Год Дракона, или Возвращенная призраками

Девушке стало не по себе, даже передернуло. И сколько еще всяких чудищ, видимых и невидимых, бродит по этим дорогам?

— А что она от нас хочет?

Лисица пожала плечами:

— Кто ее знает? Это же Бьякко, она появляется там, где пожелает. Кицунэ — свободный народ, мы ни перед кем не держим ответ, тем более перед людьми. Одно могу сказать: если бы она хотела нанести нам вред, то уже давно бы это сделала.

Призрачная лиса пригнулась на своей скале, будто вглядываясь в бредущую за несколько тё от нее троицу. Глаза ее потемнели и, взблеснув фиолетовым, медленно потухли. Туча потеряла форму, распалась и истаяла в воздухе, как не бывало. Пустырь закончился, и теперь путешественники оказались под кронами садовых деревьев. Здесь было темно, хоть выколи глаз, и если ловкая Хитоми еще хоть как-то ориентировалась вслепую, то Тихиро спотыкалась через каждые пять шагов на шестой, а один раз, шарахнувшись в сторону, налетела на Каонаси. Несмотря на частичную бесплотность, увесистый тычок в живот он ощутил вполне осязательно и даже охнул от неожиданности. Девушке показалось, что внутри него что-то хрустнуло или щелкнуло, но такого не могло быть, ведь ёкаи его породы не имеют настоящих костей и суставов.

— Вы там чего? — оглянулась Лисица.

Увидев сверкнувшие в ее глазах изумрудные искры, Тихиро вдруг опомнилась:

— Эй, а куда подевался мой телефон? В нем же была подсветка! Вот тут лежал, в кармане!

— Этот? — вдруг спросил Каонаси повседневным тоном и вытянул из пасти включенный мобильник Тихиро.

— Ага! — обрадовалась она, хватая телефон, и тут до них с Лисицей дошло.

— Чего?! — завопили девушки в один голос, бросаясь к Безликому. — Ты что, можешь говорить?!

— Ах!

И оборотень указал пальцем на телефон в руке Тихиро. Только тут она заметила на дисплее активированный гаджет-игрушку, в которой неведомый зверь спустя пару секунд после произнесения повторял любую фразу, подражая голосу оригинала. Вот и теперь он не подвел. "Чего?! Ты что, можешь говорить?! Ах!" — послышалось из динамика.

15. Ночной разговор

Оказалось, споткнувшись и ткнув Каонаси локтем, Тихиро случайно включила свой телефон, который вывалился у нее из рюкзака во время сюрреалистической транспортировки и остался незамеченным в брюхе оборотня. Эх, догадаться бы раньше! Тихиро ни за что не стала бы расходовать заряд аккумулятора на всякую ерунду, а теперь его осталось всего ничего, и хотя в сумке валялось зарядное устройство, толку от него здесь было ровно столько же, сколь от письмен на текущей воде. А ей так много хотелось спросить у Безликого!..

По его признанию, прибор, находясь внутри него, говорил вслух то, что сам Каонаси хотел бы сказать, но не мог. Мистическим образом он озвучивал мысли бродяги, и, надо заметить, странный это был спектакль. Ведь когда мы пытаемся что-то сказать, то перекладываем складывающиеся в уме образы на символы известного нам языка, многое теряя или искажая по пути, но зато донося хоть что-то до понимания собеседника. Безликий так не умел, а гаджет подхватывал поток его мыслей и составлял из них такую мешанину, что уже через пару минут попыток пообщаться с ним Тихиро начала ощущать себя пациенткой психоневрологической лечебницы. Однако им с Хитоми удалось выпытать у него кое-какие откровения. По признанию самой Лисицы, она поднаторела в деле трактовки мудрых сентенций, еще будучи в услужении одного кицунэ-монаха, поэтому разгребать поток сознания Каонаси для нее являлось уже детской забавой.

— Вот где, я скажу вам, была морока! — сказала она. — Если бы кто-то предупредил меня, что на самом деле включает в себя стиль Огненного Хвоста и отчего у Мастера нет ни одного ученика, я сто раз подумала бы, прежде чем покидать родную нору в том направлении... А потом было уже поздно.

