Родственников выбирают

революций. Вот, полно же в Британии индусов — никто из них на улицы не выходит с протестами против говяжьих антрекотов, правильно? А мусульмане не протестуют

против свиных стейков, хотя их религия такую еду запрещает. Ну вот, примерно так же и магглорожденные должны себя вести. А Грейнджер почему-то считает,

что только ее взгляд на вещи — правильный. Все равно, как и какие-нибудь ортодоксальные маги, которые магглов за людей не считают — это уже другая сторона

монеты.

— Глупая она еще, и маленькая, — вздохнул дед. — Оно, конечно, жизнь длинная, всему научит, особенно, если будет вот так из себя выпрыгивать — быстро обломают.

"Как меня, — думал Тобиас, — обломают, и даже не объяснят, за что ломали-то. Маггл! Ну, да, маггл. Что ж ты, Эйлин, дорогуша, за своего-то, мага, замуж

не пошла? Жила ведь с магглом, презирала от души, но — жила. Сына воспитала, чтоб отца родного за человека не считал... Справедливости ради, признай, Тоб,

что ты и не давал поводов-то человеком себя считать. Пил, как свинья, обращался с ними, как свинья — только ли их вина, что смотрели на тебя, как на свинью?

А ты и хрюкал радостно... Только если бы она объяснила все с самого начала — разве я бы пил? Из-за этого — не пил бы. Вот, мальчонка хоть и волшебник,

а меня человеком видит — так разве я смогу с ним свиньей-то быть? И мать его такая же была..."

Рождество они отметили тихо, по уже сложившейся традициии, поставив нарезанных еловых ветвей в кувшин на столе. А утром перед этим кувшином громоздилась

целая куча пакетов с подарками — и от однокурсников — Гарри, и от деда — внуку, и от внука — деду. Радостно шурша упаковками, внук просматривал открытки,

жевал какие-то сладости, предлагая деду попробовать, примерял теплый свитер, подаренный дедом (его связала на заказ старушка-соседка, которой дед помогал

поправить забор). Его подарок деду тоже был вязанным: теплый шарф и перчатки, заказанные им по каталогу. Наконец, остался всего один пакет, на котором

была надпись "Гарри Поттеру". Внутри лежала какая-то легкая серебристая ткань и записка: "Накануне своей смерти твой отец оставил ее мне. Используй ее

с умом. Счастливого Рождества". Подписи не было. Гарри еще раз внимательно осмотрел пакет — казалось, его пронесли через огонь: краешки пакета немного

обуглились и потемнели. Серебристая ткань оказалась мантией-невидимкой, что сразу вызвало недоверчивое хмыканье деда: "Интересное дело, кому твой отец

мог оставить мантию невидимку, когда сам скрывался, вместе с Лили и тобой?" Личность доброхота осталась неизвестной. Мантию же Гарри закинул в школьный

рюкзак, на самое дно. Раздумывать, могла ли спрятать такая мантия его семью от Волдеморта, было немного больно. Возможно — и не могла, но...

Обряд Защиты дома Гарри проводил в Двенадцатую ночь. Вообще и у магов и у магглов Двенадцатая ночь Рождества праздновалась почти одинаково и приметы были

общими. Считалось, что загаданные желания в эту ночь исполняются, а слова, сказанные перед рассветом — наиболее сильны. И как встретишь ее — так и проведешь

весь следующий год. Магглы закатывали вечеринки, запускали фейерверки, а маги творили свои обряды. Конечно, предварительно Гарри все в подробностях деду

объяснил. И что он собирается делать, и зачем.

— Понимаешь, дед, это не просто защита от огня, воров или живности, вроде всяких тараканов или крыс. Здесь еще и защита против недоброжелательно настроенных

лиц. Магов или магглов — неважно. Потому что Дом — это Крепость. Потому что Дом — это Защита. И мы защищаем дом, чтобы он защитил нас. Вот, примерно так,

что ли.

