— С кем ты разговариваешь, гуляка ты бесстыжая? — покачала головой матушка Крылинка. — Она тебя не слышит — в отключке лежит!
— Бабуля, прости, пожалуйста, — невнятной скороговоркой пробормотала Светозара, состроив виновато-унылую мину, привычную ещё с детства — такую они с сестрой всегда делали, напроказив. — Мы вот... тут... вот так вот.
— Вижу я, что вы «вот так вот», — проворчала Крылинка. — Полюбуйся, Рагна! Отпустили, называется, на гульбу... Нахрюкались, голубушки!
— Ох, горе мне с вами, — устало вздохнула мать близнецов.
— Да ладно тебе, матушка... Не каждый же день у Млады свадьба, — попыталась оправдаться Светозара, пошатываясь. — Ик!
Одна Зорица посмеивалась, глядя на вернувшихся с гульбы племянниц. Она потихоньку позвала свою супругу, княжну Огнеславу, и они перетащили бесчувственную Шумилку с порога на лавку.
— Ничего, матушка Крылинка, к утру проспится, — сказала княжна. — На то она и гульба, чтоб гулять.
*
— ...Вот так всё и обстоит. В восстановимости самого клинка у меня сомнений нет — это трудно, но возможно, а вот останется ли он после перековки прежним?.. Это вопрос посложнее, на который у меня пока нет ответа.
Гости разошлись, дом погрузился в молчание ночи, и только Твердяна с Тихомирой не спали и вполголоса беседовали при свете лампы. Тусклый огонёк отбрасывал рыжеватый отблеск на их серьёзные, задумчивые лица, а тени придавали им причудливый вид.
— Думаю, вместе мы отыщем ответ, — молвила светловолосая гостья с севера.
— Я тоже на это надеюсь, — проронила Твердяна, привычным движением трогая затылок. — Но работа может затянуться — боюсь, до зимы не успеем. А случись что — с чем государыня в бой пойдёт? Других хороших мечей много, но все они — не то, что потребуется ей в лихой час...
Тихомира склонилась и достала из-под лавки длинный узкий ящик. Поставив его перед Твердяной, она сказала:
— У меня как раз на этот случай есть кое-что... Оно ждало своего часа много веков.
Глаза черноволосой оружейницы сверкнули из-под угрюмых бровей.
— Неужто Меч Предков? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Он самый, — с тенью улыбки в уголках губ кивнула её собеседница.
Пальцы хозяйки дома взволнованно дрожали, когда она дотронулась до гладко оструганной сосновой крышки, а во взоре проступили теплота и восхищение. Непросто было произвести такое впечатление на многоопытную мастерицу Твердяну Черносмолу из рода чёрных синеглазых кошек... Для этого в ящике должно было находиться нечто непостижимое человеческому уму.
— Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу его, — прошептала она. — Всю жизнь гадала, существует ли он на самом деле или же всё, что о нём люди бают, — сказки... Твой род сохранил его, Тихомира! Глазам своим не верю...
Впрочем, видела она в ящике пока только большой вытянутый кирпич из глины, внутри которого, по-видимому, и покоился древний клинок, обмотанный промасленным полотном и покрытый заливкой из пчелиного воска. Вся эта многослойная укупорка была призвана защищать от внешних воздействий вызревающую волшбу. Чтобы достать меч, требовалось разбить глину, наглухо закрывавшую его со всех сторон.
— Так он ещё в работе? — взметнула Твердяна взволнованно-колючий взгляд на Тихомиру.
— Великая оружейница Смилина не успела доделать этот меч и перед своим уходом в Тихую Рощу завещала моей прародительнице завершить работу, — ответила та. — Всё это время клинок передавался в нашей семье от родительницы к дочери, и мастерицы продолжали трудиться над ним. Остался последний слой волшбы. Думаю, его должна наложить ты, Твердяна.
— То, что это великая честь для меня, будет ещё слабо сказано, — сверкнула Твердяна белыми клыками в ясной, молодой улыбке.
