Правда о любви (фанфик по Гарри Поттеру)

— Гарри, ну почему ты мне не рассказывал, что твои предки накопили такую невероятную библиотеку?

— Действительно, надо было. Не пришлось бы уговаривать выйти за меня.

— Естественно, — усмехнулась Гермиона.

— Теперь всё понятно, — начал он предположительно обиженным тоном. — Ты бы не вышла за меня, если бы я просто попросил, и с трудом приняла предложение ради спасения репутации, но не раздумывая согласилась бы, зная про мою библиотеку. — Преувеличенно вздохнув, он обратился к отсутствующей публике. — Какая мрачная перспектива — в глазах жены котироваться ниже собственных книг.

Дразня, Гермиона тихо засмеялась и, одновременно утешая, похлопала его по руке.

— Ты не забыл? Я вышла замуж в совершенном неведении о этом чуде.

— Я пожизненно удовлетворён, — просимулировал торжественность Гарри.

— Продолжай в том же духе, — её взгляд вернулся к обшариванию полок, к его вящему развлечению.

— По крайней мере теперь не надо гадать, где тебя искать.

— И в самом деле.

Гарри опять улыбнулся и указал по очереди на две двери.

— Та дверь — в главный коридор и переднюю часть дома, а эта — в кабинет отца, — сделав несколько шагов, он открыл её.

Кабинет оказался самой мужской комнатой в доме — в отделанном преимущественно тёмным деревом помещении доминировал большой стол.

— Мне рассказывали, что здесь дед и отец занимались счетами и другими делам, иногда скрываясь тут от нежеланных посетителей. Отсюда через библиотеку и заднюю лестницу попадаешь прямо к семейным спальням — идеальный путь отступления.

— Из того, что я слышала о твоём отце, бегством он занимался чаще чем делами, — пошутила Гермиона.

— Очень может быть, — засмеялся Гарри. — Учти, что рассказал мне это Ремус, и можно понять, как он все подредактировал для моего же блага.

— Честь и хвала мистеру Люпину. А для тебя чем будет — кабинетом или убежищем?

— Не знаю точно. Ты планируешь множество неприятных мне посетителей?

Гермиона изобразила глубокое размышление.

— Пожалуй, стоит пригласить мать мистера Малфоя на чай как-нибудь.

Оба понимали шутку, и что миссис Нарцисса Малфой скорее оставит магический мир и станет швеёй, чем примет приглашение магглорожденной Гермионы Поттер.

— В таком случае я добавлю пару замков к моему убежищу.

Гермиона рассмеялась.

— Если позволишь, я договорился позвать Ремуса, чтобы он ввёл меня в курс насчёт счетов, пора мне принять дела имения. Ты не будешь скучать, надеюсь?

— Скучать? В библиотеке? Ах, да. Будет нудно, но вдруг мне удастся утешиться?

Смеясь, он поднял её руку, коснулся губами и вышел.

Присоединился он к ней за ужином, единственной трапезе, которую подавали в большой столовой. Если не было гостей, естественно.

Приборы стояли как положено — его на одном конце стола, её — на другом.

Гермиона подавила вздох. Смешной и абсурдный обычай, когда два человека сидят на разных концах длиннющего стола, не нравился ей. Он отделял Гарри от неё. Но она молчала, не желая выдавать неудовольствие.

Улыбаясь ей, Гарри сел на своё место, но оценив расстояние, встал.

— Смехотворно смотрится. Как будто мы в разных странах сидим, — и направившись к ней, взмахом палочки отлевитировал свой прибор на соседнее с ней место. — Так лучше. Не находишь? Больше подходит для общения. Ты против? — неуверенно замер он около своего стула.

— Нет, ни в коем случае. Я против формальностей, когда здесь только мы.

После ужина они поговорили ещё немного, а потом он проводил её до дверей спальни, где с улыбкой пожелал спокойной ночи и ушёл к себе.

Она в который раз удержала громкий вздох перед тем, как зайти.

