Вопреки опасениям, с колонистами Макаренко — обосновавшимися в бывшем женском старобрядческом монастыре, особых проблем не было. До самой весны не было, когда в уже более-менее обустроенную колонию стали поступать девушки-беспризорницы с улиц и малолетние преступницы из тюрем.
Наши ульяновские ребята, видать, прослышав от взрослых о "специфическом" прошлом девичьего контингента воспитательно-трудовой колонии — совершили разок на монастырь набег, с целью "помочить концы"... Но, получив решительный отлуп от её сильной половины — поспешно возвернулись оттуда, подтверждая древнюю народную мудрость:
"Стыден бег, зато здоров!".
Которые, просто не солоно хлебавши обратно в Ульяновск со всех ног прибежали — а которые и, с хорошо заметными следами насилия на лице.
В свою очередь, чуть позже, хлопцы-колонисты с точно такой же целью — "по горячим следам" заявились в ульяновский молодёжный клуб... Но дома, как говорит другая народная мудрость: "стены помогают" и, в этот раз — всё произошло с точностью наоборот. Соискателей сердец ульяновских дивчин, отходив как следует — как "псов-рыцарей" на Чудском озере, гнали вёрст пять по весенне-рыхлому снегу.
В результате этих двух "проб на прогиб", обе стороны друг друга весьма зауважали.
Спустя какое-то время, когда гематомы рассосались — а страсти остыли до "комнатной температуры", наша комсомольская ячейка по моей инициативе отправила в колонию "парламентёров" — договариваться о "мирном сосуществовании".
Вскоре, наших и "макаренских" (как прозвали колонистов местные хроноаборигены) — водой не разольёшь!
Товарищеские футбольные матчи, совместные благие дела и не совсем благовидные проделки... А если и выяснялись отношения между отдельными личностями — то только "гребень на гребень" и в присутствии "смешанной комиссии" из представителей обоих сторон.
И, да!
Были и "романы" между представителями противоположных полов... Не всегда счастливых, кстати: осенью 1924 один "Ромео" из колонистов — отвергнутый местной "Джульеттой", повесился.
Ну, что сказать?
И сказать-то нечего — жизнь есть жизнь!
А в этой жизни, каждый выбирает (если конечно, ему не "помогут"!) — какой смертию и когда её завершить: от бессильной немощи на провонявшей старческой мочой кровати, или в полном расцвете сил — от неразделённой любви, в склизкой от хозяйственного мыла пеньковой петле.
Мда...
* * *
Де-юре, как автором — так и куратором обоих проектов НКВД: "Особого проектно-техническое бюро Љ 007" (ОПТБ-007) и "Завода контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина" в Ульяновских ИТЛ и ВТК — официально считался Начальник волостного управления внутренних дел товарищ Кац Абрам Израилевич.
Де-факто же всем заправлял ваш покорный слуга и кадровую политику определял он же. Как "мытьём" так и "катаньем", со скандалами и "закладными" друг на друга в вышестоящие инстанции, но я заставил Антона Семёновича принимать в колонию в большинстве своём девочек, поэтому те "гарны хлопцы" — с которыми он сюда прибыл, долгое время оставались в неизменном составе — заменяясь лишь для работы на молочной ферме "по ротации". Хотя, значительная их часть осталась в ВТК и по отбытию срока наказания или достижения совершеннолетия — переходя в преподавательский состав (в Ульяновском педучилище можно было учиться и заочно) или в хозобслугу. И я их вполне понимаю: три, пять — а потом и все десять девушек на одного парня...
Да, это ж — Рай земной, Небеса обетованные!
Попав в особо благоприятные условия и под заботливую опеку талантливых педагогов и дружного коллектива воспитанников колонии, девочки так расцветали...
Да я б на их месте наручниками здесь себя приковал и лучше бы — руку дал себе отрубить, чем отсюда себя увезти!
А после "звонка" — уезжали как раз те из парней, кто дал себя опутать "цепями Гименея". Тех, их избранницы — буквально за уши утаскивали из этого "цветника".