____________________
34 снегогон — апрель
35 сыта — вода, подслащённая мёдом, иногда с добавлением пряностей, ягодного сока, отваров душистых трав
— 11. Двойная свадьба и лукошко черешни
Янтарный румянец зари залил серые, покрытые пёстрыми пятнами лишайников каменные глыбы у входа в пещеру Прилетинского родника, голоса птиц пронизывали драгоценным узором утреннюю сосновую тишину. Высокая, статная Светлоока, хранительница родника и жрица Лалады, вышла из пещеры навстречу кроткому рассвету, и её спокойно сомкнутые розовые губы тронула улыбка. Свет утра наполнил её большие бирюзовые глаза, позолотил длинные пшеничные волосы, заиграл на складках подола белой вышитой рубашки, перетянутой узким плетёным кушаком. Венок из весенних цветов на её голове драгоценно сверкал капельками росы. Ничьей Светлоока не могла стать женой: красота этой девы принадлежала одной лишь богине Лаладе, свет которой почивал на ней денно и нощно, мягко лучась в её глазах и наполняя сердца окружающих тихим благоговением. При виде хранительницы родника Дарёне вдруг вспомнилось видение, пригрезившееся ей в пещере после ранения стрелой... Сама Лалада тогда озарила её теплом своего взора, послала свою силу через целительные руки княгини Лесияры и не дала умереть от раны. В облике Светлооки чувствовалось ясное и живое, величественное присутствие богини, а в улыбке, обращённой к двум сочетающимся браком парам, сквозила древняя, проницательная умудрённость.
Всю минувшую ночь Дарёна не сомкнула глаз от волнения, и сейчас голову ей слегка обносило сладко-обморочное, томное кружение. Темнота ушла в свою берлогу, свернулась там калачиком и уснула до следующего заката, а Дарёна, измученная счастливой бессонницей, зябко ёжилась от утренней свежести, от которой совсем не спасало лёгкое шёлковое покрывало, окутывавшее её с головы до самых пят. Весенний холод земли бодрил, на лоб давил обруч драгоценного свадебного венца, к щекам ласкались жемчужные нити подвесок. Похолодевшие пальцы девушки грела рука её избранницы: Млада стояла рядом в щегольском синем кафтане с золотой вышивкой, перепоясанном нарядным кушаком. Лёгкие лапки мурашек пробежали по лопаткам Дарёны от важности совершаемого жизненного шага: сейчас они войдут в пещеру, а выйдут оттуда уже супругами... Поймав тёплый ободряющий взгляд чернокудрой женщины-кошки, девушка улыбнулась дрогнувшими губами.
Прочитав сокровенные думы молодой невесты, небесно-синий взор Светлооки обратился на вторую пару — зрелую, за плечами которой реяла призрачным стягом горечь многолетней разлуки. По разным дорогам шли Лесияра и Ждана к светлому дню своего воссоединения, и дороги эти были трудны и извилисты, но ни злые метели, ни холодные дожди, ни шепчущие листопады не вытравили из их сердец любви, выдержало их чувство испытание временем и болью. Хоть и привычно горделивой, царственной была осанка княгини, а наряд блистал неприступной роскошью, глаза её горели юным задором: казалось, ещё миг — и сиятельная повелительница Белых гор подхватит свою избранницу на руки и пустится с нею в пляс. А глаза той излучали спокойное, умиротворённое счастье — и оттого, что сегодня она наконец-то становилась супругой своей возлюбленной, и оттого, что рядом стояла её дочь в свадебном облачении, а её рука лежала на самой надёжной руке, какая только могла существовать. Двойной радостью билось сердце Жданы; она не могла налюбоваться и на свою будущую супругу, и на Дарёну с Младой, благословляя решение Лесияры устроить двойную свадьбу.
— За Лаладиным венцом пришли? — улыбнулась Светлоока, и её голос прожурчал весенней трелью, растворившись в свежем воздухе между стволами старых сосен. — Что ж, проходите в пещеру.
