Местные руды интересны тем, что в своём составе имеют кроме меди и другие металлы, в том числе и золото с серебром, а порой и ванадий. Впрочем, последний проще отделить на стадии начальной сортировки, потому как он представлен в виде минералов фольбортита и визеньеита, пока ещё местными "минералогами" не открытые и соответственно не названные. Впрочем, среди образцов добытых моими людьми они оба есть, как и палыгорскит, который ребята, вполне ожидаемо, назвали "горной кожей". Последний ценен и сам по себе, потому как его можно использовать не только как теплоизоляцию, но и для фильтрации, например нефти, масла, уксуса или вина. Остальные минералы имеют ценность, по большей части, в качестве медной руды и будут перерабатываться на месте.
Впрочем, пока это только планы, а основная задача в данный момент в том, чтобы убедить Строганова. Иначе шансы остановить мор мизерные. Знаю я, как в таких случаях бывает, насмотрелся ещё во время Гражданской войны. Помрет семья, а её вещички, вплоть до исподнего, растащат по дворам "рачительные" соседи. Через некоторое время глядишь: снова кто-то заболел! И так по кругу, пока полдеревни не вымрет! Или вся — тут уж как повезет. Так что всю нашу эпопею борьбы с тифом, я выложил Григорию Аникеевичу с максимальным количеством подробностей. Слушал он внимательно, даже вопросы иногда задавал, а вот что для себя уяснил, бог весть.
Под конец разговора я озадачил своего будущего компаньона одним не шибко сложным дельцем. Раз уж он так бойко торгует соболиными шкурками с теми, кто их добывает, то ему будет не сложно заказать у своих "меховых поставщиков" дюжину живых соболей обоего пола и семян черемши. Как она сейчас у сибирских аборигенов называется я не в курсе, поэтому просто нарисовал и описал основные особенности этого растения. Да вдобавок сговорился, чтобы строгановские люди обязательно наколотили с дюжину бочек кедровых орехов, благо в пермском крае кедр растёт. С ценой я не поскупился: выучим хотя бы с полдюжины специалистов по разведению соболя — всё окупиться со временем сторицей. Дальше-то можно будет народ обучать в геометрической прогрессии, когда дело хлебное, от желающих отбоя нет.
Заодно можно и кедр посадить, но тут есть тонкости: орешки на нём появятся не ранее чем через шестьдесят лет. Зато, если привить его на сосну, выйдет намного быстрее. Много этого добра на Выксе не нужно. Разводить соболя массово именно тут, смысла нет: качество шкурок будет посредственное. Соболиная шкурка холод любит — чем холоднее, тем она пушистее и лучше. Так что кедр нужен исключительно для подстраховки на случай срыва поставок.
...
Из Мурома мы отплыли на следующий день, в пятницу, и уже к обеду вторника дошли до Нижнего Новгорода. Высадив там Строганова, который успел провернуть сделку с пушниной, отправились дальше. Ушлый Григорий сумел-таки улучить для охмурения персов максимально удобный для себя момент, подгадав, когда я был занят с англичанином, который, промаявшись похмельем до середины дня, в обед приполз ко мне по поводу нашего будущего совместного бизнеса. Хадсон, после вчерашнего возлияния, чувствовал себя не особо хорошо, но, тем не менее, нашёл в себе силы придти ко мне для продолжения делового разговора.
Пока я возрождал к жизни Кристофера с помощью рассольника, Строганов успел вдоволь поторговаться и даже произвести расчёт. Не учел он лишь того, что персидские купцы не утерпят и похвастают мне своим приобретением. А уж понять, что меха такого качества казна мимо себя не в жизнь бы не пропустила, было несложно. Впрочем, с самим Григорием я на эту тему не обмолвился не словом, зато велел Сеньке записать под крестное целование показания моих "кухонных мужиков", подававших персам кушанья и видевшим те меха непосредственно в момент продажи. Не уверен, что сей документ мне, когда-нибудь пригодится, но запас карман не тянет. По нынешним временам контрабанда грех не велик, но не с соболями, тут можно крепко погореть.
Но суть в ином: если Строганов имеет столько "мягкой рухляди" подобного качества, это означает не много не мало, торговлю с сибирскими инородцами. Сам ли он людей за Камень посылает или к нему кто ходит, не суть важно. Но при случае стоит воспользоваться его связями. Пушнина мне не нужна, а вот проводники из числа инородцев ой как пригодятся. В тамошних реках можно при известном усердии набрать платиновых самородков. Золото там тоже есть, но для меня важнее именно платина. Высокотемпературные тигли, с отличной теплопроводностью, дорогого стоят, особенно если их можно получить практически даром. А как её обрабатывать я в отличие от местных знаю.
С учётом моих планов, раньше 1557 года, думаю, не стоит и загадывать, тем более что именно к этому сроку закончатся переговоры с башкирскими родами и путь за Камень станет несколько более безопасным. Хотя вооружать своих "геологов" мне всё одно придётся "до зубов", потому как сибирские инородцы гуманизмом не испорчены и на всякого пришлого смотрят как на источник добычи.
На этот раз устье Ветлуги мы прошли без эксцессов, тем более что, завидев наш караван, местный шудовуй на небольшой лодке с парой гребцов вышел нас встречать и очень настойчиво зазывал на угощение. Однако я сразу пресек эти поползновения, пояснив, что выполняю волю Государя и везу ни много ни мало — персидских послов, так что принять его приглашение не могу ни в коем разе. Темнее менее желание отблагодарить меня у него было столь велико, что отвязаться вряд ли бы вышло. Видать его визит к царю с изъявлением покорности оказался весьма своевременным и успешным.
Раз уж так хочет отблагодарить, пусть велит своим людям изловить ближе к концу зимы с дюжину стельных лосих и доставит их ко мне. А уж ответный подарок не заставить себя ждать. К тому же мне и гадать не нужно — ещё в прошлый раз он смотрел на наши револьверные винтовки с совершенно нескрываемым вожделением. А уж один-то ствол, рассверленный под круглую пулю, я могу себе позволить пожертвовать в качестве подарка.
...
Договор о поставках мы с англичанином подписали нескоро: слишком уж въедливым оказался мой контрагент! Даже Строганов с его дотошностью был по сравнению с ним образцом наивности. С Григорием Аникеевичем мы утрясли формальности менее чем за пару часов, а "дорогой Кристофер" как заводной бегал ко мне на обед до самой Казани, раз за разом согласовывая очередные пункты договора. Судя по всему сгущенку, как товар, он оценил высоко и потому боялся прогадать даже в малом. Так что договор в окончательном варианте мы подписали только в субботу, седьмого августа, когда миновали устье Казанки.
По пути до Сокского острога никаких злоключений нам судьба не подкинула, поэтому в среду, одиннадцатого числа, мы добрались до места. Изначально я намеревался просто передать Ласкиреву государев наказ о строительстве нового острога ниже по течению Волги, а самому продолжить путь, но не тут-то было: прознав, что со мной следует персидский посол со свитой, он, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил их на пир. Судя по всему, не особо хотелось Михайло Дмитриевичу отправляться на строительство вот прямо так сразу: разнежился он в тепле и уюте, да разъелся на воеводских харчах.
Настаивать я не стал, и под предлогом необходимости выбрать место для нового острога взял своих лучших пушкарей и три сотни посошной рати из Сокского острога, после чего на трёх расшивах пошёл вниз по течению. Спустя девять дней мы почти достигли места назначения. Был уже вечер и поэтому я велел встать на якорь примерно в шести верстах от протоки, соединяющей Волгу с Ахтубой. А через час две чайки с моими бойцами ушли в ночь.
...
Все мои прикидки как-либо использовать донцов разбились о реальность: с дисциплиной у них было совсем худо: по докладу бойцов они даже посты не выставили, пришлось языков брать прямо из лагеря, благо основная масса там спала в пьяном угаре. Не знаю, где они брали хмельное, но факт есть факт. А ведь помню, читал в своё время, что в походе хмельное у казаков под запретом было! Видать или они своё сидение здесь за поход не считают, или время ещё не пришло для подобных запретов, или казаки не те. В любом случае, мне такой контингент не интересен, я уже с подобными людьми намаялся. Предсказуемость у них близкая к нулю, тут даже смоленские мужики, которые мне и года не служат, надежнее будут.
Есть правда одно дело, которое им можно поручить, глядишь, вину перед государем искупят, а заодно и пользу принесут. Верстах в тридцати от Хаджи-Тархана, на левом берегу протоки Бузан, в месте, где оная соединяется с Ахтубой, расположено местечко под названием Красный Яр[16]. Там во времена Петра I находился селитряный завод, который за первые семнадцать лет работы выдал почти тридцать тысяч пудов селитры. Сейчас там конечно её там вряд ли столько есть, но как минимум половину от этого объема добыть, думаю, получиться. Можно и в самом Хаджи-Тархане ямчуг варить или выше по течению — в Селитряном Городище, но чем дальше будут казачки от Волги, тем спокойнее будет всем остальным. А Селитряное Городище мы и сами освоим, пусть и позже.
...
Визит казакам мы нанесли аккурат в полдень, когда большинство из них отдыхало в тени шатров после утренней попойки. Расслабились они капитально: даже появление из протоки трёх расшив не вызвало какого-либо волнения в лагере. Лишь после того как первая расшива, не дойдя до берега двадцати саженей, развернулась бортом, а две другие разошлись в стороны, охватывая лагерь с флангов, его обитатели всполошились не на шутку. Когда остальные расшивы встали на якорь, я велел открыть пушечные порты и выдвинуть жерла пушек. После чего приказал Заболоцкому зачесть казакам государево послание.
Когда Сенька завершил чтение сего документа, на его лице сквозило откровенное злорадство, казаки же напротив, были задумчивы до невозможности. Причём прочитал им мой толмач, только письмо государя к донцам, грамота по поводу "воровских казаков" пока что даже не покинула ларца в моей каюте. Ну не нужны мне эксцессы с пролитием крови, тем более, сколько я не смотрел, ни одного знакомого лица не приметил. Толи мои бывшие "работники" благоразумно остались в лагере, прячась по шатрам, то ли у них с донцами конфликт произошел на почве раздела "честно заработанного", пес его знает!
— Все слышали слово Государево? Тогда даю вам час на размышление, после чего жду старшин с атаманом к себе на судно на переговоры.
Кряжистый, роскошно одетый казак с сединой в бороде, поправил заткнутый за пояс дорогой турецкий пистолет и, оглядев своих людей, промолвил:
— К чему время тратить? Мы Государю не супротивники, — сказал он и, повернувшись к остальным, спросил: — Верно, я говорю?
— Верно, верно! — прокатилось по толпе, после чего кто-то ехидно выкрикнул: — А пощипать купчишек сам Бог велел! Сие испокон веку заведено...
— Я, Алехандро Торрес дель Рио, упреждаю каждого и велю передать остальным донцам: все купцы, что ходить на моих судах меж Нижним Новгородом и Астраханью никому кроме меня ничего платить не будут.
Кряжистый, усмехнулся в усы и примирительным тоном начал:
— Я, Сусар Федоров, брал Казань с Государем Иваном Васильевичем, за что пожалован был со своими людьми рекой Доном. На Волгу нас людишки гулящие позвали, что соль тебе в прошлом годе возили. Человека твоего мы добром просили нам хлеба дать али серебром отсыпать толику, вот те крест!
— Так было Семён? — обернулся я к Заболоцкому.
Тот потупился и кивнул головой. Ну и сопля, с семью расшивами, на которых почти четыре сотни народа да семь дюжин единорогов, и струхнуть! А казаки молодцы, рискнули, хотя и видели какая против них сила. Вон они и сейчас на пушечные жерла косятся. Чай не дурные, понимают, что могут сотворить три дюжины стволов с их лагерем. Кстати, не так уж их и много, сотен семь-восемь, не более.
— Большой вины на вас не вижу, но Государь осерчал, и посему провинность сию загладить надобно. Заодно и на хлеб заработаете. А Бог даст, и дело сделаете доброе, за что вам Иван Васильевич милостями своими не оставит.
— Хорошо говоришь "немец", токмо не понял я ничего! — сказал Федоров.
— Поставил в прошлом годе Иван Васильевич царевича татарского Дервиш-Али в Астрахань ханом, да заворовал он ныне супротив Государя, с крымцами стакнулся. Государь же направил воевод выбить из Астрахани Дервиш-Али, а коли вы им в том поможете, будет вам от царя прощение ваших прегрешений. И ещё одно дело есть, хлебное, дабы не было вам нужды разбоем промышлять...
— Государю послужить мы бы и рады, токмо коим образом, я не уразумею. Растолкуй мил человек! — поинтересовался атаман.
— А дело нехитрое. Ведаю я, там мест немало, где ямчужной земли богато. И грамотка есть от Государя, по коей разрешено мне руды искать и иные промыслы заводить от Камского устья до самого моря Хвалынского[17]. Котлы для варки ямчуги у меня есть, а вот людей, таких чтобы ногайских татар не страшились, я не нашёл. А вас напугать, я вижу непросто...
— Верно, верно! — прокатилось по толпе, после чего атаман поднял руку и когда крики стихли, сказал: — Народ тут вольный, кто от неволи ушел, кто вольным родился, спину гнуть на бояр али купцов не в нашем обычае...
— А и не надо. То ваш промысел будет. Что добудете, казне продадите, а ямчугу в Москву сам отвезу и рассчитаюсь сразу, чтобы вам не ждать. Котлы для варки ямчуги, хлеб, соль, и иные припасы аккурат по прибытию на место под честное слово дам, рассчитаетесь на следующий год, хоть деньгами, хоть рыбой — там её прорва. Место доброе, верстах в тридцати от Хаджи-Тархана. Ямчужной земли надолго хватит. Думайте, совет держите. Ответа жду к вечеру.
...
Совещались казаки не долго, чему в немалой степени поспособствовал мой намек, сделанный напоследок старшинам, что при положительном решении кое-какие припасы они могут получить прямо на месте. Причём три бочки, из числа тех самых "припасов", я буквально через полчаса отправил на берег. Сорокапятиградусная старка по августовской жаре сработала куда как лучше любой картечи. Уже через час среди казаков, в каждом из которых плескалось почти по половине литра хмельного, не считая принятого ранее, практически не осталось способных передвигаться на двух ногах.
Будь у меня желание решить проблему кардинально, достаточно было бы лишь отдать приказ своим бойцам — вырезали бы всех поголовно! На деле же меня больше заботил вопрос: с кем теперь вести переговоры? Так что вместо посланцев смерти, я отправил к казакам посланцев жизни, с парой ведер рассола и наказом вернуть в относительно вменяемое состояние Федорова и хотя бы пару-другую казачьих старшин. Что и было исполнено в довольно сжатые сроки. Доставленные на борт расшивы буквально на руках "переговорщики", после интенсивной полуторачасовой терапии, более-менее пришли в себя, после чего вопрос с переселением казаков под Астрахань был решен.
В полдень все сборы были завершены и мы отправились в путь. Казаков мы разместили на верхних палубах расшив, благо там места хватало. Однако спокойным путешествие я бы не назвал — барагозили эти ухари всю дорогу! Причём постоянно требовали "продолжения банкета", и за двое с половиной суток пути умудрились употребить почти десять бочек "огненной воды". К тому времени, когда мы дошли до границы между Волго-Ахтубинской поймой и дельтой Волги, я уже трижды пожалел, что не отдал приказа прикончить это свору на месте. По лицам моих бойцов видно было, что сейчас бы они восприняли его с большим энтузиазмом!