Безликий пожалел ее и сочувственно погладил по копне рыжих лохм.

Посовещавшись, они решили не плутать по темноте, а дождаться рассвета прямо здесь, в саду, найдя для этого какой-нибудь глухой уголок. Хитоми явно не хотела оставлять их один на один, но усталость и бессонная прошлая ночь взяли свое — перекинувшись в неприхотливую лису, она легла у корней старой яблони, ветви которой почти стелились по земле, и отключилась.

— Каонаси, это...

— Юкити, — тихо поправил он, повернув маску к Тихиро, и уточнил: — Имя.

— Угу, поняла. Странно.

— Странно?

— Странно, потому что мне сначала приснилось это имя, а вчера так же называла тебя она, — девушка едва сдержала неприязненные нотки, вспоминая, как по-хозяйски домогалась его Хитоми.

— Имя, — согласился он, и в тоне его прозвучала радостная улыбка. — Есть имя!

Тихиро подвинулась к нему поближе и приподняла с одного плеча край одеяла, в которое зябко куталась:

— Нужно?

Он скрестил руки перед подбородком:

— Не холодно. Ты грейся, а я так. Ты была с вопросом... да?

— Да! Это ведь с нею вы были тогда, в городе? Когда я попала в аварию! Это же ты был Хаку тогда, правда?

Безликий дрогнул. Гаджет внутри него запищал, борясь с его волей в нежелании отвечать и необходимости ответить. Тихиро почти угадала, а не увидела во тьме его преображение: он уже не был призраком, но пока еще не приобрел полностью человеческое обличие, как прошлой ночью в святилище, с Хитоми.

— Тихиро была... нужна. Обиделась? Ты обиделась?

— На кого? На Хаку, за то, что он о чем-то сговорился с тобой у меня за спиной и позволил тебе себя проглотить, чтобы ты получил его внешность? Или на тебя — за весь этот...

— Тебе было плохо.

— Я уже привыкла к этому, и ваш сговор не был выходом...

— Тебе было плохо?

— О чем ты?

Он притянул ее к себе. Кажется, даже руки его сквозь бархат перчаток стали теплее, а через ткань уже не призрачного балахона ощущалось тело, вполне живое, и даже тихий, но быстрый перестук в груди идеально имитировал настоящее сердцебиение. Не видя его лица, Тихиро узнала тот нежный, почти робкий, едва касающийся губ поцелуй.

— Нет, — призналась она, пытаясь хотя бы на ощупь запомнить его черты, проступившие вместо проклятой маски, которая будто растворилась в тенях. — Нет, мне было хорошо. И печальнее всего то, что мне тогда было так хорошо, как никогда в жизни...

— Печальнее? Почему так?

— Потому что этого больше не будет, а я уже успела узнать, что так бывает. Это хуже всего.

— Когда он всё вспомнит, так будет. Потом. Всегда. Он забыл, просто забыл. Но ничего не исчезает, это мы не всё помним. Так тебе говорила Дзениба, да? Да.

Тихиро сникла, пальцы ее напоследок скользнули по его губам, и она доверчиво прижалась щекой к плечу Безликого, который уже не был так безлик:

— Я не хочу об этом думать.

— Тогда подумай о том, чего хочешь ты. В жизни. Важно, — он гладил ее по голове, как маленькую.

— Еще в школе и после нее я сильно хотела стать журналисткой. Даже поступила. Дважды. А вот у Нигихаями не получилось. Я не знаю, почему, он всегда хорошо учился...

Каонаси осторожно положил ладонь на ее губы, прерывая речь:

— Не хочу о Хаку. Я знаю о нем. Я не знаю, что нужно самой Тихиро.

— Но теперь, когда я побывала индюшкой из-за этих, на стене... — девушка поежилась. — Даже и не знаю. В нашем мире их воздействие так не ощущается, как здесь. Так очевидно. И страшно. И я не хочу стать одним из болтливых призраков.

— Не забывая кое о чем, не станешь. Ты будешь другой. Другим журналистом.

— А если забуду?

Он озорно засмеялся:

— Ты сможешь забыть вкус вяленого тритона?

