Срочно требуется царь - 1: Срочно требуется...

Серафима и Сойкан моментом оказались рядом с ним и с полугодовалым, мокрым, как водяная крыса и замерзшим медвежонком.

Из зарослей бурой шерсти на них вопросительно-доверчиво глянули два черных влажных блестящих глаза.

— Видите? — осторожно дотронулся до широкой когтистой передней лапы мишука гвардеец. — На когтях кровь, а на нем ран нет. И на остальных лапах так же. Это он кабана вчера так подрал, видать.

— Эт хорошо, что вчерашний... — довольно вытягивая из-за голенища сапога курносый острый нож, проговорил костей. — Вот какой полезный мишка оказался... Вчера от кабана спас, сегодня от голода спасет...

— Нет.

Запястье охотника мягко, но прочно обхватила сильная рука Кондрата.

— В смысле? — непонимающе уставился на него Сойкан.

— Он нас вчера спас, а сегодня мы ему помочь должны, — проникновенно заглядывая ему в лицо, пояснил простую в его понимании истину солдат.

— Помочь?! — прыснул со смеху охотник. — Медведю? Это как же? Лечить его, что ли, станешь? Со сломанной лапой он все одно не жилец: не рысь, так волки достанут. Не волки, так куница. Не куница, так лисы — на дармовую медвежатинку в лесу желающих много найдется.

— А что? — отпустил руку проводника и пожал покатыми плечами Кондрат. — И стану лечить. Находке отнесу — она займется. Он у нее через неделю танцевать будет!

— Через неделю не будет, — с видом знатока покачала головой царевна, уже решившая для себя судьбу мохнатого больного. Медвежьи отбивные, конечно, дело великое, но и чувство благодарности еще никто не отменял. — Чтобы евойного брата танцевать выучить, надо, говорят, полмесяца как минимум. И гармошку.

— Ну, если дело только в гармошку упирается, так это не беда, — ободряюще улыбаясь, склонился солдат над мишуком и потрепал его по взъерошенному горбатому загривку. — Что-нибудь придумаем. А только танцевать он через неделю начнет, вот увидите. Он у нас страсть какой умный. Правда?

И подмигнул медвежонку.

Серафима могла бы поклясться, что тот улыбнулся и подмигнул в ответ обоими глазами.

* * *

Десятилетние, спонсируемые короной изыскания лотранской научно-исследовательской академии показали, что сорок восемь процентов людей просыпаются от крика петуха. Двадцать девять — от шума, гама или лая. Десять — оттого, что спать в них больше не лезет. Шесть — от вопроса преподавателя или начальника, чем они это тут занимаются. Четыре — от падения с кровати. Два — от ночных кошмаров. Один — от звона будильника [18].

Иванушка проснулся оттого, что его мучила совесть. Причем измывалась она над ним особо изощренными способами, показывая во сне все восемь с небольшим тысяч добрых работящих постольцев — портных, столяров, воспитателей, кузнецов. И всех — с тощими пустыми карманами, печально вопрошающих поочередно и все вместе, не знает ли он, где купить немножко денег.

Где продают, или, предпочтительнее, раздают деньги, он не мог сказать и после пробуждения, даже будучи вооруженным авторитетной 'Макроэкономикой', но после тщательного обыска всех уголков памяти [19] он пришел к выводу, что в каждой столице должно быть такое замечательное место, как монетный двор — источник всяческих материальных благ.

Каковой идеей он и поспешил удивить Временное правительство Постола, прихватив для убедительности десятикилограммовый трактат.

Но удивился вместо этого сам.

— А... где все? — недоверчиво протирая заспанные очи и широко зевая, оглядывал он пустые скамьи Большого Пурпурного зала заседаний.

— Не приходили, — коротко ответил Макар, на долю которого как-то невзначай с их первого дня в Постоле выпала роль секретаря, делопроизводителя и адъютанта Ивана.

