| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Мои условия жизни чрезвычайно плохие. Я работаю уже два месяца, а получил только 6 марок. Гулять нам не разрешается, отпустить нас не обещают. Мне очень тяжело, и вам на меня рассчитывать нечего'.
'Я тебе писать не могу, ибо нет ничего, о чем стоило бы писать. Я вспоминаю твои слова. Мы находимся в таком же положении, как и военнопленные. Я завидую вам, что вы дома'.
'Я очень исхудал и не знаю, смогу ли восстановить свое здоровье, ибо в настоящее время мы работаем по 12 часов вдень. Я был идиотом, что уехал. Моя глупая голова обманула меня. Не знаю, получишь ли ты это письмо или нет. Ясно, что в чужой стране я поумнею. Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь. Мы живем в плохом бараке, 57 человек, выходить нам не разрешается'.
'Пока что мы работаем задаром. Мы совсем не получаем денег. Таня, сообщи мне, какое пособие ты получаешь от комендатуры'.
'Зарплату мы не получаем, нам заявляют будто бы деньги получают жены дома. Я написал уже два письма, но не знаю, получили ли вы их, я во всяком случае не получил пока ни одного ответа'.
'За 6 дней я получил только 5 марок. Остальные деньги, как нам говорят, получают жены дома, но я знаю, что ты тоже ничего не получаешь, поэтому я посылаю тебе свою расчетную книжку, пойди с ней в бюро по вербовке рабочей силы и спроси, почему ты не получаешь денег'.
'Я пишу уже 3 письмо домой, но не получил ни одного ответа, почему, не знаю. Я здоров и живу неплохо'.
И так далее. Причем эти письма доходили до адресата чисто случайно — через каких-нибудь знакомых или за деньги — обычной почтой редко что доходило от таких бедолаг, поверивших немцам — немцы жестко бдили за тем, чтобы правда как можно дольше оставалась только на территории Рейха — чем дольше это продлится, тем дольше унтерменши будут надеяться на добрые отношения со своими будущими хозяевами. Поэтому пришлось брать на себя доставку еще и этой корреспонденции — нам все-равно требовалось доставлять письма от пленных немцев их родственникам — раз в квартал — в подтверждение того, что их родные живы, чтобы эти родственники продолжали на нас работать — конечно, письма и пленных были максимально нейтральными — 'работаю, зарплата 50 марок на книжку, но кормят хорошо, освоил профессию бульдозериста', да и фотографии тоже делали без лишних подробностей — елки-березки, стена дома непойми где, траншея — такой пейзаж вполне можно было принять и за Германию. Но зато родственники видели, что с человеком все в порядке, изможденным не выглядит, одет-обут. Так что и корреспонденция от украинских гаст-арбайтеров пошла тем же путем — письма с надлежащим оформлением — с марками, нужными штемпелями, и даже по реальным адресам где-нибудь на территории Генерал-Губернаторства или в Протекторате Чехии и Моравии запаковывались в отдельные сумки, на них ставились печати и пломбы гестапо, вермахта или СД — и курьеры везли их на восток, но неблизко к фронту — там уже письма рассортировывались в зависимости от адреса, и либо в дело вступала легкомоторная авиация с немецкими опознавательными знаками, которая перемахивала через фронт чтобы доставить корреспонденцию пленным, либо перемещалась в другой конверт — чтобы не из Рейха — и шла на оккупированные территории даже и обычной почтой. Зато подобным макаром мы налаживали связи с перемещенными рабочими — как добровольными, так и так и насильно загнанными на работы ост-арбайтерами. В общем, до декабря 1942 года мы в Рейхе больше осваивались и обустраивались. Присматривались.
Зато в декабре мы блин дали. Правда, без команды сверху, что плохо, но вроде бы удачно, что хорошо. Проблема была в том, что неопытным зато горячим людям дали в руки убер-оружие — различную стрелковку с глушителями. А это означает, что человек мог начать валить противников, не засвечивая точки стрельбы и не привлекая раньше времени излишнего внимания. Вот люди и начали наглеть. Ну ладно — устраивать засады на группы обыска, уничтожать кусок оцепления и выходить из облавы, да просто убирать одиночных функционеров партии и сотрудников внутренних органов типа гестапо и прочих — это еще можно понять — чем меньше у врага опытных и обученных людей — тем проще. Так ведь эти доморощенные антифашисты начали валить даже обычные патрули — не только полицейских, но и армейские — выйдет такой молодец на темную улицу, естественно будет остановлен патрулем, полезет якобы за документами, и тут как начнет стрелять из рукава — мы как раз разработали компактный пятизарядный пистолет с интегрированным глушителем и почти полностью закрытыми подвижными частями типа затвора и курка — перезаряжать патрон не совсем удобно, зато одежда не попадет в механизм в самый неподходящий момент — главное следить чтобы одежда не перекрыла окно для выброса гильзы — хотя бы первой, дальше-то оружие все-равно вылезало из одежды. Да и сама по себе штука хоть и недальнобойная, но компактная — патрон хоть и 9 миллиметров, но их всего пять штук, то есть рукоятка недлинная, ствол короткий даже для пистолета — на десять метров еще сойдет, а дальше — уже как повезет. Да только этим ухарям больше и не надо. А пять патронов — это как раз на стандартный трехфашистский патруль, затем перезарядить и добить контролями. Блин, мы неоднократно говорили нашим товарищам, что им надо сидеть тихо, накапливать бойцов и агентов, запасы оружия, денег, продовольствия, медикаментов, создавать базы.
Они, в принципе, поначалу так и делали. Ведь большевики съели на конспирации не одну собаку, да и эсеры из боевых организаций, бундовцы, и белорусские коммунисты за время польской оккупации Западной Белоруссии в 1920-39 годах — методичек и учителей хватало, я еще что-то добавил насчет городской герильи — название подчерпнул из книжки бразильского коммуниста Карлоса Маригеллы 'Краткий учебник городской герильи', которую он написал в шестидесятых годах для борьбы против фашизма — только бразильского, ну а я как-то по случаю прочитал по диагонали, да и книга Нейберга 'Вооруженное восстание' была настольной книгой для целого поколения коминтерновцев — я даже смог найти ее экземпляр из тех, что не уничтожили в тридцатые, когда Сталин сворачивал проект мировой революции, начав это сворачивание с Троцкого, Зиновьева и Бухарина — немецкая ветвь американских толстосумов все-таки переборола еврейскую.
Так что методичек хватало, да и мы включали голову. Ведь что самое главное для ведения конспиративной работы ? ну, помимо того чтобы не попасться ... правильно — суметь отбиться и сбежать ! вот мы и подбирали дома и квартиры в районах с довольно хаотичной застройкой, где много углов и поворотов — 'пересеченная местность', позволяющая не находиться долго на открытом пространстве, а значит в зоне прямой видимости наблюдателей и стрелков. В квартирах обязательно оборудовали вторые выходы — где-то просто проламывали стену в соседнее помещение — тоже, естественно, наше, желательно — в соседнем подъезде, чтобы в нем не ошивались те кто пришел с обыском или арестами, где-то устраивали проход прямо внутри стен — если они были не сплошные кирпичные, а досчатая обшивка с засыпкой мусором для утепления, для баз на верхних этажах делали выходы на чердак через встроенные шкафы, из подвалов копали ходы до канализации, или ближайшего оврага, или подвала соседнего дома — все-таки если город старый, то под землей в нем накопано немало — в том же Берлине есть и 80 километров метро, и 400 километров пневмопочты, и тысячи километров телефонных и электрических каналов, газгольдеры, газовые сети, водоснабжение — не только трубами но и подземными акведуками, канализация — обычная и ливневая, забранные в трубы или кирпичную кладку мелкие речки, которые текут себе по дну подземного канала — и все это добро требует обслуживания, а потому это не просто труба в земле, а нормальный проход, где ремонтники могут пройти и сделать свою ремонтную работу — заменить кусок кабеля, трубы, подправить осыпавшуюся кладку.