Тихиро даже перекосило:

— Бя-я! Зачем ты напомнил?! Да и какая разница, чего я хочу. Здесь это не играет никакой роли, а когда я выберусь отсюда и вернусь к прежней жизни, то даже страшно представить всю эту рутину. А ты? — она отняла голову от его плеча, пытаясь угадать очертания темного профиля на фоне звездного неба, но все было как во сне — зыбко, неуловимо, но притягательно и загадочно. — Ты кем-то хотел стать, когда у тебя были имя и лицо?

Каонаси невесело хмыкнул и кивнул:

— Да. Хотел лечить. Плохо помню, но это — точно.

— Ты хотел стать врачом?

— Давно. Это грустно, грустно. Плохо, что не помню. А ты не забывай. Нельзя забывать о том, что хочешь. Ты теряешь свое лицо не тогда, когда идешь наперекор чужим ожиданиям. Ты теряешь его тогда, когда отворачиваешься от своей мечты.

Тихиро теперь сама потянулась к нему и поцеловала, но когда сонливое блаженство стало переходить в возбуждение и страсть, призрак — уже призрак — отпрянул.

— Спи, — повелительно сказал он голосом дурацкого персонажа из игры, проведя рукой по ее макушке, и когда девушка, мигом заснув, ткнулась носом ему в шею, добавил шепотом: — Ты будешь помнить, Тихиро. Никто не отнимет у тебя ни лицо, ни имя, ни мечту.

16. "Ворвитесь, пожалуйста!"

Несмотря на очень ранний час — они выдвинулись в путь еще по темноте, до рассветных сумерек — в окнах домика бывшей юны Савагути горел свет. Это было подозрительно, и Хитоми, велев спутникам спрятаться где-нибудь возле амбара, пошла разведать, что творится в доме слизней. Каонаси теперь снова был нем: Тихиро попросила его поберечь аккумулятор телефона для каких-нибудь экстренных целей, и они выключили игру.

— Знаешь, — шепнула она, когда востроухая Лисица отбежала на достаточное расстояние, чтобы не услышать ее голос, — я задаюсь вопросом: если дядюшка Кюби и Дзениба отправили меня сюда и пообещали помочь с Хаку в надежде, что я всё сделаю как надо, то что же тогда они посулили Хитоми? И за какую услугу с ее стороны? Что-то у меня большие сомнения в ее бескорыстии...

Безликий кивнул, но пожал плечами. В то, что он подписался на этот поход исключительно ради старой волшебницы, которая двенадцать лет предоставляла ему свой кров и чему-то учила, девушка поверить еще могла. Но вот любой из лисьего народца счел бы оскорблением как требование, так и предложение бесплатной услуги. Выкружить хитростью, обвести кого-то вокруг пальца — для них это то же самое, что и честно заработать. Но принять в дар... Нет, уважающий себя кицунэ не пойдет на такое. Даже зная о том, что на другие расы этот закон не распространяется, они все равно будут стараться никому ничего не давать просто так. И уж конечно — просто так не возьмут, как ни уговаривай. Поняв эту несложную истину из разговоров с Хитоми, Тихиро немного успокоилась в отношении Кюби и Дзенибы: она не сомневалась, что запевалой в этой паре был он, а значит, именно он и определял награду сообразно своим привычкам вместо того, чтобы просто попросить человеческую девушку о помощи. Мудрые люди в ее мире говорят: "Пусть лучше мир будет должен мне, чем я — миру". Кицунэ рассуждают шире: "Нельзя, чтобы ты был должен, нельзя, чтобы должны были тебе". Только так они могут чувствовать себя полностью свободными и не привязанными ни к какому-либо месту, ни к какому-нибудь живому существу. То, что люди сочтут меркантильностью, для странников по мирам всего лишь жизненное кредо, ничего личного.

На горизонте посветлело, и в темноту будто добавили каплю извести, которая растворилась не бесследно, а слегка разбавив индиго ночи. Где-то вдалеке послышался многоголосый панический клекот, уже такой знакомый и неумолимый, как судьба. Хитоми не возвращалась, зато свет в окнах погас. Услышав стук копыт, Тихиро и Безликий присели за каменной тумбой перед амбаром и переглянулись, когда мимо проскакали всадники в одеждах древних самураев — и, кажется, под чудовищно искаженными доспехами не было ничего: ни лиц, ни тел.

