| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я хочу описать свою жизнь
На листочке из детской тетрадки,
Нарисую я все виражи,
Что проехал на детской лошадке.
Мы готовились к бурям и схваткам,
Нас всегда окружали враги,
Нам винтовка была вечной свахой
И тачанка подружка в пути.
Мы всегда воевали с всем миром,
Каждый день мы воюем с собой,
Каждый бой завершается пиром,
А наутро с больной головой
Снова думаем, с кем бы сразиться,
Где остался трехглавый дракон,
Исчезают березки из ситца
И закон никому не закон.
— Достаточно, — сказал ЕИВ, — дайте я на вас посмотрю. Когда я первый раз вас увидел, мне было столько же лет, сколько сейчас вам. Вы знаете, как это получилось?
— Даже не представляю, Ваше величество, — сказал я. — В волшебство я не верю, в наличие высших сил — тоже. Мне кажется, что человек из будущего создал какую-то машину, которая штампует реальность как отдельную страницу в документе. Совсем как компьютеры, которые распространились по всему миру. Мы можем создать виртуальную страницу и написать на ней все, что мы думаем. А потом сохранить ее, поставив любую понравившуюся нам дату. Это не означает, что страница переместится во время этой даты, но создаст иллюзию отправки послания в прошлое или в будущее. В прошлое — это маловероятно, потому что предки наши не имели техники для прочтения этих страниц, следовательно, речь идет о будущем. Для меня это третья жизнь.
— Как третья жизнь? — не понял ЕИВ.
— Да, Ваше величество, — сказал я, — третья жизнь. Но это информация особой важности и ее знали только ваши покойные родители, духовник вашей августейшей семьи достопочтенный Григорий Ефимович Распутин и многолетний премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин.
— А как же я? — с обидой спросил ЕИВ.
— Вы тогда были года на четыре моложе меня сегодняшнего, — сказал я, — и вряд ли бы поняли, о чем идет речь. А уж после 1918 года мы вовсе не поминали об этом, чтобы не расстраивать вас и не озлоблять раньше времени. Кое-что знал один бывший депутат государственной Думы, ныне покойный, но и он был связан моим обещанием засадить его в психиатрическую лечебницу до скончания веков, если что-то ляпнет о том времени, откуда я и он прибыли к вам.
Алексей Второй встал со своего кресла и нервно заходил по кабинету.
— Получается, что кроме вас никто не знает реальную историю нашего государства? — спросил он. Затем взял со стола колокольчик и позвонил в него. Вошедшему секретарю отдал краткие указания:
— Первое. Отменить все запланированные встречи на сегодня. Второе. Баронета Туманова с семьей разместить в гостевых покоях. Граф Китченер составит им компанию. И проследите, чтобы их хорошо накормили и предоставили возможность познакомиться с Зимним дворцом. Третье. Нас не беспокоить.
Глава 18
Снова сев кресло, Алексей Второй закурил и сказал:
— Я хотя и конституционный монарх, но имею право знать историю страны, главой которой я номинально являюсь. Я помню те времена, когда мой папенька на переписи населения написал, что он хозяин земли русской. Я уже не имею права написать этого. Так что же должно было произойти?
— Я еще хочу напомнить Вашему величеству, — сказал я, — что все рассказанное мною ничем не подтверждено в вашей истории, упоминание о прошлых событиях может быть воспринято как горячечный бред со всеми вытекающими отсюда последствиями как для вас, так и для ваших наследников, которым нельзя ничего рассказывать о том, что я расскажу, чтобы не навлечь на них подозрения в психических расстройства.
— Мне все понятно, — сказал хозяин, — я в нетерпении выслушать вас.
— В той, первой, жизни я родился в тот же день и в тот же год, в котором я родился в этой, третьей жизни, — начал я рассказ. — Через сорок два года после событий 1918 года. Я сын рабочего, то есть пролетарского происхождения, окончил среднюю школу и поступил в высшее пограничное училище Комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик. И был членом Коммунистической партии, потому что без партийности о каком-то продвижении по службе и вообще о карьере можно было и не мечтать. Я чувствую, что наговорил много непонятного и поэтому начну последовательно объяснять, что было в истории нашей страны в той, моей первой жизни.
В 1914 году, когда вам исполнилось десять лет, ваш папенька неосмотрительно вступил в мировую войну, преследуя цели отвоевать черноморские проливы у Турции, которая поработила центр православия — древнюю Византию и освободить гроб Господень.
В войне участвовали Российская империя, Британская империя, Франция, тоже можно сказать, что империя, и Сербия. С противоположной стороны империя Австро-Венгрия, Германская империя, Оттоманская империя и Болгарское царство. А также многочисленные союзники и сателлиты противоборствующих сторон.
Война продолжалась почти четыре года и общие потери двух сторон составили почти восемнадцать миллионов человек.
Российская армия была распропагандирована большевиками-ленинцами и отказалась воевать, а командующие фронтами высказались за отречение вашего папеньки от престола, что он и сделал на станции Дно, отрекшись от престола в пользу брата своего Михаила Александровича.
— Предатели! — сказал Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.
— В России произошла революция и вся власть перешла Временному правительству во главе с адвокатом Керенским Александром Федоровичем, — продолжил я. — Все фамилии для вас незнакомы, поэтому я и не буду останавливаться на них. Народ побил всех городовых и жандармов и образовал милицию. Распоясались большевики, которые в октябре месяце совершили государственный переворот и захватили власть. Горстка интеллигентов и бандитов расстреливала офицеров и дворян, и никто не вступился за них. На защиту империи встала горстка офицеров в казачьих областях и в Сибири. Старая Россия проиграла, и российская империя развалилась.
Мировая война закончилась без России. Зато развалились Российская империя, Австро-Венгрия, Германская и Оттоманская империи. Большевики не глядя отдавали побежденным в войне странам российские территории, политые русской кровью. А гражданская война свела на нет всю экономику России.
— Предатели! — снова воскликнул Алексей Второй и стукнул кулаком по столу.
— В 1918 году всю царскую семью из-за возможного захвата Петрограда войсками генерала Юденича, героя кавказско-турецкой кампании, перевезли в Екатеринбург, разместили в особняке купца Ипатьева и затем расстреляли всех, включая прислугу и лейб-врача Боткина.
— В том числе и меня? — удивленно поднял брови ЕИВ.
— В том числе и Вас, — подтвердил я. — Не пожалели никого из вашей семьи.
— А дальше что? — спросил Алексей.
— Победившие в гражданской стране большевики ввели войска в отделившиеся от империи территории, за исключением Прибалтийских территорий и Финляндии с Польшей, которым вынужденно признали независимость, и образовали новую империю — Союз Советских Социалистических Республик, где губернии были переименованы в области и автономные республики, а крупные образования — в союзные Республики.
— Какие же крупные образования были у нас? — не понял ЕИВ.
— Получилось двенадцать республик. Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, Армения, Азербайджан, Туркмения, Киргизия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Российская Федерация. В 1940 году присоединили бывшие Эстляндию, Курляндию и Лифляндию, которые переименовали в Эстонию, Латвию и Литву. И над всеми стояла Всесоюзная Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, которую потом переименовали в Комитет Государственной безопасности, которому одновременно с борьбой с несогласными поручили охранять государственную границу. И начали пограничники стрелять по всем, кто хотел сменить место жительства. Был у нас знаменитый пограничник Никита Карацупа, который со своей собакой по кличке Ингус поймал 437 нарушителей границы, причем 436 нарушителей шли от нас и только один к нам.
— Мне, честно говоря, даже слушать стало страшно, — признался Алексей Второй.
— А дальше начались массовые репрессии и расстрелы антисоветских элементов, — продолжил я. — Миллионы людей были выселены в необустроенные места, потому что они были зажиточными крестьянами и в их хозяйствах было по одной или по две лошади. Создали Главное управление лагерей, ГУЛАГ и стали отправлять туда всех, кто был шибко грамотен, кто был дворянином, кто был красным командиром, но имел собственное мнение.
— Но так же не может быть, — протестовал ЕИВ.
— Еще как может, — сказал я. — Ваш папенька тоже не гнушался отправкой революционеров на каторгу.
— А вы посчитайте, сколько революционеров было отправлено на каторгу нами и сравните со своим цифрами, — возразил Алексей Второй. — Я сравнил и сравнение получается чудовищным.
— И вы тоже это поняли, а в мое время было много людей, которые считали, что мало расстреливали и мало гнобили в концлагерях, — продолжил я рассказ. — Такую страну, как СССР, изолировали от всего мира, но советское правительство ограбило все монастыри и музеи и за национальные богатства американцы построили нам сотни заводов и электростанций. Как говорил Карл Маркс, нет таких преступлений, на которые пойдет буржуазия, если у нее будет десять процентов прибыли. В СССР распевали песни: "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем", а мировые буржуи направляли к нам заводы в сборе и готовили материальную базу для мировой революции. Я не буду говорить про политику, но СССР стал союзником фашистской Германии, поздравлял ее с победой над Польшей и над Францией, но в 1941 году сам подвергся нападению своего верного друга. Нападение было внезапным, хотя все его ожидали день и ночь. И армия не стала воевать за советскую власть. Разбежалась, сдалась в плен. За пять месяцев немцы дошли до Москвы. Как в тех стихах:
К войне готовы день и ночь,
Врага пускаем до столицы.
Потом, конечно, разобьем,
Но цену знают очевидцы.