Контингент в детскую колонию поставлялся централизовано структурами НКВД и, в отличии от подобного учреждения для взрослых — в "кастинге" я не участвовал... Получится из бывшей малолетней воровки, проститутки, морфинистки, убийцы высококвалифицированный лекальщик — это очень хорошо.
Нет? Просто хорошо, хотя и не очень.
Сам несколько раз являлся поставщиком воспитанниц для Антона Семёновича. Как еду на собственных колёсах в Нижний Новгород, так обязательно кого-нибудь — хоть одну будущую лекальщицу, но на обратном пути привезу. Тех, кто возрастом поменьше, мог просто — спросив о маме и папе просто посадить в "Форд-Т" и увезти. С девочками постарше сложнее: ведь большинство из них находится под плотной "опекой" сутенёров, чаще всего — таких же беспризорников.
Такую, приходилось "покупать" на час — чтоб увезти из этой среды навсегда. Но Нижний Новгород — городишко в принципе невеликий и, вскоре все местные "торговцы телом" — знали меня в лицо и по марке тачилы и, при попытке приблизиться обкладывали матом и закидывали каменьями.
И, тем не менее!
Как-то раз этим летом возвращаюсь из столицы губернии на своём "Форде"...
Смотрю: стая девчушек лет по тринадцать-четырнадцать соответствующего вида и поведения. Обычно по одному и без сопровождения "котов" подобный контингент не встретишь — а тут их сразу с десяток и все без присмотра.
Притормаживаю от удивления: какой-то девичник, или — профессиональный праздник у малолетних шлюх, что ли?
Заметив мой "нездоровый" интерес, одна из них задорно крикнула:
— Дядя, покатай нас на авто — а мы у тебя за это по разу отсосём!
Тут я ваще по тормозам — аж лбом об ветровое стекло "клюнул", как только не треснуло.
— Ишь, как обрадовался!
Звонкий девичий смех, хиханьки да хаханьки — всё как обычно, где-нибудь в пионерлагере. Необычны только оценивающие взгляды опытных "жриц любви", резко идущие в контраст с их юными, симпатичными мордашками.
— Все сосать умеете? — спрашиваю на полном серьёзе.
В ответ хором:
— ВСЕ!!!
— Ну, тогда прыгайте в салон, мокрощелки — прокачу с ветерком!
Набилось их тогда...
Мама не горюй!
Бедный "Форд" только скрипел своей ванадиевой сталью, рычал насилуемым двадцатисильным движком — но мчался и, мчался — пожирая километры и говённый бакинский газолин, остановившись только за воротами бывшего монастыря. Некоторые, то ли самые опытные, то ли самые благодарные пассажирки пробовали "рассчитаться" ещё на ходу — поэтому к стыду своему, я предстал перед всемирно известным (в будущем) педагогом со спущенными штанами и это... С "ним самим" — находящимся в несколько "приподнятом" состоянии.
К счастью юные пассажирки — поняв куда попали, площадно обложив меня нецензурной лексикой и расцарапав ногтями лицо — принялись с визгом разбегаться по окрестностям. Пока их всем миром ловили и определяли на принудительные помывку и медосмотр — я успел "по-аглицки" слинять и посему не был подвергнут всеобщей обструкции.
* * *
— Что с лицом, то, — обеспокоенно спросила Софья Николаевна поздним вечером, — опять с трактора вывалился?
Пожимаю плечами и зеваю:
— Хуже. С малолетками, вот, связался.
Насторожено-недоверчиво:
— "С малолетками"? Не одна, что ль?
Как китайский болванчик, послушно киваю головой:
— Неисчислимый сонм... Но я их тактически обыграл и остался тебе верен, Софья Николаевна.
Всплескивает руками:
— Ах ты ж, Боже ж мой! То одна Графиня, теперь вот... И что тебя вечно на сцыкух тянет?
Ха! Меня на них "тянет"...
Задумчиво гляжу по сторонам, затем недвусмысленно на неё:
— Ну, как тебе объяснить? Эти, например, предлагали "отсосать".
