

Первей молчал, размышляя, и Голос молчал тоже. Только свеча потрескивала в сыром, затхлом воздухе подвала.

Что-то внезапно изменилось в мире. Откуда-то из недр, сквозь толстые каменные стены донёсся отчаянный девичий вскрик, сменившийся рыданиями.

"Ты слышишь, рыцарь?"

"Родная, что это?"

"Адские псы вышли на ночную работу. Тут рядом пытают якобы ведьму"

"Якобы?"

"Именно. Девчонке четырнадцать лет, и она не имеет никакого касательства даже к деревенским заговорам. Просто зверям уже необходимо каждую ночь мучить людей, лучше всего невинных девчонок. Иначе они не уснут"

Послышался топот ног, пламя факела озарило подвал — стражники возвращались, неся заказанный ужин.

— А ну, ребята, быстро несите инструмент! Мне надо сбить кандалы.

Замороченные вновь устремились по ступенькам наверх, выполнять свежее задание. Первей клял себя последними словами — ведь можно было давно сбить эти проклятые оковы...

"Это я виновата. Я, я! Послушался меня, дуру!"

"Чем её пытают?"

"Пока только иглой. Они будут долго пытать её иглой, колоть в разные места и наслаждаться. Это очень больно, но не калечит, по крайней мере тело. А до остального... я надеюсь, они не успеют"

"Я постараюсь. Уж я постараюсь!"

Стражники уже возвращались, неся зубило и тяжёлый молоток.

— Бейте!

Звон металла разнёсся по подвалу, но Первей уже понял — стенки тут толстые, и в камере пыток ничего не услышат — крики испытуемой заглушат всё.

"Не торопись. Не ошибись, родной! Двое стражников стоят на входе, я скажу, где, и ещё двое у входа в камеру пыток. Остальные шестеро отдыхают в караулке, и капитан там же"

"А в камере?"

"А там... Там восемь палачей. Один штатный, один секретарь — ну, который записывает бред пытаемых, и шесть главных палачей. Инквизиторов"

Последняя заклёпка пала под ударом молотка, зубило чуть не покалечило Первею ногу, скользнув по коже и уйдя в пол. Отбросив кандалы, рыцарь приказал своим подопечным:

— Ложитесь тут и спите. Спать!

Взяв молоток и факел, Первей направился к выходу. Подвал был запутан и извилист — здание некогда строили для обороны, а не как тюрьму.

"Ко входу. Сперва обеспечь отход, это важно"

Рыцарь загасил факел, шагая на отсвет огня, горящего у входа. Осторожно выглянув из-за угла, он увидал двоих стражников, мирно дремлющих на лавке, привалившись друг к другу, как возлюбленные. Алебарды стояли, аккуратно прислонённые к стене. Что ж, тем лучше.

— Спать! Спать... Спа-ать...

Так и не проснувшиеся толком, стражники снова уснули, на этот раз гипнотическим сном.

— Слушать меня. Слушать только меня. Никого не слушать, кроме меня. Любого, кто к вам подойдет, кроме меня, рубите молча и сразу. Всё ясно?

Покончив с перевербовкой охранников у входа, Первей взял у одного короткий меч, факел и направился в караулку, оставив бедолаг в полной темноте. Так лучше — получилась настоящая засада.

"Не спеши. Только не ошибись. Сейчас никак нельзя, слышишь?!"