Почти любовь, почти падение

Этажом ниже располагался магазин "Зималетто". Катя перед витриной постояла, через стекло понаблюдала за покупателями и продавцами, потом взяла со специальной подставки каталог новой коллекции. Пролистала, хотя прекрасно знала, как выглядит каждая страница. Пару секунд смотрела на фотографию Андрея, но затем каталог закрыла и вернула на место. И быстрым шагом пошла прочь. Опять "Зималетто", опять Андрей...

— Вам чем-нибудь помочь?

Катя ещё раз на вывеску салона красоты взглянула и перевела взгляд на девушку, что к ней обратилась. Засомневалась, стоит ли отвечать. Неприятный опыт посещения стилиста у неё уже был, но тогда стимул был другой. Ей хотелось быть красивой, для Андрея же, но получилось просто ужасно, вот только поняла она это не сразу. А сейчас... Сейчас ситуация другая. Сейчас: чем хуже, тем лучше. Пусть с ней снова сотворят нечто невообразимое, чтобы завтра Жданов её увидел, и даже поцеловать не захотел. Больше никогда.

— Сделайте со мной что-нибудь, — негромко проговорила она, присаживаясь в удобное кресло.

Девушка разглядывала её, потом заметно призадумалась.

— Но у вас есть какие-то пожелания? Какой вы хотите себя видеть?

Пушкарёва сняла очки, мир сразу стал видеться мутно. Что ей в данный момент и требовалось.

— Всё равно.

Всё равно, так всё равно. Она так и не надела очки, и за мастером не наблюдала. Что там с ней делают, хоть на лысо пусть стригут. Мысленно хмыкнула. Это было бы оригинально. Прийти завтра в "Зималетто" и поразить всех... Хотя, ей этому учиться не надо, она и так — поразительна в своей естественности. Куда уж дальше? Но на лысо её стричь не стали, голову мыли, что-то, правда, подстригли, но, кажется, совсем немного, потом чем-то мазали волосы, на что-то накручивали её не такие уж длинные пряди. Тянули их то в одну сторону, то в другую, и никаких вопросов больше не задавали. Катя сидела, укрытая широким пеньюаром, словно спрятанная ото всех, на голове странный колпак, очки далеко, а она сидела и думала: что же ей всё-таки делать со своей жизнью. Пришло понимание, что переломный момент наступает не только для "Зималетто", но и для неё. Нужно срочно решать, что делать со своим будущим. Куда двигаться дальше?

Спустя пару часов эти мысли её оставили. Стояла перед зеркалом и на себя смотрела. Рядом девушка, которая занималась её "преображением", стоит и улыбается. Видимо, похвалы ждёт.

— Что скажете? По-моему, вам очень идёт.

Пушкарёва не ответила, продолжая себя разглядывать. Даже очки поправила, словно боясь, что они реальность искажают. Голову повернула сначала в одну сторону, потом в другую, подбородок вздёрнула. И нервно кашлянула. Признаться, подобного она не ожидала. Ничего феерического или поражающего воображения, никаких залаченных прядей, торчащих во все стороны, ничего агрессивного и ультрамодного. Подстригли немного, почти незаметно, подкрасили и волосы теперь не прямые, а волнистые. Блестят и лежат совершенно естественно, сразу и не скажешь, что на укладку много времени ушло. Катя головой слегка тряхнула, а локоны упруго подпрыгнули и легли на прежнее место. Интересно.

— Спасибо, — проговорила она, не отрывая от себя взгляда.

— Но вам нравится? — упорствовала девушка.

Пришлось кивнуть.

— Нравится. — И уже более искренне: — Я не ожидала, честно.

— Очень хорошо, что нравится. Теперь даже ваши очки смотрятся по-другому. Кокетливо как-то.

Катя очки на носу снова поправила, к себе продолжая приглядываться. Правда, никакой радости из-за успешной в этот раз попытки изменить внешность, не испытывала, внутри лишь настороженность.

— Приходите к нам ещё, — сказали ей напоследок.

Катя расплатилась, выложив просто астрономическую сумму на её взгляд, быстро кивнула в знак благодарности и едва ли не бегом, кинулась искать туалет. С кем-то столкнулась в дверях, извинилась и вот через секунду оказалась у зеркала. Поначалу только смотрела на своё отражение, потом поймала себя на мысли, что стоит с открытым ртом. И тут же ужаснулась: как она завтра в таком виде пойдёт на работу?! Дело было не в том, что неожиданно в писаную красавицу превратилась или выглядеть стала странно. Но эта причёска, она вносила некий дисбаланс в её внешность. Раньше она везде была одинаковой, с головы до ног: причёска аккуратная, чтобы ни одного волоска не выбивалось, очки старомодные, но к облику её подходящие, одежда не модная, но удобная и скромная. И в этом Катя видела свою защиту, она всегда знала, какая она, это придавало ей уверенности, понятно было — чего ей стоит ждать, а чего опасаться. А сейчас что? Из зеркала на неё смотрела девушка вроде бы знакомая, в её одежде и в её очках. Но взгляд чужой — изумлённый и испуганный. Волосы темнее, но в то же время ярче стали, а волнистые пряди, которые спокойно лежали на плечах ещё недавно, в салоне, сейчас немного растрепались после её пробежки по коридорам торгового центра и теперь смотрелись едва ли не крутыми кудрями. Одна прядь постоянно падала на щёку, Катя её убирала, но та упрямилась. А ещё лицо казалось чересчур бледным. Вдруг захотелось подкраситься. И одежда на ней теперь смотрелась несколько несуразно. Отливающие лёгкой бронзой кудри, лежали на воротнике её старенького пальто, и всё вместе смотрелось нелепо. Сплошное несоответствие.

А на работе завтра что скажут, когда её увидят? А Андрей что подумает?! Что она из-за него... Соблазняет!

Сумка упала на пол, Катя волосы попыталась собрать в хвост, а потом закрутить в комель. Но волос было просто невероятно много. И маленькие пряди выбивались, вились у щёк, и Пушкарёвой вдруг пришёл на ум образ Наташи Ростовой на первом балу. Вот только этого не хватало!

— Какая же ты дура, — отругала она себя и снова со злостью на своё отражение уставилась. — Вот что теперь делать?

Кое-как удалось убрать волосы под шапку. Беретку натянула до самых бровей, но голова под ней всё равно теперь казалась несуразно большой. Правда, была ещё надежда, что кудри исчезнут после первого же мытья головы.

— Мама, чем, чем их убрать?!

Елена Александровна стояла рядом, на дочь смотрела, потом руками развела.

— Я не знаю, Катюш. И не понимаю, зачем убирать. Очень мило смотрится. Ты такая... необыкновенная.

Катины руки замерли, несколько прядей вылезли и теперь вились у открытой шеи. На мать обернулась.

— Мама, что ты говоришь? Мне на работу идти, а на голове у меня что?!

— Но зачем-то ты сделала эту причёску, — задала Елена Александровна логичный вопрос.

Катя расстроено кивнула.

— Да, у меня было плохое настроение. — В зеркало на себя посмотрела. — Господи, это хуже, чем в прошлый раз.

— Вот не говори. Мне очень нравится.

— А мне нет. В прошлый раз всё исчезло уже на следующий день, а сейчас ничего не помогает.

Может, шапку не снимать сегодня? Сказать, что у неё уши болят.

Интересно, уши могут болеть месяц? Или сколько там эти кудри продержаться?

После долгих трудов убрать волосы в привычную для Кати причёску всё-таки удалось. Правда, строгости не получилось, всё равно вышло нечто кокетливое, но хотя бы не вызывающее. Руки даже затряслись от стараний, усталости и напряжения. Остаётся надеяться только на то, что никто её разглядывать не станет. Кому какое дело, ведь правда?

— Катя, что с тобой? — выдохнула Таня Пончева, как только увидела её без шапки. Сразу подошла Шура, и теперь они уже вдвоём принялись её разглядывать. Пушкарёва покраснела.

— Ничего. Просто... неудачный опыт.

— Почему неудачный?

— Очень даже...

— Ты в салон ходила? — вытаращила на неё глаза Кривенцова.

От этого Катя отказалась наотрез.

— Нет! У меня соседка... Учится на парикмахера! Вот и попросила меня... — На дамочек широко открытыми глазами уставилась, надеясь, что они поверят и расспрашивать дальше не станут.