— Хорошее дело, — выслушав внука, серьезно кивнул дед, — не скажу, что шибко во все это верю, но хуже всяко не будет. Действуй.

Гарри обошел весь дом — изнутри и снаружи, рисуя специальной палочкой руны на стенах, рамах окон и дверных косяках. Палочку он обмакивал в зелье, в которое

перед применением капнул крови — своей и дедовой. Руны он еще в школе вызубрил наизусть — их и было всего четыре — и наловчился выводить вязью  даже с

закрытыми глазами. А накладывая защиту, он одновременно вкладывал в каждую руну толику магии, как на уроках Чар при произнесении заклинания. Зелье ему

помогал варить Говард Мюррей, тот самый старшекурсник, с которым он ехал в Хогвартс. Впитывалось зелье мгновенно, не оставляя ни малейших следов. Когда

Гарри, ему показалось — или было это на самом деле? — что над домом встал прозрачный купол, мягкий внутри и шипастый снаружи, словно каштановая скорлупа

невероятных размеров. Теперь он мог не беспокоиться за деда: если не случится никаких чрезвычайных происшествий, дом сам поддержит своего хозяина. А от

чрезвычайных происшествий, увы, не застрахованы ни маги, ни магглы.

Каникулы промелькнули так быстро, что Гарри и опомниться не успел, как уже собирал вещи для обратной дороги. Теперь до самого лета им с дедом предстояла

только переписка: на пасхальные каникулы школьников не отпускали. Ему все казалось, что они с дедом не наговорились до конца, не проговорили чего-то важного

и интересного, и он досадливо хмурился, припоминая, о чем же они еще не разговаривали? Нет — о Снейпе было, дед хмыкал, что Гарри использует на зельеваре

тактику взгляда "в лицо, но не в глаза", раздражающую профессора тем, что привязаться не к чему. И о нежелании декана отпускать его на каникулы — было.

Понятное дело, после рассказа Хагрида о Дурслях, любой учитель предложил бы вариант с каникулами в школе. А о том, что никаких Дурслей уже нет и не будет,

Гарри рассказывать не собирался. Ни к чему это. Если уж Дамблдор смог его маленького отправить магглам, невзирая на кучу магической родни — не стоит давать

ему повода вмешаться в жизнь еще раз. А о чем он не знает, о том у него душа не болит. О дымовой завесе вокруг Философского Камня дед с внуком тоже поговорили

— и дед, что интересно, первым увидел ту несуразность, которая смущала Гарри.

-А кто тебе сказал, что именно тебе ваш лесник должен был проговориться? Может, он всем так проговаривался, язык-то без костей. И если действительно нужно

было сплетню запустить, то он самый лучший кандидат: что сказал, кому сказал — и сам не вспомнит.

Гарри тогда согласился и вздохнул облегченно: параноить по пустякам ему страшно не нравилось. Смутное чувство, что не все так просто — оставалось, но никаких

конкретных зацепок не было, так что волевым усилием Гарри задвинул мешающие сосредоточиться мысли куда подальше и сконцентрировался на сборе школьного

рюкзака.

Впереди была школа, вороны и теплицы с травами. А потом — лето. Всего-ничего, полгода каких-то подождать...

— —

Девятого января на уроке зельеварения Гарри был занят. Он изо всех сил мешал самому себе вспоминать в подробностях прошлый год и жалобное лицо пьяного деда.

Нет, никаких иллюзий относительно Снейпа-старшего и Снейпа-сына у него не было: дед вообще мало что скрывал от внука. И с себя вины не снимал, и чужую

на себя не навешивал. Ни вмешиваться, ни, боже упаси, способствовать их контактам, Гарри не собирался. Деда он о местонахождении его блудного сына известил,

сам блудный сын прекрасно знал домашний адрес: не хотят они видеться — их дело. Тобиаса, конечно, в прошлом году было жаль. А уже в этом, он вполне с юмором

рассказывал о каких-то проделках маленьких Северуса и Лили, не зацикливаясь на том, что Северус, в отличие от Лили, жив-здоров. А на прямой вопрос дед

ответил так:

— Он ведь уже Снейп только по фамилии. А мог бы — наверное, Принцем бы стал, по матери. У него отца нет, ну что ж я поделаю. Не смею препятствовать. Сам

выбрал.

