Волчица и пергамент. Том 4

— Но ты же притворялась служанкой в Атифе...

— Это потому, что я была в чужой стране. Но здесь у меня полно знакомых. И "Золотой Папоротник" — очень известное место, где собирается много таких людей.

Пожалуй, Ганс тоже не позволил бы ей изображать служанку. Увидев разочарованное лицо Миюри, Хайленд опустилась перед ней на колени и взяла за руку.

— Мне тоже больно. Знаешь, для меня обычно невероятно невежливо отказываться от приглашения на обед от такой уважаемой юной госпожи.

На мгновение Коулу подумалось, что Хайленд — мужчина. Её жест слишком подошёл бы утончённому рыцарю или даже...

— Если будешь вести себя настолько подобно принцу, у моего брата может появиться неправильная мысль, он начнёт ревновать, — заявила Миюри.

— Мы не можем это допустить, — заверила Хайленд.

Они были идеальной парой. Обе захихикали, и Коулу осталось лишь отвернуть своё перекосившееся лицо.

— Пусть знакомство с моей страной будет вам в удовольствие.

— Да. Хорошо, пошли, брат.

— Фу-ух...

Миюри потянула его за руку, Хайленд, подражая ей, подтолкнула его к выходу, словно побуждая его взять на себя ведущую роль над юной госпожой. Коул, обычно оказывавшийся тем, кто возражает против других, чувствовал себя странно. Когда они вышли из комнаты, Миюри помахала Хайленд, а та радостно махнула в ответ. Нет ничего величественней дружбы, сломавшей рамки социального положения.

— А теперь, брат, — сказала Миюри на выходе из поместья, — я могу вверить тебе эту милую маленькую принцессу, чтобы ты хорошенько позаботился о ней и обеспечил её безопасность?

Если не считать дерзости и нахальства, с которыми она польстила самой себе, её очарование вполне подобало благородной юной девушке.

— Конечно, конечно, — ответил он и снова взял её за руку, и они вместе пошли по мощёной камнем улице.

Покинув район изысканных усадеб, они сразу окунулись в шумную уличную суету. Оставляя усадьбу Хайленд, Коул засомневался, не станут ли они выделяться в этой одежде и не случится ли что-то плохое из-за этого. Однако вокруг было так много людей в этом настолько оживлённом месте, что, скорее всего, никому не было до этого дела.

А маленькую принцессу поражало всё в этом городе.

— Брат, что это с этим городом?.. Куда бы мы ни шли, он просто продолжается...

Это прозвучало, как загадка, но он понял, что она хотела сказать. Строение такого большого города в корне отличается от обычных городов. В таких больших городах, как Раусборн, не было привычных ремесленных или торговых районов, вместо этого было как бы множество небольших городов внутри его. Эти города часто разделялись по приходам церквей и часовен, служивших им центрами и местами, где собирались только местные жители, здесь же располагались все пекарни, мясные лавки, таверны и мастерские ремесленников, обслуживавшие именно эту часть города. И даже если кому-то из жителей было достаточно перейти лишь на другую сторону улицы, чтобы попасть в соседнюю часть, каждая из них была устроена точно так же, и людям не было необходимости переходить из прихода в приход. Главные улицы связывали это множество приходов, создавая свой собственный особый мир.

В этом мире, к примеру, уличные торговцы и ремесленники открывают лавки специально для приезжих из других городов, а местные жители в них не покупали. Горожане не останавливались поглазеть на уличные представления, они были слишком заняты своей жизнью или уже видели всё это. Ещё здесь бегали кучки местных ребятишек, прятались по укромным местам куры и свиньи, ожидая возможности покопаться в отходах, выкидываемых лавками. А то ещё какая-нибудь богатая карета, запряжённая четвёркой лошадей, пыталась пробиться сквозь общую толчею, словно всё здесь принадлежало её хозяину, и тогда поднимался крик, что надо уступать тем, кто тянет повозки, заполненные до краев солёной рыбой. Взглянув поближе, можно увидеть группу бездомных собак, бегущих за повозками и слизывающих просыпавшуюся соль.

Здесь царили беспорядок и неразбериха.

Коул волновался, что Миюри, так восхищённая особенностями города, что почти не дышала, может потеряться в толпе людей, поэтому он тянул девушку за руку, пока они не нашли спокойной место на обочине дороги. И этим местом оказалась маленькая часовня.

— Эй, брат? Это церковь?

Волосы и одежда Миюри пришли в беспорядок, её щёки горели то ли от волнения, то ли от людской толчеи, она говорила так, будто только проснулась от сна. Но даже и не подумала поправлять распустившиеся завязки плаща, поэтому Коул встал на колени, чтобы перетянуть на ней кожаный ремень, а она лишь пристально смотрела на жалкую часовенку.

— Да, должно быть, местная часовня. О, стой, ты можешь смотреть вперёд, а?

Мало того, что Миюри не могла устоять на месте, она ещё была такой худенькой, что ему никак не удавалось сладить с жёстким кожаным ремнём.

У входа в часовню спала бездомная собака. Когда это дошло до Миюри, из глубины её горла донеслось рычание. Большая собака с длинными ушами, похоже, могла лишь ёжиться под взглядом волчицы, глядя на неё подобострастными щенячьими глазами, и жалобно скулить.

— Прекрати. Это просто бедная собака.

Он приложил все силы и таки застегнул кожаный ремень, потом встал и ткнул её ладонью в голову.

— Ой! Ты чего меня ударил?

Миюри посмотрела на Коула такими же широко раскрытыми щенячьими глазами, но не покорными, а протестующими.

— Потому что ты ведёшь себя так, будто собираешься перекусать всех и каждого, — сказал он со вздохом и поправил капюшон. — Уймись немного. Наконец-то у тебя есть одежда, в которой ты мило выглядишь, и теперь растрачиваешь эту возможность впустую.

— Что? — удивлённо выпрямилась Миюри и просияла от радости, будь её хвост сейчас на воле, она бы с такой силой им виляла, что удивила бы бездомную собаку ещё больше. — Правда? Постой, ты серьёзно, брат? Я выгляжу мило? Скажи это снова!

— Я как-нибудь положу конец твоему вредному, озорному поведению.

— О-о-у, я не причинила никакого вреда, и я никакая не озорница...

Какое-то мгновение он гадал, кем же она тогда себя считает, но Миюри оглянулась на ушастую собаку и причмокнула губами. Собака, над которой она издевалась, тут же села и приосанилась, поставив вместе передние лапы перед собой, как солдат при взгляде его короля.

— Иления рассказывала нам об этом, не так ли?

Он думал, что она могла попытаться запутать его или снова обмануть, и был удивлён, услышав имя, которого совсем не ожидал.

— Госпожа Иления?

— Да. Она сказала о многом, чего ты обычно не замечаешь в больших городах, потому что они бросаются в глаза лишь в маленькой деревне. В больших городах бродит много животных, и мы должны подружиться с ними, если сможем.

С этими словами Миюри махнула рукой, и длинноухая собака тут же подошла. Девушка похлопала её по голове.

— Она говорила, что когда торгует одна в городе, в конце концов, кто-то начинает преследовать её. Воры много раз пытались ворваться к ней в комнату на постоялых дворах, но куры или свиньи предупреждали её, или помогали, или что-то такое.

Представив себе это, Коул вспомнил, что товары у Илении были сложены даже просто у дверей её комнаты на постоялом дворе. При том, что каждая компания нанимала охранников, это казалось небрежностью, но у неё, оказывается, были меры безопасности, которых не могло быть у людей.

— Она сказала, что иметь друзей стоит, и мы, когда можем, должны использовать свои сильные стороны. Вот что она мне сказала.

