Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Зверь какой...
А ведь его мы воспитали. Улица, потом армия.
Впервые за все время работы в КГБ, впервые за все время преступной связи с националистами, проникшими в партию — Анвар Робертович задумался о том, что он творит и чему способствует. Впервые он задал себе вопрос — а смогут ли они контролировать те силы, какие пестуют. Во что превратилось общество и кого оно порождает.
Тот же Габдулла профессиональный лжец, его отец был стукачом (Анвар Робертович посмотрел литерное дело в архиве) и сдал органам немало своих коллег... а Габдулла теперь на тайных сходках националистов говорит про то что "русские истребляли цвет татарской интеллигенции"... с..а, твой отец и истреблял, стучал на друзей чтобы самому пробраться к кормушке и пробрался. Ты говоришь о том, что русские забирают для Москвы наше, татарское мясо... а не ты ли его и отправляешь? Ты. Мразина лживая, конченая. Но его оружие — интриги и донос, а оружие этих — нож, кулак, заточка. А скоро и автомат — будет?
И что тогда?
01 марта 1986 года
СССР, ТАССР
Казань
Очередная бессонная ночь — сколько их было и сколько еще будет...
Днем случилось серьезное ЧП на железке. В составе одного из поездов шел вагон со специзделиями из Ижевска, по правилам этот вагон сопровождала милиция. Точнее, спецмилиция, в Ижевске был спецполк милиции по охране оборонных производств, в него призывали как в армию, служили так же два года, у бойцов были автоматы и армейская форма — с милицейскими погонами. К спецвагону был прицеплен вагон с сопровождением, вот там и случилась трагедия: ночью один из "спецмилиционеров" сопровождавших груз застрелил двоих сослуживцев и тяжело ранил еще одного. Вагон остановили на ближайшей крупной станции — Казань. Выставили оцепление.
Пока ждали прибытия следователя — Торопов успел переговорить с задержанным и снять с него объяснения. Вообще-то делом должна была заниматься то ли "железка", то ли сама спецмилиция — но на железке не хватало людей, как всегда — а спецмилиция ближайшая находилась в Перми. Дело было очевидным, хотя и страшным — дедовщина. Обычное для советской армии явление, где-то неравнодушные офицеры давили ее — а где-то считали нормальным способом "воспитания молодых" и вступали в негласный сговор с дедами. Здесь дело кончилось плохо — деды не рассчитали, что у молодняка тоже оружие, причем постоянно, по правилам часовой на охране спецвагона должен был стоять не с штык-ножом, а с автоматом Калашникова с полным подсумком. Вот трагедия и случилась...
Поговорив с подозреваемым... хотя коего черта подозреваемый, дело очевиднее некуда — Торопов передал материал знакомому начальнику железки. Надо сказать, что он сделал для того несчастного паренька, ставшего убийцей все что мог — вписал в первичный материал его слова о том, как над ним издевались деды. Валиеву — начальнику казанской железки, тоже бывшему комсомольцу — Торопов доверял как самому себе. И знал, что тот зарегистрирует материал как положено — а дальше от него отмахнуться будет очень сложно. И паренька не расстреляют втихую, отсидит свои пятнадцать и выйдет, может даже по УДО. И это будет справедливо...
Греясь чаем в вокзальной забегаловке, Торопов смотрел на спешащих на поезд людей, которых должен был защищать и мрачно думал о том, что не давало ему покоя. Страна была беременна насилием. Вот эти деды, которые издевались над молодыми — кто они такие? Кто их научил так себя вести, кто их научил искать себе в молодых прислугу и собачонок для битья? Школа? Пионерия? Это ведь не в армии зарождается, это приносится с гражданки — а в армии приобретает подчас такие страшные формы, потому, что из казармы или из спецвагона никуда не денешься. Драки были всегда, еще до революции дрались — улица на улицу, женатые с неженатыми. Вон там, дальше — исторический район Казани, базар, там в пятидесятые, в шестидесятые — была драка каждые выходные. Только правила были, упавших не били, в мясо никого не забивали, а проигравшая сторона по традиции покупала для победителей пирожки с ливером на базаре, для чего их там жарили по двести — триста штук разом. Но из драки этой — выходили друзьями, вместе потом ели пирожки, а в понедельник шли работать. Никто не говорил, что если ты проиграл в драке, то будешь мне теперь прислуживать, никто не пытался унизить другого или других. Не было таких категорий как "чушпан", и уж тем более не было традиции коллективного обоссывания. За такое отцы-фронтовики — головы бы открутили.
А теперь это есть. В советской стране. Как так?
Доев пирожок и с грустью посмотрев на пустой стакан с чаем — еще бы выпить, но времени нет — Торопов пошел на выход. Их "розыскная" шестерка стояла далеко, на привокзальной площади было много машин, среди них были и милицейские, на одной была включена мигалка. Под ногами струились грязные ручьи, пахло весной...
— Майор Торопов...
Он повернулся. Аккуратный, средних лет человек — смотрел на него. Он машинально прикинул словесный портрет — так всегда делал.
