Мы двинулись не через болото, а по сухой тропе вдоль юго-западного подножия Сорханда. Тропа круто вихляла вверх-вниз по склону, петляла вокруг скальных обломков и столбообразных останцов. Вокруг всё заросло плотным колючим кустарником с лиловыми трубчатыми цветами, источавшими запах жареного хлеба. Полуденное Светило пекло вовсю. Неистово жужжали и стрекотали насекомые. Я немного опасался, не увидит ли нас сверху воинство ксеномахов, но Аудрор меня успокоил: их тропа осталась позади, на северо-западном склоне горы. Планшет пиликнул сигналом, и я попросил сделать привал.

Приложение "Космодруг" сообщало, что мои письма получили первоочередной приоритет и уже доставлены адресатам; кроме того, пришёл код доступа к каналу прямой связи. Что ж — всё, что я хотел сказать Оргкомитету Сделки, я уже написал в письме. А вот с родителями не мешало поговорить по видео.

"Венцлок" успел улететь уже очень далеко — лаг составлял секунд десять. Мой звонок застал маму на кухне. При виде меня она ахнула, уронила сковороду и бросилась звать отца через раздвижную стеклянную дверь гидропонного садика:

— Экер! Скорее! Это Лотмер!

— Мама, папа, у меня всё в порядке! — доложил я с бодрой улыбкой.

— Хвала Чете! Как ты, сынок? Мы слышали, ты ранен?

— Ерунда, лёгкая царапина! Не переживайте, у меня потрясающее приключение! Именно то, о чём я мечтал всю жизнь! Я счастлив. Я вне опасности. Скоро доберусь до местных друзей, и меня доставят в Консорциат. Честное слово, у меня всё хорошо.

Всё-таки невозможно было полноценно общаться с десятисекундным лагом. Немного успокоив (надеюсь) своих стариков, я отключился.

— Родители? — спросил Аудрор, взваливая кофр на плечи. — А где жена, дети?

— Я не женат. — Видимо, под влиянием дозы алкоголя меня потянуло на откровенность: — Была у меня подруга Ульция, тоже конкурсантка на гаранта Сделки, но думаю, у нас всё кончено. Она мне не простила победы. Сейчас у меня никого нет. — Я понадеялся, что это прозвучало не слишком жалостно.

— А та громкоголосая?

— Звива Окенден? Я же сказал — между нами ничего нет и не было. Я даже не знаю, как она выглядит.

— Я бы на твоём месте поинтересовался, — Аудрор ухмыльнулся. — Сильные чувства — они, знаешь, легко переходят в другие сильные чувства.

Похоже, алкоголь и у него вызвал охоту поболтать на личные темы. Не то чтобы я всерьёз воспринял этот трёп, но должен признать — Аудрор заронил во мне любопытство. Мы пристроились на послеполуденный привал в тени скалы, похожей на поросший голубым лишайником сросток кубиков сахара, перекусили галетами из армейского рациона и выпили ещё по глотку. Я достал планшет, загрузил КелакТелекомПоиск и ввёл имя Звивы Окенден.

Первая ссылка выдала мне её профиль в местной социальной сети "Круг друзей". Фотография. М-да. Не совсем такая, как я себе представлял. Аудрор глянул мне через плечо и восхищённо цокнул.

На вид ей было килодней одиннадцать-двенадцать. Чуть старше меня. Очки, сияющая официальная улыбка и... волосы. Чёрные, волнистые волосы ниже плеч. Поясню: на циклере все стригутся коротко — для экономии воды и снижения нагрузки на систему рециклинга. Поэтому длинные волосы в глазах циклита выглядят дерзко, провокационно, даже несколько неприлично... в общем, пикантно. Строгий белый жакет, скромная нитка жемчуга. Как мне и показалось по голосу, фигура пышноватая — но в правильных местах пышноватая, если вы понимаете, о чём я.

Звива Окенден

Дата рождения:

38.1.47 к.э. (1429.9.75 а.э.)

Место рождения:

Дларна

Образование:

Хлендовская школа для одарённых детей, Келакский университет

Звания и должности:

Доктор антропологии, профессор Келакского университета, глава Междисциплинарного научного центра по изучению Золотой Империи, ведущий эксперт Администрариума по делам аборигенов, консультант Комитета по интеграции мигрантов-аборигенов при Администрариуме по экономике и демографии, член правления Ассоциации полевых исследователей

Публикации:

"Практический справочник по культуре и этикету Планетархии", "Внутренняя политика Планетархии", "Формальные и неформальные инструменты распределения полномочий между центральными и местными органами власти Планетархии (на материале протостратигии Южной Границы)" (диссертация), "Семейные кланы и властные группировки протостратигии Южной Границы" (полевой отчёт, ДСП), более 50 научных статей. Книги для широкого читателя: "Наши удивительные соседи: Повседневная жизнь в Планетархии", "Надо ли бояться аборигенов? Десять ответов мигрантофобам", серия книг для детей "Кьерси, маленькая аборигенка".

Награды:

Премия Хленда, Правительственная премия за научные достижения, пожизненная стипендия Фонда гуманитарных исследований Южной Рудной компании, указ Милостивейшей и Благочестивейшей Планетархини-Матери Ириллис о пожаловании ранга почётной наложницы Священной Опочивальни с аквамариновыми браслетами.

В воображении на миг возникла Окенден в образе наложницы Священной Опочивальни, одетая в одни аквамариновые браслеты и очки. Образ был столь яркий и волнующий, что я поспешил отогнать его, и продолжил изучать профиль.

Любимый цвет:

ульфировый

Любимое блюдо:

диверли из морских перцев. (Только на одной уличной жаровне в Мьюлдоре их умеют готовить по-настоящему. Нет, адресок не скажу!)

Любимый напиток:

- "Розовой сливы" доктору Окенден больше не наливать! — мой научный руководитель на банкете после защиты.

Жизненный девиз:

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк!

"Это вряд ли, — подумал я. — Ты из тех людей, что всегда пишут вдоль, даже когда бумага нелинованная. Чуют невидимые линии и ни на миллиметр не выходят". Продолжил читать:

Статус личных отношений:

В браке с Сураман Дьемени

Вот тут стало досадно. Будто я и впрямь всерьёз на что-то рассчитывал. Какие глупости! Сураман Дьемени. Имя аборигенское. "Дьемени" — значит "из Дьемена", у аборигенов нет фамилий, они их берут при натурализации... значит, её муж — абориген-иммигрант. Что ж, глянем и на его профиль.

Я ткнул в ссылку. На фотографии... девушка. Широкоскулая, коротко стриженая аборигенка без улыбки, с жёстким взглядом. Никакой информации, кроме ссылки на брак со Звивой Окенден. Ни одной дневниковой записи.

— А это кто? — спросил Аудрор. — Она из наших, рабыня.

— Это Сураман Дьемени, её жена, — сказал я. — Или муж.

Аудрор был предсказуемо шокирован.

— Она замужем за женщиной? Ты шутишь? Как такое возможно?

— В Консорциате однополые браки разрешены, — сказал я, и по привычке пустился в ненужные объяснения: — Вообще это типично больше для циклеров, а не для колоний. Колонии заинтересованы в максимально быстром росте населения и обычно все такие отношения запрещают, даже ограничивают права женщин, но тут другой случай — Консорциат в последние десять килодней сделал ставку на рост за счёт интеграции аборигенов, и...

— Но какой в этом смысл?! — возмущённо перебил Аудрор. — Ладно, развлечься в постели можно с кем угодно, но жениться? А дети, а наследство, а продолжение рода? Вы свихнулись? Может, у вас и на животных можно жениться? И на собственной руке?

— Это всё довольно сложно объяснить, — сказал я, думая, как можно сформулировать в знакомых Аудрору понятиях современную концепцию брака... Наверное, Звива смогла бы, но я спасовал. — Давай не сейчас, а?