Длинноухая собака полностью признавала Миюри своей хозяйкой, хвост её откликался, когда её похлопывали по голове, она даже по команде встала на задние лапы. Коул стоял и молча смотрел на это, он молчал не потому, что был потрясён лёгкостью, с которой она управлялась с собакой. Он был поражён, что кто-то ещё, а не он, дал ей такой важный совет.

За время их странствия Миюри показала, что не столь уж нуждается в защите, напротив, это она не раз спасала Коула. И всё же продолжала цепляться за него, называла братом, как всегда, и потому он верил, что всё, что в ней есть, всегда будет в его руках. Короче, он должен был знать о ней всё, и одному ему предстояло показывать ей путь. Или, возможно, в этом заключался его инстинкт собственника.

— Вообще-то, мама может легко поболтать с медведями в лесу, и они расскажут ей, где находятся все ульи, но я не могу этого сделать, так что это тоже практика для меня... — тут она оглянулась на Коула, лицо её стало тревожным. — Постой, брат? Ты в порядке?

Он хотел сказать: ничего, всё в порядке, но здесь, прямо перед домом Божьим, он не мог лгать.

— Да... я просто думал о том, что ты встретила такого хорошего друга.

Чтобы не лгать, он скрыл все свои чувства за словами. Он должен был быть счастлив, что Миюри встретит много людей, будет расти и взрослеть. Ему следовало бы изгнать боль и грусть, когда он позволит младшей сестре, в которой так не чаял души, идти своим путём, а самому воссоединиться с Лоуренсом.

— Ммм, в порядке, значит? Я думаю, что мы друзья. Однако я хотела бы поговорить с ней побольше, — сказала Миюри, с сожалением наклонив голову, рядом появились и другие бродяжки, они подсаживались рядком к длинноухой, выравниваясь передними лапами в линию, как верные помощники волчицы.

Увидев это, Коул вспомнил, что Миюри была вожаком всех детей-сорванцов в Ньоххире, и на его лице появилась лёгкая улыбка.

— Мы сходим повидать её в следующий раз, когда у нас будет возможность.

— Ладно!

А потом она, как всегда, счастливо ухватилась за его руку, и он обнаружил в своей душе чувство облегчения. И всё же, в ходе их странствия она без его ведома узнаёт много нового от множества людей, от которых он даже не мог этого ожидать. И всякий раз, когда это происходило, Миюри, такая, какой она была сейчас, постепенно становилась воспоминанием. Он знал, что это естественно, но всё же хотел сейчас удержать этот момент, момент, когда он ещё опекал её.

Вдруг Коулу показалось, что послушные собаки странно на него смотрят. Как будто их взгляды говорили: Что дурень вроде тебя делает рядом с нашей хозяйкой? Но, может, это он лишь напридумывал себе. Спасаясь от собачьих взглядов, он перевёл взгляд на часовню и сказал Миюри:

— Это место... ты не против задержаться здесь немного?

Теперь, когда они проделали весь путь до этого далёкого города, он хотел бы посмотреть, что из себя представляют местные часовни.

— А? Я не против... Мы можем просто войти? Похоже, там никого, — Миюри явно набралась достаточно опыта в своём путешествии, чтобы оценить положение часовни. — Бродячие собаки, вероятно, пристроились здесь, потому что какие-то люди приходят и кормят их. И не видно, чтобы двери были заколочены, как в Десареве.

Она заглянула в щель между довольно кривыми деревянными дверями и перевела взгляд на Коула.

— Думаю, нам нужно войти, раз тебе так сильно хочется. Но на чуток, ладно?

Как раз Миюри всегда хотелось увильнуть от поставленной цели или отложить её на потом, поэтому сейчас, когда их роли поменялись, она выглядела весьма довольной.

Коул, уступая, криво улыбнулся и положил руку на голову Миюри, та повела плечами, будто от щекотки. Делая вид, что он не видит всё ещё беспокоившие его взгляды собак, Коул открыл дверь и вошёл в часовню.