Москву не сдали, но потом четыре года отвоевывали свою территорию и полгода рвались к Берлину, который взяли, обильно полив русской кровью всю Европу. И за тридцать пять лет до этого я прибыл к вам. Оглядевшись и поняв, что все у вас идет так же, как шло у нас, я поклялся, что уберегу нашу Россию от заразы коммунизма и буду способствовать тому, чтобы она стала мировой державой первого порядка и кое-что, вроде бы, мне удалось. С 1915 года войн у нас больше не было, но что-то в стране не так, Какой-то тормоз останавливает поступательное движение вперед.
— Вы правы, — согласился со мной Алексей Второй, — но вы пока не в состоянии включиться в нашу политику. Чем я могу вам помочь?
— Мне даже Господь Бог не поможет, — сказал я. — Время никто не остановит и не заставит идти быстрее, чем это положено. Меня определяют в кадетский корпус, где я буду делать вид, что учу то, что мне давно известно и что я могу отчеканить назубок среди ночи.
— Я смогу вам помочь, — сказал мой собеседник. — Год проучитесь в кадетском корпусе, затем сдадите экстерном экзамены за военное училище, я присвою вам чин подпоручика и назначу флигель-адъютантом цесаревича Николая Алексеевича. Поможете воспитать моего наследника и будете моим советником по особо важным вопросам. Как вам такое предложение?
В это время в комнату вошел мальчик примерно моего нынешнего возраста и бросился с объятиями к своему отцу. Устроившись в ногах у ЕИВ, он спросил:
— Папенька, а это кто?
— Это Ангел, — сказал ЕИВ, — и скоро он будет твоим учителем? Ты согласен?
Мальчик внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Согласен!
— Ну иди, сынок, нам нужно закончить разговор, — и ЕИВ погладил сына по голове.
— А вы согласны? — спросил он меня.
— И я согласен, — сказал я, встав с кресла.
Глава 19
Время уже клонилось к вечеру, когда мы выехали в резиденцию гостеприимного хозяина графа Китченера.
Дорога была ровная, значит дураков в России стало меньше, мотор ровно урчал, по звуку Ролл-Ройс, нужно будет уточнить, как дела с моторостроением и вообще с автомобильной отраслью промышленности, и убаюкивал: спи, спи, спи... Но мне не спалось. Воспоминания о той первой жизни нахлынули вновь. Родина — это там, где ты родился, но родное может быть и не совсем там. Родина может быть мать, а может быть и твою мать. Ни один здравомыслящий человек не побежит с Родины, если родина будет относиться к нему как к своему ребенку, которого нужно защищать и помогать. А когда родина гнобит своих детей, затыкает им рты, садит в тюрьмы и отправляет на каторгу, расстреливает сотнями тысяч, то какая это родина?
Под звуки мотора мне вспомнилось стихотворение, которое я написал еще в детские годы и за которое получил по шее от отца, потому что за это стихотворение могли репрессировать всю нашу семью. Стихотворение порвали, но память порвать нельзя и это стихотворение оказалось в дневнике ЕИВ.
Уже в полной темноте мы подъехали к гостевому флигелю, где нас ждал поздний ужин. Поужинав, мы легли спать, и я уснул так крепко, что даже не понятно, спал я или продолжал мои жизни.
Я сидел с гитарой у открытого окна, рядом сидела ненаглядная моя Марфа Никаноровна и мы на два голоса пели песню собственного сочинения:
Что-то песни мои не поются,
И в гитаре моей грустный звук,
С голубою каемочкой блюдце
Уронил со стола старый друг.
Где-то счастье мое потерялось,
Заблудилось в далеком пути,
Я начну свою песню сначала,
Подберу лишь по вкусу мотив.
Я пою для себя и негромко,
И сижу я в открытом окне,
Улыбнется краса-незнакомка
И еще подпоет песню мне.
Я ее завтра встречу у дома,
Предложу свое сердце и руку,
Я гусар и в моем эскадроне
Не обидят комэска супругу.
Офицерская жизнь не из легких,
Блеск погон и мелодия шпор
Привлекает вниманье красотки,
Но о дамах у нас разговор.
Им стихи мы свои посвящаем,
Под балконом поем серенады,
По утрам будим с кофе и чаем,
И в их честь загремят канонады.
Вот и песни мои вновь поются,
И в гитаре моей звонкий звук,
С голубою каемочкой блюдце
Подарил мне вчера старый друг.
Утром меня еле разбудили.
— Вставай, засоня, — говорила мне мама, — уже солнце высоко, а ты все спишь.
После завтрака нас пригласили к графу.
Граф принял нас в библиотеке и сообщил, что наш род занесен в Бархатную книгу дворянских родов России, что мы сегодня выезжаем к себе домой, что я зачислен в кадетский корпус, и что Анастас Иванович тоже остается здесь в качестве моего воспитателя в делах общественных и административных, и что ЕИВ будет лично наблюдать за моей учебой в корпусе.
Мои родные попрощались со мной, мама всплакнула, брат и отец тоже не были в великой радости от того, что они уезжают, а я остаюсь, но такова военная служба: отрок вылетает из гнезда рано и готовится к самостоятельной жизни на ниве защиты родины.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