По старшинству сперва вошли Лесияра с Жданой, а за ними — Дарёна и Млада. У купели их встречали ещё две жрицы, и каждой из пар они подали на подносах по кубку родниковой воды. Заглянув в кубок, Дарёна изумилась: вода была наполнена золотистым сиянием, словно множество крошечных светлячков плавали в ней.
— Испейте света Лалады, — сказала жрица, державшая поднос.
Когда чудесная вода пролилась в горло девушки, всё её волнение улеглось, а тяжесть горевших от бессонной ночи век улетучилась. По жилам заструилась тёплая, спокойная сила, а сердце согрелось от нежности к незабудковым глазам, смотревшим на неё.
— Я люблю тебя, — сорвалось с губ Дарёны невольно.
А губы Млады, влажные от воды, шепнули в ответ:
— И я тебя, моя горлинка.
Поцелуй соединил их в сияющее, наполненное миром и любовью целое. Стены пещеры исчезли, вместо них вокруг вился вихрь из белых лепестков, и в душистом весеннем головокружении Дарёна сникла на грудь Млады. Крепкие руки женщины-кошки обняли её и поддержали.
А Лесияра с Жданой ещё стояли, не в силах разъединить губ и оторваться друг от друга: такие необоримые любовные чары влила в них вода из кубка. Светлоока с улыбкой терпеливо ждала, не прерывая поцелуя и позволяя влюблённым насладиться им до самого дна, до последней капли. Она сделала знак своим помощницам, и все три жрицы, воздев ладони, обратились с молитвой к золотому свету, наполнявшему пещеру.
— Пресветлая мать наша Лалада, приди, наполни радостью нас, наполни любовью твоей, светом твоим! — полевым колокольчиковым звоном выводила Светлоока.
— ...светом твоим, — утренней птичьей песней вторили помощницы.
— Благослови брачные союзы Лесияры и Жданы, Млады и Дарёны! Скрепи их узами нерушимыми на веки вечные! — продолжала хранительница родника, всю душу вкладывая в свои слова.
— ...на веки вечные, — вторило нежное эхо двух других голосов.
— О, великая мать Лалада, ниспошли венец света твоего на главы их, дабы преисполнились они бессмертной твоей любовью! — чуть возвысила голос Светлоока.
— ...бессмертной твоей любовью, — поставили помощницы последнюю точку.
— Опуститесь на колени, — подсказала главная жрица княгине с Жданой.
Те, опомнившись наконец, повиновались. Дарёна, охваченная щекотным предчувствием чуда, затаила дыхание и смотрела во все глаза... И чудо свершилось. Золотой свет под сводами пещеры начал сгущаться, превращаясь в лучистое облачко, которое медленно снизилось и зависло над головами коленопреклонённой пары, как маленькое солнышко. В глазах княгини и Жданы зажглись отблески-светлячки, придав их лицам одухотворённое, безоблачно-счастливое выражение.
— Лалада скрепила ваш союз, — ласково сияя глазами, молвила Светлоока. — Теперь вы — законные супруги перед светлым ликом её, а большего и не нужно.
Держась за руки, новобрачные поднялись с колен. Из глаз Жданы катились слёзы, а губы дрожали в улыбке.
— Ты что, ладушка? — смахнула Лесияра блестящие капельки с её щёк.
— Это чудо, — прошептала та. — Это... у меня не находится слов, чтоб описать...
Дарёна почувствовала, как и её глаза защипало от близких слёз, а к горлу подступил колючий, горько-сладкий ком. Чудесное, светлое таинство бракосочетания озарило её душу ярче солнца, согрело и вознесло в такие сияющие выси, коих и птицам не достать...
Колени девушки сами подогнулись, когда настала их с Младой очередь принимать Лаладин венец. Она трепетала, словно находясь под чьим-то пристальным взглядом, которому было подвластно прочесть все её тайные помыслы, все глубинные желания.
— Открой сердце своё Лаладе, — золотисто прошелестел шёпот возле уха. — Ежели какие сомнения у тебя, венец не снизойдёт. Богиня скрепляет брачными узами лишь тех, чьи чувства искренни и взаимны.
