Синдром отчуждения

Вспышка! На бумаге медленно застывает фото девушки с котенком.

И только руки Лили все еще дрожат.

Хоть свитер и согрел, но в воздухе ощущалась тяжелая поступь приближающихся холодов.

"Ноябрь на носу, не хватало быть тут во время заморозков. Я точно не перенесу здесь зиму. Я и дольше пары дней вряд ли протяну, — тонкий голос паники сверлом вкручивался в мозг. — Замерзнуть или умереть от голода? Или сдохнуть от воспаления легких? Даже не знаю, что выбрать".

Серая улица, серые обломки, серое небо — все они расплывались в глазах монотонной некончающейся кляксой, и Лили с ужасом чувствовала, как мир вокруг постепенно ускользает, уходит в сторону, отдавая ее во власть миражей.

Вот шепчет чей-то голос, вот на асфальте похожая на человеческую тень... Кружатся окрест Лили, точно часовые, выжидают. Только чего? Когда она потеряет сознание?

Она бежала, кричала, отмахивалась, гнала прочь изводящие мороки, и, как ребенок, радовалась выламывающим грудь приступам кашля, что буквально выдирали ее из собственного разума.

Иногда пыталась отвлечься и состыковать в одурманенной голове все, что знала.

"Тринадцатого декабря в городе все было в порядке — типография выпустила газету. Затем из-за аварии с двадцать... какого-то декабря местную железнодорожную станцию начинают использовать в качестве перевалочного пункта для оправки заключенных. Пятнадцатого января прибывает последняя партия, которой уже не суждено отбыть в колонию. Вечером или в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое, а может, и раньше, начинают ухудшаться погодные условия. Люди не выходят на улицу — возрастает нагрузка на местную электросеть, и в определенный момент она отказывает. Ремонтникам не удается восстановить подачу электричества. Город накрывает снежная буря, и начальство решает просить помощи для эвакуации жителей. Но, по какой-то причине, вероятно, из-за все той же бури связь на большие расстояния не работает. Тогда они собирают отряд и отправляют его в ближайший населенный пункт. Параллельно удается запустить генератор в детском доме. Это значит, что там есть свет и тепло — всех жителей начинают переводить туда. В городе остается лишь смена радистов, которые поддерживают связь с посланным отрядом и сами пытаются достучаться до внешнего мира. Почему они тоже не пошли в детский дом? Ведь прибор связи можно взять с собой. Или здесь была какая-то стационарная антенна?

Господи, а в детском доме знали, что отряд, посланный за помощью, пропал? Или в итоге людей спасли? Или они там и остались? И лежат по сей день в этом приюте".

Лили передернуло.

"Надо прекращать думать об этом".

Пришла в себя она от холода. И, несмотря туман во взоре, поняла, что лежит на мокром асфальте и не помнит абсолютно, как сюда попала.

"Когда же тошнить перестанет?"

Над головой хмурилось небо, затянутое саваном чернильных, так похожих на свежие синяки облаков. Ветер стонал в разломах стен, бросал в лицо облака режущей пыли.

"Черное небо, лужи из крови,

Мы больше не увидимся с тобою..."

Улица, на которой лежала девушка, проходила мимо арки во двор. Она мельком взглянула в ту сторону и заметила блеск воды. Река? Если верить карте, до нее еще несколько кварталов.

Лили кое-как поднялась и направилась через арку.

Раньше здесь был обычный двор с песочницами и качелями, но сейчас разлившаяся река занимала все видимое пространство между домами, достигая окон первого этажа.

Посреди — возвышались ржавые качели с таящимся где-то в глубине воды сиденьем. Крыши автомобилей торчали, как грибы, около домов, лениво перекатывались через них волны.

Лили вздрогнула — она вдруг живо представила, что квартиры, где раньше жили люди, теперь полностью заполнены водой. Вместе с мебелью, посудой, одеждой, что покрыты илом и медленно разрушаются под действием стихии.

Тишину надорвал кашель — девушка сжала грудь, морщась от боли, и часто-часто задышала. Сплюнула кровяной сгусток, от которого в воде потянулась паутинка бордовых нитей.