Вторая ночь замужества прошла так же, как и первая — в одиночестве.

Глава 5. В безмолвии ночи

Удобный им обоим режим установился быстро.

Обычно Гарри начинал день с полёта. Гермиона занималась делами по дому, советуясь с Дейзи, эльфийкой-экономкой. Если оставалось время до обеда, она гуляла в саду, где к ней изредка присоединялся Гарри.

Во второй половине дня она читала: возможность неограниченного по сравнению с Хогвартсом доступа к книгам любого содержания всё ещё поражала её.

Она изучала галерею с неменьшим упорством чем выполняла задания в школе. Всего через несколько дней она уже запомнила не только имена, написанные, кстати, с обратной стороны холстов, но и краткие биографии большинства присутствовавших на картинах Поттеров.

В этом ей помогли найденные сборники по истории семьи. Особо порадовало, что в последних книгах кто-то, возможно отец Гарри, счёл нужным добавить не слишком почтительные комментарии на полях. Почерк очень похож на Гаррин на момент их знакомства — загиб строк вверх и похожая форма многих букв. Комментарии оживили весьма скучную историю, и было просто приятно обсудить их вместе с Гарри.

На странице одного из предков отец Гарри накарябал: "Самый отважный Поттер, настоящий гриффиндорец. Любой мужчина, способный каждый день глядеть на это лицо, заслуживает моего искреннего восхищения", ссылаясь на его бесспорно некрасивую жену, пусть и очень богатую наследницу.

Запись о Гонории Малфой Поттер: "Мир полон чудес, можно и на незлобного Малфоя наткнуться. Раз лет эдак в пятьсот".

Ещё комментарий: "Храбрая женщина вышла замуж за Гаса, брата моего пра-прадедушки. Тот бросался вещами в домовых эльфов, а однажды запулил в одного их них целый сервиз китайского фарфора. С тех пор у нас на посуде чары неразбиваемости".

Насчёт того Поттера, кто женился на маггловской девушке: "На таком личике я бы сам женился не раздумывая". Леди была удивительно красива: волосы чистого золота, громадные голубые глаза и идеальные черты лица.

Чаще всего Гарри присоединялся к ней в библиотеке, и либо сам что-то читал, либо они обсуждали прочитанное ею. Потом ужин, где их приборы теперь стояли на соседних местах за столом.

Они проводили вместе заметную часть дня. Не всегда разговаривали, но молчанием, как и раньше, достигался уют. Гермиона заметила за собой, что часто она не читает, а изучает его, своего друга и мужа, и задумывается — что это такое, ощущать, как муж желает и любит её, как он целует её и прикасается к ней. Хотя она старалась не слишком лелеять эти грёзы.

Каждый вечер он провожал её до спальни и желал спокойной ночи, иногда целуя руку и даже щёку пару раз, легонько. Но не целовал губ и не касался так, чтобы ощутилось его желание.

Она продолжала твердить, что ей повезло. Он внимательный и добрый муж, неизменно учтивый и заботливый. Всегда рад обсудить прочитанное ею, не отвергая её мысли, мнение и вопросы только потому, что по общему мнению "барышням такое занятие не подобает".

Если честно, то на первый взгляд замужество за Гарри — то, о чём она мечтала. Приятно просто проводить время рядом без риска услышать окрик, что не подобает незамужней девушке и джентльмену проводить время рядом.

Он так давно её лучший друг. Возможно, что в этом корень проблемы — он вёл себя как лучший друг, а не как муж. Она только вздыхала, пока не представляя способа разорвать порочный круг — дружбы уже недостаточно, ей нужны его любовь и его страсть.

* * *

Гермиона проснулась внезапно и всего миг гадала о причине побудки.

А потом она снова услышала приглушённый звук и, совершенно не понимая как, разум, или сердце определил его источник — Гарри.

Мгновенно она выскочила из кровати, накинула халат и впервые зашла в спальню Гарри. Она не обращала внимание ни на что иное, а исключительно на слабо различимую в тусклом свете фигуру.

