Правда о любви (фанфик по Гарри Поттеру)

Присутствие Гермионы облегчило бы его боль и ношу.

Но она не могла сопровождать его. Пусть правила Визенгамота не запрещали женщинам присутствовать на процессах, по негласному правилу женщины, особенно благородные, туда не ходили. За исключением необходимости выступлений в качестве свидетелей, или если они родственницы подсудимым.

— Ты успеешь к ужину или мне подождать подавать?

— Заседание назначено на час дня и вряд ли продлится больше пары часов. Задерживаться в городе я не собираюсь, значит должен вернуться задолго до ужина. Но мало ли что случится. Не жди меня.

— Если не вернёшься вовремя, я отложу ужин на час, а потом покушаю одна.

— Очень хорошо, — пробормотал он небрежно, в противовес теплу в груди, порождённому беспокойством в глазах Гермионы.

— Передавай наилучшие пожелания Рону и мистеру Уизли когда встретишь.

— Обязательно.

На мгновение воцарилось молчание. Гарри знал, что ему пора, но безотчётно желая задержаться, придумал вопрос.

— Тебе что-то нужно из города?

— Нет, спасибо, у меня всё есть... Ты волнуешься?

— Слегка. Совершенно не хочется её видеть.

— Она уже не сможет причинить тебе вреда, — положила она ладонь ему на руку.

— Ты права. Как всегда, — умудрился он выдать нормальный ответ, как будто не дрожало у него всё внутри от тепла её руки сквозь пальто.

Они встретились взглядами, и пришлось бороться, чтобы вспомнить как дышать. В какой уже забытый момент близость Гермионы стала влиять на него? Как сейчас, несомненно и... непреодолимо.

И тут она сама встала на цыпочки и впервые коснулась губами его щеки. Встрепенулись и душа, и тело, где лёгкие забыли прогонять воздух сквозь себя. А голова с трудом усвоила прощальные слова горячим дыханием в ухо:

— Возвращайся скорее.

Он подавил дрожь и вспышку возбуждения. Не собиралась она соблазнять голосом и подразумевать большее, чем простые слова. Это воспалённое воображение рисовало ждущую его Гермиону. И не просто дома, а в его постели, обольстительно одетую, а скорее, раздетую. Живость придуманного образа и ощущение оригинала рядом, её дыхания и запаха заставили покачнуться, и только усилия с трудом удержавшего равновесия тела позволили одержать победу здравой мысли — ничего подобного она не подразумевала. Но мыслью не успокоить бешено бьющееся сердце.

— Я постараюсь, — смог он выдавить сквозь сухость в горле. — Не скучай.

Собрав волю в кулак, он покинул имение.

* * *

— Гарри, мальчик мой! Как приятно видеть тебя.

— Это взаимно, сэр, — улыбнулся мистеру Уизли Гарри.

— Начало заседания перенесли на половину четвёртого, у нас ещё много времени. Прошу тебя, пообедай с нами. Я как раз домой направляюсь.

— Не хотелось бы навязываться нежданным гостем, — ощутив смутное нежелание, попробовал лёгкой шуткой тактично отказаться Гарри.

— Какая ерунда, — энтузиазм мистера Уизли пересилил его обычную чуткость. — Можешь поверить, Молли только рада будет. Она давно уже ждёт не дождётся тебя в гости. Сам знаешь, тебе у нас всегда рады.

— Благодарю вас.

Как и предсказывал Артур, миссис Уизли откровенно обрадовалась визиту Гарри. И очень быстро под влиянием праздничного вида миссис Уизли, хорошего настроения мистера Уизли и знакомой усмешки Рона, Гари успокоился, сбросив владевшее им напряжение ожидания суда.

Он недолго наслаждался, напряжение — нет, скорее неловкость — вернулось. Сначала Гарри расслышал мягкие шаги, а затем отворилась дверь гостиной, и перед ними предстала мисс Джинни Уизли — барышня, с которой, сложись обстоятельства по-иному, без публичных нападок леди Дэнверс на Гермиону, он мог быть уже помолвлен. Единственная из девушек, вызывавшая в нём серьёзное желание ухаживать.

