Александр. Великий поход - 5

Все выступления против чужеземцев были тщательно спланированы и подготовлены, однако во многих местах они не достигли тех целей, на которые рассчитывали их организаторы. И главная причина этих неудач заключалась в стихийности выступлений согдийцев против врага из-за чего, заговорщики чаще примыкали к восстанию, а не возглавляли его.

Где-то согдийцы брали вверх над захватчиками и охваченные радостью одержанной победы выставляли на стенах города насаженные на колья отрубленные головы воинов македонского царя. В других случаях, не выдержав натиска толпы, македонцы успевали укрыться в городской цитадели, и восставшие брали захватчиков в осаду, надеясь измором сломить их сопротивление.

Хуже всего было в Бактрах, где македонцев не удалось застать врасплох, и всему виной был базар. Именно там зародилось первое столкновение, когда из-за отказа продать македонцам хлеб возникла драка, плавно переросшая в стихийное побоище.

Многие из заговорщиков посчитали базарную драку за начало планируемого выступления, о дате переноса которого их не успели известить и со всей страстью обрушились на македонские патрули или отдельные отряды, находившиеся в городе.

Поэтому действия восставших носили разрозненный характер и не привели к планируемому успеху.

Конечно, македонцы не смогли полностью вырезать всех бунтовщиков на базарной площади, часть которых удалось скрыться в узких городских улочках, но во всех остальных местах победа была за чужаками. Гоплиты и сариссофоры, яростно орудуя своими мечами и копьями на центральной площади, положили огромное количество тех горожан, что посмели высказать, свое недовольство властью их божественного царя — Александра.

Выстроившись ровными, непреодолимыми для разбушевавшейся толпы рядами, они сумели быстро вколотить в головы бактрийцев эту новую суровую истину. В этом им помогали стрелки и пельтеки укрывшиеся за их спинами, и щедро поливая людей своим смертельным градом, расплачиваясь, таким образом, за свой страх и унижение.

Вовремя выведенная из конюшни кавалерия, окончательно довершила разгром восставших, безжалостно рубя всех тех, кто не успел убежать от их копий и клинков. Благоразумно отказавшись преследовать бактрийцев в кварталах с узкими улицами.

Когда в город прибыл Сатибарзан, который по замыслу был должен возглавить восстание в Бактрах, все уже было кончено. Командовавший македонскими войсками стратег Эригний проявил все свои лучшие боевые качества и взял город под свой полный контроль.

Едва только с базара прибыли первые вести о стычке с местным населением, он моментально объявил тревогу и поднял на ноги всех, кто только находился в этот момент в его подчинении. Эригний лично повел войско на площадь и когда толпы разрозненные группки взбудораженных горожан вышли на улицу, там их уже ждали македонские солдаты во все оружие. Умело и грамотно, противодействуя взбудораженной толпе, громя её не числом, а умением.

Продолжая преследовать деморализованных бунтовщиков, гоплиты и всадники Эригния пробились к воротам города, за обладанием которыми уже начались жаркие схватки. Стражники грамотно отражали натиск своего разношерстного врага, но без подкрепления долго не смогли бы выстоять. Конная атака с тыла была для защитников городских ворот, как нельзя вовремя.

Конечно те разрозненные отряды фуражиров, отправленные ранее Эригнием, можно было смело записывать в боевые потери, но это были мелочи по проигрышу в столице. Наведя железной рукой порядок в стенах города, македонский стратег смело вывел в поле всю свою конницу и большую часть пехоты, справедливо пологая, что победу следует искать и по ту сторону городских стен.

Железным кулаком прошелся стратег по близь лежащим селениям и заставил их население, обливаясь слезами и кровью признать власть Александра Двурогого. С теми, кто не пожелал это совершить, разговор был короток, и их дома моментально запылали вместе с владельцами, заботливо закрытых в своих домах, жестокими иноземцами. Столь крутые меры давали довольно кратковременный эффект. Породив в сердцах бактрийцев злость и недовольство великим царем, но вместе с ним вселив в их души страх перед захватчиками. В сложившейся ситуации Эригний только этого и добивался, стремясь иметь относительно спокойный тыл перед основной схваткой.

Когда же проспавший начало выступления Сатибарзан смог собрать и привести к Бактрам свое основное войско, то перед городом его ждала не кучка деморализованных воинов, а полностью уверенных в себе и своем вожде, большое количество македонских гоплитов. Все они жаждали реванша за подлое предательство и гнусное убийство своих боевых товарищей местными азиатами. Эригний всячески поддерживал этот настрой, обещая воинам уничтожить каждого азиата, кто пролил благородную кровь македонских солдат.

Все решилось в одной быстрой и яростной битве между противниками. Продолжая считать Эригния простодушным человеком, Сатибарзан решил одним махом обезглавить вражеское войско, пригласив стратега для переговоров перед строем солдат. Перс заранее подготовил ударную группу всадников, которая мирно стояла поодаль, демонстрируя всем свою миролюбивость. Главный удар должен был нанести сам Сатибарзан, поразив или ранив Эригния своим акинаком во время разговора, выбрав для этого подходящий момент.

Однако македонец продемонстрировал персам, что он тоже может быть коварным человеком, если его зажимают в угол. Прекрасно распознав готовящуюся западню, стратег подготовил все войско к внезапной атаке, так же создал ударную группу кавалеристов и явился на встречу с главой восставших без меча, который он демонстративно бросил на землю, оставшись с одним маленьким круглым щитом.

Со стороны, македонец выглядел полным глупцом, но Эригний смог быстро доказать обратное. Едва подъехав к переговорщику Сатибарзану и успев обменяться приветствиями, македонец нанес молниеносный удара железным краем своего щита прямо под челюсть счастливо улыбающемуся персу. Конечно, удар был из разряда подлых и полностью не соответствовал тому кодексу рыцарей, которым так гордились все персидские вельможи, служившие в кавалерии. Но с волками жить — по-волчьи выть, тем более идет война.

От сильного удара у перса сломалась челюсть и была временно передавлена сонная артерия, из-за чего Сатибарзан кулем рухнул к ногам коварного македонца, так и не успев воплотить в жизнь свой замечательный план. Свершив задуманное, Эригний развернул коня и устремился обратно, предварительно закрепив на своей спине, столь эффектное оружие. Навстречу ему уже скакали верные кавалеристы, в руках одного из которых, находился брошенный на землю меч стратега.

Катафракты прикрыли своего командира, защитив его от копий и мечей ударной группы бактрийцев, дав, таким образом, ему прийти в себя и вновь обрушиться на растерянного врага всеми своими силами. Схватка была скоротечна, азиаты не выдержали сильного и слаженного конного удара и побежали.

Так и не пришедшего в себя Сатибарзана добил лично Эригний, ловко и умело отделив одним ударом голову от туловища своего обманутого противника. Надев на острие пики кровавый трофей, стратег смело помчался на врага, внося сильное смятение и деморализацию в его ряды своим столь ужасным символом.

Лицезрев падение своего предводителя и увидев как жестоко расправились с его останками, бактрийцы в конец потеряли мужество и волю к сопротивлению. С громким криком отчаяние сломали они строй и обратились в бегство, навсегда похоронив мечту о независимой Бактрии.

В Согдиане дело обстояло с точностью наоборот. Отдав врагу столицу края, Спитамен поднял к открытому неповиновению все окраины и жестко пресекал любую попытку македонцев запастись продовольствием и фуражом. Быстрые и подвижные отряды восставших подобно осам нападали на любой македонский отряд, и если не истребляли его полностью, то совершенно не давали противнику ни горсти пшеницы, ни пучка соломы.

Лишенные подвоза нужного количества провианта, запертые в стенах города, Покорители Ойкумены, подобно прожорливой саранче истребляли запасы съестного, убыстряя этим приближение черного дня непобедимой армии.

Александр одним из первых понял угрожающую ему опасность и незамедлительно предпринял энергичные меры. Для наведения порядка в отдельно взятой сатрапии и одновременно для сокращения лишних ртов, полководец выставил из Мараканда большую часть своей армии. Разбив пехотинцев и кавалерию на равные части, царь поручил командование ими Кену, Кратеру, Гефестиону и Пердикке. Последний заменил раненого при штурме Мараканд Птоломея, столь удачно проявив свою смекалку, на которую обратил внимание Александр. Вместе с царем в крепости остался Мелеагр и конные гейтеры под руководством верного его друга Клита.

Подобно голодным львам, бросились гоплиты на восставшие села и города, мечом и огнем приводя их к верности великому царю, и при этом добывая себе пропитание.

Спитамен не смог блокировать столь большое количество македонцев, одновременно наступавших в разных направлениях. Столкнувшись с движущимся врагом, кавалерийские заслоны согдов отступили после первой стычки, спеша известить своего вождя о коренном изменении всей обстановки.

Сатрап сам попытался напасть на колону воинов под руководством Пердикки, но был встречен щетиной копий, о которых разбился весь лихой натиск согдийских конников. Обменявшись с противником залпами из луков, Спитамен поспешил отойти, дабы свести к минимуму возможные потери от нападения на стального македонского ежа.

Оторвавшись от врага и получая известия от остальных своих отрядов, согдиец лишний раз убедился в правильности замыслов Беса, стремившегося заманить своего противника в раскаленные пески, где он будет легкой добычей для степняков. Однако для того, что бы согдиец окончательно принял замысел предавшего его человека, потребовалось определенное время.