— Ты не знаешь, кто это такие? — потрясенная, спросила девушка, настолько жуткими показались они даже ей, привыкшей к фрикам этих мест и довольно искушенной в области ужастиков благодаря кинематографу родного мира.

Он кивнул и, включив звукоподражатель, добавил, что они похожи на гонцов Эммы Дай-О*. Тихиро недоверчиво засмеялась:

— Шутишь? Это же детская страшилка!

Каонаси ничего на это не ответил. Если он и умел шутить, то сейчас был явно не тот момент.

Лисица вернулась, настороженно озираясь, со вздыбленной шерстью, в звериной ипостаси, и даже не сразу смогла обратиться человеком. Ядовито-зеленые искры сыпались из ее глаз, ноздри подрагивали:

— Вы это видели? Яххо! Ущипните меня: кажется, у Савагути только что побывали посыльные царя Эммы! Хуже всего, что они не просто устроили обыск, как тут заведено в последнее время. Нет! Они искали кого-то поважнее спрятанных индюков!

— Тут заведены обыски? И с каких пор?

— А что, я разве не говорила? — притворилась удивленной хитрая бестия, не моргнув и глазом. — Последний раз я виделась с местными еще до воздвижения незримой стены. Они мне рассказывали, что стражники из свит высокопоставленных гостей Юбабы теперь шныряют по домам. Ищут птиц или тех, кто еще не до конца успел стать птицами. Говорят, здешние иногда прячут у себя этих индюков... Но никто тогда и не заикался, что эти стражники — духи самого Эммы! Ф-ф-ф!

Хитоми почти по-кошачьи глухо зашипела, а рука ее между тем беспрестанно крутила набалдашник катаны. Тихиро только теперь поняла, насколько хочет вернуться домой. А там залезть, как в детстве, под одеяло с головой, и чтобы тот черный, что караулит ее за шкафом и хочет укусить за пятку, ушел несолоно хлебавши. Это потом, в десять лет познакомившись с настоящим черным и способным укусить не только за пятку, она перестала бояться и выдуманного. Но то, какой ужас распространяли вокруг себя эти бесплотные всадники с раскаленными мечами Ёми у луки седла, в головных уборах, напоминавших и самурайский шлем, и — одновременно — конский череп, нельзя и сравнить бы с детскими страхами Тихиро. Это были призраки ночных кошмаров, после которых просыпался не каждый.

— Идем к слизням, — распорядилась Лисица и, сделав шаг, бросила взгляд на Безликого. — Только ты, нопэрапон, лучше скройся с глаз: не думаю, что тебе обрадуются, да еще и после визита гончих из Ёми... Представляю, каково им сейчас!

Он согласно поахал, покивал, выплюнул телефон в ладони Тихиро и начал растворяться в воздухе. Девушки уже хотели было идти, но Тихиро задержалась на секунду дольше и поняла, что у него какая-то заминка. Окликнув Хитоми, она уставилась на призрак. Так и не исчезнув полностью, тот вернулся в реальность, растерянно посмотрел на руки, отрастив их до нормальных размеров и снова превратив в коротенькие отростки, торчавшие чуть ли не из талии, заглянул себе за спину, акробатическим образом завернувшись калачом. Потом вытянул шею и перевернутой маской внимательно исследовал пасть, которую раскрыл во всю ширь в районе повздошья. Зубов там было будь здоров, в два ряда, а уж язык и подавно мог бы заменить при случае ковш экскаватора. Тихиро даже содрогнулась, вспомнив, как несколько часов назад, когда эта штуковина выглядела совершенно иначе, она обнимала и целовала его. Даже чувствовала себя почти умиротворенной! Сейчас в ее воображении возник цирковой дрессировщик, запихнувший голову в зев громадного ленивого льва. А дрессировщиком была сама Тихиро Огино. Она точно сошла с ума, хорошо приложившись в аварии затылком о кресельный валик, если без тени опаски проделывает теперь такие вещи с монстром...