Под ремонтников мы и работали — несколько десятков 'ремонтных' бригад в основном из ост-арбайтеров, гаст-арбайтеров или даже фрем-арбайтеров при наличии соответствующих документов, если с начальником концлагеря или какого завода удавалось договориться на такое вызволение подневольных рабочих — эти бригады ежедневно прорывали десятки, а порой и несколько сотен метров в десятках точек. И работы велись тихо — в основном сложность была с вывозом мусора, да и то чтобы не привлекать внимания, мусор сначала складывали в помещениях, а затем, когда был готов ход — старались выбросить его уже на той стороне — если там был овраг, коллектор ливневой канализации или еще какая 'дикая' местность, а не подвал или квартира. Хотя и последние порой служили временным накопителем, откуда мусор выносили уже мелкими частями, порой даже в сумках — пара сотен ходок в течение нескольких месяцев — и в дамской сумочке вынесен кубометр грунта. Но это, конечно, в особых случаях, как правило, если уж нельзя вывезти на нормальной тачке или хотя бы носилками, то все-равно выносили сравнительно крупными партиями, в сумках на тележках 'для покупок'.
А тихость работ обеспечивалась ультразвуковыми сверлильными инструментами — они, конечно, издавали какой-то противный свист, но этот свист был непохож на строительные работы, так что включенная радиотарелка с бодрыми фашистскими маршами полностью прятала такие звуки, заодно невольно прививая ненависть к этим маршам. Так что — минута — и готово отверстие глубиной до десяти сантиметров. Насверлить таких несколько, вставить клиновые разжимы, сделать ими разломы, вытащить очередной кусок кирпичной кладки или бетона, положить его рядом — и продолжать, пока не будет готов проход. Час работы, а сколько пользы. Естественно, сами рабочие приезжали на точку арбайта с мешками на головах, также и уезжали — так что даже когда такую бригаду накрывали, сами рабочие не могли сказать — где именно они работали, по крайней мере они могли продержаться до того момента, пока на место их временного содержания не устраивался налет нашими боевыми группами.
Да даже если немцы и узнавали точное местоположение базы, то ее еще надо было взять. И тут начинало работать наше второе правило — 'суметь отбиться !'. Ведь поначалу на захват наших точек отправляли команды, вооруженные пистолетами и винтовками, реже, особенно поначалу — автоматами. Так что когда их вдруг начинали валить из нескольких точек оружием с глушителями, немецкие команды далеко не сразу начинали понимать что именно происходит. Тут главное было не задеть 'своих' — тех, которые уже были своими или только намечались в таковые.
А намечались просто — либо их родственники были в нашем плену, либо они имели порочащие в глазах нацистского режима признаки — имели страсть к азартным играм, любовницу, еврейских родственников в каком-то поколении или просто были гомиками в прямом смысле этого слова. Наличие родственников за границей, участие в прошлом в профсоюзах, левый активизм — тоже были отягчающими обстоятельствами. На крайняк — вязали кровью оставшихся в живых — те, кто соглашался на сотрудничество, на фотокамеру расстреливали своих сослуживцев из тех, кто отказывался. Тут главное было найти такого, кто склонен к сотрудничеству, то есть скорее всего пойдет на него — это и было самое сложное.
Дальше-то все было проще — продвинуть своих и задвинуть, а то и подставить чужих — тут уже зависело от задумки конкретной операции. Если, например, мы еще не знали кто вообще в городе занимается контрразведкой, то тогда мы спецом подставляли свою точку — периодически, часто и надолго включали на ней передатчик и смотрели — кто начнет крутиться рядом — а местные фрау Мюллер и фрау Дитрих, чьи сыновья работали на стройках социализма в нашем плену, просто сидели у окошка и отмечали всех новеньких незнакомцев из не этого района. И уже по этим незнакомцам начинала работать сеть таких же наблюдателей — главное было не пускать следом пешего по всему маршруту — засветиться легко, а даже если где-то и потеряем из-за недостаточного покрытия сетью наблюдателей, то район поиска уже сузится — оттуда персонаж потом все-равно вынырнет, если вокруг будут наши наблюдатели.