Ощутив укол вины за возможные нелояльные по отношению к Гермионе мысли, которые может вызвать взгляд на мисс Уизли, он понял, что именно этим было вызвано колебание принять или нет приглашение мистера Уизли. Пусть он не желал навязываться, но всё же привык к их тёплому отношению к себе и стал видеть в них практически вторую семью, чтобы отказаться от приглашения просто так.

Скорее всего ухаживание за мисс Уизли казалось естественным способом исполнить желание породниться с ними. И привлекало его в не меньшей степени, чем качества внешности и характера.

Брак с Гермионой положил всему конец. Он ещё не бывал у Уизли после свадьбы — неужели уже месяц прошёл? — но избежать визита в город сегодня оказалось невозможно. Он — ключевой свидетель, но в любом случае он прибыл бы на суд над убийцей крёстного.

Впервые ощущалось явное нежелание видеть мисс Уизли. Он не ждал и не боялся болезненных или предосудительных последствий при общении с ней. Себя он знал, как и свою серьёзность по отношению к брачным клятвам. Он мог не любить Гермиону, хотя сейчас желание перепуталось с приятным и знакомым чувством старой дружбы, беспокоился о её благополучии достаточно, чтобы не огорчать ни в малейшей степени. Но внутри жило лёгкое сомнение, а не пожалеет ли он при взгляде на мисс Уизли, что не она стала его женой? Жалеть не хотелось — он освоился с женитьбой и привык видеть Гермиону каждый день. Но всё равно, жило в нём болезненное любопытство — что он почувствует при встрече с той, кто могла бы стать его женой. сложись обстоятельства чуть по-иному?

— А, вот ты где, девочка моя, — увидев дочь, улыбнулась ей миссис Уизли. — Смотри, кто к нам на обед пожаловал.

Гарри молча поклонился и в который раз поразился её прелести. Пусть рыжий — не самый модный цвет, хотя Гарри, возможно из-за матери, не был беспристрастен, но волосы только оттеняли её живость. Она улыбалась ему почти так же обнадёживающе, как в прошлом улыбалась возможному жениху. Но впервые ему удалось бесстрастно взглянуть на её красоту, что несказанно изумило его. Она была прекрасна — почти идеальные черты, которые не могла умалить лёгкая россыпь веснушек на щеках и носу, и восхитительная фигура, воплощающая изящество своей осанкой. Ни единого выбившегося волоска не омрачало безупречной прелести её облика.

Но, как ни странно, его не затронуло. Первый раз при взгляде на неё он не ощутил ничего.

Она смотрелась почти... слишком идеальной. А он привык к менее заметной, но естественной притягательности Гермионы, приучившись замечать красоту в понимающих глазах и не желающих подчиняться волосах, пряди которых через пару часов после укладки вылезали и, качаясь, касались и щекотали ей кожу. Как будто намеревались лишний раз привлечь внимание к изяществу изгиба шеи и заставить пожелать оказаться на их месте своими губами. Волна тепла прокатилась по телу от мысленной картинки склонившейся к книге Гермионы, когда локоны-бунтари кисточками гладят её кожу.

Моргнув, он заставил себя обратиться к настоящему.

— Мистер Поттер, какая приятная неожиданность, — сказала мисс Уизли. — Надеюсь, что с миссис Поттер всё в порядке?

— Да, благодарю вас. У неё всё хорошо, — машинально ответил Гарри.

— Гарри, я просто хочу сказать, что не стоит тебе волноваться о приговоре, — мистер Уизли отметил его отстранённость. — Я разговаривал с несколькими заседателями. Все совершенно в курсе характера и действий миссис Лестранж. В их вердикте можно не сомневаться.

Гарри не успел ответить.

— Ну, папа, — с небрежной веселостью вмешалась мисс Уизли, — вряд ли стоит развлекать гостя разговорами о неприятном. Такой замечательный день, а вы в тяжких раздумьях.

