За тридевять дальних далей

— Да, но не тревожьтесь, это — её работа быть готовой выполнять поручения в любой момент.

Я вздохнула. Представляю, как ей тяжело.

Пока шла, голова кружилась. Поэтому спрашивала дорогу у Миража. Он довёл до лифта, и дальше сам уже отправлял куда надо.

Закрыла больные глаза. Паршиво.

— Мираж!

— Да, госпожа Майя.

— Ты ещё можешь связаться с Таней?

— Да.

— Выведи мне её.

— Уже сделано.

— Таня.

— Да, госпожа Майя.

— Ты можешь захватить две пачки рафинада?

— Это сахар?

— Да.

— Хорошо.

— Благодарю.

Похоже, у нас с Соней семейная тяга увлечённости и одинаковые последствия.

— Мираж, будь добр, едь медленно, — попросила я. И хоть лифт был очень плавный, что движение практически не ощущалось, мне хотелось, чтобы Таня меня обставила.

Мираж почти остановился. Движение удалось растянуть на пять минут.

И тут мелькнула мысль, а ведь Мираж может связать меня с Таней, наверняка и с мужем. Может, у него спросить? Но Мираж однозначно работает на мужа. Пожалуй, пока погожу.

— Сколько времени, Мираж?

— Без пяти минут полночь.

Когда я вошла в свою гостиную, узрела мужа, сидящего на диване в одном банном халате и белых тапочках и читающего бумажную книгу.

Пасёт меня или невтерпёж?

— Доброй ночи, Дим. Поужинаем вместе? — предложила я, понимая, что так с ним и не поговорила об отмене романтики. — Это не в счёт нашей договорённости. А просто так.

Муж встал, прошёл в мою спальню, отнёс книгу и вернулся уже без неё.

— Иди сюда, — нарушил игру в молчанку супруг, похлопав по спинке дивана.

Я подошла, села.

— Встань на колени, оперевшись о спинку, — сказал этот маньяк недоделанный.

Я задышала чаще, закипая. Но послушалась.

Он задрал мне подол сам, спустил трусики.

На удивление, меня бросило в жар. Я хотела его. Никакой ведь романтики. Ещё и Таня нас может застать. Отчего же эта мысль возбуждает?

Сперва он проверил пальцами мою влажность. Ехидно заметив, что я готова в любое время дня и ночи. И лишь потом вошёл своей плотью, схватил за косу, отводя голову чуть назад. Больно не было, даже как-то необычно, но...

Продолжалось сие действо недолго, разрядку он получил. Он, не я.

Ушёл в душ, оставив меня в той же позе.

Ну вот как так можно? Ну ладно бы я была просто его любовницей! Но я ведь жена!

Натянула трусики, не в силах подняться и сходить ополоснуться, одёрнула платье и плюхнулась на пятую точку, опустив низко голову. Волосы из косы растрепались, короткими выбившимися прядями упав мне на лицо, скрывая его.

"Всё хорошо. Не вздумай реветь! Ну такой он маньяк! Эгоист! Что с него взять? — утешала себя. — Тебе ведь понравилось. Ну а быстро закончилось, так важно внимание, а не количество уделённого времени".

В комнату вошла Таня с подносом. Я взглянула мельком на стену, по которой бегала проекция часов. Без одной минуты полночь! Она успела! Хоть какое-то облегчение.

— Госпожа?

Я сглотнула подкативший к горлу комок.

— Благодарю, Танюш. Иди отдыхай.

— С вами точно порядок, госпожа Майя?

— Голова кружится от голода, — солгала я.

— Я могу чем-то помочь?

— Брысь!

Она послушалась, скрывшись в своей комнате. Я закрыла глаза, пытаясь расслабиться. И тут вспомнила про рафинад. Муж не должен его увидеть!

Схватила с подноса обе коробки и подскочила. Куда ж спрятать? Вот чёрт!

Не нашла ничего лучшего, чем сунуть в диван.

Только села на своё место, стараясь унять внутреннюю дрожь и набат в ушах, как открылась дверь, ведущая в спальню. Подняла на мужа осторожный взгляд. Доволен, мерзавец!