— Листни-ка назад, — сказал Аудрор. Ткнул в фотографию Окенден: — То, что она спит с какой-то беглой рабыней — это баловство. Такой женщине нужен настоящий мужчина. Не будь дураком, Лотмер, ты можешь заполучить её!

— Тебе-то какое дело?

— Жалко мне тебя, вот и всё, — бросил Аудрор снисходительно. — У тебя взгляд мужчины, у которого давно не было женщины.

Я хмыкнул.

— А у тебя в лесах они каждую ночь бывают?

— В лесах не в лесах, а в любой деревне найдётся молодая крестьянская вдовушка, готовая приютить и обогреть беглого раба...

Он был явно не прочь развить тему, но я задал вопрос, который заинтересовал меня больше:

— А как ты понял, что Сураман — рабыня?

Аудрор растерялся.

— Но... это же видно. Разве нет?

— Для меня — нет. По каким признаком ты это видишь?

Аудрор задумался, потом беспомощно развёл руками.

— Даже не знаю как сказать. Это просто видно! Любому! Даже младенцу!

— Ладно, оставим эту тему. — Я поднялся с земли, и Аудрор тоже как будто с облегчением навьючил на себя кофр. — Идём дальше.

— 10. Выгнанный за жестокость

— И куда же нам дальше идти? — Я не смог скрыть растерянности.

Мы стояли на вершине безымянного холма к югу от Сорханда. То был обособленный участок вала вулканической кальдеры, более древней, чем Сорханд — очень обширной, сильно разрушенной. Прямо перед нами холм круто спускался в лесистую долину между ним и соседним холмом — древнюю трещину или промоину в валу кальдеры. По долине шла прямая, как по линеечке, дорога с северо-запада на юго-восток. Светило уже перевалило за полдень. Ветра не было. Тень от хвойного дерева, похожего на непомерно раскидистую тую с мелкими лиловыми шишками, спасала от прямых лучей, но не от зноя и духоты.

— Что значит куда идти? — не понял Аудрор. — Разве твоя карта не показывает? Спускаемся, и вот по этой самой дороге — прямиком в Кразмен.

— По дороге? — переспросил я.

Древняя, времён Первой цивилизации, трасса Литимен-Кразмен где-то в километре к югу от нас выходила из холмисто-лесистой глуши на густонаселённую равнину. Залитое полуденным светом лоскутное одеяло полей, огородов, пастбищ, садов хаотически расчерчивали прямые отрезки изгородей, дорог и каналов. Размашистыми меандрами вилась река в тёмно-зелёном обрамлении прибрежных зарослей. Пестрели россыпи кубиков-домиков — белые стены, кирпично-красные крыши. Очаровательная местность. В самый раз для беззаботной прогулки беглого раба и преследуемого за шпионаж инопланетянина.

— Это ведь ещё Литимен, а не Кразмен? — уточнил я, хотя карта говорила именно это. — Ксеномашеская провинция?

— Да.

— А до границы Кразмена километров тридцать? — (Аудрор не понял). — В смысле, стадиев полтораста? — (Всё равно не понял, и я показал карту). — Вот до этой красной линии?

— Чушь какая-то, — сказал Аудрор, когда до него дошло. — Всё неправильно нарисовано. Нет никакой чёткой границы. Есть земельные владения, с которых налог собирает Кразмен, а есть — с которых Литимен, но один и тот же человек может иметь земли и там, и там. И этот человек может быть и ксеномахом, и филоксеном. Короче, эта твоя загогулина на карте для нас ничего не значит.

— Как ты предлагаешь дойти до Кразмена? — я следил за дорогой. В литименском направлении ехала рысью группа всадников без знамени. — Или хотя бы до поместья ближайшего филоксена?

— Можно идти по ночам, а днями где-нибудь прятаться. Я так делал. Не так уж мало людей готовы укрыть беглого раба. — Аудрор усмехнулся. — Особенно если он иногда грабит и делится добычей. Да и крестьянские вдовушки... Хотя... — Он с сомнением окинул меня взглядом. — Ты — другое дело, ты слишком чужой. С тобой побоятся иметь дело. Выдадут.

— Думаешь, я не смогу замаскироваться под вашего? — спросил я, не отрывая взгляда от дороги. Кавалькада скрылась за холмом. В противоположном направлении, на Кразмен, через лес медленно тащилось что-то похожее на карету, но с упряжками и сзади, и спереди; вокруг этого странного экипажа — пешие люди.

— Разве что переоденешься в лохмотья и притворишься немым, да и то вряд ли, — сказал Аудрор. Он тоже заметил, вгляделся: — Смотри-ка, свадебный паланкин. Но почему так скромно? Явно аристос и ариста поженились, а процессии никакой. Ни родственников, ни музыкантов... очень странно. Покажи-ка с увеличением!

Я навёл планшет камерой на паланкин. Это было что-то вроде водружённого на носилки шатра из ярко-красных и фиолетовых тканей. Носилки тащила пара косматых овцеяков спереди и пара сзади; кроме того, эти же овцеяки были навьючены баулами и бочонками. Животных вели под уздцы погонщики. Перед паланкином вышагивали двое копейщиков, позади — несколько безоружных мужчин и женщин в простых туниках, видимо, слуги, и ещё три копейщика. Щиты у них были красные с тремя жёлтыми кругами. Такая же эмблема была на одной занавеске паланкина, а на другой, фиолетовой — белый силуэт звериной головы с торчащими вперёд зазубренными рогами.

— Пилорог Ньелей, — с ненавистью прошипел Аудрор. — И монеты Фаролов. Какой-то Фарол женился на какой-то ньелевской сучке. У нас в Кразмене приличных невест не нашлось?... А! — сообразил он. — Это, наверное, их средненький, Десфарол. Тогда понятно, почему не женился в Кразмене. Но тогда непонятно, почему Ньели отдали девку за этого фрисса, всё-таки солидная семья... И почему никакой пышности? Не понимаю...

— Ладно, хватит этих семейных сплетен. — Я оглядел дорогу на всём протяжении, насколько хватало глаз. Больше никого. — Давай лучше думать, как нам добраться до Кразмена.

— А чего думать-то? — Аудрор не отрывал глаз от экрана. — Считай, добрался. Попросись к нему в паланкин, и все дела. Фаролы — филоксены. Десфарол только счастлив будет оказать любезность небесному человеку.

— Но Ньели ведь ксеномахи?

— При чём тут Ньели? Решает муж, а не жена. Вот только со мной непонятно что делать. — Аудрор погрустнел. — Он ведь меня знает.

— А если я тебя свяжу, приведу на верёвке и скажу, что поймал? — сообразил я.

Аудрор покачал головой.

— Всем известно, что вы, небесные, против рабства. Лучше всего сказать по-честному: мол, Аудрор тебе помогает, ты поклялся его выкупить и освободить. Десфарол, конечно, морду покривит, но пока я под твоим покровительством — не тронет.

План выглядел превосходно.

Мы стали торопливо спускаться по крутому склону, то съезжая, то хватаясь за деревья — успеть бы нагнать паланкин. Успели, и даже с запасом. Когда мы вышли на дорогу, с ног до головы в пыли, поту, хвое и мелких веточках, паланкин ещё не подошёл. Мы направились ему навстречу — я первый, Аудрор со смиренным видом за мной.

Дорога, проложенная ещё до Потемнения из пластифицированного грунтобетона, когда-то была не только идеально прямой, но и идеально гладкой. Те времена давно миновали — полотно растрескалось, проросло сорняками, издырявилось прорехами, лишь частично заделанными щебёнкой и гравием. Навьюченные свадебным паланкином овцеяки брели нам навстречу со скоростью пешехода, и такая скорость была, пожалуй, безопаснее всего.

Два копейщика с золотыми монетами на красных щитах при виде меня что-то крикнули, приняли боевую стойку, выставили копья. Погонщики остановил овцеяков. Я продолжал идти навстречу с поднятыми руками, махал шляпой и улыбался до идиотизма приветливо.