Исполнитель

Вот и караулка. Рыцарь глубоко дышал, сосредотачиваясь, вызывая прилив дрожи...

"Как войдёшь — делай "клей""

Первей уже бормотал заклинание, открывая низкую, обитую железом дверь. И засов не закрыли... Хотя понятно — ну кого им тут бояться, малолетних "ведьм"?

— Никому не двигаться! Никто не может двинуться!

Обойдя застывшие фигуры, рыцарь проникновенно начал.

— Вы устали. Вы очень устали, у вас такая трудная работа... Ваши веки тяжелеют, ваши глаза закрываются... Спать... Спать... Откройте глаза.

Пройдясь ещё раз между бравыми стражами, таращившими стеклянные глаза, рыцарь приказал:

— Я ваш командир. Слушать только меня. Идите за мной!

"Родная, как я их, а?"

"Прямо как в учебнике"

"Они должны остаться в живых?"

Пауза.

"На твоё усмотрение"

Первей изумился, даже приостановился.

"Не понял..."

"Они пособники палачей, пусть и косвенные, они каждый день смотрят на то, что тут творится, и спят спокойно. Они могут в принципе ещё потолкаться на этой земле, накапливая долги, но если они сойдут с круга сегодня — беды не будет. Их судьбу решаешь ты, вот здесь и сейчас"

Первей грыз губу. Этого ещё не хватало... он не Судья, он только Исполнитель!

"У них есть дети?"

"У троих есть. Кстати, у палача, что сейчас... работает, тоже есть дети. Трое, и папа их очень любит. И часто приносит им разные подарки, вещи, снятые с замученных"

"Понятно"

Первей больше не колебался, входя назад в подвал. Пронзительный девчоночий визг, и опять рыдания, заглушившие неразборчивое бормотание, доносящееся из камеры.

Двое стражников, стоящих на страже закона у двери в преисподнюю, оторопели от неожиданности при виде столь внушительной процессии — впереди высокий помятый незнакомец с бледным решительным лицом, за ним их грозный капитан со стеклянными глазами, далее толпа, едва умещающаяся в узком проходе.

Не тратя ману и время на этих двоих, Первей полоснул мечом по горлу одного и тут же, обратным ходом меча, убил второго. Кивнул стражникам:

— Стоять. Ждать.

Постучал в камеру, решительно и властно. Вновь послышалось чьё-то бормотание, неразборчивое из-за девичьего плача, лязгнул засов, и на пороге возник щуплый человечек с гусиным пером за ухом.

— Чего...

Возможно, человечек хотел спросить, "чего надо?", но рыцарь не дал ему договорить. Молча сунул мечом в мягкий живот, распахнул дверь, обитую железом, во всю ширь, и вошёл в камеру, перешагнув через оседающего секретаря Святой инквизиции.

На цепях посреди квадратного помещения без окон, ярко освещённого четырьмя факелами, в каждом углу, висело беспомощное тоненькое тело, руки и ноги "ведьмы" были растянуты крест-накрест, голова с растрёпанными волосами склонилась вперёд, и волосы закрывали лицо. Рядом стоял долговязый тощий человек в кожаном фартуке и штанах, голый по пояс — рёбра торчали так, что казалось, вот-вот прорвут кожу. На голове палача был напялен красный колпак с прорезями для глаз, впрочем, сейчас завёрнутый вверх, открывая худое бритое лицо с длинным тонким носом.

А вокруг полукругом разместились шестеро в чёрных балахонах с капюшонами. Инквизиторы, борцы со всякой нечистью, спасающие души еретиков, колдунов и ведьм при помощи очистительного костра.

— Кто позволил!.. — повернулся вполоборота один, человек с властным взглядом белёсых глаз, в глубине которых плавала холодная злоба, граничащая с безумием. Первей уже произнёс заклятье "клея", и инквизитор так и замер вполоборота, в напряжённой и неудобной позе.

— Не двигаться! Вы не можете двигаться! Вы не можете говорить!

Не обращая внимания на обездвиженных, рыцарь подошёл к висящей на цепях тощенькой фигурке. На теле девчонки там и сям виднелись кровавые точки от уколов иглой, и вся она дрожала крупной дрожью. Звери... Адские звери...

— Ты можешь двигаться — мягко сказал Первей. Девчонка вздрогнула и подняла голову, расширенными глазами глядя на него, даже забыв про боль. Рыцарь между тем исследовал замки на запястьях и щиколотках "ведьмы". Где-то здесь должен быть ключ... Ага, вот!

Ключ висел на грязной тесёмке, привязанной к фартуку, коим был опоясан палач. Рыцарь сорвал ключ, отпер кандалы на руках и ногах несчастной, придержав её, чтобы девочка не ударилась о пол. Нет, вроде ничего... Да, определённо "ведьма" способна держаться на ногах. Господа инквизиторы только начали свою работу.

— Иди домой — мягко, как мог, сказал Первей — Ты слышишь меня? (девочка закивала часто-часто) Где твоё платье? Ага, вот... Одевайся и иди домой, сейчас я провожу тебя до дверей. Одевайся!

Рыцарь смотрел, как "ведьма" натягивает через голову порванное до пояса на спине платье, путаясь и пошатываясь. Ладно...

"Как быть с этими?"

"Заканчивай с ними, рыцарь"

Заплечных дел мастер прилагал гигантские усилия, чтобы освободиться — тощие мускулы напрягались под потной кожей, как верёвки. Первей усмехнулся — при заклятьи "клей" человек держит себя сам. Одни мышцы тянут вперёд, другие назад, а в целом человек цепенеет в той позе, в которой его застигло заклятье.

— Ваше преосвященство, вы можете говорить — разрешил Первей — У вас есть вопросы?

— Кто ты? — обрёл голос главный инквизитор.

Рыцарь смотрел ему в белёсые глаза, где вместо привычной жестокой самоуверенности плавал липкий страх. Паук мечтал поймать жирную муху, а получил в паутину шершня.

— Я Исполнитель. Исполнитель Приговора.

— Как ты смеешь! Я представитель Святого Престола!.. Его Святейшество папа...

Первей улыбнулся.

— Насчёт папы я не имею никаких указаний. Возможно, его Приговор ещё впереди. Но ваше время истекло, господа инквизиторы. Всё, молчи — главный инквизитор поперхнулся и забулькал невнятно, захрипел, пытаясь что-то добавить — Вам не позволено выбирать свою смерть. Вы умрёте такой же смертью, на которую обрекаете ваши жертвы — сгорите заживо, и не оставите после себя ни потомства, ни праха, ни имени. Более того. Конечно, судить не мне, но я полагаю, этот ваш круг — последний, и вы навсегда уйдёте в небытие. Аминь.

Рыцарь начал собирать бумаги, разложенные на столе, в кучу. Выглянул за дверь, где неподвижно, как статуи, стояли замороченные стражники.

— Ты, ты, ты и ты. Принесите соломы и дров, да побольше. И факелов, сколько есть. В подвалах есть ещё узники? Капитан!

— Да — стеклянным голосом произнёс капитан стражи.

— Ведите всех сюда.

"Первей, не делай этого. Не делай, слышишь?"

Они толпились у входа в камеру пыток, грязные и оборванные женщины, пожилые, средних лет, молодые и совсем девчонки. Человек двадцать. Враги рода человеческого, исчадия ада, подлежащие сожжению живьём во славу Господа и Святой церкви. Некоторые едва стояли на ногах, носящих следы пыток. И все, как один, завороженно смотрели, как их мучители сидят и стоят в неподвижных, напряжённых позах, и стражники, здоровенные откормленные мужики, ещё вчера тащившие их на допрос, тоже стоят неподвижно, со стеклянными глазами.

— Женщины! Я не знаю, в чём ваша вина и есть ли она вообще, но я говорю вам — вы свободны. Эти двуногие твари, присвоившие себе право пытать и казнить от имени Бога, сейчас умрут, той самой лютой смертью, которую они уготовили вам — они сгорят живьём. И эти уроды, бывшие у них в услужении — рыцарь кивнул на ко всему безразличных стражников — разделят участь со своими хозяевами. Расскажите всем, что вы видели, и да будет это уроком всем прочим палачам — все они рано или поздно погибнут в муках, и мучения их не прекратятся после смерти. Смотрите!

Первей бросил факел в груду соломы и хвороста, наваленных посреди камеры, вышел и захлопнул железную дверь, задвинув наружный засов.

— Идёмте!

Страшные вопли огласили подземелье, в железо двери ударилось что-то тяжёлое — заклятье "клея" перестало удерживать обречённых. Ещё удары, ещё! Но дверь была прочной.

У входной двери по-прежнему дисциплинированно стояли замороченные стражники. Первей одним взмахом трофейного меча рассёк одному горло, но его товарищ даже не пошевелился. Второй удар покончил и с ним. Замороченный ещё несколько мгновений стоял по стойке "смирно", а затем столбом повалился навзничь. Говорят, знаменитые маги древности могли заставить человека служить и после смерти, но Первей такой силой, конечно, не обладал.

"Ведьмы" молча, гуськом прошмыгнули мимо рыцаря. Когда все вышли, Первей в последний раз оглянулся. Здание быстро наполнялось дымом, ещё минута, и тут нечем будет дышать. Зашвырнув последний факел внутрь здания, он захлопнул входную дверь, постоял, прислушиваясь — внутри уже трещало и шипело, пожар набирал силу.

Освобождённые стояли, не уходили. Первей улыбнулся.

— Вы свободны, женщины. Что вам ещё?

— Как твоё имя, рыцарь? — спросила одна, пожилая измождённая женщина. На тонком, измученном лице, верно, когда-то бывшем очень красивым, в темноте было не разобрать выражения, но голос...

"Не делай этого! Не делай этого!!!"

— Меня зовут Первей — вновь улыбнулся рыцарь.

"А-а-а!!! Дурак, какой дурак!!!"

— Храни тебя Бог, Первей. Мы все будем за тебя молиться, покуда живы.

— Да уходите же, быстрее! Сейчас тут будет полно народу, и этих мордоворотов с алебардами тоже!

Первей повернулся и зашагал прочь. Прочь, прочь от этого дома, от этого места, уже успевшего буквально пропитаться злом, человеческими муками и отчаянием, как городская свалка запахами гнили. Ух, хорошо! Человек, ни разу не сидевший в тюремном подвале, не может себе представить, что такое вновь очутиться на воле. Трофейные сапоги были великоваты, и ещё жалко было доброго меча — он остался где-то там, в недрах мрачного здания, пожираемого огнём — но настроение Первея было лучше некуда.

"Родная, отзовись"

Молчание.

"Отзовись, пожалуйста"

Молчание. Жалко...

"Зачем? Зачем ты это сделал?"

"Что именно?"

"Зачем ты назвал своё имя? Захотел прославиться? Ты понимаешь, что теперь за тобой устроят облавную охоту?"

"Ну не сердись. Всё равно бы догадались, чья это работа"

"Одно дело догадались, и совсем другое... Ты бросил инквизиции открытый вызов, и теперь у них нет другого выхода, нежели найти тебя и примерно покарать"

"Я всегда любил открытый бой. Пусть попробуют"

"И попробуют. И попробуют! Не думаешь ли ты, что способен пригнуть к ноге всю Римскую церковь?"

"Один — конечно, нет. Но вместе с тобой, моя Родная — кто знает?"

"Господи, какой ты дурень"

"Кто-кто дурень? По-моему, ты богохульствуешь"

Пауза. Долгая, долгая пауза.

"Ладно. Пытаться достучаться до твоего разума — пустая трата времени. Ты нарушил условия Приговора"

Первей помолчал, прислушиваясь к себе.

"А по-моему, ты ошибаешься, Родная"

"Уж мне ли не знать"

"Вот именно. Я хорошо усвоил — если даже немного нарушить условия Приговора, потом чувствуешь себя, будто съел дохлую кошку. Сейчас же ничего такого я не ощущаю"

Пауза.

"Ты прав. Ну разумеется, ты прав. Ну как я не сообразила..."

"Чего не сообразила?"

"Ну конечно. Это было Испытание. Тебе было назначено Испытание, и ты его выдержал. Всё верно. Значит, так тому и быть"

Шелестящий, бесплотный плач.

"Не плач, Родная. Прорвёмся, чего там!"

"Нет, мой милый. Нет, мой родной. Ты выдержал Испытание. Боюсь, предпоследнее"

"А скоро будет и последнее, ты хочешь сказать?"

"Да. И скорее всего, это будет костёр инквизиции. Скоро ты закончишь этот круг, полностью расплатившись со всеми долгами"

Первей молчал, размышляя. Костёр... Не хотелось бы...

"Я больше не отдам меча. Как угодно, но живым я постараюсь не даться, и я надеюсь, ты мне поможешь. А смерть от меча или арбалетной стрелы вовсе не так ужасна. А в следующем круге мы будем вместе"

Пауза.

"Вряд ли. Скорее всего, мы никогда не встретимся, родной мой. И мой Голос больше ты не услышишь никогда"

Сердце Первея сжалось.

" Нет. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда"

"Да почему?"

"Потому что это было бы несправедливо. Послушай, Родная, мы не первый год вместе. Мы привели в исполнение кучу Приговоров, многие из них были суровы и даже жестоки. Но вспомни — был ли хотя бы один Приговор несправедлив?"

На этом месте разговор рыцаря с его личным Голосом Свыше был грубо прерван, так как Первей буквально наткнулся на тёмную съёжившуюся фигурку.

— Добрый пан... Возьмите меня с собой...

Первей задумчиво рассматривал малолетнюю "ведьму", съеживающуюся всё сильнее.

"Ну что, мой рыцарь? Сказав "А", придётся сказать и "Б". Добрые дела тоже наказуемы, мой милый"

...

Первей шёл, выбирая места почище, но это удавалось с трудом. Сзади шлёпала не разбирая дороги "ведьма". Девчонке приходилось трудно — это рыцарь видел во тьме осенней ночи, как рысь, а для обычного человеческого глаза узкие улицы, зажатые каменными домами, казались ущельями мрака, лишёнными каких-либо деталей.

— Держись за мою левую руку — разрешил рыцарь, и девчонка не заставила просить дважды, вцепившись, как клещ. — Отец, мать есть у тебя?

— Тятя умер, два года уже — отозвалась девчонка — И брат пропал бесследно. Мы трое живём... жили... Я, мама и бабушка.

— И где твои мама с бабушкой?

Девчонка помолчала, потом захлюпала носом.

— Маму убили... эти... Когда они пришли, мама варила капустную похлёбку, и она выплеснула её на стражников. А потом схватила головню и ткнула в морду одному... Он её ударил по голове, и мама сразу упала. И умерла. А бабушка умерла от сердца. Она старенькая была, и у неё всё время болело сердце...

Рыцарь молчал, переваривая.

— И у тебя совсем никого из родичей не осталось?

Девчонка помолчала.

— Есть дядя, папин брат, в городе Кракове. Только...

— Что только?

— Он злой. Жадный и злой. Когда тятя умер, он всё у нас забрал, и выгнал нас на улицу.

— Понятно. Ну что же, дядю мы отложим на потом. Сейчас надо выбираться из славного города Львова.

На улице между тем стало намного светлее, огненные блики гуляли по крышам близлежащих домов — мрачное здание святой инквизиции вовсю полыхало, слышались крики. Внезапно часто зазвонил колокол, в окнах домов появились огни свечей.

— Как тебя звать?

— Яна, добрый пан.

— Очень хорошо, Яна. Уходить во время пожара — одно удовольствие.

Рыцарь свернул в закоулок, где в стойле одного доброго пана находился бесценный Гнедко, надёжно укрытый от вражеских глаз. В конце концов меч, даже очень хороший — всего лишь большой ножик, и найти другой всегда возможно. Но вот этот конь... Дороже него у странствующего рыцаря был только его Голос.

Лес осыпал путников золотом, щедро и без разбора даря его всем — забирайте! Всё одно пропадать! Эх, гулять так гулять!

Первей усмехнулся. Пройдёт всего несколько дней, и все леса в округе прогуляются напрочь, догола.

Сидевшая сзади Яна сильнее прижалась к нему — озябла, хотя на неё и был накинут тёплый суконный плащ, подбитый к тому же мехом, да и одежда на ней была вполне приличная, тёплая и удобная — ни дать ни взять панночка из небогатой шляхты. Вообще, рыцарь хорошо подготовился к зимнему сезону, а всё Голос...