Муж бросил быстрый взор на поднос.

— Зовёшь есть, а сама лишь на себя приготовила... — мне послышалась обида в его голосе? Это что-то новенькое.

Я нажала кнопку вызова прислуги. Надеюсь, Таня не успела лечь.

Девушка явилась тут же.

— Накрой ещё на одного человека, — отдала приказ, который даже меня покоробил. Но позволить просьбу при муже я не могла. Надеюсь, Таня поймёт.

Пояснение на кого не требовалось. Таня пулей вылетела из моих покоев.

— Почему не пообедала? Оправдания, что увлеклась, не успела, не принимаются. Не можешь сама следить за питанием, пусть следит твоя служанка. Чтобы это было в последний раз.

— Да, ваше величество! — я склонила голову.

— Распусти волосы! — его тон не позволял возразить.

Я дрожащими руками принялась возиться с косой.

— И не вздумай их обрезать. Ты меня поняла? — он говорил расслабленно тихо. Но от тона стыло всё внутри.

Если честно, после того, как он только что отымел меня, удерживая за косу, мелькнула мысль отрезать её, но я не посмела бы это сделать. Если он поднимет на меня руку, я не знаю, как дальше жить буду. Уйти он не даст. Поэтому сердить его нельзя. А так есть надежда, что я смогу пробиться сквозь его панцирь.

— Дим... — хотела разорвать нашу договорённость.

— Не насилуй себя. Тебе ведь противно проводить со мной время. За исключением секса. Я — в твоём распоряжении. Если тебе нужно лишь моё тело, разрешаю им пользоваться в любое время дня и ночи. Только, будь добр, не буди, если я сплю. Идёт?

Он кивнул.

— А что насчёт свиданий?

— На твоё усмотрение. Хочешь, можешь пригласить меня и/или детей. А не хочешь — не надо. Одно прошу.

— Что же? — его глаза скользили по моим губам.

— Уделяй время каждому ребёнку. Хоть пять минут в день на каждого, но это очень важно.

Ему не понравилось, что я лезу не в своё дело. Ну, как не в своё, только царице ведь положено то, что не могут сказать ни придворные, ни челядь.

Думала, он развернётся и уйдёт, но он остался.

— Завтрак в семь! — сообщил как бы между делом.

— Где?

— Здесь.

Совместные завтраки? Но радоваться не спешила такому снисхождению. Решил утреннюю порцию удовлетворения получить? Жаль, что семья для него — не удовольствие, а обязанность. Так, как для меня супружеский долг. Надо проще относиться, знаю.

— Благодарю.

Вошла Таня с подносом и принялась накрывать на стол. Салат из овощей, похожий на винегрет, огурец с помидором в нарезке, сок, по виду овощной.

Бросила взгляд на мужа. Он что — вегетарианец?

Таня лучше меня знает о его предпочтениях.

Составила всё на стол и замерла чуть в отдалении.

— Оставь нас, — сказала тихо. Посторонние меня смущали. Пусть она и прислуживает, но не является частью нашей семьи. Да и после заявления мужа сделать её своей любовницей я воспринимаю Таню как соперницу и рычаг давления на меня. Да и в подруги записывать её рано. Как известно, дружба женщин длится лишь до первого совместного мужчины.

Таня ушла, взглянув на господина и получив от него разрешительный кивок, оставляя нас одних.

Ели в молчании. Не получалось расслабиться. Муж невозмутимо ел салат. И я не выдержала.

— Ты вегетарианец?

— Да.

— Сыроед?

— Нет.

— Прости, что накормила тебя рыбой, — решила извиниться за роллы. — Почему ты не сказал?

— Что бы это изменило? — муж не торопился браться за приборы.

— Я бы не предлагала попробовать.

— Это был мой выбор. Если б я не захотел, я бы не ел.

И то верно. Величество он, в конце концов, или нет?

— Знаешь, я сегодня кое-что прочла в Паутине. Там были сообщения о том, что программы освоения космоса не существует. Что это всего лишь художественные съёмки.

— Так и есть.

Я замерла, не донеся ложку с творогом до рта.