Сомнения? Видно, слово это было обронено мудрой жрицей намеренно, как искушение покопаться в себе, вспомнить синеглазую воровку... Ведь матушке она ничего такого не сказала, а вот Дарёне шепнула зачем-то. Откуда она знала? Каким непостижимым образом она умудрилась всколыхнуть со дна её души то, что там было похоронено и упокоено ласковыми чарами Нярины-утешительницы? Грустный вздох прошлого коснулся лопаток девушки тревожащим холодком, но ему было уже не пошатнуть, не подкосить светлые столпы, на которых прочно зиждилось её настоящее и будущее, связанное с Белыми горами и Младой. Дарёна с улыбкой устремила свой взор к свету, ожидая, когда тот начнёт превращаться в солнечный сгусток. Уверенность, что это непременно случится, возрастала с каждым звенящим мигом, а пожатие тёплой руки Млады ещё более укрепляло Дарёну в этой вере. И прошлое, постояв за плечом, потихоньку отступило.
«Ну же, ну же, сгущайся», — умоляла Дарёна золотой свет под потолком. Напрягая сердце и душу, она сжимала руку Млады и устремлялась к этому сиянию всеми помыслами, чтобы оно увидело, что у неё нет сомнений, а чувства неподдельны. Кто-то незримый ласково и задумчиво улыбался ей, а потом одним мягким дыханием заставил золотой свет затрепетать. И — вот они, острые лучики, играющие радужными переливами, вот он, сияющий венец!.. Дарёне показалось, что от его блеска её глаза начали таять, как кусочки льда, солёные ручейки защекотали губы, а торжественный голос Светлооки распростёр над ней белоснежные крылья желанных слов:
— Млада и Дарёна, Лалада скрепила ваш союз. Отныне вы — законные супруги перед светлым ликом её.
Ещё долго эхо этого голоса бродило и отдавалось в душе Дарёны, освещая все тёмные закоулки, а девушка никак не могла поверить, что всё это наконец свершилось. Может, этот удалой, широкий свадебный пир в княжеских палатах ей снился? Может, эти бессчётные гости были призраками, которых унесёт одно дуновение ветра? А вдруг вкус белужьего мяса мерещился ей?
— А ты знаешь, что ешь сейчас самую настоящую белую княгиню, милая новобрачная? — свежим дыханием прорезал пелену наваждения знакомый голос. — Твоя супруга её собственноручно изловила, гордись!..
Голубой хрусталь глаз княжны Светолики вернул Дарёну в вещественный мир, и она наконец поверила в происходящее. А Млада, кланяясь, ответила:
— Ну, в её поимке мы все поучаствовали, госпожа.
— Не скромничай, это твоя добыча по праву, — засмеялась Светолика, уже слегка хмельная. И прибавила, задумчивостью стерев улыбку с лица: — И супруга вон какая чудесная тебе досталась. Столько счастья — да в одни руки!..
— И к тебе счастье придёт, княжна, не сомневайся, — сдержанно молвила Млада в ответ.
— Эх, где вот только оно бродит, счастьюшко-то моё? — полушутливо, полусерьёзно вздохнула наследница престола, улыбаясь Дарёне. — Может, не народилось на свет ещё, а может, в колыбельке спит... Хоть бы весточку какую оно мне подало, приснилось, глазками подмигнуло! Вон, к примеру, Мечислава: она свою суженую нашла, когда та ещё молоко своей матушки сосала. — Светолика кивнула в сторону кареглазой Старшей Сестры, чинно сидевшей за столом со своей супругой. — Увидела во сне и город, и улицу, и дом, где её половинка родилась. Ну, нрав у неё решительный... Смотра невест ждать не стала, в дом зашла гостьей незваной, да так с порога и заявляет родителям, мол, на суженую свою пришла поглядеть. А там суженая — дитя в люльке! Глазки вылупило и смотрит... — Светолика усмехнулась. — Мечислава кроху только поцеловала и ушла — ждать, когда подрастёт невеста. А как девица в возраст вошла, так и она в дверь постучалась со сватовством. А мне вот даже не снился до сих пор никто... Видно, время не пришло.