— Тебе очень идёт, — заявили ей напоследок, а Катя поторопилась уйти, чтобы не вызвать новых вопросов.

Значит, идёт. Ну что ж, идёт, так идёт. Особой роли это не играет.

Но больше всего её пугала встреча с Андреем. Уже было ясно, что причёску её новую замечают все, и он, наверняка, заметит, и что говорить ему, какие оправдания придумывать будет, Катя не знала. Не про соседку-парикмахершу же ему рассказывать, в самом деле.

Когда в кабинет вернулась, Жданов уже сидел за столом. Услышал, что дверь открылась, голову поднял, Катя даже заметила виноватый взгляд, но он тут же изменился, удивление проявилось во всей своей красе, любопытство, улыбка расцвела, а Катя вдруг испугалась его слов и прежде чем успела себя остановить, вскинула руку и Андрея предупредила:

— Не говори ничего.

Он рот открыл, но промолчал. Проводил её взглядом до дверей каморки, со стула привстал, стараясь заглянуть. И протянул зазывно:

— Кать.

Пауза повисла, на пару секунд, после чего Пушкарёва отозвалась с заметным трагизмом в голосе:

— Они же не зелёные, в конце концов, почему все обращают внимание?

Андрей поднялся и в каморку зашёл. Посмотрел на неё внимательнее.

— Действительно, почему?

Катя повернулась к нему, вроде бы возмущённая, взглядом с Андреем встретилась и внутри всё опустилось. Сглотнула, глаза отвела, растеряв все слова в одну секунду.

— Как выходные прошли? — спросил он.

Катя, кажется, в тысячный раз к волосам своим прикоснулась.

— Сам видишь.

Андрей улыбнулся.

— А тебе идёт.

Она не обрадовалась и не улыбнулась, наоборот чопорно губы поджала, словно в его комплименте был скрыт неприятный намёк.

— Очень хорошо.

Жданов удивился.

— Тебе не нравится?

Катя глаза в пол опустила, и у неё вырвался короткий вздох.

— Я не знаю. Все смотрят на меня, спрашивают, а я чувствую себя глупо. — Нервным движением заправила выбившуюся прядь за ухо. — И вылезают к тому же!

Андрей шаг сделал, хотел подойти к ней, уж очень ему понравилось, как она волнистую прядь за ушко заправила, захотелось самому попробовать, потрогать, почувствовать что-то новое в Кате, но в кабинете хлопнула дверь, и Жданов только успел до девушки дотронуться. Рука по её талии скользнула, но Андрей тут же повернулся и вышел, дверь за собой прикрыл. Катя выдохнула, словно из неё разом весь воздух выпустили.

— Ничего не получается... — прошептала она.

— Ничего не получается, — понизив голос до предела, проговорил Жданов, обращаясь к Малиновскому, устроившемуся напротив. Тот в ответ на это заявление нахмурился.

— Что не получается?

— Да всё! Не выходные, а кошмар.

Рома ухмыльнулся, правда, немного кривовато.

— А романтический вечер?

— Ты издеваешься, да?

Рома только плечами дёрнул, даже не решившись ими пожать.

— Да нет, спрашиваю просто.

Жданов на стуле откинулся и безнадёжно махнул рукой.

— Даже не спрашивай.

Дверь каморки открылась, Катя вышла и сообщила:

— Андрей Палыч, я в плановый отдел.

— Хорошо, Катя.

Рома на Пушкарёву посмотрел, брови вздёрнул и рот открыл, видимо, что-то сказать собираясь, но Катя так на него взглянула, что он дар речи потерял. Но обернулся ей вслед. А когда на Андрея снова посмотрел, увидел, как тот улыбается.

— А что происходит?

Жданов невинно посмотрел.

— Что?

— С Катенькой. Она так на меня посмотрела. И вот это вот, — он рукой над головой покрутил.

Андрей попытался улыбку убрать, но получилось не сразу.

— Что с ней происходит? — не унимался Малиновский. — Ты понимаешь?

— Я — да.

— Очень за тебя рад. Вот только, чему именно ты рад.