"Как при чахотке... Нет, скорее у меня пневмония. Сколько это дней без лечения? Один-два? Или я уже умерла, и это чистилище..."

Что-то на дне привлекло ее внимание, и девушка наклонилась ниже.

"Боже..." — как куча сломанных манекенов лежали там тела. Раздувшиеся, бледные...

Она моргнула, и видение исчезло. Кроме занесенной песком детской площадки, ничегошеньки под водой не было.

Девушка развернулась и вышла в арку. И не знала уже, существует ли город на самом деле. Существует ли она?

"Или все это лишь горячечный бред?"

— Лили?

— Да.

— Поболтаем?

— Говори. Разве я могу тебе помешать? Ты — мой внутренний голос.

— Лили, мы, вроде как, умираем.

— Да.

— И? Ты ничего не будешь делать?

— А что ты хочешь? Я пытаюсь.

— Этого мало.

— Какая же ты зануда! Знаешь, сколько известных личностей скончалось от бронхита. Пруст, например.

— Скорее он скончался от тоски, потому что всю жизнь писал один и тот же роман.

— Ой, зато какой у него опус про печеньки! Мадлены... кажется, это была единственная вещь, которую я сама испекла.

— Все люди, которых ты подразумеваешь, сделали что-то значительное. А ты?

— Черт... — Лили захлебнулась от внезапно налетевшего кашля.

— Не слышу ответа.

— Извини, я тут пытаюсь не выплюнуть наши легкие.

— Это не оправдание.

— Вот ты стерва! Я тоже много чего сделала, пускай и не то же, что они...

— Вот именно. Ключевое слово "много". Какой тут смысл?

— Как там у Саган... "Чтобы двадцать три часа быть свободной и полчасика чувствовать одиночество". Или нет. Либо что-то у меня с памятью, либо у Франсуазы с арифметикой. Кстати она тоже умерла от какой-то ерунды с легкими.

— Мост.

— Сама ты! А...

Мост и правда был — точнее сквозь толщу воды угадывались очертания бетонных плит. Очевидно, строители никак не рассчитывали, что со временем река выйдет из берегов и почти полностью поглотит его.

Девушка окунула руку, чудом держась на шатающихся, будто ходули, ногах — вода была ледяная.

"Плыть — чистой воды самоубийство. Температура у меня и так зашкаливает.

Нужно найти плавсредство. Или самой построить".

— Наконец здравая мысль!

— Умолкни.

— Я только констатирую факт.

Лили растерянно осмотрелась по сторонам — следов лодок в поле зрения не было. Значит, плот? Ей нужны доски и гвозди.

"Положим, прорва досок и гвоздей. И смола или, назовем его, элемент "X", который не позволит моему творению протечь.

Нет, все это слишком долго, я буду собирать плот с неделю. Должен быть другой способ".

— Да, лечь здесь и думать, какая ты бедолажная и одинокая.

— Прекрати! Ты мне помогать должна, а не...

— Лили, ты — это я.

— Тогда кто я? Аааа, отстань!

Заморосил безжалостный дождь. Когти холода медленно поползли под одежду, вытягивая тепло тела.

"Думай. Думай, что еще?"

Канализация? Точно! Лили оглянулась — а вот и ближайший люк. Если подземные ходы не затопило, то у нее есть шанс пройти под рекой на ту сторону.

Хотелось в это верить.

Девушка достала из рюкзака перчатки.

"Вязаные и скоро промокнут. Но все-таки лучше, чем лазить в грязи голыми руками".

— Ты видела с себя со стороны? Пара пятен, как ужасно!

— Я тебя не слушаю.

В центре люка было небольшое отверстие — Лили вставила туда ручку молотка и, используя, как рычаг, потянула крышку.

— Черт! — обессилевшие руки соскользнули и безвольно повисли вдоль тела. От напряжения подкатила к горлу тошнота.

"Я могу!" — снова примерилась Лили и потянула всем корпусом. — Да! Еще чуть-чуть..."

