"О, был "в кругу", — ответили они.
"Выпить?" — сказал владелец Casa Verde, забыв о других своих социальных обязательствах. Во время этой церемонии один из детей заметил:
"Фредди, папа сказал, что может победить тебя в беге".
"Он?" заметил Фредди без волнения. Он привык к разным ловушкам детей.
"Это то что. Он говорит, что может оставить вас у прослушки и больше вас не видеть.
— Ну, он лжет, — безмятежно ответил Фредди.
— И я ставлю бутылку вина, что он тоже может это сделать.
"Крысы!" — сказал Фредди.
— О, все в порядке, — продолжал ребенок. — Ты можешь бросать блеф сколько угодно, но он может потерять тебя в броске на сто ярдов, держу пари.
Фредди выпил виски, а затем уперся локтями в стойку.
— Скажите, а чего вы, мальчики, все время ходите сюда с какой-нибудь дудочной байкой? Вы не можете подшутить надо мной. Думаешь, ты можешь напугать меня папой? Я знаю, что могу победить его. Он не может бегать со мной. Конечно нет. Вы, ребята, меня просто забавляете.
"А разве мы!" сказали дети. — Ты не смеешь ставить бутылку вина.
— О, конечно, могу поспорить на бутылку вина, — пренебрежительно сказал Фредди. — Никому нет дела до бутылки вина, но...
"Ну, тогда пусть будет пять", — посоветовал один из детей.
Фредди сгорбился. "Конечно, я буду. Если хотите, пусть будет десять, но...
"Да", — сказали они.
"Десять, не так ли? Хорошо; это идет. На лице Фредди появилось выражение усталости. — Но вы, мальчики, глупцы. Говорю тебе, папа старый человек. Как вы можете ожидать, что он будет бежать? Конечно, я не великий бегун, но зато я молод, здоров и... и довольно плавно бегу. Папа старый и толстый, а потом он ничего не делает, кроме танка весь день. Это легко.
Дети смотрели на него и восторженно смеялись. Они помахали ему пальцами. — А, вот! они плакали. Они имели в виду, что сделали из него жертву.
Но Фредди продолжал возражать. — Говорю вам, он не мог победить — такой старик, как он. Ты сумасшедший. Я, конечно, знаю, что вам плевать на десять бутылок вина, но потом — делать такие ставки. Ты запутался".
— А мы? — насмешливо закричали дети. Они заставили Фредди долго и вдумчиво рассуждать о всех возможных шансах того, что он видел. Они спорили с ним время от времени и издевались над ним. Он трудился над своим аргументом. Их детские лица светились радостью.
Посреди этого вошел Уилбурсон. Уилберсон работал; впрочем, не слишком. У него был мексиканский конец крупного импортного дома в Нью-Йорке, и, поскольку он был младшим партнером, он работал. Но не слишком. — Что за вой? он сказал.
Дети захихикали. "Мы напугали Фредди".
"Почему, — сказал Фредди, повернувшись к нему, — эти два индейца пытаются сказать мне, что папа может побить меня в беге".
— Как дьявол, — недоверчиво сказал Уилбурсон.
— Ну, разве он не может? — спросил ребенок.
"Конечно, нет", — сказал Уилбурсон, жестом отвергая все возможные варианты. "Та старая летучая мышь? Конечно нет. Ставлю пятьдесят долларов, что Фредди...
"Возьмите вас", — сказал ребенок.
"Какая?" — спросил Уилберсон. — Что Фредди не победит папу?
Парень, который говорил, теперь кивнул головой.
— Что Фредди не победит папу? повторил Уилберсон.
"Да. Можно?
"Почему бы и нет", — возразил Уилбурсон. "50? Хорошо."
"Спорю на пять бутылок на стороне", — рискнул другой ребенок.
— Ну конечно, — гневно взорвался Уилберсон. — Вы, ребята, должны принять меня за что-то легкое. Я принимаю все те виды ставок, которые я могу получить. Безусловно."