— Нам нужно поговорить.
Майор покачал головой
— Мне это совершенно не нужно. Удостоверение предъявите
Человек принужденно улыбнулся, достал красную книжку
КГБ СССР
— Откройте
Камиль Ахмедович Исхаков. Скромно записан как "сотрудник", значит — оперативное подразделение. Кстати, говоря, еще десять лет назад — в УКГБ по Татарской АССР работали в основном русские. Это не значит кстати, что татарин не мог стать сотрудником, просто их после учебы направляли работать в другие регионы.
— Я задержан?
За спиной КГБшника нарисовался один из парней Торопова из шестерки...
— Ну что вы. Просто поговорить. Предлагаю к нам проехать
— Нет времени. Вон там, в гостинице — ресторан на первом. Посидим там если хотите
КГБшник согласился
— Давайте...
В советские рестораны пускали не всех и не всегда, но понятное дело, по корочке — пустили. Заказали дежурное блюдо, компот. Из магнитофона, подсоединенного к колонкам — напевала Пугачева...
— Признаться, Айдар Камилевич, мы с вами знакомы уже — сказал КГБшник — хотя и заочно
— Вот как? — нейтрально ответил Торопов
— Я на территории начинал, еще тогда про вас говорили.
...
— И борьба с национализмом — наша общая работа
Ой...
— Да, такая проблема есть — снова нейтрально увел в сторону Торопов — хотя я не считаю ее приоритетной.
— Вот как? А какую считаете приоритетной?
— Уличное насилие. Пацанов, которые в четырнадцать лет друг другу голову пробивают молотком
— Это да... — пригорюнился КГБшник — откуда только это взялось. Упустили молодежь.
Торопов не верил ни одному сказанному слову. Он прекрасно помнил "прекрасные времена" Федорчука, сколько людей тогда оклеветали, выгнали, посадили ни за что. Федорчук, бывший особист времен ВОВ — даже не скрывал своего презрительного отношения к новым подчиненным, приказав первым делом составить список сотрудников — владельцев личного автотранспорта. Пофиг какого, хоть Запорожца. По регионам полетели "птенцы гнезда чекистского" наводить порядок — они ничего не умели кроме одного — обвинять своих. Которые им не были своими. Странно — но при Федорчуке уцелел тот, кто должен был полететь первым. Юра Чурбанов, первый замминистра, бывший майор политотдела Внутренних войск, ставший генерал-полковником за несколько лет. Вот уж кого можно было обвинять! Но нет.
Для власти и для низов — всегда были разные правила...
Торопов молчал, предлагая говорить собеседнику.
— Я вот, собственно, чего хочу с вами познакомиться — наконец растелился КГБшник — по вам приказано провести проверку. Сами понимаете, для чего.
Понятное дело. Казимир выполнил обещание — его выдвигают. Но, ни одно выдвижение — не может состояться без справки КГБ. Эта система "бдит" за всем советским обществом, каждое более — менее серьезное предприятие, организация, орган — находится в "оперативном обслуживании". И перед тем как решиться на кадровое назначение — любой вменяемый начальник попросит "справочку", чтобы прикрыться в случае чего.
Правда КГБшникам тоже несладко. В чужую душу не заглянешь, правда. А если что случится, если не "оправдает доверия"? Поднимут личное дело, посмотрят, кто давал справку — объективку. Тоже понесет ответственность — как и руководитель партийной первички...
Система, предусматривавшая жесткую и персональную ответственность, своего рода круговую поруку — на самом деле превратилась в ничто: все ответственные лица, в том числе в КГБ освоили умение писать характеристики так, что их можно было истолковать в любом направлении, так что о человеке ничего нельзя не самом деле понять. Выглядит хорошим — но тут и тут по обмолвкам можно понять что плохой. Но это если ты не поссорился с теми, кто должен будет писать на тебя характеристику-объективку. Тогда напишут так, что опытный бюрократ поймет, что с этим человеком дела иметь нельзя, чужой он. Но опять же — напишут в таких выражениях, что не прикопаться. Вроде и хороший, а на самом деле...
— Возможно.
— У вас в деле есть несколько... скажем так, пятнышек.
...
— Например, та история с взяткой.
— Которая не получила подтверждения — доброжелательно улыбнулся Торопов — мы как юристы понимаем, что нет приговора суда, человек не виновен
Исхаков промолчал — хотя подколку он понял. Он не был юристом. Даже заочным. Кто он был? А просто активист — стукачок из студенческой среды, которого курировавший его опытный и авторитетный опер за усердие поднял сначала из "доверенного лица" во внештатники, а потом и в штат провел, в пятое управление. Закона он практически не знал, пару инструкций внутренних выучил и ладно — и старшие товарищи показали, как бумаги писать. Того и довольно. Серьезных оперативных успехов за ним тоже не было. Если сравнить его с Тороповым... Исхаков никогда не разговаривал с пятнадцатилетним подростком, который только что проломил сверстнику голову торговой гирей, не брал в больнице показания у водителя автобуса, который пытался защитить своих пассажиров когда разъяренная толпа опрокинула и подожгла автобус, не видел как на его глазах раздавили Камазом его друга, который сумел записать сходку националистов. Но тем не менее, Исхаков в негласной советской иерархии был старше Торопова — тоже майор, но ГБ — то есть, полковник. Чудны дела твои...