Грудь разорвало сухим, не дающим облегчения кашлем, но девушка не отпускала ручку — несмотря на текущие градом слезы, клокочущую в горле кислоту и обессиленное тело.

Люк поднялся и с лязгом рухнул на асфальт.

"Хочу лечь и уснуть. А, когда проснусь, пусть все это пройдет!"

Включенный фонарь высветил перекладины лестницы и сводчатый туннель, по дну которого бежал темный поток.

"Вместе с рюкзаком на плечах не пролезть".

Девушка присела и свесила ноги в отверстие, все больше понимая, насколько устала и вообще не хочет никуда двигаться.

— Так и будешь сидеть?

— Да! Имеются возражения — подай на меня в суд. Вот смеху-то будет.

— Ха-Ха-Ха.

— Я не так смеюсь. Ты — неправильная Лили. Все умолкни!

Она ухватилась словно ватной рукой за поручень лестницы, другой взяла рюкзак и полезла вниз.

Каждый шаг приходилось делать, осторожно ища ногой очередную перекладину, цепляясь изо всех сил дрожащими носочками и закоченевшими пальцами. Голова закружилась, точно перманентной тошноты было мало.

"Раз.

Другой. Тут не высоко, я же видела.

Можно подышать.

Как я хрипло дышу. Все забито внутри этой дрянью.

Еще разок..."

Наконец, она нащупала ступней дно и спрыгнула на небольшой бортик, идущий вдоль стен туннеля. Чуть ниже плескался поток. По сравнению с городом здесь было на редкость шумно — вода падала с грохотом где-то рядом. Пахло сыростью и плесенью.

Лили повернулась в сторону реки и двинулась вперед. Подтверждая догадку, начал приближаться шум.

— Туннели могут быть очень запутанными — надо отмечать, где идешь.

— О! Мы закончили с сарказмом и перешли на советы.

Подумав, Лили все же достала лист, намочила и положила на пол рядом с лестницей. Теперь она всегда узнает, откуда пришла. Даже если стемнеет, и люка наверху видно не будет. И вряд ли снесет мокрую бумагу случайно забредший сквозняк.

Так она и шла — оставляя на поворотах и развилках листы бумаги. И то приближался, то отдалялся рев падающей воды.

От жара или от холода внизу — девушку скоро начало трясти. Клацали зубы — отбивали ритм, одним им известный и понятный, горло заболело, а почти ежеминутные приступы кашля грозили разодрать легкие.

Скоро Лили начало казаться, что ее больше нет — поглощена мраком. Остались только тающий лучик фонаря, тяжелое дыхание и дрожь, волнами выгибающая тело.

— Поболтай со мной?

— Ты же меня не слушаешь.

— Я буду. Мне страшно...

— Хорошо. Мертвым уже нечего бояться.

— Умеешь ты найти оптимистическую нотку. Слушай, давай придумаем тебе имя. Надо нас как-то различать.

— Давай.

— Хм. Если я — Лили, то ты... — Ляля.

— Ну уж нет! Мне не нравится.

— Мне тоже. Ммм. Лилиана?

— Как у цыганской гадалки.

— Точно. Знаешь, а у нас много общего. По крайней мере, во взглядах на имена.

— Один мозг на двоих и тот ни грамма толкового придумать не может.

— Нет, ты все-таки редкая зануда. Назову тебя... Фрекенбок.

— Нет! Я слишком красивая для того, чтобы быть Фрекенбок.

— Красивая? Не смеши. Нос, как шило, и глаза цвета старой штукатурки.

— Хочу другое имя!

— Хорошо! Хмм. Арабелла?

— Это из "Капитана Блада"?

— Ага. Красивое имя. Всегда хотела, чтобы меня так звали.

— Я знаю.

— Арабелла.

— Да?

— Мне плохо.

— Я знаю.

— Все-то ты знаешь. Как думаешь, может быть, пистолет в висок и... Или два пальца в рот. Мутит уже который день, я больше не могу. Наверное, что-то не так с консервами. Ботулизм или как его. Сколько вариантов умереть — пневмония, голод, жажда, ботулизм! Стоит объявить конкурс.

