перекресток одиночества 2

Дождавшись, когда заботящаяся лишь о себе старуха покинет хижину, я подошел к узкой кровати и немного постоял над Антипием. Выражение лица спокойное. Расслабленное. Листок бумаги под руками. Осторожно вытащив его, поднес ближе к глазам. Темновато здесь.

"Все имущество мое отдать лучшему охотнику и никому более! Антипий".

И размашистая уверенная подпись. Листок бумаги старый и явно был несколько раз сложен и, скорей всего, хранился вон в той раскрытой книге, что лежит на столе. И я не удивлюсь, если старый охотник каждый раз, когда ложился в постель, не забывал достать и развернуть листок с коротким завещанием. Ведь в силу своего возраста он не мог быть уверен, что проснется на следующее утро.

— Владей, охотник! — хлопнул меня по плечу старик. Хлопнул с некоторой даже радостью. И с ожиданием в глазах — соглашусь ли принять вещи в наследство. Ведь вместе с ними приму на себя и обязанности охотника.

— Спасибо — коротко ответил я. И добавил — Антипия надо спустить вниз. Здесь слишком жарко.

— Надо! — согласился с тяжелым вздохом старик — Тащить будет нелегко. А спускать по лестнице... ох и замаемся. Не уронить бы покойного...

— Тащить не придется. Спустим на веревках.

— И то верно! Голова! Вдвоем справимся?

— Справимся. Внизу пусть примут аккуратно.

— Сейчас гаркну! Ты пока собери его в последний путь, Охотник.

Так вот и прозвучало это слово — с большой буквы. Не как профессия, а как мое новое имя.

— Теперь я Охотник — согласился я — Так и называйте впредь. И другим передай.

— Все лучше Гниловоза!

— Кому как — дернул я щекой. — Главное — суть. До этого возил гниль на крыше креста. А теперь стал охотником.

— Может тогда Медвежатником тебя называть станем, а? Звучит! Уважения больше!

— Нет — улыбнулся я этой неприкрытой лести — Не дорос я еще. Просто Охотник.

— Понял тебя, Охотник! Насчет вещей не переживай — никто и не дернется! Я любому быстро мозги вправлю! — старик воинственно потряс жилистым кулаком — И прослежу, чтобы в твое отсутствие в хижину к тебе никто не лазал. С Антипием у нас тоже такой уговор был. И держались мы уговора свято.

— Вот за это спасибо.

— Жить тут будешь?

— Да — особо не раздумывая, ответил я — Жить буду тут.

— Стало быть, почти никаких изменений — еще шире улыбнулся старик и заковылял к мостику. Перегнулся через веревочные перилла и закричал, собирая народ.

Обернув Антипия простыней, я снял со стенного крюка веревку и крепко обвязал мертвое тело. С некоторой натугой вытащив труп на веранду, а оттуда на мостик, чуть передохнул и мы приступили к спусканию бывшего охотника. Я не торопился. Травил веревку не спеша. Антипий спускался медленно и где-то даже торжественно. Услышав летящие снизу крики, призывающее спускать побыстрее, недовольно поморщился, но сдержался. А вот помогающий мне старик сдерживаться не стал и виртуозным матерным языком посоветовал всем особо торопливым заткнуться. Ему вняли и остаток пути Антипий проделал в тишине. Едва веревку отвязали, смотал ее и повесил обратно на крюк. Аккуратность и порядок внутри роднили меня с умершим охотником. Тут все на своем месте. Пусть так и остается.

Вскоре ритуал похорон повторился. Заупокойную молитву на этот раз читал я, вспомнив ее слова с куда большей легкостью чем в прошлый раз. И я не позволил сбросить Антипия в стылую трещину. Для него я выбрал небольшое углубление у одной из стены кладбищенской пещеры. Сбил лед со дна, выгреб каменное крошево. Бережно уложил тело и обложил его камнями и льдом, сформировав нормальный могильный холм. Стоймя закрепил в изголовье длинный камень, сверху положил еще один поперек и еще выше поместил небольшой каменный обломок. Так получился крест. К этому времени со мной остался только имеющий здесь вес старик, чье имя я наконец-то узнал — Андрей. Но все его называли Василичем. Задумчиво поглядев на могилу, Василич неожиданно попросил:

— А мне такую сделаешь, как помру, Охотник?