— То есть, мы не летим в космосе, а находимся в каком-то замкнутом ангаре, где нам внушили, что мы в космосе.

Вспомнила своё пробуждение. Чем не эксперимент? Запихнули меня в этот ангар, придумали мне новую жизнь с мужем, детьми, а я ведь ничего не помню. Может, и ему придумали легенду.

— Всё относительно. Существует лишь то, во что мы верим. Это как плоскоземельщики.

— Что ещё за плоскоземельщики?

— Люди, которые верят, что земля не шар, а плоская. У кого мышление плоское, тот верит в плоскую Землю.

— То есть, это эксперимент?

Отмахнётся ли? Или сознается?

— Да, — признался он спокойно. Солгал или сказал правду?

— Но зачем? — я не понимала цели всего этого. В голове просто не укладывалось. Зачем придумывать космос, заставлять людей в него верить. Ради отмывки денег?

— Это тюрьма. В тюрьму просто так не попадают.

— Значит, мы все — заключённые?

— Именно.

— И что я такого совершила, что попала сюда?

Он пожал плечами.

— Я не твой надзиратель, чтобы иметь ответ на этот вопрос.

— А из тюрьмы есть выход?

— Есть. Исправление, выполнение возложенной миссии.

— Это ты о космосе? Мы должны долететь? А дальше?

— Космос — понятие относительное. Вообще всё в этом мире относительно. Нет добра и зла, есть лишь твоё отношение к ним.

— Я не понимаю.

— На Землю попадают за провинность. Тебе стирают память, чтобы ты смог жить. Ведь если будешь тосковать по прежней жизни, то захочешь прервать эту. А это не даёт выход. После смерти ты вновь попадаешь в тело ребёнка и начинаешь жизнь заново, через привязанности, скорее всего у новых родителей.

— Но ведь есть дети, которые помнят предыдущую жизнь, — всплыли знания о случаях реинкарнации.

— Есть. Но они помнят не ту жизнь, которая была до воплощения на Земле.

— То есть?

— Они не прошли миссию, не выполнили предназначение, не исправились, поэтому пошли на перерождение. Это тюрьма, Майя. Цикл перевоплощений, замкнутый круг. Колесо Сансары.

Новое упоминание взяла на заметку. Надо будет поискать в Паутине.

— А выход есть?

— Есть. Нужно пройти миссию за определённое время.

— Время ограничено?

— Да.

— И какое?

— Жизнь. У каждого своё время. Хотя и оно корректируется в зависимости от твоих вредных привычек, потребляемой пищи, поступков.

— А космос?

— И космос.

— Но ты говорил, что нет программы переселения...

— Нет.

— Как же мы летим в космосе?

— Допустим, что в космосе, — поправил муж.

— Но как, если нет программы переселения?

— Есть просто космические корабли. Они не продукт производства людей. На одном из таких кораблей мы и летим. Очень редко кому выпадает такая возможность попасть в космос.

— А чем мы заслужили? И это ведь всё равно, не настоящая жизнь.

— Так опасно думать.

— Почему?

— Потому что если ты считаешь меня, себя, детей ненастоящими, то не пройдёшь миссию. Мы все реальны в той или иной мере. Мы все сюда попали. Нужно пройти через привязанности. Суметь их преодолеть, но не отвергать. Семью ты выбираешь сам, когда идёшь сюда, чтобы она могла помочь тебе пройти миссию.

— Но ты ведь ничего не чувствуешь. Ни ко мне, ни к детям. Разве я не права?

— Ты не права.

— То есть, чувствуешь?

— Я не даю выхода эмоциям, потому что при этом идёт растрата энергии, нужной для выхода из тюрьмы. Но это не значит, что я ничего не чувствую.

Я взглянула на него иначе. Вот передо мной усталый молодой человек, лет тридцати пяти, терпеливо объясняющий мне какие-то простые, но в то же время весьма сложные истины, будто я дитя малое. Хотя я такой себя и ощущала в этой теме.

— То есть, мы играем в семью.

— Да, играем, — подтвердил мои худшие подозрения, но тут же добавил: — Жизнь — это игра.

— Но это не по-настоящему.