— Будь по-твоему, моя дорогая, — благосклонно улыбнулся единственной дочери мистер Уизли. — Я не подумал о тебе.

Благодарно улыбнувшись отцу, мисс Уизли перенаправила силу улыбки на Гарри.

— Мистер Поттер, расскажите нам о Годриковой Лощине. Мы все тут мучаемся от любопытства, каков ваш дом? Почему-то я уверена, что у вас там чудесно.

— Не стоит ждать от меня обоснованных восхвалений или критики. Трудно судить беспристрастно о собственном доме.

— Я сойду за беспристрастного судью, Джинни? Значит, подождёшь моего описания, — непринуждённо сказал Рон и обратился к Гарри. — Ты не против, если я воспользуюсь правом старого друга и заскочу нарушить уединение новобрачных голубков?

— Даже не рассчитывай просто заглянуть — мы тебя долго не отпустим.

— Вам надо устроить приём. Ну, пожалуйста. Было бы так замечательно.

Переведя взгляд на мисс Уизли, Гарри дал требуемый учтивостью ответ:

— Вы предвосхитили мои мысли, мисс Уизли. Я поговорю с миссис Поттер, и вскорости мы пришлём вам приглашения. — Он ещё ни разу не произносил "миссис Поттер", подразумевая Гермиону. Показалось странным, что слова так легко слетели с губ.

Мисс Уизли одарила его сияющей улыбкой, которая не так давно казалась ему обольстительной. Гарри слегка покоробило от её настойчивости. Неужели она всегда была такой... сосредоточенной на себе? И всегда демонстрировала пренебрежение к неприятным ей высказываниям, не обращая внимания на мнения других людей?

Вспомнилась очарованность её жизнерадостностью, яркой улыбкой, совершенно незапятнанной беззаботностью, и как она увлекла его не на шутку за несколько месяцев до начала войны своим кардинально отличающимся подходом к жизни. Она казалась лучом света в тёмном царстве, взгляды, улыбки и смех влекли его как мотылька из поговорки тянуло в пламя пресловутой свечи.

Только теперь он заметил в её веселье легкомысленность и надоедливость. Или это просто неспособность думать? Обаятельная улыбка, взрывы смеха — это хорошо и даже отлично, но он, оказывается, ценит ещё и глубину души.

Он вспомнил Гермиону, утешения после кошмаров, спокойное времяпрепровождение в библиотеке. И странное нежелание покидать её утром, сочувствие во взгляде и голосе, и на сердце стало тепло. Он действительно был доволен и счастлив этот месяц с Гермионой.

Но как странно, что понимание пробудилось сразу же, как они первый раз после свадьбы расстались. Тихое счастье. Не дикие всплески восторга, а спокойное удовлетворение, даже вопреки — или благодаря — почти постоянному кипению желания в крови когда бы он ни был рядом с ней. И даже когда не был.

— Итак, Гарри. Как тебе жизнь женатого человека, — как будто прочитал его мысли по лицу мистер Уизли. — Кандалы не слишком натирают, я полагаю? Не подстерегли ли какие-то неожиданности?

В голову запрыгнуло незваное видение Гермионы в ночной рубашке, и тут же вспомнилось бесспорное вожделение. Неожиданно? Да. Но также неожиданно приятно оказалось просто проводить время рядом с ней, как неожиданно его тянуло в библиотеку, просто ради возможности тайком наблюдать, как она читает.

— Никаких неприятностей, — легко ответил он, но незаметно для него взгляд потеплел, а в голосе прозвучали нотки нежности. Пусть сам он оставался в неведении и даже удивился бы, узнав, что проявил чувства, но остальные присутствовавшие отметили этот нюанс.

— Приходи на ужин сегодня, Гарри, как суд закончится, — пригласила миссис Уизли.

— О, да, мистер Поттер, приходите, — с готовностью поддержала её дочь.

