Львов был деловит и сосредоточен. Держался независимо, но и покровительственные тона в речь тоже не допускал. Играем в равноправных партнёров. Ну, что ж — принято. Мои просьбы выслушал внимательно, равно как и 'пророчества' на ближайшее будущее. На этот раз я 'предсказал' отставку Трепова и назначение председателем совета министров Голицына. Думал, что Львов сначала дождётся исполнения предсказанного, а уж потом доложит о результатах. Но нет. Трепов ещё не покинул кресло, а полковник уже тут как тут.

— По поводу Ежова и в Каинск (как я и предполагал, никакого Барабинска, а уж тем более Куйбышева, тогда ещё не было) я запросы сделал, ответа пока нет. Что касается эсеров. Прошлым летом Ростовским жандармским управлением была ликвидирована боевая эсеровская группа. Группа была малочисленна (четыре человека) и строго законспирирована. Когда их брали — отстреливались отчаянно, потому все были убиты, кроме одного, нашего агента, который их и выдал. Догадались, о ком идёт речь?

— О Войновском?

— Верно, о нём. Так вот. Возглавлял группу некто Седой, весьма известный террорист. Доподлинно установлено, что кроме него и Войновского остальные члены группы не были известны эсеровскому руководству. Даже нам так и не удалось индефицировать их личности. Скажу одно: среди них была женщина. Дело этой группы прислали из Ростова вместе с документами Войновского для передачи в центральный архив, но я сумел задержать его у себя. Если вы не ошиблись насчёт революции, то до этого времени его не хватятся. Значит, мы вполне можем употребить дело ликвидированной группы для своей пользы. Будем считать, что помимо Седого и Войновского в группу входили так же Странник и... — тут Львов вопросительно посмотрел на меня.

— Ведьма, подсказал я.

Полковник улыбнулся, но от комментариев воздержался.

— Значит, Странник и Ведьма. Они уцелели в перестрелке, в которой погиб Седой. Они знали, кто их предал, выследили Войновского и ликвидировали его. По нашим сведениям, Войновский давно уже на подозрении у руководства эсеров, и с этой стороны накладок быть не должно. Теперь о вашем внедрении. Через несколько дней в Александринском театре дают пьесу Зинаиды Гиппиус 'Зелёное кольцо' в постановке Мейерхольда. На спектакле ожидается муж Гиппиус Мережковский, Керенский, ну, и, думаю, кто-то из господ эсеров тоже пожалует. Вы пойдёте на спектакль, прихватив с собой трость Войновского. Дело в том, что в его агентурном деле прописано, что эта трость является неким отличительным знаком этого господина. Заметили, у неё ручка необычной формы? Ваше появление в театре с тростью Войновского вызовет к вам интерес со стороны тех, кто вам нужен...

— ... А дальше по обстановке, — закончил за него я. Прекрасно! Отличная работа, Пётр Евгеньевич.

— Был рад оказаться полезным, — произнёс Львов, отвернувшись в сторону, чтобы я не мог видеть выражения его лица.

— Мне бы ещё описание личности этого Седого, — произнёс я, сделав вид, что не заметил демарша полковника. — Как-то не хочется засыпаться на мелочи.

Львов достал из кармана фотокарточку и молча протянул мне. Группа мужчин позировала стоя на фоне незнакомого мне пейзажа. Присмотревшись, я обнаружил на снимке знакомые лица.

— В центре Азеф, а рядом Савинков, — произнёс я, как бы рассуждая вслух.

Полковник тут же насторожился.

— Откуда вам это известно?

— Пётр Евгеньевич, у НАС эти лица присутствуют в каждой приличной энциклопедии, — снисходительным тоном пояснил я.

— Ну, конечно! — язвительно произнёс полковник. — Я мог бы и догадаться. Эти господа, верно, стали, то есть, я хотел сказать, станут значимыми людьми?

— В какой-то мере, — кивнул я. — Имя Азеф стало синонимом предательства, а Савинков погиб в статусе врага народа.

— Даже так? — изумился Львов. — Что же там у вас такое творилось...

— Скоро узнаете, — усмехнулся я. — Впрочем, с вашей помощью, я надеюсь, нам удастся кое-что исправить. Так кто здесь Седой?

— Слева от Азефа.

...