Часовня была небольшой, на её скамьях разместилось бы человек двадцать. Здесь собирались лишь жители прихода, так что это было допустимо. Алтарь напоминал, скорее, лоток, на который уличный торговец выставлял бы на рынке товары на продажу, длинные скамьи без спинок создавали обстановку уюта. Этому же способствовал высокий потолок, доходивший примерно до третьего этажа обычного здания и вызывавший в сочетании с множеством высоких окон иллюзию простора.

Конечно, не всё здесь было в порядке — Коулу сразу бросились в глаза шрамы противостояния Церкви и королевства. На стене виднелась отметина, когда-то там висел герб Церкви, теперь его унесли. Как и в Десареве, здесь, вероятно, прошло много времени с тех пор, как священник заходил в последний раз. Однако полы были аккуратно подметены, а скамьи были хорошо вытерты. Он воочию видел веру тех, кто собирался здесь. С радостью в душе глядя на всё, Коул подошёл к алтарю, и его глаза вдруг расширились при виде того, что там лежало.

— Это...

— Стой, что это за книга? — Миюри, любившая почитать — больше рассказы о приключениях, — подошла вместе с ним и, протянув руку, стала листать страницы. И сразу поняла.

— Подожди-ка, это же...

— ...часть перевода Священного Писания на обычный язык.

Там были подобраны наиболее известные части, широко цитируемые в проповедях, среди них были даже те, что перевёл он. Книга была грубо связана потёртым шнуром, но по тому, что страницы были испачканы пальцами, он мог уверено сказать, что немало людей читало её. Герб Церкви исчез со стены, но вера людей всё ещё присутствовала здесь. Эта небольшая книга сама по себе поддерживала сердца людей в отсутствие самого священника. И там были те части, ради перевода которых Коулу пришлось отказываться от сна. Что-то сделанное им питало веру этих людей. Он почувствовал комок в горле.

Миюри, разглядывая книгу, подтвердила:

— Это часть, которую сделал ты.

У Коула от её слов перехватило дыхание. Однако, когда она оглянулась, её лицо было на удивление озадаченным.

— Стой, знаешь, ты пишешь так же, как и говоришь, верно? Я сразу могу сказать.

— В самом... в самом деле? — спросил Коул, покачнувшись, Миюри чуть надулась.

— Думаешь, я не могу сказать этого? Я же знаю тебя лучше всех на свете! — решительно заявила Миюри.

У Коула было чувство, что он думал о том же самом совсем недавно... но он не посмел сказать это вслух. Сказано: "Смотри пропасти в лицо, и пропасть отвернётся от тебя", и это именно так.

— И когда я представляю, как все эти люди читают то, что ты написал, это вызывает во мне гордость, — сказала Миюри, безудержно улыбаясь, как от щекотки, её настроение совершенно изменилось.

Он увидел её проказливо выглядывавший из-под губы клык и подумал, как невинно она выглядит, и вдруг она внезапно с нежностью сжала его руку. Эта девушка постоянно менялась, была переменчивей погоды в горах, само её поведение так расходилось с тем, что она заявила:

— Я, в самом деле, считаю, что тебе стоит быть поувереннее в себе.

Коул не мог сказать, что ему в голову не приходила мысль отнести эти слова Миюри к проявлению её определённой предвзятости к своему старшему брату, которого ей хотелось видеть в лучшем свете. Он был уверен в её искренности. А потому ответить он мог тоже только искренне.

— Мне стоит, да... Спасибо.

Миюри поддерживала его, и ему нужно было работать ради неё ещё усерднее. Когда Коул снова взял себя в руки и посмотрел на неё, снова разглядывавшую книгу, он решил, что сейчас у него есть хорошая возможность.

— Знаешь, та часть, которую я перевёл...

— О, мне нравишься ты, брат. Мне не слишком интересно, что ты пишешь в Священном Писании.