Присев на край постели, она сразу распознала состояние. Ему снился кошмар, а от смеси смятения, горя и ужаса на его лице ей самой стало плохо. И тут он издал тот самый, услышанный ею, и теперь различимый звук.

— Нет...

Удивившись его сдержанности в момент одержимости страхами, она тут же осознала причину. Он велел себе, принудил себя к тишине. Его воля проступала в напряжении лица и ощущалась в его теле. Он не хотел никого беспокоить, да и кто бы позаботился о нём в моменты его кошмарных видений — родители погибли, крёстный незаконно сидел в тюрьме большую часть жизни Гарри и погиб очень быстро, а от маггловских родственников он получал только злобу. Она уже давно поняла, что невзирая на доверие к ней и Рону и благодарность за их помощь, Гарри в глубине души всё равно ощущал себя одиноким, причём ожидаемо одиноким. Поэтому он заставил себя молча переживать свои кошмары.

Впоследствии Гермиона так и не смогла объяснить себе почему именно в тот момент она осознала, что действительно любит его. Что это не дружба, не преданность и даже не одержимость. Что ей не просто позволено любить, или она может любить, а уже полюбила.

Она любила его. За смелость и доброту, за внимание и отношение к ней, как к равной. За его насмешки, за улыбки и за блеск глаз, когда он улыбался. Даже за вспышки гнева, упрямство и самобичевание. Она любила его.

Слегка сжав рукой его руку, она, поддавшись накатившей нежности, дотронулась до потного лба, ласковым движением убирая волосы в сторону.

— Гарри, — тихо сказала она, И повторила более настойчиво: — Проснись, Гарри.

Очнувшись со вздохом, он попытался проморгаться и разглядеть затуманенным взором окружающее.

— Гермиона? Что...

— Тебе снился кошмар.

— Я тебя разбудил? — нахмурился Гарри.

— Не важно. Ты... ты не хочешь рассказать мне?

Его взгляд скользнул по её распущенным волосам, халату и выглядывающей из-под него ночной рубашке, и, похоже, на его щеках зажёгся лёгкий румянец.

До неё тоже внезапно дошло, что он спит без рубашки, демонстрируя ей открытую грудь, и она в свою очередь тоже покраснела. Тело охватил пожар от смущения, неловкости и чего-то ещё незнакомого и странно волнующего. В заботе о нём она даже не отметила, что сидит на его постели, в его спальне...

Он перевёл взгляд на что-то за её плечом.

— Извини, что разбудил тебя.

Уколола боль от невнимания к её телу — не хочет смотреть на неё? — но непременное желание позаботиться вытеснили застенчивость и мысли о себе.

— Я не знала про кошмары. Часто случаются?

— Нет, — ответил он после запинки. — Уже не слишком часто. Редко. Иногда.

— Ты мне расскажешь о них?

— Мне снится дядя Сириус, — едва слышно прошептал он в конце концов. — Как в него попало проклятье, его взгляд и выражение лица. Пробуждает воспоминание о моей вине...

Голос надломился, когда он вздрогнул, а у неё защемило сердце. Она не видела, её не было где-то на границе Англии и Шотландии, где скрывался тогда ещё разыскиваемый Сириус. Гарри настаивал отправиться предупредить, помочь Сириусу вопреки возражениям всех — её тоже, тогда случилась одна из их очень редких ссор, но она всё равно улетела бы с ним, но профессора Спраут шокировала идея, чтобы барышня подвергла себя сознательно опасности, и профессор МакГоннагал согласилась. Поэтому на выручку отправились Гарри, Рон, Хагрид и оказавшийся в Хогвартсе мистер Чарли Уизли, брат Рона. Всё оказалось уловкой, чтобы извлечь Гарри из-под защиты профессора Дамблдора и Хогвартса. Они попали в засаду, Сириус погиб, Рон и мистер Чарли Уизли получили ранения, но, к счастью, полностью выздоровели. У самого Гарри невеликие травмы тела оказались несравнимы с глубочайшими ранами души.