— А вот именно этому и рад, Малиновский. — Жданов на кресле выпрямился. — Тому, что я понимаю, что у неё здесь. — Андрей прикоснулся указательным пальцем к своему лбу.

Рома недоверчиво присматривался к нему.

— Ты с ума сошёл?

— Кажется, да.

— А Кира?

— А с Кирой, — Жданов секунду подбирал слова, — полный неконтакт.

Малиновский головой тряхнул.

— Это в каком же смысле?

— В том самом.

Рома неприлично вытаращился на него.

— А она заметила?

— А как, ты думаешь, она могла не заметить? — съязвил Андрей несколько печально. Рома головой качнул.

— Ты спятил, — проговорил он глухо.

— Я уже согласился с этим, Малиновский.

— И что... Что это всё значит?

— Понятия не имею.

— Не вовремя ты решил Киру кинуть. Ты дуришь сейчас, Палыч. Нельзя этого делать. — Рома вдруг оживился. — Это стресс. Нервы. Вот и всё.

— Может быть.

— Что?

— Что? Я Кире так и сказал: нервы.

Малиновский прищурился.

— Мне не нравится твой тон. Такое ощущение, что ты сам себе не веришь.

Жданов только плечами пожал.

Весь день Катя очень старалась с Андреем надолго наедине не оставаться. Она была очень занята, отчёт готовила, постоянно убегала куда-то, и пресекала любую попытку Жданова к ней приблизиться. По крайней мере, тот воспринимал это именно так. А ещё замечал, как Катя то и дело осторожно касается рукой своих волос. Кажется, на самом деле была расстроена новой причёской и комплексовала ещё больше. То за ухо непослушные пряди заправляла, то на палец их принималась накручивать, а после пыталась заправить их внутрь причёски. Они вновь выпадали, и Катя расстраивалась. А Жданов удивлялся на себя, что всё это замечает, и мало того, удовольствие получает, просто украдкой наблюдая за Катей Пушкарёвой. Она сегодня выглядела более взволнованной и суетливой, чем обычно, даже очки поправляла каким-то особым движением, и смущалась из-за себя, непривычной.

— Отчёт почти готов, — сообщила она ему вечером. — Остались незначительные штрихи.

— Говоришь так, словно картину рисовала, — попытался пошутить он.

— Не картину, но рисовала.

Он глаза от неё отвёл.

— Знаю, всё плохо.

Катя тут же встрепенулась.

— Не плохо. Всё идёт, как нужно. — И добавила тише: — В нашей ситуации.

Андрей на неё оглянулся.

— Ты меня успокаиваешь?

— Нет. — И в сотый, наверное, раз повторила: — Всё будет хорошо.

— Катя. — Андрей осторожно к ней приблизился, боясь, что Катя снова испугается и сбежит, и на край своего стола присел. Смотрел, как Пушкарёва к компьютеру склонилась и что-то там выстукивает на клавиатуре, очень бодро. Он снова позвал: — Катя.

— Что?

— Что ты делаешь?

— Кое-что исправляю. Вот здесь вот... надо завтра утром ещё раз проверить... Ничего, если я у вас исправлю, а завтра утром у себя? — Она потёрла кончик носа, обдумывая.

— Я имел в виду, что ты делаешь сегодня вечером.

Она перестала бормотать себе под нос что-то только ей понятное, напряглась, но головы так и не повернула. Потом всё же сказала:

— Как всегда.

— А если я предложу вместе поужинать?

— Поужинать?

Жданов кивнул, подтверждая свои слова. И повторил:

— Поужинать. — Обдумал то, что сказал. — Что, не очень правдоподобно получилось? Но я, правда, ужин имел в виду. Больше ничего.

Дверь без стука открылась и в кабинет вошла Кира. Катя выпрямилась, Андрей обернулся через плечо, а Воропаева в третий раз за сегодняшний день обратила внимание на причёску Пушкарёвой. Все эти локоны, упрямо выбирающиеся из её скучного комеля, смотрелись чувственно-неряшливо, и это заставляло Киру хмуриться всякий раз, как она с Катей сегодня сталкивалась в коридорах "Зималетто", а один раз даже вслед ей обернулась, когда кольнуло какое-то нехорошее предчувствие. Правда, Кира так и не поняла, откуда оно взялось.