— Сделаю — после короткого раздумья ответил я — Того же и для себя прошу, если умру раньше.

— Ты молодой. С чего раньше меня помрешь?

— Всякое бывает. Пошли на ужин?

— Если там хоть что-то осталось — хохотнул старик и мы покинули кладбище.

Холл гудел. Холл ревел. Холл пел и хохотал.

Двое умерли этим днем. Но всем было плевать. Люди жадно жевали, хлебали, обливаясь крепким бульоном, торопливо глотали полупережёванное мясо. Кто-то от жадности давился, выпучивал глаза, соседи с хохотом хлопали того по трясущейся спине. Едва откашлявшись, тот снова бросался на кусок мяса. Ели большей частью руками. Из столовых приборов только ножи у всех, редко ложки, чаще всего бульон пили прямо из тарелок и чашек. Мясо отрезали у самого рта, едва не срезая себе носы.

Смеющиеся лица с пятнами застывающего бульона на щеках и подбородках, сияющие восторгом глаза уже подернуты ленивой поволокой сытости и сонливости.

Запах... его не описать. Тут смешался восхитительный запах вареного мяса и вонь немытых тел. Огромный столб пара поднимался над столами и скапливался под потолком. Я невольно обрадовался, что мое новое жилище находится чуть в стороне. Старый охотник знал где разместить подвесную хижину. Мудрый старикан, что успел показать и рассказать мне немало. Отсюда и моя ему последняя благодарность.

Я ненадолго присел к краешку одного из столов, выпил большую чашку бульона и съел чашку мяса. Соли маловато. На меня никто не обращал внимания. Это к лучшему. Встав, я отошел к стене и добрался до лестницы. Поднявшись в хижину, сел в стоящее на веранде кресло, опустил руки на подлокотники. И минут пятнадцать сидел, сверху-вниз глядя на праздник обжорства. Подняв глаза, на потолке увидел глубоко вырезанные буквы.

"Не быть таким никогда!".

Что ж...

Я полностью согласен с этим утверждением. Умерший старый охотник сиживал тут не раз, с высоты наблюдая за редкими пиршествами. И ему точно не доставляло удовольствия видеть такое. Как и мне сейчас.

Чуть в стороне имелось еще несколько высказываний.

"Ешь меньше!".

"Двигайся больше!".

"Верь не словам, а делам!".

Надо же...

Настоящий кодекс поведения. И он подходит мне, идеально вписываясь в рамки моих собственных жизненных правил.

Жаль, что я не узнал Антипия лучше. Судя по всему, он был одним из тех редких людей у кого можно почерпнуть немало жизненной мудрости. Но не судьба. Смешно, но, пожалуй, Антипий был единственным человеком, кто показывал и рассказывал мне что-то без личной выгоды. А до меня, держась особняком, ни с кем не сближаясь, он тем не менее исправно снабжал этот сброд свежим мясом.

Почему сброд?

Да потому что им плевать на смерть кормильца. Особенно сейчас, когда их оповестили, что перебоев с поставкой мяса не предвидится. Они радостно пируют, нажираются, нет-нет бросая взгляды вверх, на хижину нового охотника. И никто не бросил ни единого взгляда на закрытую дверь ведущую на стылое кладбище, что только что приняло еще двух постоянных жителей.

Сброд... за очень редким исключением.

Настолько думающие только о себе люди, что я даже не могу сделать скидку на их возраст. Да и не собираюсь даже пытаться — я слишком хорошо помню бескорыстность своей бабушки, трудившейся до последнего вздоха. Она такой не была никогда.

Дверь на кладбище...

Я увидел, как в нее тихо и быстро проскользнуло двое мужчин, прошедших вдоль стены. Замковые следователи? Похоже на то. Отрадно, что не оставили мое сообщение без внимания. Пусть разбираются. А я...

А что я?

Подумав, оценив силы и энергию взбодренного крепким бульоном и мясом организма, решительно встал. Рано еще на боковую отправляться. Дел полным-полно и начну с самого сложного и опасного.

