Надёжная Гавань

До того, как записаться в 'дикие гуси', я сменил много схожих по профилю мест работы. Сразу после увольнения из армии, когда всё проел и стала маячить угроза бомжевания, устроился в одну большую газовую компанию. Нет, лес с мужиками не валил, трубу качающую 'голубое золото' не прокладывал. Зато, охранял уже проложенные километры газопровода от врезок и прочего вредительства. Работа не особо интересная, нудная даже: ползаешь вдоль трубы по буеракам, да отмахиваешься от гнуса и клещей. Большей частью пришлось лазить по тайге, где труба брошена просто сверху, в землю не закопана. Не спрашивайте почему так, я не специалист. Раз бросили ржаветь на поверхности, значит надо так. Было пару раз, ловили хитрожопых граждан, мутивших левые врезки в трубу. Один чего-то там не рассчитал и полыхнуло так, что неделю не могли тайгу потушить. Сам сгорел и ещё гектара три леса с собой прихватил. Костерок для Валгаллы прям эпический получился. Но это всё присказка, для прояснения обстановки. Часто приходилось сталкиваться в тайге с волками, один раз рысь за нашим патрулём шла дня два. Но волки только выли где-то вдали и отстали, а рысь спёрла кусок мяса, предназначенного на копчение и ушла по своим делам. Встречи эти не особо пугают у каждого из нас помповый дробовик двенадцатого калибра с соответствующими боеприпасами. Есть картечь, от которой волку станет сильно нехорошо, да и рысь брызгами по деревьям раскинет. Есть пули спецом на крупного зверя. Дыра от такого гостинца на выходе с чайное блюдце будет, если правильно её подготовить. Так что есть аргументы в случае чего. Но в тот раз нам крупно не повезло, встретили настоящего хозяина тайги — медведя шатуна. Шатун это не обязательно тот мишка, которого подняли в период спячки и не дали уснуть. Такие тоже есть, но их не особо много. Шатуны, в большинстве случаев, это подранки или продуманные сознательные людоеды. Не знаю как это получается, но отведав человечины, мишка словно бы умнеет что ли. Не боится выстрелов и живого огня, сам ищет человека и убивает крайне изобретательно. Медведи местами очень сильно напоминают повадками людей. Дед рассказывал, как видел своими глазами медвежьи похороны. Медведица не уследила за своим щенком и тот издох. Она кричала как человек, а потом отрыла у корней сосны глубокую яму и зарыла трупик очень тщательно. И ведь среди людей тоже встречаются людоеды. Не через одного, но есть. Поэтому как это получается среди зверья, не скажу. Наверное, тоже есть какие-то отклонения. Но я же не учёный, просто высказываю догадки.

Так вот, в тот раз, всё началось с простой кучи медвежьего говна. Мы втроём идём вдоль трубы, осматриваем, нет ли каких повреждений или врезок. Как вдруг, слышим где-то совсем недалеко сначала негромкий рык, а потом ветром донесло жуткую вонь и ветки трещат. Идём на звук и видим, как на верхней части трубы, лежит и дымится огромная такая вонючая куча. Мишка пометил территорию и пошёл по своим делам дальше. Один из напарников стрельнул для острастки по кустам, посмеялись и пошли дальше. Я ещё отметил, что рядом был малинник, а медведь мимо прошёл, не объел кусты. А к вечеру, нас запрашивает по рации базовый лагерь проходчиков. У них пропал человек, нашли только ящик с инструментами. Мы — ближайшие из дежурной смены, поэтому затоптали костерок, свернули лагерь и рысью к работягам. У проходчиков-то оружия нет — из острого только бензопилы да топоры. Пришли уже в первом часу ночи, посмотрели на место пропажи, но чего там в темноте разглядишь. Решили дождаться утра, подумали, может выпил человек, бросил инструмент, проспится к утру и делу конец. Но утром я нашёл медвежьи следы и кровь, а потом и останки. Описывать это трудно, но если чувствительны к таким сценам, пропускайте смело. Медведь подошёл сзади и ударил человека лапой по затылку, затем перевернул, сдвинул лапой скальп на лицо и вырвал потроха. Скальп сдвинул чтобы не видеть глаз, хищников бесит прямой человеческий взгляд, тут Киплинг не врёт. Всё это почти одновременно и совершенно бесшумно. Я подхожу к бригадиру, объясняю, что это людоед и лагерь лучше свернуть, а людей эвакуировать. Он не отстанет и будет убивать дальше. Бригадир по рации связался с начальником участка, но тот ни в какую: план мне срываете, убейте медведя и работайте дальше. Со мной было ещё трое парней, все в тайге не новички, понимают, что шатуна нам без собак не одолеть. Работяги народ пришлый, многие мишку только по телевизору видели. Не понимают, что им грозит. Но не у всех понятия не было, нашлись и понимающие люди. Шестеро работяг собрали пожитки и пошли в сторону посёлка. Ни угрозы, ни увещевания не помогли: люди ушли, жизнь дороже. Из шести человек до посёлка добралось только двое. Медведь шёл за ними и убивал по одному. Причём абсолютно бесшумно, никто из погибших даже пикнуть не успевал. А ночью, когда уцелевшие забирались на деревья, ходил внизу и тихо рычал. Уцелевший геодезист потом рассказал, что зверь как будто смеялся, дразнил людей. Мол, что вы мне сделаете, всех порешу. Упреждая вопросы скажу, через трое суток мишку выгнали палом к реке, но убить не смогли. Людоед ушёл и чёрт его знает сколько одиноких промысловиков и туристов ещё попалось ему на зубок. Все эти трое суток мы в лагере вместе с работягами жгли костры, стреляли на каждый шорох. Работа встала и только тогда начальство засуетилось. Прислали егерей, даже две вертушки над тайгой летали. Но как я и сказал, людоед ушёл. Обычно их выщемляют и убивают, тут не сомневайтесь. Но в тот раз, этого не случилось. Так что клыки и когти порой сильнее пороха с пулями. И тот лев вполне мог не удовольствоваться объедками. Хотя конечно, палить из пушки по бедной киске это неспортивно, да.

... На базе тем временем царила всеобщая суета. Пока мы мотались за 'железом', на вертолётной площадке у южных ворот разгружался транспортный 'чинук'(31), более всего похожий на батон колбасы завязанный с двух концов бечёвками. Вертолёт утробно свистел, но даже направленные на него прожектора не разгоняли ночную темноту настолько, чтобы увидеть месящие воздух винты. Здесь же у КПП нас встретил сам Шериф. Лицо шефа было бледным от усталости. Под глазами залегли тёмные круги, щёки и подбородок пятнали островки седой щетины. Он молча принял у меня рапорт о ходе сделки и проделанной работе, о чём-то быстро переговорил с сербами и снова обратился ко мне:

— Денис, спасибо. Вот, возьми... Это тебе передал лично Евгений Петрович.

Я принял из рук шефа конверт из плотной коричневой бумаги. Быстро заглянув внутрь, увидел там небольшую пачку американских денег. Десять купюр сотенного достоинства. Молча спрятав конверт в передний карман разгрузки я кивнул в знак благодарности. Шериф понимающе сощурился и продолжил:

— Из Бирао прибыли миномётчики и артиллеристы. Через час начнут подвозить боеприпасы.

— Расчёты из местных будут?

— Да, в основном. Но командиры белые — двое офицеров из ЮАР. Народ проверенный, мазать и стрелять по своим не должны. Сейчас иди отдыхай, завтра в 13.00 жду у себя. Налаживайте контакт, тебе с ними работать.

— Ясно... Пойду тогда? От усталости ни черта не соображаю.

— Да, конечно ступай...

В голове стоял ватный туман, каждый звук доносился с ощутимым усилием. Хотелось даже не спать, а просто упасть на месте и умереть. Действие таблеток давно уже закончилось, да и не берёт меня химия так сильно как раньше. У меня едва хватило воли, чтобы дойти до нашего бунгало, найти свою койку и упасть лицом вниз прямо как был, в сбруе и с автоматом. Выдержки достало разве что на то, чтобы вывинтить запалы из гранат. Я же хотел только отдохнуть, а не самоубиться вместе с храпящими на разные голоса коллегами по опасному бизнесу.

Сон пришёл быстро, как приходит смерть или глубокий обморок. Обычно, я сплю без сновидений. Не вижу лиц погибших друзей или духов убитых врагов. Снится всякая ерунда, в которой нет ни грамма смысла. Просто вижу набор блёклых картинок без звука и всё тут. Поэтому не запоминается ничего. Но в этот раз сон был как кино в модном 3D. Я видел синий океан, окружённый с трёх сторон белыми скалами. Оглянувшись понял, что сижу в лодке, но вроде как не рыбачу. Мне что-то здесь нужно, есть какая-то цель, но я её сейчас не могу вспомнить. Вода под лодкой относительно прозрачная. По неведомой, но осознанной нужде, я свешиваюсь через борт и смотрю в воду. Там ничего нет кроме песчаного дна, почти скрытого тёмно-зелёными, почти чёрными кустами. Вижу камни, основания скал и какую-то странную конструкцию: сеть не сеть, ячейки слишком крупные. Сажусь на вёсла и гребу куда-то вперёд, снова свешиваюсь вниз и смотрю. Та же тёмно-зелёная вода, колышущиеся за крупными ячейками 'сети' водоросли. И вдруг, прямо напротив меня оказывается широко раскрытая пасть с острым двойным рядом зубов, загнутых чуть назад как рыболовные крючки. Прилив паники и страха был настолько неожиданным и сильным, что я отшатнулся назад почти в тот же миг. Мельком увидел огромное чёрное тело и опалово-синий глаз без зрачка. Мелькнула мысль, что это должна быть акула, но вот бывают ли у них синие глаза, фиг его знает.

