Танцовщица

Я потянула легонько руку мужа, намекая, что стоит прекратить спор.

— Ну вот! Пойдём, дорогая, я проведу тебя домой! Твой отец не велел пока надолго вставать! — и меня увлекли куда-то.

— Мог бы и на руки взять! — крикнул вослед Эмиль.

Муж напрягся, но ничего не сказал. Малышка едва поспевала в полуприсядку так идти, да и мне удобства не хватало.. И лишь когда мы поднялись на крыльцо, затем вошли внутрь дома, поднялись ещё по лестнице, вошли в какую-то комнату и за нами затворилась дверь, Эжен выпустил кроху, приподнимая юбку.

Эх, жаль, что я не могу дом увидеть! Было бы интересно на него поглядеть.

— Побудь здесь, дорогая, — молвил Эжен, усадив меня на ложе. — Я сейчас. Дария пойдём!

Видно, решил её куда-то определить.

Казалось, что прошла целая вечность, пока я услышала шаги по скрипучей деревянной лестнице. Его шаги! Села, как прежде. Надеюсь, не заметит, что позволила себе тренировку.

— Я принёс тебе поесть, Варюш! — оповестил он о своём прибытии, хотя, как бы тихо он ни шёл, я всё равно слышала множество звуков.

Стал греметь посудой.

— Чудно, что братья твои за нами не увязались.

— Дела! Нам с дороги дают чуть отдохнуть. Вечером придут знакомиться.

— А твои братья ещё не женаты? А та женщина?

— Откуда про женщину знаешь?

Признаваться не хотелось, но ближе никого ведь нет.

— Я как-то чудно окружающий мир воспринимаю. Где-то звуками, где-то порывом ветра. А ещё иногда вижу образы. Вот, как тогда в карете, когда ты малышку блокировал. Или увидела, как твой отец держал щит над этим местом.

— Любопытно, — молвил Эжен. Помолчал немного, потом добавил: — Тебе следует переодеться. Этьен подшутил над тобой, надев на тебя платье столетней давности, правда, с кринолином. Сейчас так одевают фарфоровых кукол. И это платье сценическое. Поэтому на тебя и глазеют. Я привёз твои наряды.

Он подошёл сзади, аккуратно снял шляпку, затем откинул локоны на грудь и принялся колдовать над шнуровкой. А затем просто спустил с плеч платье, оставляя меня в корсете и панталонах. Вспомнилась моя жалоба и обещание всё исправить. Жар прилил к щекам. Сейчас чувства особенно сильно обострились и мимолётное прикосновение вызывало необычное покалывание кожи.

— Что ты делаешь, Эжен?.. — голос дрожал, а тело жаждало продолжения.

Его руки вновь заскользили, на этот раз над корсетом.

— Да вот, думаю, сейчас воспользоваться свободной минуткой или дождаться ночи...

Честно, хотелось, чтобы он сейчас... Но признаться в этом у меня не хватило бы смелости.

Корсет полетел куда-то вниз. И панталоны.

А я уже откровенно дрожала.

— Останови меня, если не хочешь, чтобы продолжил, — прошептал охрипший голос.

Но я резко развернулась к нему, позволяя волосам в беспорядке опуститься на плечи.

— Какая ты красивая... — он прикасался так нежно и волнующе. И тут ощутила щит, выставленный в пределах комнаты.

Меня вдруг подхватили на руки и мягко опустили на лежанку.

Я бы сейчас постаралась заглянуть в его душу, будь зрячей.

Пришлось закрыть глаза и отдаться ощущениям.

И его желание я почувствовала в полной мере. А ещё он шептал нежности и называл меня Альонушкой. Больно не было. А вот внутри щита творилось такое... Сила плескалась в пределах комнаты, в том числе и моя. Огонь был подобен волне, заключённой в пузырь. Я боялась, что сожгу всё вокруг, в том числе и своего мужчину. Но, на удивление, ничего не случилось. Эжен продолжал дарить ласки, поцелуи и свои чувства.

— Что ж ты со мной делаешь? — пожаловалась я, когда он немного подустал.

— И что же? — ласково спросил он, прикусывая осторожно мочку уха.

— О, Жень...

— А так... — прошёлся по шейке поцелуями, заставляя выгнуться навстречу. — Неугомонная моя, Альонушка...

— Ты запомнил...

— Я ничего не забываю.

А я заёрзала под ним.

Он вновь устроился между ног, медленно сливаясь со мною. Заставляя стонать от удовольствия.

Когда же мы окончательно притомились, я вспомнила о еде. Уже, наверное, холодной.

— А, еда... Ты права. Сейчас и разогреем.

И он заскользил по мне чем-то скользким, вызывая новую волну желания. А в приоткрытый рот опустилось что-то солёное. Пришлось есть. Вкусно... Прожевав, довольно улыбнулась.

— Хочешь сказать, что это я разогрела...

И по мне вновь что-то заскользило. Но я успела перехватить и отправила ему в рот. А он облизал мои пальчики.

— Ты выпустил мою магию?

— Нет. Всего лишь щит расширил.

— Огонь?

— Не совсем. Что чувствуешь?

— Как языки пламени ластятся к тебе.

— Это огонь твоей души. Моя страстная женщина, — и сказано было с восхищением в голосе.

— Хочешь сказать, что он не приносит вред?

— Он освобождает душу от мёртвого тела, так, что крода становится не нужна.

— А живое?

— А живое — это страсть, любовь, счастье.

— И когда танцую...

— Это божественно. Ты пробуждаешь в людях доброе, светлое, вышнее.

— А в тебе?

— И во мне.

— Что же?

— Желание защитить, обнять, подарить любовь.

— Кому?

— Тебе.

Его слова заставили даже поперхнуться. Неужто я причаровала Эжена?

— Нет.

— Что нет?

— На магов твой дар не распространяется.

— Но как же...

— Я влюбился. В тебя. Понял, что ты та, кого хочу видеть рядом с собою всегда. Спутницей жизни.

На душе порхали бабочки, а его поцелуи вновь продолжились.

— Ты не сделал мне больно. Я думала, что в первый раз всегда мучительно.

— Зачем мне делать тебе больно, Альонушка?

— Но как же... — я не сказала, но все девочки, которых насиловали мужчины труппы всегда плакали, жаловались другим девочкам, говоря, что им больно и неприятно. Но тут поняла. Их насиловали. А Эжен очень нежен со мною.

— Жень...

— Да, моё счастье...

Заставил меня смутиться.

— Чем мне заняться? Читать я ведь не могу.

— Да, плохо. А музицировать?

— Это было давно. Я уже и не помню...

— Тело не забывает. Я приставлю к тебе Дарию. К слову, она очень на тебя похожа. Будто твоя дочка. Пойдут слухи.

— Прости, я не хотела портить тебе жизнь.

— Пусть пойдут. По документам ты немного старше. На семь лет. Так что...

— Но это ведь репутация твоего друга.

— Надеюсь, он про Дарию не узнает, — задумчиво молвил Эжен.

— Он бывает у тебя в гостях?

— Скорее я у него. Мы здесь балы не организовываем. Негде. Дворцов у нас нет.

Вспомнила, как он заказывал еду в ресторации. Скромно так.

— И в гости никто не приезжает?

— Неподалёку имеется Путевой дворец царя в дворцовом селе Братошино. Вот туда съезжаются многие. Мы чуть в стороне от них. Тут, промышленное село, поэтому не интересно дворянам.

— Понятно.

— Ладно, Варвара Карловна, давайте помогу вам облачиться в платье. У нас тут лишь одна уборщица на службе и одна кухарка. А Дария вряд ли справится.

— А могу я чем-нибудь тебе полезна в твоём труде?

Он замолчал, одевая на меня корсет. Думает?

— У тебя должно быть хорошо осязание сейчас развито, и кожа нежная. Мы ведь ткани делаем. Возможно, ты и сможешь помочь с экспериментальными образцами. Уверена, что хочешь этого?

— Да, хочу.

— Хорошо. Я поговорю с женщинами из отдела новых образцов. А проверять буду сам.

— Как проверять? — насторожилась я.

— Буду обследовать каждую частичку твоего тела...

Его слова бросили моё тело в жар. Руки заскользили по шее, откидывая волосы и надевая холодное колье. Но прикосновение горячих рук не позволяло замёрзнуть.

— А пока, помузицируйте, дорогая. У меня ещё много дел, а до гостей осталось так мало времени.

— Сколько?

— Часа два.

— Неужели уже вечер?

— Да, вечер уже близко...

Платье легло на мои плечи. А я отметила мягкость и шелковистость ткани.

— Эта модистка шила из твоих тканей?

— Да. Тебе нравится?

— Очень. А простому люду тоже доступна эта ткань?

— Раз в месяц мы работаем для наших рабочих. Они делают столько ткани, сколько им хватит на всех по предварительным заказам, -его руки ловко орудовали расчёской, приводя меня в порядок. Он показал, где что лежит, надеясь, что в дальнейшем я справлюсь сама.

— Эжен... Мне неловко просить.

— Что, милая?

— А ты можешь, хоть иногда, меня причёсывать?

— Конечно. Мне не сложно.

А я смутилась. Раньше ведь ни о чём не просила. Разве что о Дарии, но скорее не просила, а поставила перед фактом.

— Ты очень щедр.

— Просто я не приемлю рабства.

— Это здорово! — я закружилась и очутилась в его объятиях.

— Пойдёмте, дорогая, — и он вывел меня из комнаты.

Спускаться оказалось не так-то легко, хотя поддержка в виде супруга была рядом. Как меня встретят домочадцы? Распознают ли во мне барыню или за свою примут? Если честно, даже не знала, что лучше. Не умела я себя вести, как дворянка. Тихая серая мышка. Как оказалось, вовсе не серая. Плохо пряталась. Но сейчас я уже не жалела об этом. Выступила, мне рукоплескали. И Эжен заметил. И сейчас я наконец поняла, зачем ему нужна. И тихо млела от счастья.

"Эжен. Ты — необыкновенный!"

Он споткнулся.

Неужто слышит, о чём я думаю?

Сколько нам отведено? Он ведь не молод. А я ведь была под радиацией. Не знаю, как вообще выжила.

Каждая ступенька давалась с немалым усилием.

— Успокойтесь, Варвара Карловна, всё хорошо, — в его устах так непривычно было слышать моё официальное имя. Будто и не было того нежного страстного мужчины, называющего меня Альонушкой. Такие мысли вызвали волну дрожи. Неужели я познала своего первого и единственного мужчину? Жаль, что я не могу заглянуть в его серые очи.Сейчас его внешность не отталкивала.

Мы спустились вниз.

Услышала, как заметались, судя по всему, слуги.

— Дорогая, позволь представить тебе наших служащих, — молвил Эжен, отпуская мою руку. — Это Мария — кухарка. А вот это её муж — Остап, он — смотрит за лошадьми. А вот этот сорванец — Тихон — их сынишка. Он выполняет мелкие поручения по дому. Эта девушка — Соня — следит за чистотой и порядком в доме.

Слуги, наверное, кланялись. Но я этого не видела. Интересно, как они выглядят. Настораживала эта Соня. Судя по всему, она молодая. А муж любит молодых. Красивая?

— Ну и самая маленькая наша помощница — Дария, — Эжен, похоже, сел на корточки. — Дария будет твоей камеристкой.

Послышался глубокий вздох. Это кто ж?

— Соня? — спросила я.

— Да, Соня, — подтвердил муж.

— Простите, господин, госпожа...

— Варвара Карловна, — подсказал Эжен.

— Простите, госпожа Варвара Карловна.

— Можно просто Варвара Карловна, — поправила я.

— Простите Варвара Карловна, я не нарочно.

— Ты метила на должность камеристки?

— Что вы! — резко возразила, но добавила тише: — Но я надеялась.

— Нет, — возразил супруг холодно. — Твои обязанности кто будет выполнять? А взваливать на тебя ещё и обязанность камеристки не стоит.

Послышался сдавленный плач с полу, похоже, упала в ноги. Я скривила губы.

— Соня!

— Простите госпожа...

Эжен поднялся.

— Я всё сказал. Если у Сони будет свободное от работы время, значит, потратит его на семью, приданое или юношей.

— Тихон и Дария будут вместе накрывать на стол. После трапезы уносить посуду и мыть. И Тихон будет свободен, а Дария останется при госпоже. Всё остальное, как всегда.

А я наконец поняла, в чём дело и почему дом в Москве был пустой. Эжен не держит этих людей в рабстве, а предлагает им работу, платит за неё и отпускает заниматься своими делами.

— Да, господин, хором молвили слуги, только Дария молчала.

— Что, Дария? — Эжен, похоже, вновь сел на корточки.

— А тётя не видит? Совсем-совсем? — вот она, детская непосредственность.

— Да. Поэтому ты будешь её глазами.

— А как это?

— Будешь водить её за руку и подсказывать, что ступенька или больше ступеней нет. Или порог, дверь...

— Хорошо, дядя. Ой, — она поправилась, — господин...

— Евгений Евгеньевич, — представился Эжен, — и без господина, идёт?

— Хорошо, — сказала эта мелочь, — Евгений Евгеньевич.

А она быстро схватывает! Лапочка!

Когда распределение новых обязанностей закончилось, Эжен отпустил слуг.

И сам засобирался. Провёл к фортепиано, поцеловал мне ручку и ушёл.

Без него стало неуютно. Одна в чужом доме. Нет, не одна. Рядом Дария.

— Варвара Карловна, а что это такое?

— Музыкальный инструмент.

— А что такое музыкальный? Я думала инструмент только у мужчин бывает...

Боже, дай мне сил! Как же ей объяснить такие простые вещи?

Нужно вначале понять, что она себе представляет. Но ведь здесь мы не одни. Вон, за стеной явно шушукаются кухарка с уборщицей, наблюдая за нами, впитывая каждое слово. Небось, потом сплетни распускать будут.

— Мария и Соня, подите сюда! — позвала я. Это никуда не годится!

Тишина, замерли, будто их и нет. Но дыхание их слышу. Эк, обострился слух.

— Значит, приказы госпожи не выполняются!

— Простите, госпожа,... — это явно женщина постарше, не Соня. Значит, Мария.

— Да, Мария!

— Этого больше не повторится!

— Очень на это надеюсь. Если нет, желающие наверняка найдутся занять ваше место.

— Что вы хотели, госпожа...

— Варвара Карловна. Без госпожи.

— Хорошо, Варвара Карловна.

Так, соберись, Алёна! Нельзя давать слабину, иначе на шею сядут. Как там Этьен себя вёл? Весьма жёстко отдавал приказы.

— Подслушивание в моём доме не допустимо! — эк загнула. Уже в моём доме. — И сплетни распускать не позволю. Всё, что вы хотите спросить — спрашивайте прямо. Вы — не рабы. Вам платят за вашу работу. Но преданность семье Арманд на первом месте!

— Да, Варвара Карловна! — одновременно сказали обе.

— Хорошо. Что-то ещё?

— Н-нет! А эта девочка...

— Что?

— Она ваша дочь? Незаконнорожденная?

Муж говорил, пойдёт слух.

— Нет. Она не наша дочь.

— Но она так похожа на вас...

— Она сирота. А похожа — совпадение, да и только. Что-то ещё?

— Благодарим за откровенность, Варвара Карловна, — и женщины засеменили на выход.

— Подслушивание недопустимо!

— Мы поняли! — и убежали. Вот теперь точно не подслушивали.

Я обернулась к крохе, прижавшейся ко мне. Она пахло приятно. Похоже, помылась. И волосы сейчас лежали мягко под рукой. Прямые короткие расчёсанные . Ничего, отрастут!

— Так на чём мы остановились? — спросила её, погладив по головке и обняв в ответ.

— Мы говорили про мужской инструмент, — тихо сказала малышка. Видно, боялась, что нас подслушивают. Пусть будет тихо. Такие вопросы всё же обсуждаем.

— Что это такое?

— Ну, мужской...

— Нет, я имела в виду, ты видела его? Для чего он?

— Ну, чтобы удовлетворить похоть...

Спокойствие, только спокойствие!

— Нет, милая. Этот орган мужчине нужен... — я замялась. Ну вот как об этом говорить с дитятком? Что ей уже внушили?

— Нет. Это сейчас так говорят нехорошие люди. На самом деле он нужен, чтобы делать деток. С помощью него делают деток.