Они уладили детали. Трассу предстояло пройти по асфальту одного из соседних переулков, а затем, около одиннадцати часов вечера, начнется матч. Обычно в Мексике улицы города становятся пустынными и темными, но немногим позже девяти часов. Возможно, время от времени встречаются притаившиеся фигуры, но нет толпы, огней и шума. Курс, несомненно, не будет нарушен. Что же касается милиционера, находившегося поблизости, то они... ну, условно любезны.
Дети пошли к Попу; они рассказали ему о договоренности, а затем низким голосом сказали: "О, папа, если ты нас бросишь!"
Папа, казалось, был слегка потрясен бременем возложенной на него ответственности, но высказался смело. "Ребята, я ущипну эту гонку. Теперь ты смотришь на меня. Я ущипну его.
Потом дети пошли по своим делам, потому что до вечера их не видели. Когда они вернулись в район кафе "Колорадо", по улице мчался обычный поток экипажей. Колеса гудели по асфальту, кучеры возвышались в своих огромных сомбреро. На тротуаре неторопливо прогуливалась толпа глазеющих: высшие классы, самодовольные и гордые, в своих шляпах дерби и отрезных пальто, низшие классы, закутав свои темные лица в одеяла, скользили в кожаных сандалиях. Электрический свет брызнул и запылал над толпой. После полуденного ливня брусчатка стала мокрой и блестящей. Воздух все еще был пропитан запахом дождя на цветах, траве, листьях.
В кафе "Колорадо" космополитическая толпа ела, пила, играла в бильярд, сплетничала или читала при ярком желтом свете. Когда дети вошли в большой круг мужчин, которые жестикулировали возле бара, приветствовали их ревом.
"Вот они сейчас!"
— Ах вы, пара персиков!
— Скажи, у тебя есть еще деньги на пари? Полковник Хэммиган, ухмыляясь, протиснулся к ним. — Слушайте, ребята, мы все сейчас за вас выпьем, потому что после одиннадцати у вас не будет денег. Ты будешь спускаться по черной лестнице в одних чулках.
Хотя дети оставались неестественно спокойными и тихими, споры в кафе "Колорадо" стали бурными. То здесь, то там человек, который не собирался делать ставки, кротко осмелился предположить, что, может быть, папа выиграет, а остальные набросились на него в вихре гневных отрицаний и насмешек.
Папа, восседая на троне за барной стойкой, смотрел на эту бурю с тенью беспокойства на лице. Это повсеместное издевательство подействовало на него, но дети выглядели блаженно довольными поднятым ими шумом.
Бланко, честный человек, вечно беспокоящийся за своих друзей, пришел к ним. — Скажите, ребята, вы не слишком много ставите? Эта штука выглядит немного шаткой, не так ли?
Лица детей посерьезнели, и, подумав, один из них сказал: "Нет, у нас, наверное, хорошая вещь, Бланко. Я думаю, папа их удивит".
— Ну, не...
"Хорошо, старина. Мы будем начеку".
Время от времени дети имели дело с определенными оранжевыми, красными, синими, фиолетовыми и зелеными купюрами. Они делали небольшие заметки на обратной стороне визитных карточек. Папа внимательно наблюдал за ними, тень все еще лежала на его лице. Однажды он окликнул их, а когда они подошли, перегнулся через стойку и сказал настойчиво: "Послушайте, мальчики, помните, я могу проиграть эту гонку. Никто никогда не может сказать наверняка, а если скажу, то почему...
— О, все в порядке, папа, — успокоительно сказали дети. — Не обращай внимания. Делайте все возможное, и на этом все.
Однако, когда они оставили его, они отошли в угол, чтобы посоветоваться. "Скажите, это становится интересным. Вы в глубоком? спросил один с тревогой своего друга.
— Да, довольно глубоко, — невозмутимо сказал другой. "Ты?"
— Глубоко, как черт, — тем же тоном ответил другой.
Они каменно посмотрели друг на друга и вернулись к толпе. Бенсон только что вошел в кафе. Он приблизился к ним со злорадной улыбкой победы. "Ну, и где все эти деньги, которые ты собирался поставить?"
— Вот здесь, — сказали дети, засовываясь в жилетные карманы.