— Сделаю вид, что первой и последней фраз не слышала. Но от рвоты будет обезвоживание. Если ты не собираешься пить из канализации, то умрешь от жажды.

— Ты просто кладезь знаний. Но что мне делать?

— Идти.

— Иду...

Час, два — она могла бы уже быть на другом берегу, но, кажется, только бродила вдоль русла реки.

Иногда отключалась, обнаруживая себя лежащей на ледяном каменном полу и давящейся кашлем, выплевывающей отдающие вкусом крови густые комки. Окруженная рокочущей тьмой, скрученная тошнотой и головной болью, лишенная сил и меркнущей вместе со светом фонаря надежды.

Уперевшись в очередной тупик, девушка без сил опустилась на пол. Оставаться в темноте было страшновато, но фонарь уже заметно ослабел, и, стремясь сохранить заряд, Лили выключила его.

Часы со светящимся циферблатом будто висели во мраке. 14:37. Возвращаться назад или пытаться дальше найти дорогу? Она рисковала навсегда заблудиться в этом лабиринте.

"Нет, надо идти вперед".

— Я хочу есть. И пить. И спать.

— Потерпи.

— Арабелла.

— Да?

— Я тебя ненавижу.

Еще час блужданий в меркнущем свете фонаря. Шум низвергающейся воды вдруг стал гораздо громче. Девушка поспешила по проходу и остановилась, как вкопанная — впереди туннель обрывался в темноту, и не было видно противоположных стен, точно взяли и обрезали огромным лезвием.

Лили осторожно подошла к краю. Вода с ревом обрушивалась куда-то вниз. Круг света от фонаря не смог достать до дна, но зато показал ступеньки.

Что там? Одна вода? Или еще туннели? Девушка оглянулась назад, будто ища поддержки, но увидела лишь равнодушную стену черноты.

— "Прыгай вниз, прыгай вниз, не бойся, —

Тихо шепчет мне в душу дождь. —

Прыгай вниз и ни о чем не беспокойся.

Все равно когда-нибудь умрешь".

— Прекрати! Ты же мне помогать должна.

— С чего ты решила? Прыгай...

— Хватит, ты меня пугаешь!

— Прыгай!

Девушка почувствовала, что теряет контроль над своим телом, как наклоняется оно вперед...

Невыразимая легкость свободного падения.

Визг ветра в ушах.

И мир, расколовшийся на мириады обломков.

Один месяц, пять дней, двадцать два часа и девятнадцать минут до начала отчуждения.

Кира не помнит, когда это началось. Просто, замечает в один день, что Лили все больше удаляется от них. Что все глубже уходит она в себя, погружается неотвратимо в столь притягательную и не имеющую границ внутреннюю вселенную.

Кира часто наблюдает, как подруга сидит неподвижно, смотря в одну и ту же точку на стене или за окно. А Олег рассказывает, что по ночам Лили закрывается в ванной и тихо плачет.

— Подру-у-га? Давай ты мне все расскажешь?

— Что? О чем?

— О том, что тебя тревожит. Я же вижу. Скажи, что с тобой? Лили? Это связано с тем...

— Все в порядке, дружище. Не забудь, сегодня репетиция.

Они надеются, что это пройдет. Наступит новое утро, и все станет как прежде.

Но дни сменяются неделями, а те — месяцами.

Лили тает изнутри.

А потом наступает тот злополучный день рождения.

Лили и Олег прибывают туда вдвоем, как настоящая семейная пара. И, улыбаясь и держась за руки, вручают имениннику подарок.

И они ходят среди гостей, пьют шампанское из высоких, натертых до блеска бокалов и вежливо переговариваются со знакомыми.

И плещется музыка, и пары кружатся под размеренный ритм ненавязчивых мелодий.

— Я... Я... — Олег вдруг понимает, что Лили плачет, хотя и продолжает танцевать, — больше не могу.

Девушка высвобождается из его объятий и беспомощно взмахивает руками. Лицо искажает гримаса то ли боли, то ли отчаяния, перемежаемая резкими всхлипами: