Кто ты? (главы из романа)

— Так... В грамотке вашей — он приподнял свиток — иных жалоб нет более. На словах ли желаете добавить что?

Выборные в который раз переглянулись:

— А нечего, князюшко.

— Вот и ладно.

Князь Стерх поднялся с кресла и, обводя глазами люд поверх голов, проговорил громко и раздельно:

— Властью, данною мне Государем нашим, и от законов, Дором положенных, определяю...

Кирилл понял, что настоящая тишина наступила только теперь. Он вдруг поймал себя на том, что перестал дышать.

— Государево благо — превыше прочих. К тому ж, сделанного уже не воротить без убытку для всех. Сходам деревень Каменка и Медоборы, елико возможно станет, земли обиженным подыскать и возместить полною мерою из общинных. Надобно будет — от своих уделю безмездно. Убытки всякого роду сочесть со тщанием и предоставить не казне, а воеводе Государевому Креславу. Трудников же ему из крестьян впредь набирать не возбраняется, одначе только по доброй воле оных, не стращая и не лукавствуя при том. И быть посему. Приемлете? — обратился он к выборным, добавив тут же:

— А поклонов земных на суде не бить, поясных довольно.

Смущенные староста и бортник поднялись с колен:

— Да хранят тебя Обереги со Христом, князюшко! Приемлем, приемлем — как же нам волю-то твою не принять!

— Воеводо Государев Креслав!

— Приемлю, княже.

— Вот и ладно. С миром изыдите. Далее что там?

Он повернул голову. Писарь завороженно провожал глазами райских птиц, невольно подаваясь всем телом вослед уходящему воеводе.

— Писарь! Избор!

От негромкого окрика тот очнулся, поспешно выхватил из неровной стопки следующую челобитную и, зыркнув на князя, пристыженно откашлялся.

— Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, — завел он, обретая снова в протяжном голосе своем утерянное благочиние, — то на охоту боле не ходи, не поможет тебе и свора твоя...

Писарь осекся.

— Подметная грамота... — незнакомым голосом проговорил князь Стерх. — Сюда ее! — он впился глазами в строчки: — Сотник!

— Заслон! — тут же прозвучало из-за его спины.

Две цепочки ратников шагнули от крыльев галерейки вперед и замкнулись в одну у ступеней крыльца. Людское полукольцо перед ними испуганно подалось назад, по толпе покатилась волна движения. Кто-то охнул, кто-то вскрикнул, кого-то придавили.

Иов быстро, как филин, повернул голову, ухватил глазами взгляд Кирилла:

— За мною встань, княже.

— Может, в палаты его? — спросил келейник, склонясь к отцу Варнаве.

— Пока не надобно.

Сотник вышел вперед и спустился на несколько ступеней:

— Спокойствие, люди добрые, спокойствие! Княжье дело вам не в страх! Понимание имейте да благоразумие!

Князь Стерх протянул бумагу настоятелю:

— Читай, отче. Как бы это тебя более моего не коснулось.

Отец Варнава развернул грамотку и откинул голову:

'Ежели ты, княже, стареешь да силу былую теряешь, то на охоту боле не ходи, не поможет тебе и свора твоя — хоть издалеча в нее гончаков призывай, хоть из земель иных. Лучше дома сиди. А на голубых кровей щенков твоих кабы волки матерые не сыскались. Не буди лихо, пока оно тихо!'

— Так...

— Мыслю, писарю допрос следует учинить безотлагательно. И мне быть при том.

— Не стоило бы суд прерывать, княже. Люд и так обеспокоен.

— Ничего, отче. Знаю, ты моими же словами думаешь.

Он отклонился назад, позвал в глубину галереи:

— Боривит! Венд!

Затем порывисто встал. Подойдя к поставцу с ворохом челобитных, быстро просмотрел и отложил в сторону несколько листков:

— Эти — прежде прочих. Венд, сюда поди — за писаря будешь. А ты, Избор, с нами ступай.

Повернулся лицом к народу, поднял руку:

— По слову моему правом воли княжьей наделяется на время малое старший сын мой, княжич Боривит. Законы и уложения знаемы им поболе моего, — ведаете о том.

В толпе облегченно завздыхали, заулыбались уважительно. Напряжение ощутимо упало.

— Княжья доля — не всегда княжья воля. И о том такоже ведаете.

Отец Варнава, поднявшись с места, последовал за за князем Стерхом. Иов молча указал Кириллу на двери.

За спиной раздался голос сотника:

— Княжий суд!

* * *

— Сказывай, Избор.

— Что сказывать, княже?

— Правду. Откуда грамотка подметная взялась?

— Вечор мы вместе с тобою, княже, жалобы все просматривали — не было ее!

— До утра где бумаги пребывали? — спросил отец Варнава.

— Да здесь же, в светелке моей. В этой вот скрыне, — писарь ткнул рукою.

Отец Варнава глянул на темного дерева сундук, окованный железными полосами:

— А замок где?

— Нету. Не запираю я скрыню никогда, нужды не было. Да и наказа княжьего.

— А светлица запирается?

— Изнутри только, на засов.

Настоятель перевел взгляд на князя Стерха.

— Ратники при вратах да у входа в палаты, — сказал тот, дернув щекой, — а ночью еще и дозор надворный.

— Так... После того, как князь ушел, покидал ли светлицу?

— Да.

— Куда ходил?

Писарь опустил голову, побагровел и замолчал. В наступившей тишине со двора донеслось:

— ...А в завещании своем он ни самого Боряту, ни жену его не упоминает!..

— Куда ходил? — чуть медленнее и громче повторил князь Стерх вслед за настоятелем.

— В девичью... — еле слышно выдавил из себя Избор, втягивая голову в плечи.

Князь шумно вздохнул и провел по лицу ладонью, стирая невольную улыбку:

— Да уж... 'Согрешихом и беззаконновахом'. Когда уходил и возвращался — никого возле двери своей не приметил?

— Нет.

— Кто-то из своих, княже, — подал голос отец Варнава. — Почти всегда это кто-то из своих. Вели всех домочадцев собрать.

— А дворовых, дружину?

— После, коль придется.

— Тогда в гридницу перейдем — здесь тесновато будет.

Он распахнул дверь и крикнул в нее:

— Гордея ко мне!

* * *

Отец Варнава наклонился ко князю Стерху и проговорил еле слышно:

— А семья-то твоя здесь зачем, княже?

— А ты, отче, и сам ответ знаешь. Гордей! Все ли здесь?

— Княжичи Боривит и Венд на суде по слову твоему, Братша с Николою только третьего дня воротятся, Радоша-кормилица у дочери на выселках втору седмицу гостюет да Марфа-пряха рожать наладилась.

— Вот и ладно. А теперь слушайте все! Нынче на суде моем обнаружилась грамота подметная — вот она!

Князь Стерх поднял свиток и оглядел собравшихся:

— А в ней угрозы предерзкие двум князьям зараз: мне и молодому князю Ягдару-Кириллу. Мыслю, крепко мы задели кого-то, коль решился он на такое. Как бы 'Слово и дело государево' кричать не пришлось. Все ли разумеют?

Он опять обвел гридницу тяжелым взглядом:

— А коли так, то выйди по доброй воле своей тот, кто тайно подбросил ее писарю Избору. Даю свое княжье слово, что по дознании отпущу тебя с миром на все четыре стороны.

Головы стали молча опускаться одна за другой в полной тишине.

— Добро... Тогда поведаю вам о князе Ягдаре — не все слыхали о нем. А имеет он дар дивный помыслы наши потаенные зреть. И теперь каждый из вас к нему подойдет. Каждый! Я же еще раз повторю сугубо: кто по доброй воле повинится, на том свое княжье слово сдержу.

Он сложил руки на груди и отвернулся к окну.

Тонкий вой внезапно вонзился в уши — Кирилл вздрогнул.

Дебелая девица, оттолкнув своих сотоварок, взмахнула руками и ничком обрушилась на пол. В высоком поставе у стены стеклянными голосами отозвалась посуда.

— Князюшко-батюшко ты мой родненьки-и-ий! Прости меня, дуру полную, змею подлую-у-у!

Князь Стерх порывисто шагнул ей навстречу. Девка, подвывая, резво подобралась к нему на четвереньках, обеими руками ухватилась за алый сапог козловой кожи и прижала его к своей обширной груди.

— Эй, эй! Оставь немедля!

Князь пошатнулся, запрыгал на одной ноге.

— Малуша, отпусти! — крикнула княгиня, бросаясь на помощь мужу.

— Встань! Живо! Да скулить перестань! — он отступил на шаг, притопывая-оправляя сапог. — Ты кто такова? Радимила, из твоих она, что ль?

— Белошвея моя.

— Припомнил я, княже, — подал голос писарь. — Когда вчера в девичьей у дверей стоял да песни слушал, она мимо меня проскользнула, она самая!

— Сказывай, кто грамотку тебе дал?

— Ы-ы-ы... Мастер Фрол... Из гончарной слободы-ы-ы...

— Гордей! Немедля послать за ним! Стой! Сотнику Василию скажи — двух ратников конных!

Отец Варнава поднял руку:

— Погоди, княже.

Он приблизился и в упор взглянул на Малушу:

— Правду ли говоришь сейчас?

— Правду, отче, правду, — то Фрол был, Фрол! У-у-у, змей подколодный!

-Добро... — отец Варнава опустил глаза. — Домочадцев-то отпускай, княже, — все уж.

Князь Стерх встрепенулся:

— А ты, жено моя, чада мои и все вы, люди добрые, с миром изыдите и простите князя своего, от него претерпевши.

Настоятель поклонился вместе с князем. Когда гридница опустела, он глянул на Кирилла и обратился к белошвее:

— Ты сейчас, милая, глаза закрой да вспомни ясно, когда да как мастер Фрол этот грамотку тебе передавал. Добро?

— Да, батюшко.

Она старательно зажмурилась, задвигала большими, подрисованными углем бровями.

Отец Варнава шагнул в сторону.

Кирилл протянул ладонь и закрыл глаза. Широкое румяное лицо с кудреватой бородкой да нагловатой ухмылкой на нем выступило из тумана, дергаясь и расплываясь, словно норовя обратиться в какое-то другое. Щегольская шелковая рубаха меняла цвет с алого на зеленый, временами превращаясь в подобие веретища. Смутное пространство вокруг исторгало из себя пляшущие силуэты не то деревьев, не то домов.

— Лжет, — сказал Кирилл, открывая глаза. — Не Фрол то был, иной кто-то.

— Ну, Малуша-белошвея, воля твоя, — сказал князь Стерх ровным голосом. — Гордей!

— Ой, не надо, князюшко! Ой, не надо, родненький! -опять не то завыла, не то заскулила она. — Правду скажу, правду! То калика был перехожий — он грамотку дал, он! И не хотела-то ведь брать я, князюшко, так вот и чувствовала душенька, что не надобно, да он...

— Денег посулил?

Малуша затрясла головой и захлюпала носом:

— Полдюжины чеканчиков отсыпал.

— И как да кому подбросить тоже он надоумил?

— Выспрашивал долго — что да где, да как у князя, а я ему и присоветовала. Знала, что Избор в девичью повадлив.

— Правду ли на этот раз говорит? — спросил Кирилл. — Может...

Отец Варнава вздохнул:

— Не надо, княже. Я к своим годам тоже малую толику дара обрел ложь от правды отличать. А ты, девица, мастера Фрола почто оговорить хотела?

Писарь не выдержал:

— Так ведь он ладо ее бывший! Люди баяли, за жену взять обещался, да обманул.

Князь Стерх покачал головой:

— Отомстить решила — под суд человека невинного подвести. Ну и гнусная же ты девка, Малуша, — плюнул бы, да в доме негоже. Час тебе на все сборы — и скатертью дорога. Поди прочь. Избор, притвори за нею.

Он тяжело опустился на лавку у стены и задумался.

— А как быть теперь с тем каликою перехожим? — спросил Кирилл. — Я же мог бы рассмотреть дотошно, каков он из себя. Да голос, да повадки.

— И что? — проговорил князь равнодушно. — Если он и вправду странник, то давно уж далече. Как по мне — ряженый, да и то все едино. Где искать? Кому? Тебя во все стороны враз отправить? Да и не посланник нам нужен, а пославший. Так не ищут, княже.

— А как ищут?