Явно не догоняет:
— "Отсосать"?
Красноречиво опускаю глаза вниз, слегка зардевшись румянцем:
— Вот именно — отсосать.
В испуге прикрывает ладошкой рот:
— Ах ты ж, Боже ж, ты мой! Это же — РАЗВРАТ!!!
— Вот именно! Так и говорят: "Давай, дядя, мы у тебя по РАЗу(!!!) отсосём".
Всплёскивает руками:
— Что в этом может быть хорошего? Чтоб отсосать у мужчины?
Недоумённо:
— Сам не понимаю, Софья Николаевна! Слышал, мол — что сосут, но что в этом хорошего — ещё ни разу, собственными ушами ни от кого не слышал.
Та не может успокоиться и раздеваясь:
— Ох, эта молодёжь, ах уж эти развратники... Как так можно?!
Укладываясь горизонтально на спину, в одежде прародителя нашего, делаю неопровержимый логический вывод:
— Можно — раз сосут.
Примащиваясь бочком на кровати подле моей расслабленной тушки, задумчиво поглаживая и внимательно рассматривая напрягшийся "нефритовый стержень":
— Зря-то сосать "его" не будут, как считаешь, Серафимушка?
— Согласен, Софьюшка — народ не дурак и просто так сосать не станет. А раз сосёт, значит — это неспроста.
Улегшись мне на грудь, спускается ниже к обсуждающему "предмету" — который у меня, как жаром обдало...
— Вот и я думаю: раз "его" сосут — значит, им нравится.
Поглаживаю рукой русую головку:
— Как всегда ты права, моя умница: не нравилось бы — так не сосали бы.
Ещё ниже...
— А ты хотел бы попробовать?
В панике, приподнимаюсь:
— КТО, Я?!
Нерешительно:
— Нет, я у тебя...?
Ещё ниже... Успокоившись, расслабляюсь:
— Ну, прям не знаю — что тебе и сказать. Давай попробуем, а коль мне не понравится — так я тебе тотчас же скажу.
Русая головка Софьи Николаевны решительно ныряет вниз, густо накрыв мои ноги распущенными волосами...
Понравилось нам обоим, хотя моей гражданской супруге не с первого раза.
Кстати, в тот раз ошибочка вышла, к счастью не приведшая к каким-либо печальным последствиям. Привезённые мной в "ВТУ" к Макаренко девушки оказались не беспризорницами и, даже не сиротами. Все они, оказывается, имели живых родителей и даже достаточно обеспеченных и высокопоставленных. Мнимые беспризорницы просто подрабатывали себе на прикид, бижутерию да косметику — а может быть и на мороженное.
Честно сказать: нравы эпохи НЭПа — были в основном "бесконечно далеки" от представления об них в 21 веке!
Скандал был жуткий, но всё обошлось возращением сопливых блудниц под отеческий кров.
* * *
Другой был, довольно интересный случай...
Коллектив "ОПТБ-007" в Ульяновском "ИТК", рос как численно — так и качественно и, требовал такого же увеличения обслуживающего персонала. Конечно же, больше всего — было хлопот-забот с персоналом "банно-прачечного отдела", часть которого должна была оказывать услуги интимного характера — в качестве поощрения инженерам, высококвалифицированным рабочим и прочим специалистам из зэков.
Таких "прачек" я подбирал из числа за что-либо севших на нары проституток, естественно — не потерявших "товарный вид", годных по состоянию здоровья и добровольно согласившихся подзаработать привычным ремеслом.
Однако проститутки, прямо скажем — народ весьма специфический и среди них наблюдалась значительная текучка!
То, какая-нибудь кокаинистка или алкоголичка конченная окажется, то с какими-то своими "тараканами" в голове, то ещё что-нибудь... Вечно их не хватает, а с уже имеющими — скандалы какие-то постоянно. А зэки-мужчины тем временем, начинают вполне недвусмысленно намекать мне на несоблюдение нашего "неписанного" договора.