— Спим-то по-настоящему, чувствуем, совершаем поступки. В этой жизни. Можно, конечно, внушить и обратное, но сохранишь ли ясным рассудок — вот в чём засада.

— Хорошо. Но ты доставляешь лишь себе удовольствие, не думая о моих чувствах.

— Я и не должен о них думать.

— Как это? Разве тебе не хочется сделать мне приятное?

— Хочется. Но... — он замолчал. — Ты не просишь.

— Но ты ведь знаешь, что я хочу.

— Ты не в раю живёшь. Хотеть — не достаточно, предугадывать твои желания я не должен. Хочешь — добейся этого. Все инструменты у тебя есть, и даже больше. Я здесь, рядом, и я — твой.

Зерно в его словах было. Но... Надо это обдумать на досуге.

— Сделай и мне приятное... пожалуйста.

— Хорошо, утром.

Вот так просто? Стоило только попросить?

— Почему ты тогда не контролируешь своё желание, если нужно не выпускать эмоции.

— Я контролирую.

Спорить бесполезно. Но пока он охотно отвечает на вопросы, спрошу:

— Что у тебя в твоих покоях, что доступ туда закрыт?

— То, что позволяет мне контролировать корабль и возложенную на меня миссию.

— И мне доступ туда запрещён.

— Именно. Будешь совать свой любопытный нос и дальше?

Я подумала, вспомнила сказки, где любопытство героев сгубило, и замотала головой.

— У тебя доступ почти ко всему кораблю, — перевёл стрелки супруг. — Пользуйся своими возможностями.

— Зачем ты перенёс потайную комнату? — спросила в лоб.

— Потому что узнал про неё и закрыл дыру в безопасности.

— Хочешь сказать, что потайная комната не должна была примыкать к моей гардеробной?

— Да.

— Тогда кто её сделал там, где не должно было быть?

— Я не могу этого сказать.

Я вздохнула. Эти тайны. Не должно их быть между супругами.

— А где теперь эти помещения закулисного театра?

— Раскиданы по разным местам корабля.

— А я могу попасть в театр?

— Можешь, но не через свои покои. Даже не проси.

Какой ещё вопрос задать, пока муж расщедрился на откровенность?

— Что ты ко мне чувствуешь?

— Интерес.

— И только?

— Нет. Всё, Майя, хватит. Давай поедим, молча.

Я кивнула и принялась есть творог с чёрной смородиной. А как прожевала, всё же спросила:

— А почему ты вегетарианец?

Он поперхнулся. Закашлялся.

А когда всё же откашлялся, охрипшим голосом произнёс:

— Майя, последнее предупреждение. Я дам тебе ещё один шанс доказать, что ты можешь молча кушать. Иначе — никаких совместных трапез.

Сглотнула подступивший ком. Я же не специально! Да, он прав, не стоит разговаривать во время еды. Но... Но... Зачем так жестоко наказывать?

Аппетит пропал. Я молча поковырялась в тарелке и есть не стала. Могла б развернуться и уйти, но он обидится. Даже если и не покажет, но больше, чем уверена, что совместных завтраков и ужинов больше не будет. Или это не обида, а наказание у него будет? Поэтому удержала себя на месте, только отложила вилку. Глубоко задышала, стараясь успокоиться и отринуть обиду. На обиженных воду возят. Не зря так говорят.

Когда он доел, то откинулся на диван и смежил веки. Прямой нос, острые скулы, волевой раздвоенный подбородок.

— Дим...

— Что?

— Можно ещё вопрос?

— Только один.

Я подумала, что их слишком много и выбрать какой-то сложно. Тогда отринула личные чувства и постаралась думать глобально.

— Земля уничтожит тех, кто там остался. И люди погибнут. Перевоплотятся в новые тела?

Он молчал. Со стороны казалось, что уснул.

— Дим...

— Я не знаю.

— Но ведь катастрофы не избежать. Ты сам говорил, что Земля не пощадит никого. Получается, что тех, кто не попал на этот корабль... — я не смогла сказать "уничтожат". Ком в горле возник. Ведь наверняка останутся достойные люди. Ведь отбирали сюда молодых и здоровых.