— А-а-а?..

— Ничего не передавали.

— А-а-а?..

— Сейчас пошлю курьера к портным — они ближе всех — и узнаем.

— А. И ко всем остальным — тоже!

Недоумевающие министры прибыли через час.

— Зачем звал, твое высочество? — с порога обеспокоено закидали они Ивана вопросами вместо приветствия. — Случилось что?

— Н-нет, — замотал головой Иванушка. — Я думал, это с вами что произошло! Вы же должны были собраться здесь...

— Зачем? — искренне удивился министр водоснабжения, бывший просто главным водовозом еще несколько дней назад.

— Управлять государством? — предположил Иван.

— Опять? — с ужасом вытаращили на них глаза мастера. — Мы ведь вчера управляли, позавчера управляли...

— Но это надо делать каждый день!

— А работать когда?

— Но это тоже работа!

— Не-а, — хитро, как крестьянин на базаре, которому пытаются продать быка с надувным выменем, покачал головой министр стеклоснабжения, он же мастер-стекольщик. — У нас своя работа, а у царей — своя. Мы же не заставляем тебя выделывать шкуры или валить лес!

— Но я ведь не царь!

— А мы тебя выберем.

— Царей не выбирают, — с философской ноткой покорности судьбе сообщил Иван.

— А как тогда они заводятся?

— Обычно трон передается по наследству, — начал пересказывать главу из другого школьного учебника Иванушка. — Но если законных наследников не осталось, то в час горьких испытаний появляется достойный человек, отважный и мудрый, который с мечом в одной руке и с книгой в другой объединит и поведет за собой в сражение или светлое будущее всю нацию...

— А для чего ему книга? — наморщил лоб министр шкурной промышленности.

— Э-э-э... Чтобы почитать, всё ли он делает правильно? — нерешительно предположил лукоморец.

— Как ты? — невинно уточнил министр теплоснабжения — старший лесоруб.

— Нет. То есть, да. То есть, нет. Я не про это хотел поговорить!

— А про что тогда? — разочарованно протянули министры.

— Про то, чем ваша работа должна оплачиваться, — добрался, наконец, до сути дела и облегченно вздохнул Иван. — Я полагаю, у вас в Постоле есть монетный двор?

* * *

'Здравствуй, дорогой дневничок. Честно сказать, так чувствую себя последним идиотом, сии дурацкие слова писучи, но ничего не поделаешь. Хотя хотелось бы.

Сегодня, после распределения по спискам гильдий привезенного охотниками мяса, мы с царевичем Иваном и министрами, то бишь, мастерами обществ ремесленников, съездили на монетный двор. Двор там был. Монет не было. Значит, название двора произошло от какого-то другого слова. Но зато выяснилось, что для монет нужно золото, серебро или хотя бы медь. Но их там не было тоже. Равно как и нигде в Постоле. Иван предложил чеканить деньги из того, что есть, но министры сказали, что их не делают ни из железа, ни из камня, а больше в царстве Костей нет ничего. Конечно, их можно вырезать из кости, мастера-косторезы еще остались, целых два, и один еще может даже резец в руках держать, но мастера только головами покачали: кому нужны костяные деньги? Вот если бы на них было еще и мясо... Тогда Иван сказал, что читал, будто в некоторых странах вместо денег используют ракушки или зерна кофия. На что министры ответили, что ракушек в Постоле еще меньше, чем золота, а если бы у них были зерна кофия, что бы это ни было, то их бы уже давно смололи и испекли из них лепешки.

После этого Иван порылся в своей книжке, почесал в затылке и предложил составить таблицу трудового квавалета (хотя при чем тут лягушки или карты, я сказать не могу), по которой можно было бы определить без денег, сколько, к примеру, деревьев для плотников должен свалить лесоруб, чтобы получить от сапожника новые подметки. Но на приравнивании количества и объема горшков к радиусу и толщине спиц колес через поднятые на-гора кубометры железной руды у всех мозга зацепилась за мозгу. Портной, который теперь министр кройки и шитья и на другое название не откликается, в припадке душевного расстройства скомкал, разорвал зубами пергамент с всё еще пустой таблицей и выбросил его в окно. Мусорщик сказал, что если он уберет эти обрывки и весь остальной мусор в Верхнем Постоле, то за один день такой работы портные, к примеру, должны будут сшить одному из членов его общества новые штаны. На что портной сообщил, что за новые штаны он сам этот мусор уберет, после чего они стали друг на друга орать. Остальные, видя, что такое развлечение идет да без них, к ним присоединились, в результате чего все забыли, с чего все началось, и город остался и без таблицы, и без денег.

Царевич Иван был очень расстроен и подавлен, и сказал мне, что лучше сражаться с десятью трехголовыми Змеями одновременно, чем управлять одним городом, и что ему такого счастья и даром не надо, и даже с деньгами.

Потом его осенило, и он объявил, что раз купцы не ездят больше в Постол, то мы должны сами встречать проходящие по сабрумайско-хорохорскому тракту обозы и предлагать заморским спекулянтам наш товар, раз денег у нас нет и не предвидится. Все подумали, что это не очень хорошая идея, но других все равно не было, и поэтому договорились завтра с утра собрать образцы и ехать на развилку уговаривать торговцев принять оплату за продукты натурой.

А еще Иван нашел в том подвале книжку и для меня, чтобы повысить мой общеобразовательный уровень и кругозор мировоззрения, как он сказал, если ничего не путаю. Называется она 'Словарь иноземных слов'. Я ее уже полистал, и заодно узнал два новых слова: 'бессюжетно' и 'информативно'.

* * *

Было около одиннадцати, когда мокрые, холодные и голодные любители кабаньего жаркого и кожаных курток вернулись на заимку Сойкана со страдальчески постанывающим медвежишкой на руках у Кондрата.

Серафима на корню пресекла поздравления команды с первым добытым медведем и сразу стала собираться обратно в город. Браконьер же быстро переоделся в сухое, на ходу хлопнул кусок жареной печенки на ломоть хлеба и мужественно, сквозь набитый рот, разбрызгивая крошки как пульверизатор, скомандовал общее построение своим рекрутам, с оружием и припасами на день.

Начинающие охотники с видом охотников бывалых споро собрались на дворе, готовые ко второму дню обучения охотничьим премудростям, а царевна, Кондрат и раненый зверь мишка получили в свое полное распоряжение пустую избушку, горячую печку и остатки ужина, оставшиеся от завтрака.

В ближайшие несколько часов для полного счастья им ничего другого и не надо было.

Когда охототряд уже тронулся в путь, Сойкан, словно спохватившись, или просто проснувшись более чем на одну пятую, махнул авангарду продолжать движение, а сам остановил вернувшихся из города курьеров, накануне доставлявших первую добычу, и подозрительно тихой кучкой отставших теперь от остальных.

— Ну, как добрались, братцы-кролики? Не заблукали? — его испытующий взгляд словно пробуравил молчаливых здоровяков насквозь.

— Не-а... По меткам твоим дошли, всё, как ты сказывал, — рассеяно сообщили те и снова отстраненно умолкли, словно заворожено разглядывая что-то в невидимых мирах.

— Отдали как? — не унимался старый браконьер.

— Всё отдали, — серьезно кивнули они. — Гвардейцу ихнему, Макару... Из рук в руки...

— Значит, всё славненько прошло, говорите? — недоверчиво склонил патлатую голову старик, нутром своим браконьерским чуя какой-то подвох во всей этой истории.

— Да, конечно... А чего там не славненько-то?.. — удивленно, словно в первый раз увидев, с кем они говорят, запожимали плечами парни.

— Хм... — с сомнением прищурился и покривил обветренные губы Сойкан, но, видя, что кругалями ходить — ничего от них не добьешься, решил взять быка за рога. — А чего ж вы тогда, братцы-кролики, такие... притихшие? А?

Курьеры молча переглянулись, смущенно пожали плечами, неопределенно хмыкнули, и хотели было отделаться шуткой, но один из них не выдержал.

— Ты знаешь, дед Сойкан... — краснея и не глядя в глаза старику, сбивчиво заговорил он, взволновано комкая шапку в руках. — Когда мы в город пришли... было темно уже... почти совсем... но люди всё равно ходили... немного, но было... и вот... они нас видели... подходили... боязливо... спрашивали, кто, что, кому... Мы отвечали... значит...

И тут и остальных словно прорвало.

— А они нас обнимать принялись...

— ...улыбались...

— ...предлагали помочь...

— ...одна бабка заплакала...

— ...но сказала, что это она от радости...

— ...что у них такие кормильцы есть...

— ...которые пропасть не дадут...

— ...они говорили нам спасибо...

— ...и что мы молодцы...

— ...и спасители...

— ...и что они рады нас видеть...

— ...и...

— ...и...

Они вдруг снова замолчали и уставились куда-то в бесконечность, словно внезапно в мире кончились все слова.

Сойкан немного подождал, не последует ли продолжение, и когда продолжения не последовало, медленно поджал губы и кивнул с торжественно-задумчивым выражением лица.

— Ясно...

— Нет, старик... Ничего тебе не ясно... — вдруг очнулся, провел рукавом по глазам и упрямо покачал головой один из бывших стражников. — Понимаешь.... Мне еще никто и никогда в жизни не говорил спасибо... И уж, тем более, что рад меня видеть.

* * *

Находка закончила заговор обычным '...слово моё — замок, ключ — под порог', округло провела правой рукой над маленькой горкой соли, насыпанной на чистой тряпочке размером с носовой платок, и быстро завязала ее.

Старушка, напряженно замершая за ее спиной на кривоногом стуле [20] у дверей в позе ракеты ПВО, готовой к пуску, позволила себе облегченно выдохнуть, словно это не октябришна, а она только что потратила долгих десять минут на наговор, и нерешительно приподнялась с места.

— Уже... можно?..

Несколько секунд рыжеволосая девушка словно приходила в себя после усилия, потраченного на колдовство, или подыскивала слова, или соображала, в каком мире находится, потом повернулась к посетительнице, улыбнулась и кивнула, протягивая узелок:

— Вот, забирайте, матушка Гуся. От бурления в животе и от того, что бывает после, всё как просили. Принимать по несколько солинок — можно на язык, можно в водичку, только немного воды тогда. Раза два-три попьют, через час-полтора, и всё отпустит.

— Ох, спасибо тебе, девонька, выручила... — облегченно закивала старушка, и морщинки ее залучились. — А то умаялись мы с ними, сорванцами, да и они замучались... Некоторые, почитай, в жизни мяса не едали, а тут — нá тебе...

— Да уж... понятно дело... кишечное расстройство желудка... с непривычки-то... у кого не будет... — закивала Находка в подтверждение слов воспитательницы, но вид у нее при этом был отстраненный и слегка расстроенный, словно на уме у нее при этом было еще что-то другое, давно зацепившее и не дававшее покоя.

— Ох, выручила ты нас, мила дочь, выручила...

— Н-ничего... приходите... всегда помочь... рада...

— Ну, до свидания, мила дочь, — улыбнулась на прощанье старушка, повернулась и пошла к выходу.

И тут ученица убыр решилась.

— М-матушка Гуся?..

— Да, девонька? — воспитательница маленьких беспризорников Постола оглянулась, ласково улыбаясь.

Под добрым взглядом маленьких выцветших глаз такой же маленькой выцветшей старушки вся решимость истомившейся октябришны отчего-то вмиг растаяла и улетела в небо белым парком, словно снежинка со сковородки.