Отец Варнава поднял взгляд на князя Стерха. Тот выпрямился на лавке, распорядился негромко:

— Гордей, Избор, оставьте-ка нас с отцом Варнавою.

Настоятель кивнул Кириллу и добавил мягко:

— И тебя прошу, княже.

Глава 9

У старой липы за их спинами что-то зашуршало. Они обернулись, вглядываясь в темноту.

— Еж, должно быть. Или кот.

Держан откинулся на спинку скамейки и спросил с нескрываемым любопытством:

— А каково оно — в душах чужих читать?

Кирилл пожал плечами:

— Не знаю. Я в душах не читаю. Это здесь... — он неопределенно покрутил рукою возле темечка.

— Все одно здорово. Завидую я тебе, княже.

Кирилл опять пожал плечами:

— Чему? Неужто не ведаешь, что в помыслах человечьих может быть?

— О других не скажу, а о себе-то — да... Наверное, золотарем себя иногда чувствуешь.

— Ага, младшим черпальщиком.

— А мои мысли видеть можешь?

— Только если захочешь. Или, по крайности, затворяться не станешь. Да ты не бойся — я сам по себе ничего чужого не вижу и не слышу. Хотя чувствую что-то изредка.

— Я боюсь? Ну скажи, о чем я сейчас думаю?

Кирилл поднял веки, медленно сложил пальцы в кулак и приблизил его к носу Держана:

— А это что за диво такое, княжиче?

Держан захлопал глазами:

— Ты чего?

— Я чего? Ты мне мысленно кукиш кажешь да спрашиваешь: 'Прореки, княже, что это за диво такое?' А я тебе — въяве!

Сверху послышался сдавленный смешок — князь и княжич задрали головы. В развилке широченной липовой ветви сидела на корточках, хихикая, княжна Светава.

— О! Мавка! — радостно завопил Держан, подхватываясь на ноги. — Мавка-лазутчица, да еще и ядреная такая! Чичас мы тя пымаем...

Он подпрыгнул, ухватился за нижние веточки и принялся азартно трясти их:

— Пособи, княже, не то уйдет вражина лесная!

Толстая ветвь под княжною даже не шелохнулась. Однако Светава вдруг пошатнулась, пискнула испуганно и, шурша подолом по коре, соскользнула вниз.

Кирилл подставил руки, без труда поймав княжну на подлете.

— Цела? Не ушиблась?

Светава сплела пальцы на шее Кирилла, улыбнулась кротко. Со вздохом прошептала:

— Напугалась только... Спасибо тебе, княже, спаситель ты мой...

По обеспокоенному вначале лицу Держана стала медленно расползаться ухмылка:

— А напугалась-то чего, сестрица? Вроде, и прицелилась славно, и подол не забыла придержать со тщанием. Да и князя поймала ловко. То есть, я сказать хотел: князь тебя поймал, оно конешно.

Светава вдруг вырвалась из рук Кирилла. Затем поддернула длинную рубаху и изо всей силы наподдала ногой, норовя попасть братцу пониже спины. Он ловко вильнул телом — сестрин сапожок лягнул мимо.

— А ежели бы нога твоя из задницы вылетела? — закричал Держан озабоченно. — Ведь прямо в окошко и угодила бы! А стекла-то веницейские — ух, попало бы от отца-то!

— Ну, братец, спасибо тебе!

Светава фыркнула, как кошка, подхватила подол и умчалась в темноту.

— Зря ты так, — сказал Кирилл с сожалением.

* * *

— А ведь ты, княже, города нашего так и не видал еще. Да ты ешь, ешь. Угощайся поплотнее — обед опять поздним будет, успеешь проголодаться.

Князь Стерх поощрительно помахал ладонью над столом, щедро накрытым к завтраку.

— Суд-то вчера поздно окончился. — сказал Кирилл, будто извиняясь. — Город до ночи мельком посмотреть можно было бы, так ведь и люд с торжища разошелся, поди, и лавки купеческие тоже позакрывались.

Князь Стерх бросил быстрый взгляд на отца Варнаву:

— Да и сегодня, пожалуй, лишь к вечеру управимся — опять недосуг будет. А почто тебе люди торговые надобны?

— Гостинец привезти хотел. Маленький, — добавил Кирилл стесненно. — Перстенек или колечко...