-...Дэн, хорош стонать, а!

Сквозь спадающую дрёму, услышал как что-то тяжёлое бухнулось совсем рядом. С трудом вынырнув из объятий кошмара, я увидел залитую белым светом комнату и пыльный ботинок возле моей сжимающей автоматный ремень руки. Рывком сел на кровати, бросил к глазам руку с часами, чёрные стрелки с белыми полосами фосфора показывали 10:42. Часы старые, выиграл у парня из взвода 'альфа' на третий день прибывания в Африке. Тогда мучился температурой из-за акклиматизации, лечился самогонкой и аспирином. Повезло, что сразу не бросили в бой или в патруль по местным буеракам. Сидели в гостинице местного областного центра, снятого для офицеров Шерифом. Народ развлекался кто во что, меня позвали играть в карты. Ничего сложного, обычное 'очко'. Сначала проигрывал, быстро остался без наличных. А потом, когда поставил на кон последние пятьдесят 'евро', вдруг попёрло, но удалось вовремя остановиться. Важно не разозлить людей своей удачей, у всех оружие, всякое может случиться. Часы поставил чернявый связист, судя по говору — грузин или какой-то ещё кавказец. Говорил, что привёз часы из Ирака, где ему их чуть ли не сам президент Буш подарил. Брехня конечно, но часы действительно хорошие — 'люминокс', если я правильно прочитал. Корпус и браслет из матовой воронёной стали, стекло сапфировое, мочить сильно не приходилось, но по-моему водонепроницаемые. Даже в темноте все цифры отлично видны. Заводить не надо, внутри вроде какой-то хитрый аккумулятор. Хороший аппарат, короче и точно дорогой. Грузин этот был в числе тех, кто загнулся от кровавого поноса несколько недель спустя. Но то дело прошлое.

За столом в центре комнаты сидел Серёга и молчаливо пялился в экран смартфона. Он единственный из всей нашей группы, кто постоянно тратил уйму бабла на переписку с женой. Я ощутил зверский голод, будто не ел целую неделю. Но тут же вспомнил, как вернулся и завалился в койку грязный и в одежде. Минут двадцать ушло на мытьё в общей душевой, бритьё и чистку зубов. Когда вернулся в бунгало, Серёга говорил по телефону. Я невольно застал только обрывок разговора:

— Света... Ну родная, потерпите там ещё чуть-чуть!.. Деньги я завтра переведу... Мы в поле сейчас... Говорить дорого, я... Ай бл...ть!..

Даже от порога я услышал механический голос, предупреждающий что лимит исчерпан. Абрамович принялся что-то набирать на клавиатуре смартфона, матерясь сквозь зубы. Я взял из ящика под столом жестянку кока-колы, осторожно открыл, чтобы тёплая газировка не залила свежую футболку. Отпил сладкой шипучки, поморщился когда она ударила в нос. Взял автомат и набор для чистки. Разложил всё на куске брезента и принялся обихаживать пистолет и 'нуф-нуфа'. Попутно спросил у Серёги:

— Что там дома?

Абрамович неопределённо хмыкнул, не отрываясь от экрана телефона. Видно было, что праздный разговор его не особо интересует, но всё же ответил:

— Да из банка опять звонили, у нас просрочка по кредиту уже месяц. Какие-то черти звонят каждое утро и по вечерам. Угрожают по всякому, жена в панике.

— К Шерифу ходил?

— Да ходил я! Только бесполезно это. Я уже всё на два месяца вперёд авансами выбрал.

— Сколько должен?

— Выплата сорок 'кусков', проценты ещё 'пятнашка'. Да жопа, кругом, одно слово.