Вблизи от входа в директорскую ложу ошиваются два каких-то бугаеподобных типа: толи шпики, толи боевики — по рожам, скорее, последнее. Косятся, но не препятствуют. Оставляю корзину возле двери, заговорщески подмигиваю ближнему бугаю и вваливаюсь в ложу. Начинаю молотить языком прямо с порога, пока недоумение присутствующих не переросло в неприятие.

— Господа, прошу прощения за то, что пришёл, не зван, но не смог отказать себе в удовольствии выразить почтение столь приятному обществу. Позвольте представиться: Жехорский Михаил Макарович!

Быстро окидываю взглядом ложу. Две женщины. Вторая, видимо, жена Керенского. Трое мужчин. Керенский и Мережковский на виду, а третий в тени, лица не разглядеть. Если те двое за дверью кого и охраняют, то только его. Похоже, я удачно зашёл. Трость в моих руках он разглядел отлично!

Мережковский, подождав, не добавлю ли я ещё чего, вежливо произносит:

— Сударь, от имени присутствующих я благодарю вас за визит и если у вас всё...

— Ещё одну минуточку, уважаемый Дмитрий Сергеевич, — припускаю в голос просительные нотки. — Позвольте обратиться к вашей очаровательной супруге?

Недоумевает, сомневается, но — вот что значит истинный интеллигент! — соглашается.

— От чего ж? Извольте!

Быстро выволакиваю из-за двери корзину с цветами и преподношу Гиппиус со словами:

— Позвольте, несравненная Зинаида Николаевна, преподнести сей скромный дар в знак глубочайшего восхищения вашим литературным талантом!

Будь ты хоть декаденткой, хоть символисткой, а против лести-то как устоять? Вот и 'белая дьяволица' слегка порозовела щеками, принимая корзину, и хорошо поставленным голосом произнесла:

— Благодарю вас сударь, вы очень любезны!

Произношу с пылом:

— Ну что вы, Зинаида Николаевна, это все мы должны благодарить Отца, что живёте вы среди нас и озаряете нам путь вашим богоподобным талантом!

Совсем растрогалась 'девушка' и в забытьи произнесла фразу, о которой, верно, тут же и пожалела:

— Сударь, нынче вечером мы будем отмечать премьеру в 'Привале комедиантов', что на Марсовом поле, приходите и вы.

О таком я не мог и мечтать! Ай, да Жехорский! Чтобы не дать успеть Гиппиус отреагировать на уже потянувшиеся к ней недоумённые взгляды, я скороговоркой выпалил:

— Почту за честь! — и выкатился вон.

— В ресторан...

— Арт-кафе, — поправил я Ольгу.

— ... Та же хрень, только в полосочку, — ты пойдёшь один. Я там, конечно, тоже буду, но пойду одна и раньше.

Когда Ведьма выходит на тропу войны, спорить с ней нечего: небезопасно, да и виднее ей.

Так что в 'Привал комедиантов' я спустился, будучи полностью уверен в своей безопасности. Пустить меня пустили, но встретили не очень дружелюбно. Несколько вынужденных рукопожатий, столько же натянутых улыбок, мол, мог бы догадаться и не прийти. Я сделал вид, что ничего этого не замечаю, и мне всё нравится. Тогда на меня просто перестали обращать внимание. Это было мне на руку. Теперь тот, кто захочет ко мне подойти, сможет это сделать безо всяких помех. Ждать пришлось недолго. Когда мне на плечо легла чья-то ладонь, я повернулся нарочито неспешно. Передо мной стоял один из тех бугаёв, что пасли ложу в театре.

— С вами хотят поговорить, — произнёс он тоном, дающим собеседнику понять, что это не просьба, а приказ.

Я проследовал за провожатым в служебные помещения, где возле одной из дверей уже тёрся второй бугай. Впрочем, в комнату я вошёл один. За столом сидел господин, которого я, определённо, видел в первый раз, но который мне кого-то напоминал. Пока я напрягал память, господин указал мне на стул:

— Присаживайтесь.

Я уселся, положил ногу на ногу и принялся демонстративно поигрывать тростью. Незнакомец свёл тонкие бледные губы в насмешливой улыбке, столь же демонстративно выложил на стол извлечённый из кармана браунинг и произнёс:

— Как сложится наш разговор, зависит от вашего ответа на мой первый вопрос: откуда у вас эта трость?

Вот так я тебе сразу и ответил!

— С кем имею честь? — холодно осведомился я.

В глазах моего визави заиграли злые огоньки, но он сдержался и так же холодно ответил:

— Константин Чернецкий. А теперь, отвечайте!

— А вы, разве, не хотите узнать моё имя? — удивился я, полностью проигнорировав его последние слова. — Ах, да, ведь оно вам известно. Вы же были в ложе Мережковских, когда я туда заходил с цветами?

Незнакомец дёрнул щекой и потянулся к пистолету. Я тут же обхватил ладонью рукоять трости. Несколько секунд мы буравили друг друга глазами, после чего я сделал вид, что уступаю.

Ну, хорошо, извольте. Эта трость досталась мне в память о неком господине Войновском.

— Это всё? — спросил мужчина, не дождавшись продолжения.

— Разумеется нет, — заверил я его, — но продолжение вы услышите только после того как скажете, кто вы есть на самом деле, вашей вымышленной фамилии мне уже недостаточно.

Мой собеседник задумался, потом, видимо приняв решение, откинулся на стуле.

— Своё настоящее имя я называть не стану, скажу одно: я член ЦК партии эсеров. Теперь ваш черёд.

— А вы знаете, я, пожалуй, поверю вам на слово, — сказал я. — Я, как и Войновский, входил в состав боевой группы Седого.

Лицо моего собеседника стало задумчивым.

— Но ведь группа была полностью ликвидирована жандармами, — произнёс он, не спуская с меня глаз.

— Руки у жандармов коротки! — усмехнулся я и тут же моё лицо посуровело. — Седой действительно погиб в перестрелке, двум другим, включая меня, удалось вырваться из кольца живыми, правда, не скажу, что невредимыми.

— Вы сказали 'двум', но ведь группа состояла из четырёх человек?

— Четвёртый был провокатором.

Лицо мужчины сделалось жёстким.

— Назовите имя! — потребовал он.

— Войновский, — ответил я.

Мужчина на секунду прикрыл глаза, потом посмотрел на меня всё тем же пронзительным взглядом.

— А знаете, я почему-то склонен вам верить! Тем более что Войновский был у нас на подозрении. Но он пропал одновременно с известием о ликвидации группы. Видимо, вы знаете, что с ним стало?

— Знаю. Я его выследил и ликвидировал.

— Ну, хорошо, — сказал после некоторого раздумья мужчина, — будем считать, что на первый вопрос вы ответили. Теперь я хотел бы знать...

— А с чего вы решили, что я буду отвечать на остальные ваши вопросы? — перебил я его. — Я не успел оформить членство в партии, формально как бы в ней не состою и потому не подотчётен её ЦК. Считайте мой ответ на ваш предыдущий вопрос обычной любезностью.

— Благодарю, — насмешливо поклонился мужчина. — Однако если всё сказанное вами найдёт себе подтверждение, то упомянутая вами формальность будет легко преодолена.

— И как только это случится, я охотно отвечу на все ваши вопросы.

— Боюсь, вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Стилет внутри трости, возможно, и уравнивает шансы между нами, но за дверью мои люди, а это, согласитесь, даёт мне ощутимый перевес.

— Действительно? — переспросил я его. — Давайте проверим. Дорогая! — крикнул я в сторону двери.

Дверь тут же открылась, и в образовавшуюся щель просунулось улыбающееся лицо Ольги.

— Мальчики, у вас всё в порядке? — сладким голосом поинтересовалась она.

Эффект был ещё тот. Мой собеседник впал на несколько секунд в ступор, потом вскочил и, схватив пистолет, правда, держал он его при этом в опущенной руке, устремился к двери. Ольга любезно посторонилась, давая возможность оценить нанесённый ею ущерб. Пока мужчина, застыв, разглядывал что-то за дверью, — я примерно представлял, что он там видит — Ольга ловко его обезоружила и перекинула браунинг мне. Однако выдержки ему было не занимать. Мужчина быстро пришёл в себя, твёрдой походкой вернулся к столу, сел и спокойно посмотрел мне в глаза.