За всеми этими мыслями Гарри не заметил, что профессор стоит прямо за его спиной и вот уже несколько минут пристально наблюдает, как он режет корень валерианы:

сначала повдоль, а потом мелкой косой соломкой. Так в записях Эйлин советовала — для наилучшего растворения корня в зелье. В учебнике было написано просто

"соломкой". Снейп молчал, пока Гарри шинковал свою соломку, молчал, когда Поттер бросил ее в котел и помешивать начал не посолонь, а противусолонь, первые

три раза — это тоже было в тетради Эйлин, как способ консервации зелья в дальнейшем. Класс затих, с ужасом ожидая взрыва профессорского гнева: Поттер явно

делал что-то неправильно. Но Снейп молчал, только бровь задирал, все выше и выше. А зелье у Поттера вышло — как всегда, на "Превосходно".

— Гарри, — шепотом спросил Терри Бут, когда они уже вышли из класса, — а что это сегодня было?

— А что сегодня было? — страшно удивился Гарри.

— Ну как же, Снейп стоял у тебя за спиной пол-урока — и молчал!

— Да? Ну надо же, а я не заметил... Если бы он рявкал, по обыкновению, я б тебе сказал, почему. А раз молчит, значит, привязаться не к чему, — радостно

резюмировал Поттер.

Если бы Гарри мог сейчас прочесть мысли профессора зельеварения, радости бы у него поубавилось. Снейп злился. Снейп просто кипел в ярости. Какой-то маггловоспитанный

щенок машинально — Снейп видел, что мысли мальчишки были заняты отнюдь не зельями! — интуитивно нашел наилучший способ нарезки корней, которому самого

Снейпа обучала мать, и уже далеко не в одиннадцать лет! Да как он посмел! И только потому, что зелье в результате не пострадало, Снейп промолчал. А теперь

глушил ярость, расхаживая у себя в комнатах перед камином, успокаиваясь и смиряясь... И напоминая себе, что Лили тоже зелья любила — вдруг мальчишке досталось

что-то, кроме ее зеленых глаз? Поймать взгляд которых Снейпу так и не удалось с самого сентября.

В теплицах, ухаживая за своими травками, Гарри наконец рассказал Невиллу, для чего он затеял этот проект. И про зелья, которые магглам не помогают, и про

вытяжки из трав, которые помогают и магглам, и магам. Невилл печально вздохнул:

— Я с зельями вообще не очень... И Снейп, как заорет, у меня последние мысли из головы улетучиваются.  Только котлы взрываются, да баллы летят.

— А, — махнул рукой Гарри, — я поначалу тоже дергался и подпрыгивал. А потом начал разделять, знаешь? Вот есть Снейп — злобное чудище, орет, слюной брызжет,

подлавливает каждое неправильное движение, чтобы носом ткнуть. А есть профессор зельеварения, который приходит на урок и лекцию читает. Вот второй — вполне

приличный учитель. Главное их с чудищем не перепутать. Записывать лекцию, запоминать, в учебнике потом смотреть, мало ли, вдруг что-то дополнить можно.

И готовиться к лекции и уроку заранее, чтоб когда чудище полезет, было понятно, о чем профессор говорил...

— Ну ты даешь, — потрясенно выговорил Невилл.

