Ничейная земля

Вторую часть "Осеннего бала" пришлось немного сократить из-за неожиданного происшествия с котом, отнявшего довольно много времени. В пятых классах это была развлекательно-познавательная викторина, сценарий которой был уже полностью подготовлен Валерией Алексеевной, классной руководительницей пятого "А", а поэтому мне пришлось только принять его. Кое-какие конкурсы пришлось исключить, но всё равно эта часть "Осеннего бала" тоже прошла интересно для ребят. Разошлись мы только в восемь.

Перед уходом я зашёл в туалет. Из соседней кабинки доносились негромкие всхлипы, и я спросил:

— Кто там плачет? Что случилось?

Мне никто не ответил, и я сам открыл дверцу. Там на корточках сидел Антон Климов, прислонившись спиной к стенке кабинки, вздрагивая от всхлипов и дымя сигаретой. Первым делом я отобрал у него сигареты, а потом спросил:

— Ну, что случилось? Чего ты здесь сидишь?

Он вскочил и хотел убежать, но я преградил ему дорогу.

— Антон, скажи мне, что случилось. Может, я смогу тебе как-нибудь помочь?

Он шмыгнул покрасневшим от слёз носом и буркнул:

— Не сможете. Мне, может, жить осталось всего ничего...

— С чего ты взял?

— Мне этот урод сказал...

"Мишка", — понял я. А вслух спросил:

— Что он тебе сказал?

— Он сказал, что я уже не жилец... Что он встретит меня на улице и... и я пожалею, что родился на свет! Он много всего сказал... Видели бы вы, какой он страхолюдный!

Я вздохнул.

— Иди домой, Антон. Всё уже кончилось, все расходятся.

Он сверкнул в полумраке глазами.

— Я тут ещё посижу... Всю ночь-то он сторожить не будет, спать уйдёт.

— Ты тут ночевать намерен? — усмехнулся я. — Дома ведь беспокоиться будут. Да и школу на ночь закроют. До утра не выйдешь.

— Ну, и не буду выходить. Так он хотя бы не доберётся до меня.

— И ты поверил, что он собирается с тобой расправиться?

— Вы его не видели. Он псих. Натурально. — Антон покрутил пальцем у виска. — Ну, за что он так на меня?.. Из-за того огрызка? Но из-за такого не убивают!

— Убивают и из-за меньшего, Антоша, — сказал я. — Но я не думаю, что этот человек в самом деле хочет тебя убить. Иди домой спокойно.

— Ага! Щас! Я выйду, а он меня за углом ждёт... По-моему, он маньяк какой-то. Не, я лучше тут посижу.

— Нет, Антон, здесь ты сидеть не будешь. — Я взял его за руку и вывел из кабинки. — Пойдём, я провожу тебя.

Мальчишка упёрся.

— Он из-за меня и вас убьёт! А вас-то и вовсе не за что. Вы... это... ну... — Он опять шмыгнул носом. — Хороший.

Я усмехнулся в сумраке.

— Почём ты знаешь, что я хороший?

Он пожал плечами.

— Это видно. Хорошего человека видно. — И вдруг спросил: — А можно сделать, чтобы мне перейти к англичанам?

— Зачем?

— Ну... Это... К вам.

— Вряд ли это возможно, Антоша. Ты уже который год учишь немецкий, переходить на английский поздно. Да и не делается так.

Он вздохнул.

— Жалко... Да всё равно мне теперь это и ни к чему уже...

Я засмеялся.

— Ничего этот человек тебе не сделает! Не бойся его. Пойдём. Его там нет, вот увидишь.

Мне удалось вывести его из школы. Уже начинало смеркаться, в окнах домов горел уютный свет, а Антон опасливо озирался. Мишки нигде не было видно, но Антон был напряжён, как струна.

— Видишь, его нет, — сказал я.

— Нет, он где-то прячется, — не успокаивался Антон. — Ждёт, когда я останусь один.

— Если хочешь, я провожу тебя домой. Ты далеко живёшь?

— Да нет, тут рядом. — Он показал рукой направление. — Вон там, в той стороне.

— Ну, пошли.

Он приостановился, посмотрел на меня.

— Если этот урод вас хоть пальцем тронет, я его сам убью.

Он сказал это так твёрдо, что мне стало не по себе.