Ну и потом начиналась разработка конкретных людей — ходить и собирать анкетные данные мы, понятное дело, не могли, поэтому чаще всего делали налет на архивы — пустить внутрь здания сонный газ, найти-сфотографировать нужные персональные карточки, изъять дела — и ходу. Правда, прокатило это всего несколько раз, и еще один раз — условно — здание местного гестапо пришлось просто сжечь, так как не все внутри уснули молодецким сном и поднялась ненужная шумиха, так что страдающих бессонницей пришлось упокаивать из пистолетов с глушителями, но и нарытых зацепок хватило для вербовки аж пятерых сотрудников в одном из отделений гестапо — с них мы и начали проникновение в эту страшную структуру. Зато быстро — один из вербанутых хорошо знал людей — ой, то есть гестаповцев — в соседнем городе, так и пошла распространяться сеть наших агентов.
А чтобы их продвигать и, наоборот, убирать ненужных людей, мы и организовали несколько подставных развед-точек, на которые наши агенты вывели своих сотоварищей, которые там большей частью и полегли, а оставшиеся в живых были вербануты нами описанными выше способами, и чтобы они выглядели героями — мы оставили и аппаратуру, и 'секретные' коды, и трупы 'бандитов' (нашли несколько уголовников и бандеровцев). Так что несмотря на большие понесенные жертвы, командованию гестапо улов нравился, а мы еще время от времени подкидывали наживки по тем же темам — отправляли шифровки тем же 'секретным' шифром, подставляли 'конспиративные' квартиры, причем все больше под наших агентов, то есть чтобы делом занялись лично они, заодно устраняли конкурентов на пути наверх — кого-то тупо убивали, кого-то подставляли под оперативно-розыскные мероприятия — помянуть в 'секретной' шифровке, потом подставить под встречу с 'агентом', подбросить долларов или микрофиши с отснятым (нашими же агентами) документами — и честный служака идет по графе 'шпион'.
И, шутки-шутками, а к октябрю 1942 мы уже подмяли под себя таким образом три района, посадив в их райцентровских отделениях гестапо своих людей (применяю понятную советскому читателю терминологию чтобы не грузить ненужными названиями и вместе с тем дать масштаб происходящих событий). Правда, еще в шести райцентрах операция все-таки провалилась, но даже там работа гестапо была нарушена на долгие месяцы.
Нам ведь, когда мы захватывали очередной район, требовался материал, на котором наши люди быстро взлетят по карьерной лестнице, так как больше некому — все конкуренты на пути к креслу вдруг полягут в многочисленных перестрелках. Материалом служили вражеские разведсети, которые 'вдруг' обнаруживались в конкретном районе, перестрелки были с 'этими' же вражескими агентами. Ну, не совсем этими же — боевики-то для перестрелок были нашими, а вот в качестве агентской сети мы выставляли сети доносчиков и агентов самой гестапо или полиции — тут главное было добраться до архива и получить адреса хотя бы нескольких, дальше наши люди в форме гестапо отправлялись по адресу, изымали 'клиента', отвозили на конспиративную квартиру или в сарай, и там проводили допрос. Причем для 'клиента' все выглядело как настоящий допрос в гестапо — форма, бланки, печатная машинка с пишмужиком — так как барышни падали в обморок, портрет Гитлера — все было настоящим. А так как эти суки были виновны в арестах или не дай бог гибели кого-то из подпольщиков или просто антифашистов, то их было не жалко. Соответственно, через два-три часа усиленного мордования пациент подписывал нужные бумаги с протоколами допросов, гиб при попытке побега, труп — в концлагерь для замены на очередного 'уничтоженного' узника, бумага также шла дальше в дело — уже наш человек бегал с ней по кабинетам настоящего гестапо, поднимал волну с новыми арестами, а также с пересмотром дел, возбужденных на основании показаний данного доносчика — так порой даже удавалось выцепить из тюрьмы и простых антифашистов, и подпольщиков, достались нам и несколько английских агентов — тоже пригодится понять как работать под англичан. Естественно, волну надо было гнать когда начальство и ключевые сотрудники в конкретном учреждении окажутся погибшими в стычках с английскими бандитами, иначе они могли опознать в допрошенном своего агента. А так — рядовые сотрудники также активно включались в дело борьбы с врагами германской нации, в том числе в расчете занять вдруг освободившееся кресло — тут главное было быстро оттереть самых прытких от финишной прямой — вербовкой, компроматом, подставой или пулей в затылок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