За этот отрезок прозрения, македонские отряды полностью прошлись по цветущей сатрапии, систематически превращая ее цветущие сады и зеленые поля в груду разоренной земли. Города и селения предавались истреблению при малейшем подозрении в поддержке Спитамена, а уж при наличии явного сопротивления репрессивная машина, работала на полную мощь. Жители восставших селений жестоко наказывались. Если город особо упорствовал в своем сопротивлении, он полностью разрушался и вырезался. Если в пощаженном селении убивали македонцев, то победители брали заложников в десяти кратном размере и публично казнили. При этом македонцы строго соблюдали половинную пропорцию между богатыми и бедными, не делая особого исключения в пользу первых.

Конечно при покорении взбунтовавшейся страны, приветствовался тайный сговор с правящей верхушкой для приведения к покорности низов, но в случаи предательства, а такие случаи были, македонцы рубили головы и вешали попавших к ним в руки правителей без всякого сожаления.

Вскоре политика умиротворения Александра принесла свои плоды. Крупные очаги восстания были полностью уничтожены или приведены к покорности. Оставшиеся в живых согдийские вельможи отправились в Мараканд. Там упав на колени, они стали молить грозного потрясателя Вселенной, даровать им мир и спокойствие. Македонец изъявил на это свою милость. Казалось, мир и спокойствие наступило в Согдиане, но это была только видимость. Неуловимый вождь Спитамен продолжал досаждать врагу. Правя страной ночью, уступая днем, бразды правления Александру.

Великий воин, естественно, не мог снести подобное положение вещей, которое грозило ему новым стихийным восстанием и затяжной длительной войной с неизвестным исходом. Поэтому, не дожидаясь пока его силы вернуться в Мараканд, Александр отправил своего близкого друга Карана на поимку Спитамена. Под его руку были отданы все греческие наемники и часть пехотинцев Мелеагра, что сильно заболел во время вынужденной стоянки в Мараканде.

Тихо и незаметно двигалась по улицам дневного Мараканда рыжеволосая красавица Антигона, отпросившаяся у своего хозяина для похода на базар. Она уже познакомилась с Хадизат, тайной связной Спитамена и даже передала через нее ряд ценных сведений о том, что происходит в стане македонского царя. Так с опозданием в один день, согдиец был полностью в курсе основных событий всего, что происходило за стенами дворца правителя Мараканда.

Раздосадованный очередной дерзкой вылазкой Спитамена, царь хотел сам отправиться в погоню за неуловимым сатрапом, но тревожное положение в Согдиане не позволили македонцу бросить все дела и пуститься в погоню за своим противником.

Против подобного шага резко выступал Эвмен, Мелеагр и выздоравливающий после ранения таксиарх Птоломей. Военачальники в один голос заявили о недопустимости подобного мальчишества в соль ответственный момент лично заняться поимкой "ястреба пустыни". Александр прислушался к этому мнению и отправил на поиски Спитамена Карана, пообещав стратегу хорошую награду за голову вождя согдов.

Приказ был отдан утром, а уже через два часа Антигона спешила свершить свое черное дело. Сегодня у нее был прекрасный предлог для подобной отлучки. У стратега Мелеагра развилась лихорадка, и обычное лечение македонских врачей ему не сильно помогало. Хитрая фиванка пообещала достать местное средство от этого опасного заболевания у местной знахарки и, используя удачный момент, поспешила к старухе.

Хадизат действительно была местной знахаркой умевшей прекрасно лечить различные заболевания. Очутившись в ее жилище, Антигона уверенно кивнула согдийке головой и поспешила пройти в соседнюю комнату, дабы избежать лишних ушей при важном разговоре.

Пройдя хорошую школу жизни среди азиатов, танцовщица свободно носила местные платья и, прикрыв лицо темной фатой, была мало отличима от жителей сатрапии.

— У меня важные новости, Хадизат, — шепотом произнесла девушка, едва старуха приблизилась к ней вплотную, — их нужно будет доставить сатрапу Спитамену как можно быстрее.

Старуха с пониманием кивнула головой и приготовилась запоминать то, что ей сейчас скажут.

— Сегодня вечером, царь отправит на поимку Спитамена восемьсот конных и три тысячи пехотинцев под командованием Карана. Это смелый человек, но плохой полководец. Так сказал Мелеагр. У Карана плохие отношения с Менедемом командиром греческих наемников. Они постоянно ссорятся из-за главенства, пусть Спитамен учтет это. Солдаты будут искать его на севере около Политемета.

Хадизат вновь кивнула головой, в знак того, что все запомнила. Она была от рождения немногословным человеком, а тайная служба Спитамену приучила ее больше слушать и как можно меньше говорить.

— Македонец беситься от каждого нового набега сатрапа, но не может покинуть Мараканд, ожидая подхода свежих сил. Он очень боится нового восстания и постоянно требует к себе Эригния из Бактрии, надеясь, что тот сможет привести к покорности и Согдиану.

— Я все передам вождю, — смиренно произнесла Хадизат, — можешь не сомневаться, эта весть вовремя дойдет до него.

— Напомни ему так же о нашем давнем уговоре. Я очень долго жду, когда он исполнит свое слово.