— Мне он ничего не сделает, — сказал я. — И не надо его так называть. Пошли.

Мы пошли рядом. В первую минуту мы молчали, а потом Антон спросил:

— А вы что, этого типа знаете?

Я объяснил ему, кто такой Мишка, и добавил:

— А вот швырять огрызком в кота не надо было. Зачем ты это сделал? Ведь он так хорошо выступал, а ты напугал его почём зря.

Антон вздохнул и ничего не ответил. Спустя полминуты он хмуро проговорил:

— Завтра директор опять отчитывать будет...

— Ты уж будь добр, зайди к нему, — сказал я. — Надеюсь, от него ты прятаться не будешь.

Он помолчал, потом сказал:

— Меня все отчитывают, все ругают... Отец дома тоже житья не даёт. Мамка ревёт.

— Ты думаешь, что тебя ругают незаслуженно?

Антон мрачно сопел.

— Этому конца нет, — сказал он. — Меня отругают, а я опять что-нибудь отмочу... И меня опять ругают. А отец и всыпать может. Вот так оно и получается. Как это называется?.. Круг какой-то. Прочный, что ли.

— Порочный, — подсказал я.

— Точно. И что тут делать?

— Порвать этот круг.

— Как?

— Есть только один способ. Ты сам догадываешься, я думаю.

Антон задумался.

— Так сразу не получится.

— Сразу никогда не получается. Но надо попробовать хотя бы постепенно. Только надо решить сразу, хочешь ты этого или нет. Потому что если ты этого не хочешь, не стоит и пытаться.

Он посмотрел на меня. Глаза у него были смышлёные, взгляд прямой и смелый, но сейчас в нём не было ни дерзости, ни нахальства.

— Вы один со мной нормально разговариваете, — сказал он. — Другие учителя отчитывают, директор грозится вообще меня исключить, отец только с ремнём в руках умеет разговаривать, у матери глаза на мокром месте... Я как-то раз с урока немецкого сбежал. Проходил мимо вашего кабинета... Дверь не закрыта была. Ну, и я послушал маленько. То, что по-английски говорили, непонятно было, но мне всё равно понравилось. Я уже три раза так слушал.

— Ты сбегал с немецкого? — нахмурился я.

Он вздохнул, потом засмеялся.

— Если бы мне завуч то же самое начала втирать — мол, зачем с уроков сбегаешь, такой ты и сякой, то я бы её послал куда подальше... А вас не пошлёшь.

— Почему же это? По-моему, любого человека можно послать.

Он усмехнулся.

— Нет, не любого. Вот вас нельзя послать.

— Как это?

— Ну... Не знаю, как сказать. Вот если, например, гору послать. Подойти и сказать: иди ты, гора, туда-то и туда-то, то ей ведь хоть бы что, так? Как стояла, так и стоит. Или солнце. Оно от этого светить не перестанет.

— Да, пожалуй.

— Вот. И вы так же. Вы просто посмотрите, и тот, кто вас послал, сам по этому адресу отправится. Или дальше.

Я подумал: а он неглупый парень. Я не я буду, если не возьмусь за него! Вслух я сказал:

— Если хочешь, я могу позаниматься с тобой английским в свободное от уроков время. Будем считать это факультативом. Ты хочешь?

— А можно? — неуверенно спросил он.

— Только при условии, что ты не будешь сбегать с немецкого.

— А если я не буду сбегать?

— Тогда можешь приходить ко мне. Надо посмотреть, когда мы оба будем свободны.

— Может, после уроков?

— Посмотрим. И ещё кое-что. Если ты хочешь, чтобы мы занимались, то тебе придётся соответствовать и по остальным параметрам.

— Как это?

— Я буду следить за тем, как ты себя ведёшь, Антоша. Если я узнаю, что ты опять что-нибудь натворил — всё отменяется. А я узнаю, уж будь уверен.

Он забежал немного вперёд меня.

— Я хочу выучить английский, Сергей Владимирович! — воскликнул он воодушевлённо. — Я буду всё учить, что вы мне зададите! Это первое, что я буду учить! Если я какую-нибудь там историю не выучу, это фигня... Английский я буду учить.

— Так не пойдёт, Антоша, — сказал я. — Договоримся так: все остальные предметы ты тоже не будешь забывать. Отныне ты под моим наблюдением. Всесторонним. Ты понял?

— Похоже, я попал, — засмеялся он. — Я у вас под колпаком?

— Если хочешь, называй это так. Ты всё ещё хочешь?

— Хочу.

— И ты готов выполнять мои условия?

— Я попробую.

— Неправильно. Надо не пробовать, а делать.

— Тогда я готов.

— Докажешь прямо сейчас?

Он даже остановился.

— Как?

— А вот как. — Я достал отобранную у него пачку сигарет. — Ты больше не притронешься к этому. Ты сейчас возьмёшь эту пачку и выбросишь.

Антон помолчал, посопел, потом сказал:

— Я её у Лёшки... То есть, у одного человека на килограмм яблок из нашего сада выменял.

— Дороговатый обмен. Но выбирай, чего тебе больше хочется.

— Прямо так всю пачку и выкинуть?

— Да.

— А может, хоть пару сигареток оставите?

— Ни одной. Здесь не может быть компромиссов.

Он отчаянно засопел. Я отдал ему пачку, и он, держа её в руке, несколько секунд пожирал её прощальным взглядом, а потом замахнулся и бросил в лужу. Посмотрев на меня, он спросил:

— Теперь верите?

— Верю, — сказал я. — Только взамен этой не должна появиться новая.

— Не появится.

— Хорошо, если так. Ты дал слово. Ты это понимаешь?

— Да уж чего тут не понять.

Видимо, мы пришли к дому Антона, потому что он сказал:

— Вот тут я живу. — И, помолчав, смущённо добавил: — А этот урод...

Я нахмурился, и он поправился:

— То есть, ваш друг Миша... Он и правда не появился.

— Ну вот, видишь. А ты боялся. И вообще, он никакой не маньяк, это я точно тебе говорю.

Попрощавшись с Антоном, я пошёл домой. Но не успел я сделать и десяти шагов в обратном направлении, как навстречу мне из-за угла вышел Мишка — с небрежно заложенными в карманы руками, с тлеющей сигаретой в зубах. Он встал у меня на пути так, чтобы заставить меня тоже остановиться.

— Значит, к маньякам ты меня не причисляешь, — сказал он насмешливо. — Что ж, спасибо и на том.

— Ты что, следил? — пробормотал я.

— Да нет, — усмехнулся он. — Просто гулял. Нельзя, что ли?

Но я понял, что он в самом деле караулил Антона и только из-за моего присутствия не решился приблизиться к нему.

— Делать тебе нечего, Миша, — сказал я. — Кстати, кто тебя просил разговаривать с этим мальчиком и запугивать его?

— Поверишь ли — хотел помочь вам, педагогам, — проговорил он — то ли с издёвкой, то ли серьёзно.

— Помочь?

— Ну да. Вы же с ними цацкаетесь, слово боитесь им сказать, чтобы как-нибудь не ранить их неокрепшую психику — ну, и тому подобная педагогическая муть. А они плевать на вас хотели. С ними надо по-другому.

— Спасибо, — перебил я. — Если нам, педагогам, понадобится твоя помощь, мы обратимся прямо к тебе, а пока, если тебя не затруднит, держись от школы и от детей подальше.

— Даже так? — усмехнулся он, пыхнув сигаретой.

— Да, так, — кивнул я. — Я вынужден просить тебя об этом. Я по-хорошему тебя прошу, Миша.

Он шагнул ко мне, подошёл вплотную, так что его плечо почти касалось моего. Его лицо в серых, как сталь, сумерках выглядело мертвенно бледным. Я пытался понять, был ли он сейчас нормальным, или же у него снова был приступ сумасшествия.

— Неужели ты умеешь и по-плохому? — Он выпустил клуб дыма мне в лицо.

— Да, кулаками махать я, может быть, не очень хорошо умею, — сказал я, разогнав рукой дым. — Это больше по твоей части. Но есть и другие средства воздействия.

— Что я слышу! — проговорил он с холодной усмешкой. — Что это было? Угроза?

Я не стал больше разговаривать и, обойдя Мишку, пошёл своей дорогой. У меня вдруг страшно разболелась голова — тяжкой, пульсирующей, нарастающей болью. Добравшись до дома, я упал на кровать — даже не стал ужинать. Перед глазами мелькали коты в галстуках и девочки в ярких платьях.

VIII

В понедельник после шестого урока, когда я уже собирался идти домой на обед, в дверь постучали. Это был вежливый, аккуратный стук — ровно три раза: тук-тук-тук.

— Да-да, — отозвался я.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Антон.

— Здрасьте, — сказал он смущённо.

— Здравствуй, здравствуй, — ответил я, кивнув. — Зачем пожаловал?

Он смутился ещё больше, повис на дверной ручке, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну... Это... Вы же сказали, что я могу приходить. Вы сейчас не заняты?

— Заходи, — сказал я.

Он вошёл нарочито небрежной походкой вразвалочку, стряхнул с плеча рюкзачок и плюхнулся за первую парту перед моим столом. Чем-то он напоминал Мишку — не нынешнего, а прежнего, такого, каким я знал его раньше. Может быть, дело было в лёгком рыжем отливе его строптивых вихров — таких же непокорных и буйных, какие были когда-то у Мишки. Может быть, он походил на Мишку смелым и дерзковатым взглядом, а может быть, чем-то ещё, чего я не мог точно определить. Он сидел передо мной — хулиган и забияка, бросающий вызов всем правилам и требованиям, сидел и ждал, что я скажу.

— Я слышал, ты сегодня опоздал на первый урок, — сказал я.

— С сестрёнкой водился, — ответил он. — Мамане надо было в магазин сходить.

— А сколько твоей сестрёнке?

— Два с половиной.

— И часто тебе приходится с ней водиться?

— Частенько.

— Наверно, это скучное занятие, и тебе хотелось бы заняться вместо этого чем-то своим?

Он пожал плечами.

— С Машкой не соскучишься, — усмехнулся он. — За ней глаз да глаз нужен. Везде суётся, только успевай её оттаскивать.

Я сел за стол.

— Ну что ж, с семьи и начнём. Как по-немецки будет "мама"?

— Die Mutter, — ответил Антон.

— А по-английски — mother. Как будет "отец"?

— Der Vater.

— По-английски "отец" — father.

— Похоже звучит.

— Это потому что английский и немецкий языки — родственные, они принадлежат к одной группе — германской. В этих языках много слов с одинаковыми корнями. И вообще, человеку легче учить второй иностранный язык, когда он уже знает какой-нибудь один — или хотя бы знаком с ним.

Антон достал толстую тетрадку и записал свои первые английские слова — "мать", "отец", "брат", "сестра", "бабушка", "дедушка". Я объяснил ему кое-что из грамматики, постоянно проводя параллель с немецким языком и указывая на сходства и различия. Антон оказался очень понятливым и любознательным; выяснилось, что и в немецком языке у него имелись неплохие познания — и это притом, что особой прилежностью и трудолюбием он не отличался. Мы не заметили, как пролетело время; я не успел сходить домой пообедать, но не слишком жалел об этом. Мы договорились встречаться по понедельникам в это же время и по субботам после четвёртого урока. Записав свой номер телефона на бумажке, я протянул её Антону:

— Вот... На всякий случай.

Мы встретились в субботу, а потом, как и договаривались, снова в понедельник. Антон был пунктуален, всегда являлся в назначенное время и не пропускал занятий, выполнял и небольшие домашние задания, которые я ему давал. Со своей стороны я, как и обещал, следил за поведением Антона. Нельзя сказать, что Антон моментально исправился: за ним ещё водились кое-какие грехи, но он по крайней мере старался не совершать их умышленно, и они стали не такими серьёзными. Но однажды он всё-таки не удержался.

Это случилось в конце сентября. На школьном дворе жгли листья и мусор, и в субботнике участвовал и класс Антона. В это время у меня был урок в одиннадцатом классе, а субботник проходил как раз под окнами моего кабинета. Пару раз я, бросая взгляд в окно, видел Антона, который носился по двору с граблями. Я ещё подумал, что ни к чему хорошему это не приведёт, и слегка беспокоился. Как выяснилось, мои опасения сбылись: под конец урока я услышал под окнами какой-то переполох и звуки битвы. Выглянув, я увидел, как Антон колошматит деревянной ручкой грабель своего одноклассника — Пашу Лазарева. Паша, лёжа на земле, подставлял под удары черенок метлы, а вокруг собрались все ребята и с азартом наблюдали за ходом поединка. Никто даже не пытался разнять дерущихся. Учителя биологии, который проводил этот субботник, нигде не было видно.