Он изменился после. Меньше гнева, точнее гнев и горе закаменели в нём. Ей было тяжело видеть его состояние целый год, пока не был убит профессор Дамблдор. Странным образом событие разрушило окруживший Гарри панцирь льда, и он стал самим собой. Пусть взрослее и серьёзнее, но это был старый Гарри. Тогда, наконец, его губы выговорили имя мистера Блэка впервые после его гибели. И только много после он иногда позволял себе улыбаться, вспоминая крёстного. И каждое такое беззаботное упоминание наполняло её сердце облегчением и счастьем.

Она не знала, хотя могла бы догадаться, что он всё ещё страдает от вины. И не понимала глубины страданий, приведших к ночным кошмарам.

— Но самое плохое... — звук голоса чуть громче дыхания, но в нём столько боли, что перехватило дыхание от сострадания, — пришло не тогда, когда я всё переживал. Не знаю, что хуже — тот сон, где я сказал убившее его проклятие или тот, где я смог его как-то спасти. Потом проснуться, а он мёртв. По моей вине.

— Ох, Гарри... — выдохнула она. — Родной мой... — она не думала и не понимала, что говорит.

Его глаза сверкнули, но он быстро отвёл взгляд. Её переполняло сострадание и боль от его боли, что она почти не почувствовала, как сжалось сердце. Нахлынувших эмоций было столько, что они мешали дышать. И она впервые в жизни ощутила недостаток слов. В каком-то языке, несомненно, существовали слова для описания её чувств и способ объяснить, чтобы он понял, что произошедшее — не его вина.

— Не надо, пожалуйста-пожалуйста, не кори себя. Мистер Блэк не пожелал бы такого. Твоей вины не было ни в чём.

Она прервалась, в отчаянии понимая. что он не среагировал, и его взгляд остался затуманенным. Лучше всех она знала как глубоко укоренилось в нём чувство вины, а она не понимала как прорваться сквозь воздвигнутые им барьеры. К нему. Чтобы он поверил ей, простил себя и обрёл покой в душе. Не знала она как и что делать, но не могла оставить любимого мучиться. Слишком любила, чтобы не попытаться.

— Ты на своей шкуре испытал мою прямоту. Был бы виноват — я бы не преминула высказать тебе в лицо, — отчаянно попыталась она пошутить при нижайшем за всю жизнь уровне юмора.

Он только заморгал, смена тона застала его врасплох. Гермиона придержала дыхание в ожидании: что если она совершила ошибку, и не примет ли он эти слова за попытку высмеять его боль? И увидела мерцание улыбки, когда он впервые с момента пробуждения встретился с ней взглядом.

— Похоже так.

Встретив его посветлевший взгляд, она ощутила волну облегчения и счастья. Теперь он слушал, и она мягко постаралась объяснить.

— Ты выбрал предупредить мистера Блэка исходя из привязанности к нему и опасения за его жизнь. — Во всём доме только они двое не спали. И сидя на его кровати в интимном сумраке, она не смогла заставить себя произнести "любовь". — Получилось так, как получилось. А был ли у тебя другой, не идущий против совести выбор? Нет. Поэтому никто, и ты сам в том числе, не вправе обвинять тебя. Ты мог спасти человека из беды, и ты совершенно правильно попытался это сделать. Вся вина лежит на Волдеморте, он воспользовался твоими добрыми намерениями. Пожалуйста, прошу, постарайся поверить в себя и не проклинай свою доброту.

Она прервалась, у неё перехватило горло и защемило сердце.

Странная тишина установилась, пока он смотрел и вглядывался в неё. Навалилось ощущение — то ли страх, то ли надежда — что он достаёт взором до самых глубин души, где видит её любовь и понимает её лучше всех на земле.

Замерев, она забыла дышать, моргать, забыла даже как вообще люди дышат под его пронизывающим взглядом. Как будто хищник загнал в угол кролика, но она, в отличие от настоящего кролика, не желала убегать.