Набив немало виртуальных "шишек" на лбу, я за полгода обрёл соответствующий опыт и, первым делом — "взял на работу" страшную как любовь с ВИЧ-инфицированным, но зато опытную "мадам". Сутенёршу, то бишь — взвалившую на себя все организационные вопросы с кадрами. В наборе же персонала — отошёл от ранее строго очерченных критериев. То есть, в "прачки" брал любую — обладающую некими внешними критериями женщину, давшую согласие поработать телом за определённые преференции.
К ним тоже относились мои слова, ставшими крылатыми:
"Как работаем — так и сидим"!
Так вот, некоторых зэчек — выбранных мной и согласившихся поработать "прачкой", я же и отправил досиживать срок к Макаренко.
Первой из них была воровка, московская бандитка по имени Лена — имевшая как минимум одно (доказанное) убийство за душой. "Червонец", это ещё за "мокруху" — далеко не каждый мужчина-душегуб, получал!
Когда я её увидел у себя в кабинете, я спросил усомнившись:
— Тебе и вправду, уже есть восемнадцать лет?
Та заикаясь, глядя на меня исподлобья, злобно как загнанный зверёк:
— А тебе не один х... (в смысле: а тебе не всё ли равно)? Угостил бы лучше папироской, гражданин начальник.
Подумав, достал из стола не начатую пачку и спички, что держал специально для подобных случаев:
— Бери всю — у меня ещё есть! Насчёт возраста же скажу: если ты несовершеннолетняя — можно попробовать через суд скостить тебе срок и определить досиживать его в детскую воспитательно-трудовую колонию.
Закурив, та разомлев, спрашивает почти без заикания:
— А кому это надо?
— Это надо — прежде всего тебе.
Подозрительно — выпустив в меня облако дыма:
— А тебе что надо? Отодрать меня можешь и без этого — просто перегнув раком через этот стол.
Пока я отмахивался руками от дымовой завесы, действительно: соскочила, задрала юбку — под которой ничего не было(!) и, легла грудью на стол — оттопырив тощий зад.
Ёкарный бабай!
Не прекращая смолить папиросу, хлопнула себя по попке ладошкой:
— Начинай, начальник!
В первые пять секунд, я очумело оторопел — как никогда раньше. Но тут же овладев собой, встаю с кресла и обхожу стол, расстёгивая ремень:
— Сейчас, Лена, подожди — только дверь закрою и портупею сниму. И потом, я тебя как... ВЫДЕРУ!!!
Удерживая на столешнице левой рукой, правой рукой её хорошенько — как сидорову козу, выпорол.
Вся задница — в красных полосах, как тельняшка моряка — в синих!
Рёв стоял на всё лагерное управление: в дверь стучались, ломились — но выломить не решились. Закончив экзекуцию, оправил ей юбку, опоясался сам и уселся обратно:
— Присаживай, поговорим. Ну...? Ты не можешь сидеть?!
Стоит, держась рукой за задницу: в глазах слёзы, из носа — сопли, в голосе стальная ярость:
— У тебя убью, мусор поганый! Зарежу, не жить тебе!
Я молчал, лишь склонив голову, как крайне агрессивного — но совершенно безопасного зверька, её с любопытством рассматривая.
Наконец, успокоилась, опустив голову и лишь всхлипывая. Повторяю:
— Может, всё же поговорим?
— О чём можно с тобой говорить, дяденька мусор?
— Ну, о многом... Например: о твоём тёмном прошлом и, возможно — светлом будущем.
Вздыхает:
— Нет, гражданин начальник: это прошлое у меня было светлым — а настоящее и будущее...
Рыдает.
* * *
Когда она успокоилась, помаленьку-понемногу мне удалось её разговорить.
Своих родителей Лена не помнила — они умерли, когда ей было несколько месяцев отроду. Крестьянскую девочку-сироту удочерила и воспитала бездетная вдовая помещица, которую она почитала матерью. Летом 1917 года, местные крестьяне получив свободу от Временных, по своему народному разумению — свершили месть и правосудие за многовековое угнетение, поделив меж собой барскую землю, разгромив поместье, а "боярыню" зарубив топором.