Одалживаться среди наёмников не принято. Серёга это знал и даже не заикался про займ. Деньги могут понадобиться в любой момент. Потому как страховка здесь это скорее насмешка, а лечение дорогое. Если цепанёт серьёзно, местный лепила не поможет. Отправят в соседнюю страну, где в Кампале есть американский военный госпиталь. Амеры примут, если можешь заплатить. Лечение стоит бешеных бабок, так что лучше застрелиться. За всё время, я скопил нужную сумму, но хватит дней на пять. В России у меня только мама, все деньги отправляю ей. Жена бывшая, детей не нажил. А у Серёги любимая жена, две дочки и ещё отец с матерью. Все не то чтобы нищенствуют, но из-за потери бизнеса с автомойкой, Серый серьёзно встрял. Кредиты и коллекторы давят нещадно. Вытираю руки ветошью и отстегнув клапан внутреннего кармана разгрузки кладу на стол пять бледно-зелёных бумажек.

— Всё, чем могу. Потом сочтёмся.

Серый замер на миг, глядя сначала на веер из американских денег, а потом на меня. Видно было, что взять он хочет, но не решается. Деньги ему нужны, я читаю это в круглых от отчаянья глазах связиста. Иногда человека нужно подтолкнуть, поэтому повторяю:

— Серый, чё ты ломаешься как институтка? Бери, не последние отдаю.

— С-спасибо, Дэн... Я... потом... Я скоро отдам!..

— Ой, завали, а?! Бери молча. Я жрать в столовку.

Дабы закончить этот неловкий для приятеля разговор, поднимаюсь с места и пристроив автомат на шею а пистолет в кобуру на бедре, выхожу из бунгало. То что Олигарх говорил и хотел сказать дальше, я слушать не хочу. Все эти слова и красивые жесты могут быть стёрты одной шальной пулей или случайным осколком мины. Чёрт, даже глоток местной воды может превратить все обязательства людей друг перед другом в пустое эхо. Не важно, что было раньше и что будет потом, у нас есть только сейчас, только этот короткий миг.

...За порогом всё так же жарко и душно, воняет бензиновой гарью, орёт многоголосая толпа людей. Всё, как я люблю. Это простая жизнь, хотя сложностей в ней по уши. Наконец, когда мысли о еде становятся нестерпимыми, я лёгкой трусцой побежал в столовую. Завтрак давно закончился, обед ещё не скоро. Но офицерам тут всегда дадут чего-нибудь перекусить. Омлет и сосиски, крепкий кофе и чуть подгоревшие тосты из местного белого хлеба. Терпеть его не могу, сильно похож на опилки, даже когда свежий. Через два стола от меня сидели пилоты вертушки которую я видел вчера вечером. Двое негров и один белый в зелёных лётных комбезах, тихо переговаривались между собой по-французски, белый поймав мой взгляд выдал дежурную улыбку. Я кивнул, как мог более нейтрально. Скорее всего они подбросят все наши погремушки вместе с расчётами в нужную точку. Пилот отсалютовал мне высоким пластиковым стаканом с эмблемой кофейни 'старбакс' и вернулся к своим приятелям. Я подумал, что вот им-то точно ничего особо не грозит: подбросят нас в самое пекло, а сами улетят. Явно из той жопы куда мы полетим с их помощью выбираться придётся самостоятельно. Нет, не подумайте, к мысли, что мы все просто пушечное мясо я привык уже давно. Ещё с чеченской было очевидно, что мы все просто мусор для генералов и полковников продавших солдат, сержантов, лейтенантов и капитанов за стоимость квартиры в Подмосковье. Здесь всё так же, только никто не лечит тебе про долг и защиту Родины. Быть наёмником, значит с самого начала осознать, что нанимателя не интересует твоя жизнь. Ему не нужна твоя доблесть и честь. Тот кто платит деньги, просто желает решить какую-то свою проблему положив на весы никому не нужные жизни отставных лейтенантов, сержантов и капитанов. Это неприятная, банальная истина, может ввергнуть в уныние. Но может и спасти, если чётко понимать, где проходит грань, между собственной совестью и абстрактным для нанимателя понятием воинской чести. Если ты уловил эту грань и строго по ней идёшь — может быть останешься цел и сможешь оплатить ту самую квартиру и подержанную тачку. А ещё не забухать и не сколоться до смерти от воспоминаний о том, как ты заработал эти деньги. Наша жизнь никого кроме нас самих не интересует, а вот наша смерть напротив, является бросовым товаром. Я стараюсь не думать про такое и пока это неплохо помогает. Но иногда, как в случае с Серёгой, очевидный смысл всего происходящего вокруг прорывается наружу. Поэтому я снова мотаю головой, дабы отогнать непрошенное и очевидное. Есть только здесь и сейчас, остального просто не существует.