Одевшись в меха, прихватил со стены пару снегоступов, палки, веревку и тяжелую рогатину. С угловой полочки взял начищенный до блеска, в нескольких местах смятый термос с металлическим корпусом. Советский. Я приметил его еще в первый свой визит в хижину. Еще бы не приметить. Предмет весьма ценный в здешних условиях.

Закрепив взятое на спине, начал спускаться, старательно запоминая каждую ступеньку, каждую скобу, стремясь максимально изучить путь, чтобы в дальнейшем сделать его предельно быстрым и безопасным.

Пройдя у стены, миновал кладбищенскую дверь, покосившись на несколько выбитых и нарисованных над ней религиозных символов. Оказавшись у выхода, без удивления обнаружил, что около них нет ни единого человека. Все пируют.

Дойдя до котла, наполнил термос горячим бульоном. Поймав проходящего мимо старика, велел ему закрыть дверь. Тот, качаясь от сытости, осоловело кивнул, утер жирный рот грязной ладонью, что-то просипел неразборчиво. Вслушиваться я не стал. Отодвинул запоры и вышел наружу. По лицу тотчас ударила снежная крупа. Обернувшись, сквозь косой снегопад некоторое время смотрел на светящуюся громаду Столпа. В ушах звучал шепот, порой переходящий на бормотание. Я не понимаю тебя... я не понимаю...

Неумело закрепил на ногах снегоступы. Убедился в надежности крепления. Кивнул сам себе с одобрением. И снял снегоступы. Опять надел. Снова снял. Опять надел. Повторил операцию десять раз, каждый раз стараясь ускорить ее. Я должен добиться автоматизма в незнакомом умении. В каждом из охотничьих умений.

Это и была моя цель одиночной вылазки.

Я боялся окружающей местности. И боялся справедливо.

Что вокруг нас?

Холод. Снег. Пронизывающие ветра. Снежные черви и медведи. Провалы и торосы. И кто знает, какие еще опасности скрываются в здешних местах. Поэтому я и боялся. И продолжу бояться. А чтобы мои страхи не превратились в реальность, чтобы я однажды не сдох тут из-за банальной оплошности или неумения в чем-то, я должен начать долгие и упорные тренировки.

Закончив со снегоступами, неловко переступая, добрался до небольшого холма. Помогая себе палками, взобрался на вершину, где и улегся в хрустящий снег. Сложил перед собой руки — в одной сжимая нож — положил сверху подбородок и затих, внимательно вглядываясь в унылую местность. Разглядывать здесь особо нечего. Но это на первый взгляд. Плюс я хотел привыкнуть к лежанию в снегу. Одет я очень тепло. Недавно поел жирной пищи. И с собой у меня кое-что есть для подпитки тела энергией.

Через четверть часа неподвижного лежания — а это оказалось чертовски трудно — позволил себе достать термос. Отпивая из крышки бульон, полежал еще десяток минут. На первый раз достаточно. За прошедшее время увидел немало интересного — небольшую стаю стремительно куда-то ползущих червей, к примеру. А в сгустившемся поодаль сумраке мелькнула пара теней покрупнее.

Встав, взялся за рогатину и принялся отрабатывать показанные Антипием удары. Резкие, быстрые, сильные, на выдохе.

Выпад...

Выпад...

Выпад...

Остановился, когда плечи и руки уже жгло огнем от непривычной нагрузки.

Чуть передохну. И повторю серию выпадов. Я должен бить рогатиной наверняка, нанося как можно более глубокую рану. Недавняя охота показала, что нельзя надеяться на помощников. Я запросто могу оказаться один на один со взбешенным ранением зверем. И в этом случае все будет зависеть только от моих умений.

Отдохнув, выпил еще бульона. И продолжил махать рогатиной. На этот раз изнемогающие от боли руки отказали гораздо раньше. На сегодня хватит. Глянув за спину, без труда различил чернеющую скалу — там вход в Бункер. От него меня отделяет не больше пятидесяти шагов. Можно еще немного побродить неподалеку — не забывая об осторожности. В одиночку тут ходить крайне опасно. Я понимал это. Вот только положиться мне не на кого. Поэтому приходится рисковать.