В одиннадцать часов обнаружилась любопытная вещь. Когда Поп и Фредди, дети и все остальные вышли на маленькую улочку, там было полно народу. Казалось, весть об этой гонке разнеслась среди американцев, как ветер, и они пришли стать свидетелями этого события. В темноте толпа двигалась, бормоча что-то споря.
Директора — дети и те, кто с ними, — наблюдали за этой сценой с некоторой тревогой. — Скажи — попробуй. Уже тогда можно было заметить приближающегося полицейского, свет его маленького фонарика отражался на его белой фуражке, перчатках, медных пуговицах и на рукояти старомодного револьвера Кольта, висевшего у него на поясе. Он обратился к Фредди на быстром мексиканском языке. Фредди слушал, время от времени кивая. Наконец Фредди повернулся к остальным, чтобы они переводили. "Он говорит, что у него будут проблемы, если он разрешит эту гонку, когда вся эта толпа здесь".
Послышался ропот недовольства. Полицейский смотрел на них с выражением беспокойства на широком смуглом лице.
"О, да ладно. Пойдем, повременим с ритмом какого-нибудь другого парня, — сказал один из детей. Группа медленно отошла, обсуждая. Внезапно другой ребенок закричал: "Я знаю! Пасео!"
— Клянусь Джимини, — сказал Фредди, — самое то. Возьмем такси и поедем на Пасео. Тсс! Не молчи; нам не нужна вся эта толпа".
Позже они ввалились в такси — папа, Фредди, дети, старый полковник Хэммиган и Бенсон. Они шептали людям, сделавшим ставку: "Пасео". Кэб умчался по черной улице. Время от времени раздавались хрюканье и стоны, крики: "Ой, отстаньте от меня!" и "Бросьте! ты убиваешь меня." Шесть человек не развлекаются в одном такси. Директора разговаривали друг с другом с уважением и дружелюбием, свойственными хорошим людям в такое время. Однажды ребенок высунул голову из окна и оглянулся. Он снова втянул его и закричал: "Великий Скотт! Посмотри на это, не так ли!"
Остальные изо всех сил пытались сделать то, что им было велено, а потом кричали: "Святой дым! Ну, я буду взорван! Гром и дерн!"
За ними галопом мчались бесчисленные кэбы, сверкая огнями, мчались в ночи огромной процессией.
— На улице их полно, — воскликнул старый полковник.
Пасео-де-ла-Реформа — это знаменитая дорога города Мехико, ведущая к замку Чапультепек, который должен быть хорошо известен в Соединенных Штатах.
Это прекрасная широкая аллея из щебня с гораздо большим достоинством, чем что-либо подобное, которым мы располагаем в нашей собственной стране. Это похоже на старый мир, где к красоте самой вещи добавляется торжественность традиции и истории, знание того, что ноги в котурнах ступали по тем же камням, что там гремели стальные кавалькады перед прибытием карет.
Когда американцы вывалились из своих кабин, гигантские бронзовые ацтеки и испанцы смутно маячили над ними, как башни. Там, в темноте, странно шуршали четыре дороги из тополей. Папа достал часы и чиркнул спичкой. "Ну, поторопитесь с этим делом. Уже почти полночь".
Другие кэбы толпились, возницы хлестали своих лошадей, потому что эти американцы, которые делали всякие странные вещи, тем не менее всегда хорошо платили за это. Тогда в темноте поднялся сильный гомон. Пять-шесть мужчин начали ходить взад-вперед и ссориться. Другие связали свои носовые платки вместе, чтобы получилась лента. Мужчины ругались из-за ставок, суетились и злились из-за шансов. Бенсон пришел к детям с важным видом. — Вы — пара ослов. Такси ждали сплошным блоком вдоль проспекта. Над толпой высокие статуи скрыли свои лица в ночи.
Наконец голос проплыл сквозь тьму. — Ты там готов? Все возбужденно закричали. Люди на ленте вытащили его прямо. — Держи повыше, Джим, дурак, — и в толпе воцарилась тишина. Мужчины наклонялись, пытаясь пронзить взглядом глубокий мрак. С самого начала доносились приглушенные голоса. Толпа качалась и толкалась.
Гонщики не пришли. Толпа начала нервничать, ее нервы горели. "О, поторопитесь", — пронзительно кричал кто-то.