— Учиться-то надо, независимо от профессоров, понимаешь... Потом, когда мы вырастем и школу закончим, кто-то разве спросит, почему мы неучи такие? Или пожалеет

нас, если у нас сплошь тролли в оценках? Нет, точно тебе скажу — не будет такого. Смотрят только на нас и в дипломы. И если дипломы в троллях, значит,

это мы тупые, а не профессора плохие. Или вот, Историю Магии возьми. Каждый год пятикурсники сдают СОВы, а семикурсники — ТРИТОНы. У нас на факультете

все вопросы СОВ и ТРИТОНОВ заранее размножены, каждый год, если что-то новое на экзаменах спрашивают, в список вносится. И готовиться легче, и жить, знаешь,

как-то спокойней, когда заранее готов. А просто годовые экзамены — Бинз по учебнику шпарит, не заморачиваясь. То же самое с ЗОТИ, профессора на нем вообще

не держатся почему-то, каждый преподает, кто во что горазд, а спрашивать-то будут на экзаменах не с них, а с нас... Так что, — подводя итоги, Гарри рубанул

кулаком по ладони, — если на всех профессоров внимание обращать, только невроз себе обеспечишь, а выучиться — не выучишься.

Невилл только вздохнул: неврозом он, похоже, себя уже обеспечил.

Глава 10

Суть проекта Поттера сводилась к двум вещам: он искал травяные составы, способные лечить, как магов, так и магглов, а заодно — учился готовить из этих составов

не просто отвары или настойки, а концентрированные вытяжки, чтобы не заставлять больных пить горькие настои литрами. Известные рецепты работали именно

с шинкованными травами и Гарри было любопытно, почему никто не додумался до того, чтобы выпаривать, к примеру, сок, добытый из трав, и добавлять в зелье

именно его, вместо того, чтобы пихать в котел сено-солому, как ехидничал дед. Когда он впервые обратился к мадам Спраут, это показалось ей интересным:

первокурсник не просто перелопатил библиотеку, он нашел все, что уже было использовано в этой области и предложил свой вариант. Именно поэтому она согласилась

курировать его проект по Гербологии.

Для того чтобы измельчать полученную травяную массу, Гарри привез из дома старинную мясорубку. Но помня, что любое соприкосновение трав с металлом может

"убивать" травы, попросил старшеклассников проверить его формулу преобразования металла в кость, убедился, что все верно и перекручивал теперь свои травки

в мясорубке из слоновой кости. Преобразования как раз хватало на партию трав, потом выдыхался и "рубщик" — повращай-ка рукоятку так долго! — и сама мясорубка

снова становилась металлической.

Затем сок отжимался через специальные сита, и вываривался в котле, прямо у вытяжного шкафа на медленном-медленном огне. Концентрированный травяной сок напоминал

консистенцией желе. Вот с этими желе Гарри и варил несколько лекарственных зелий. И для сравнения — зелья по обычным рецептам, с нашинкованными травами.

А еще проект предусматривал способ хранения концентратов в стазисе. И в конце года Гарри собирался проверить, насколько хорошо сохраняются его компоненты

магическими способами. Понятное дело, что маггловских способов хранения, кроме быстрой крио-заморозки не было. Ее эффект Гарри имитировал заклинанием замораживания

и кубики желе складывал в холодильный шкаф, все там же, в факультетской лаборатории.

В общем, дни его были заполнены по самую маковку, не разделяясь на будни и выходные. Бремя утренних новостей за столом воронов героически взвалила на себя

Падма Патил. Гарри не очень понимал, чем "новости" Падмы отличаются от обычных школьных сплетен, но слушать ее щебет иногда было очень забавно. А еще на

Падму всегда можно было положиться — она не давала Гарри пропускать квиддичные матчи, всегда начиная свой щебет о них загодя.

К пасхальным каникулам Гарри уже не просто вжился в школьную рутину, но и приобрел любимые маршруты, по которым было быстрее передвигаться от кабинета до

кабинета, привык обходить завхоза и его кошку, миссис Норрис — не потому, что боялся или не любил их, а потому, что бурчание завхоза иногда напоминало

ему дедово, и тогда больно щемило сердце и хотелось скорее домой. Иногда в ежедневную рутину внезапным диссонансом врывались какие-то новости — то о шалостях

рыжих близнецов, то о болезни профессора ЗОТИ, или сам профессор Квиррел попадался на пути — худющий, бледный той  зеленоватой бледностью, что бывают у