Пройдя чуть дальше, вооружился палкой и принялся проверять сугробы, то и дело наклоняясь и собирая забитые снегом шкуры червей. Заполнив мешок, решил, что на сегодня с меня хватит пребывания снаружи. Время возвращаться. И я уже шагал к Бункеру, когда до моего слуха донеслось завывание. Я испуганно обернулся, выставив перед собой рогатину. До боли в глазах вгляделся в черно-белую панораму. На мой след напал медведь?

Нет. Не медведь. Из сумрака возникла шатающаяся завывающая фигура. Человек... Старик.

Подняв руку, я крикнул, почти тщетно пытаясь перекричать свирепую стихию.

— Эй! Эй! Сюда!

Еще один освобожденный узник сброшенный летающей кельей после сорока лет одиночного заключения. Его надо в тепло.

— Эй! Сюда! Сюда!

Я сделал несколько шагов ему навстречу. И замер в неподвижности, увидев зажатый в руке длинный нож. Взялся покрепче за древко рогатины. Особо настораживал даже не нож, а тот факт, что завывающий незнакомец передвигался босиком. Обувь болталась у него в свободной руке, под мышкой тюк со свисающими рукавами. За спиной небольшой рюкзак. Перекошенное лицо испугано, он больше смотрит вверх, а не по сторонам. Каждый его шаг оставляет красный отпечаток в снегу — изрезал ноги острыми краями проломленного наста. Старик не в себе. Старик опасен.

— Верни меня назад! — дрожащее лезвие ножа уставилось мне в лицо. Хрипящий голос не терпел возражений — Верни меня назад, сука! Верни сейчас же! Я хочу назад! В келью! В мою келью! Верни меня!

— Конечно — после легкой паузы кивнул я — Пойдем со мной. К людям. Там тепло. Мы выпьем чаю. Поговорим.

— Ты врешь! Врешь! Верни меня сейчас!

— Не вру. Ведь это не бесплатно — я убрал шарф, прикрывающий низ лица — Немного заплатите. И вернем вас обратно туда — я указал наверх — Будете и дальше дергать рычаги. Есть чем заплатить? Если да — то мы договоримся. Уже сегодня вернетесь домой.

— Ты не врешь, а? Не врешь мне?

— Нет. Деньги решают все. Есть золото? Ленинские рубли? Другое что ценное? Услуга недешевая. Но как заплатите — сразу отправим домой. Все налажено. Вы не один такой, кто хочет вернуться в теплую келью. И мы помогаем.

— Я заплачу! Заплачу сколько надо! Ты только верни меня домой, парень. Слышишь? Верни меня в крест! И я отблагодарю! — нож чуть опустился, старик подался вперед, доверительно забормотал — У меня много ценного, братишка. В накладе не останешься. Как только дверцу нужную покажешь — озолочу тебя. Понимаешь? Слышишь?

— Понимаю. Слышу — кивнул я и махнул рукой — Тогда пошли.

— Куда?

— В Бункер — буднично пояснил я — Там тепло и светло. Там нужные машины, что могут вернут назад в крест любого желающего. Но! Старик! Мы тут шуток не шутим — бесплатно не работаем. Если денег нет или платить не хочешь — тогда иди себе дальше и не морочь мне голову.

— Да заплачу я! Заплачу сколько надо! Зря что ли сорок лет там прожил? Обзавелся деньжатами.

— Отлично. Тут недалеко. Иди за мной. И не отставай. А то мне еще двоих встречать надо. Тоже назад хотят. И что они там в кельях потеряли?

— Тебе не понять, пацан! Не понять! — забубнил старик, делая первый шаг в указанном мною направлении — Не понять тебе! Там все родное. Все понятное. А тут? Снег и холод? В сраку! Понял меня? В сраку! Еще двоих, говоришь, встречать надо? А они мою очередь не подвинут вдруг?

— Кто первый придет — тот первый назад и отправится — равнодушно отозвался я — Процесс налажен. Пауза между отправками не больше трех часов.