— Благодарю вас, миссис Уизли, но у меня ещё есть дела. К тому же я обещал миссис Поттер вернуться к ужину. — Он не обещал, но уже так привык ужинать с ней, что почти не удивился смене ещё недавних предпочтений — с ней наедине вместо весёлого и шумного застолья со всем семейством Уизли.

— Тогда в следующий раз, когда будешь в городе, непременно запланируй ужин с нами, — сказал глава семейства.

— С большим удовольствием, благодарю за приглашение.

К облегчению Гарри объявили обед. За хорошо приготовленными блюдами — семье очень повезло с поваром — разговор стал более общим. Рон обратился к Гарри с предложением согласовать приобретение билетов на самые интересные матчи квиддичного сезона, с чем Гарри легко согласился. Приятными моментом славы оказалась положительная магия его имени — оно практически гарантировало билеты для него, в то время как всем остальным не помогли бы никакие деньги.

Но вниманием Рона завладела миссис Уизли, и Гарри переключился на сидящую с другой стороны мисс Уизли. Не сразу догадавшись, он всё же поинтересовался наслаждается ли она Сезоном.

Откинувшись на спинку стула, Гарри слушал вполуха и позволил плавно переливающемуся голосу скатываться с него, а сам гадал, почему он всерьёз рассматривал возможность взять её в жены. Он бормотал подобающие ответы и улыбался в соответствующие моменты, хотя, убей бог, не вспомнил бы о чём она говорила спустя секунду, мысленно всё больше удивляясь самому себе.

Что он знал о ней? Что он действительно знал и что только навоображал, основываясь на симпатичной внешности, весёлом нраве и нравящихся ему чертах остальных Уизли, которые он без раздумий приписывал ей тоже. А теперь, сидя так близко, что даже руку протягивать не надо, чтобы дотронуться, он ощутил, как далеки они друг от друга. Даже мелочи — вкусы, предпочтения — оставались тайной.

Уже не осознавая, он стал сравнивать с Гермионой, которая за много лет до свадьбы как-то невзначай смогла просветить его относительно своих предпочтений: что ей не нравился розовый цвет, а предпочитала она голубой, зелёный и пурпурный, что любимым временем года была осень, и что её приводил в восхищение первый снег, что чай она предпочитала почти не сладкий, чтобы чувствовать вкус, и ни в коем случае не остывший. Не нравились ей полумеры.

С мисс Уизли всё иначе. Интеллект, мысли, характер — что он знал о них?

Очень мало, если честно. Попытка вспомнить высказанное ею мнение или проявляющий характер случай пробудила в памяти прелестные улыбки и блестящие остроты, взгляды восхищения, помогавшие поверить в себя, и слова опасения за него, когда ему грозила опасность, гревшие душу.

Она беспокоилась, но без понимания и желания понять, что ему предстоит и почему у него нет выбора. А чему удивляться? Что она могла знать о мрачных реалиях войны или чёрной магии? Ничего, если не прилагать сверхусилий. Даже при информировании мужской половины Хогвартса о течении войны, девушек тщательно оберегали от подобных сведений под предлогом их слишком хрупкой природы. За исключением Гермионы, естественно. Та настаивала, что должна быть в курсе, упрашивала его или реже Рона рассказать или даже убеждала профессора МакГоннагал с директором Дамблдором поделиться сведениями.

Яркой картиной остался в памяти шумный скандал, разгоревшийся после объявления Дамблдором всем учащимся независимо от пола о возвращении Тёмного Лорда. Множество девушек сразу лишились чувств, а мисс Лаванда Браун изящно упала в обморок прямо в руки Рону к удивлению последнего и досаде Гермионы. Мисс Уизли тогда сильно побледнела и с трудом удержалась на ногах, но быстро пришла в себя и даже отказалась сесть вопреки уговорам мистера Лонгботтома.

Впервые участвуя в длительном разговоре с ней на самые разные темы, он попытался представить, как бы он рассказал ей о кошмарах или просто о том, что видел и делал на войне. И не смог. Не смог вообразить даже не рассказа, а просто своего желания, чтобы она действительно знала. Но разве не обязанность настоящей жены понимать мужа во всём?