Голос снова позвал: "Готовы?"
Все ответили: "Да, все готово. Торопиться!"
В начале было более приглушенное обсуждение. В толпе мужчина начал делать предложение. — Ставлю двадцать... — но толпа перебила воем. "Вот они идут!" Плотно набитые тела людей качнулись, как будто земля сдвинулась. Люди у ленты безумно дергались за своих товарищей, крича: "Держитесь подальше! Держись!"
Издалека послышался яростный топот ног. На мгновение в поле зрения мелькнули неясные очертания. Из толпы вырвался хриплый рев. Мужчины сгибались, качались и дрались. Дети, стоявшие рядом с лентой, обменялись еще одним бесстрастным взглядом. Белая форма сияла. Он рос как призрак. Всегда была слышна дикая скороговорка. Из толпы вырвался крик. "Ей-богу, это же Поп! Поп! Папа впереди!"
Старик повернулся к ленте, как сумасшедший, его подбородок был запрокинут, а седые волосы развевались. Его ноги двигались, как смазанный механизм. И как он рванулся вперед с воем, как из сорока клеток диких зверей пошли навстречу невозмутимым вождям в бронзе. Толпа бросилась вперед. "Ах ты, старый индеец! Ты дикарь! Кто-нибудь когда-нибудь видел такой бег?
"Разве он не персик! Что ж!"
"Где дети? Эй, дети!"
"Посмотрите на него, а? Вы когда-нибудь думали? Эти крики летели в воздухе, сливаясь в громадный крик удивления и смеха.
На мгновение вся трагедия была в поле зрения. Фредди в отчаянии, с блестящими зубами, с искаженным лицом, кружась в смертельном усилии, был в двадцати футах позади высокой фигуры старого папы, который, одетый только в свое — только в свое нижнее белье — набирал успех с каждым шагом. Один великий безумный момент, и тогда папа бросился на ленту — победитель!
Фредди, упавший в объятия каких-то мужчин, с трудом дышал и, наконец, сумел заикаться:
— Послушай, не может... не может... этот старый... старый... человек бежать!
Папа, пыхтя и дыша, мог только ахнуть: "Где мои туфли? У кого мои туфли?
Позже Фредди, тяжело дыша, пробрался сквозь толпу и протянул руку. "Хороший человек, папа!" И затем он посмотрел вверх и вниз на высокую, толстую фигуру. "Ад! кто бы мог подумать, что ты можешь так бегать?
Дети были окружены толпой, бурно смеялись.
— Откуда ты знаешь, что он может бегать?
— Почему ты не дал мне ни строчки о нем?
— Скажите — здоровенные змеи! — у вас хватило наглости поставить на папу.
— Да ведь я был уверен, что он не выиграет.
— О, вы, ребята, должно быть, видели, как он бегал раньше.
— Кто бы мог подумать?
Прошел Бенсон, наполнив полуночный воздух проклятиями. Они повернулись, чтобы подшутить над ним.
— В чем дело, Бенсон?
"Кто-то ущипнул мой носовой платок. Я связал его в этой веревке. Блин."
Дети весело засмеялись. "Почему, привет! Бенсон, — сказали они.
Был большой ажиотаж на такси. Крича, смеясь, недоумевая, толпа спешила в свои экипажи, и возницы снова гнали лошадей в сторону города.
"Не сойдет ли Фредди с ума! Скажем так, он будет париться по этому поводу годами".
"Но кто бы мог подумать, что этот старый танк может так работать?"
Одному такси пришлось ждать, пока Поп и Фредди снова надели различные части своей одежды.
Когда они ехали домой, Фредди сказал: "Ну, папа, ты меня побил".
Папа сказал: "Все в порядке, старик".
Дети, ухмыляясь, спросили: "Сколько ты проиграл, Бенсон?"
Бенсон вызывающе сказал: "О, не так уж и много. Сколько ты выиграл?"
— О, не так уж и много.
Старый полковник Хэммиган, забившийся в угол, видимо, прокручивал в уме произошедшее, потому что вдруг заметил: "Ну, будь я проклят!"