— А вот теперь, — дружески улыбнулся я, — когда на меня никто не давит, я, так и быть, раскрою перед вами некоторые карты. Довольно давно я, поляк по происхождению, волею судьбы оказался вдали от моей горячо любимой Родины. И с тех пор постоянно воюю, в надежде на то, что мой боевой опыт когда-нибудь пригодится и моей многострадальной Польше. Несколько лет я провёл в составе французского Иностранного легиона. Потом мне это наскучило, и когда срок очередного контракта истёк, я покинул Легион, Францию и старушку Европу, отправившись путешествовать по Америке. Однако наслаждаться прелестями мирной жизни мне довелось недолго. В Мексике произошла революция, и я опять ввязался в драку, на стороне, как мне тогда казалось, правого дела. Хотя, по крайней мере, с моей стороны, оно таковым и было. На той войне мне повстречалось немало русских добровольцев. Среди них была одна супружеская пара, покинувшая Россию после событий 1905 года. Они оба были великолепными бойцами, особенно женщина, недаром её прозвали Ведьма.

— А как прозвали вас? — неожиданно спросил внимательно слушающий меня мужчина.

— Более скромно, — ответил я. — Всего лишь Странник. Мы были рядом чуть больше года, а потом наши военные дороги разошлись. В следующий раз я встретил Ведьму на пароходе, который вёз нас из Северной Америки в Европу. Встретил одну, поскольку её муж, преследуемый агентами БР, был вынужден пробираться в Россию более длинным путём. От него и по сей день нет никаких известий. Мы же с Ведьмой благополучно прибыли в Европу. И уже через несколько дней, в одном из лондонских пабов, уберегли от удара ножом невоздержанного на слова мужчину, который оказался нашим соотечественником. Так мы познакомились с Седым. Почему мы оказались в его боевой группе рассказывать надо?

— Не утруждайтесь, — покачал головой мужчина, — Седой был отличным организатором.

В комнату вошла Ольга.

— Прошу прощения, — спокойным голосом сказала она, — но дело в том, что в эту минуту здание окружают жандармы.

Мы с мужчиной переглянулись.

— Придётся нам прервать разговор, Борис Викторович, — сказал я, подвигая в его сторону браунинг, — и как можно быстрее покинуть это заведение.

— Как, вы меня узнали? — изумился мой собеседник.

— И, кажется, не один я, — ответил я Савинкову. — Что там парни? — этот вопрос я адресовал уже Ольге.

— Оклемались и готовы к действию.

— Отлично, тогда вперёд!

...

Глава одиннадцатая(с сокращениями)

...

МИХАИЛ

... Уже по внешнему виду полковника можно было догадаться, что есть важная информация. Когда время, отпущенное на светскую беседу, или, проще говоря, разговор ни о чём, прошло, я обратился к полковнику:

— Теперь выкладывайте, Пётр Евгеньевич, с чем пожаловали?

— Буквально два часа назад, начал Львов, — зашёл ко мне в кабинет знакомый ротмистр из другого подразделения. Поскольку мы с ним старые приятели, то разговор проходил в свойской манере. 'Увидел твой запрос по Каинску и сразу поспешил зайти', — заявил после обмена приветствиями мой приятель. 'Есть что-то интересное?' — сразу встрепенулся я. 'Да как сказать, — замялся ротмистр. — Ты Кольцова помнишь?' — 'Это, которого? Того, из вашего подразделения? Ну, как же, помню. Тоже, кажется, в ротмистрах ходил?' — 'Ротмистром его сделали в последний момент, чтобы с повышением отправить, куда подальше от столицы', — несколько раздражённо пояснил мой приятель. А был тот Кольцов, признаюсь вам дорожайший Михаил Макарович, личностью весьма примечательной. Такого лентяя и выдумщика было ещё поискать. До работы вовсе не охочь, зато реляции писал отменные. Начальство его поначалу хвалило, а потом, когда поняло, что реляции те из одной только фантазии и состоят, приложило максимум усилий, чтобы от нас его спровадить. Были у того Кольцова какие-то связи в министерстве, потому и услать его удалось только с чином и званием. Однако вернёмся к моему приятелю. 'И что тот Кольцов?' — спрашиваю. 'А то, — говорит, — что отправили его как раз в Каинск. Теперь вот он оттуда очередную реляцию прислал. Мой полковник, как прочёл, так сразу весь побагровел, и хотел эту бумагу, было, скомкать, насилу адъютант отстоял. В общем, я её тебе оставлю, поскольку она как раз по твоему запросу, а потом заберу'.