Но и Исхаков не понимал, во что его втянули, и почему его сделали начальником — хотя он был дуб дубом, прости господи. Начальником его сделали, чтобы потом он за все отвечал. Кукловоды — понимали, что ситуация изменилась, что милиция сейчас в фаворе у Генерального, а КГБ он не совсем доверяет. И что Торопов — человек Казимира Новикова, а Новиков — один из тех, кого Демидов, Карпец, Гуров и прочие — подтягивают в столицу, чтобы сформировать корпус опытных, матерых, готовых на все милицейских волков — разыскников. Которые не читателей Солженицына преследовали и брали. А бандитов и убийц. Знали они и о том, что Новиков либо подобрался к ним вплотную — либо уже что-то не подозревает, а точно знает. Про то, что в пятом управлении КГБ есть люди, готовящие сепаратистские мятежи и развал страны. Про то, что в массовых драках на казанских улицах — куются кадры для гражданской войны. И что, получив новую должность — он попытается вывести их на чистую воду.
Исхаков был громоотводом. Он в оперативном плане был дураком, не контролировал своих подчиненных (хотя думал что контролировал), хотя должен был за них отвечать. Как дураком был полковник ГБ Халеев, которого посадили на должность с кресла первого секретаря райкома партии, и думали, что он будет контролировать органы от имени партии — хотя по факту получилось, что это органы его контролировали. Теперь если что, отвечать будут они, а не те теневые структуры в партии и органах...
Кстати, а как образовались теневые структуры? Очень просто — партия и органы боролись с татарским национализмом. В этом качестве они общались с националистами и вынуждены были читать их литературу. Постепенно некоторые пришли к резонному выводу: если процесс нельзя победить, его надо возглавить. И возглавили. Против чего боролись — на то в итоге и напоролись. Заодно были и вполне резонные соображения — что например союзные республики получают больше, чем автономные. Что по статусу — союзной республике положены собственная Академия наук, Верховный совет и много прочего — то есть куча теплых местечек с хорошей зарплатой. Что если где-то народное недовольство — то власти в Москве чтобы его погасить улучшат снабжение. Парадокс — но сепаратизм провоцировала сама система! Система плодила замкнутые местнические группировки, а так как распределение ресурсов было замкнуто на центр, на Москву, то интерес таких группировок был понятным — урвать как можно больше ресурсов из центра. Тем самым они вступали в конфликт с соседями, которые хотели того же самого, и при ограниченном объеме ресурса кто-то неминуемо проигрывал и затаивал обиду на соседей и на центр, конечно. Ну и рано или поздно рождалась в головах идея — отделиться и наверх ничего не давать, все оставлять себе. И конечно, каждый был твердо уверен в том, что его объедают.
Ну и еще одно соображение, банальное но от этого не перестающее быть актуальным. Если не будет националистов — зачем нужны будут органы?
— Речь не об этом — подумав, сказал Исхаков — совсем не об этом, вы меня неправильно поняли. Вы ведь член партии, так?
— Кандидат
— А до этого были комсомольцем, так?
— Был.
Торопов пока не понимал, куда пытается вывернуть собеседник
— Партия — это стержень в нашей нелегкой работе. Моральный ориентир...
Торопов подумал — интересно, почему чем громче слова, тем ничтожнее дела? Вот почему так, а?
При этом его нельзя было назвать антисоветски настроенным. Антисоветски настроенный человек не стал бы вступать в комсомольскую дружину, что уже тогда представляло опасность. Не стал бы тратить свое время по вечерам на то чтобы патрулировать улицы. Но он уже не доверял тем кто говорит громкие слова, так как знал что дел за этими словами — нет.
— Согласны?
— Да, конечно.
Ободренный Исхаков продолжил
— При этом, нельзя отворачиваться от того что кое-где у нас еще существуют нездоровые явления. Пьянство, например
Он что, серьезно?
— Или разгильдяйство.
Исхаков требовательно посмотрел на него
— Вот вы, Айдар Камилевич, можете сказать, что такого среди тех работников милиции, которых вы знаете — точно нет?
Полный идиот
— Бывает, конечно. Мы все люди...
Понятно, что это было и в казанской милиции и везде. Руководство понимало, что после смены стресс иногда нужно снять. Но если кого-то ловили — не было случая, чтобы не наказали. Обычным было дежурство в выходные, некоторых направляли на работу в вытрезвитель.
— Вот. И пьянство — это всего лишь первый шаг к тем проступкам, мимо которых мы, как офицеры и коммунисты не можем пройти мимо.
...
— И потому, Айдар Камилевич, если партия доверит вам такую важную работу, она вправе рассчитывать на то, что вы будете честны...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |