Планетарный романс. Часть первая

Для удобства земного читателя все величины переведены в метрическую систему. Социальные, культурные и биологические термины переданы смысловыми аналогами, насколько это возможно.

Часть первая

— 1. Посадка проходит почти нормально

Перегрузка была такая, что я потерял сознание. Не знаю, сколько единиц. В тот момент, сами понимаете, я не мог смотреть на акселерометр, да и позже было недосуг копаться в приборных логах. По ощущениям — сплющило намного хуже, чем на тренажёрах. Почему — вопрос. Катапульта циклера, скорее всего, выдала свою штатную пятикратную — механика точная наука, — а вот бустеры сведения с орбиты могли выкинуть что-нибудь непредсказуемое. Металловодород-литиевый сплав — капризная штука, особенно после килодней хранения. Там накапливаются всякие квантовые дефекты, приводящие к неравномерной деметаллизации... ладно, не буду притворятся, что я сам понимаю все эти страшные слова. А может, никакой избыточной перегрузки и не было. Последние полгектодня меня слишком усердно накачивали синтетическими антителами, микоцидами, вирофагами и прочей дрянью, необходимой для выживания в биосфере Келака. Как результат, все анализы были в норме — а иначе меня сняли бы с миссии, — но я чувствовал себя примерно как подросток при первом в жизни похмелье. Измученный организм мог среагировать отключкой даже на шести-семикратную перегрузку. Но оставим эти пустые домыслы.

Первое, что я ощутил, как только пришёл в себя — бешеное вращение по всем трём осям. Нет, было ожидаемо, что бустеры отработают не идеально симметрично, но чтобы настолько? Одни эти кувырки выворачивали нутро наизнанку, да вдобавок аппарат оказался неидеально отцентрован, и всё в нём нестерпимо болталось, колотилось, вибрировало. К счастью, вскоре сквозь грохот и дребезг стал доходить успокоительный гул двигателей ориентации. Автоматика работала и пыталась стабилизировать аппарат. Осознав это, я решился открыть глаза.

Всё было как в искристом тумане, но туман рассеивался, зрение приходило в норму. Глаза сфокусировались на ближайшем предмете — бинокуляре перископа; он мелко вибрировал и каждую пару секунд бросал в глаза вспышку белого сияния. Из-за вращения объектив периодически наводился на Светило, а может, на местное солнце или освещённую часть планеты. Что бы это ни было, оно слепило глаза и не давало рассмотреть приборы, а вдобавок голова дико болела, желудок скручивала тошнота, мозг захлёстывала паника — короче, я не сразу сообразил, что перископ можно закрыть, и даже когда сообразил, пару секунд не мог отыскать регулировочный верньер диафрагмы. К тому моменту вращение настолько замедлилось, что я начал его чувствовать (если вас не крутили в центрифуге, вы меня не поймёте). Болтанка и дребезг прекратились, и я наконец услышал голос в шлемофоне. Меня вызывали с циклера. Почему-то работал только правый наушник.

— Спокойное море, приём... Спокойное море, как слышите, приём... — доносился сквозь помехи невозмутимый басок Гларца. Только такого непробиваемого флегматика, конечно, могли назначить диспетчером на мою посадку. Я выплюнул прокушенную почти насквозь капу и нашарил тумблер на подлокотнике ложемента. Рука тряслась.

— Серая жемчужина, я Спокойное море, принимаю вас, — мой голос неузнаваемо отдался в наушнике. — Я жив, — зачем-то сообщил очевидное. — Сам себе не верю, но жив, и самочувствие относительно в норме. Приём, — я перещёлкнул тумблер назад.

— Спокойное море, получаю вашу телеметрию, — пробубнил Гларц. — Отход штатный, вы на расчётной предпосадочной. До конца связи две минуты, циклер на готовности отстрела первого импульсора. Передаю контроль планетарной диспетчерской, позывной "Высокий горизонт", протоколированная связь через спутник Н-536, Настер пять три шесть, как принято, приём.

— Серая жемчужина, принято, Настер пять три шесть, — повторил я.

Итак, уже меньше двух минут — и моя родина, мой дом, мой циклер, уйдёт и оставит меня одного в совершенно чужом мире. Разгонные импульсоры вспыхнут термоядерной плазмой во всех диапазонах спектра на всю систему, лишив меня связи с людьми, которых я знал и любил. Пусть не навсегда, но... Что ещё я мог сказать?

— Пока, Гларц. Удачной Сделки. Конец связи, приём.

— Удачной миссии, Лотмер, удачной Сделки. Конец связи.

Шлемофон замолчал, и я остро ощутил своё одиночество, свою замкнутость в тесной кабине аппарата, мчавшегося над чужой планетой. Надо отвлечься. И вообще надо работать. Я придвинул к себе планшет, закреплённый в шарнирном держателе. Рука всё ещё подрагивала. Вытащил световое перо и поставил все необходимые галочки в циклограмме посадки. Глянул на схему траектории. Всё в порядке: бустеры вывели меня на переходный эллипс с перицентром в верхней атмосфере Келака, минимально отклоняющийся от расчётного. Полтора витка, и я заторможусь достаточно для посадки. Я повернул верньер диафрагмы и двинул тубус перископа на себя, прижал так, что бленда упёрлась в стекло гермошлема.

Спускаемый аппарат всё ещё медленно вращался вокруг вектора движения. Передо мной проплывало то чёрное небо с привычным, никогда не меняющимся размытым овалом Светила, то лимб Келака в ореоле атмосферы, а затем ровная поверхность планеты, вся в облачном узоре неописуемой сложности, сквозь который синел и сверкал растянутым на полпланеты отражением Светила океан. И снова лимб, опрокинутый планетой вверх, небом вниз, и атмосфера — нежно-голубой ореол с переходом в синий, густо-фиолетовый, исчерна-ульфировый и, наконец, космически чёрный. Снова пустое небо — я уже нигде не видел двойного тора моего циклера, — и опять Светило и лимб. На облачно-океаническом фоне планеты чернела точка. Она не уплывала назад вместе с облаками, а обгоняла меня — спутник на орбите ниже моей, а может, флард-баржа; невозможно было оценить на глаз расстояние и размер.

— Спокойное море, вызывает Высокий горизонт, — раздался в наушнике женский голос с немного шепелявым келакским произношением. — Как слышите? Я не получаю вашу телеметрию. Приём.

— Высокий горизонт, слышу вас, — отозвался я с облегчением. А то уже начал беспокоиться, что планета не выходит на связь. Оторвался от бинокуляра. — У меня всё в норме, телеметрия сейчас будет.

Ну да, я тупо забыл подключиться к этому спутнику Н-536. Голосовая связь шла в открытом эфире, но телеметрические данные по каким-то допотопным правилам чуть ли не времён Напряжения считались секретными. Их требовалось мало того что шифровать, но и передавать узконаправленной антенной через спутник-ретранслятор. К счастью, бортовой компьютер брал на себя всю работу по наведению. Мне оставалось только выбрать нужный пункт меню и ввести пароль.

— Спокойное море, есть телеметрия, — откликнулась келакчанка. Её голос повеселел. — По приборам норма, но у вас плохой посадочный эллипс, идёте в центр океана. Как поняли, приём.

— Высокий горизонт, вас понял, делаю коррекцию. — Я не удержался от плоской шутки: — Просто очень хотелось выкупаться, извините.

Диспетчерша вежливо хихикнула. Ну надо же — я снова был способен шутить! Всё ещё мутило, голова раскалывалась, но в целом было терпимо. Я включил световое перо и потыкал в планшет, выводя карту Келака в равнопрямоугольной проекции. Синий участок синусоиды показывал пройденную часть траектории, оранжевый — оставшуюся до посадки. Автопилот вывел меня на орбиту с высоким наклонением, около 45 градусов. Я сделал уже полвитка вокруг планеты, прошёл перицентр, оставался ещё виток.

— Спокойное море, я Высокий горизонт, — снова подала голос диспетчерша. — На солнце субкорональная вспышка в три балла. Будьте готовы к сбоям связи и мезосферной турбулентности.

— Высокий горизонт, вас понял, спасибо.

Три балла — не страшно в плане радиации, но в верхних слоях атмосферы поднимется буря, и это добавит случайности моей траектории. Вытянутый эллипс прогнозного района посадки действительно лежал в океане южного полушария, километрах в тысяче от материка. Очевидно, автопилот решил, что этот район самый безопасный (действительно, садиться на воду безопаснее, чем на сушу), но не учёл, что океан недавно колонизованной планеты отнюдь не кишит спасательными судами. Мне не улыбалось много часов болтаться на волнах в ожидании помощи. Я, знаете ли, циклит. Я никогда не видел воды в объёме больше плавательного бассейна. В самой идее океана для меня есть нечто кошмарное и противоестественное.

Я перетащил пером центр посадочного эллипса на северо-восток, к побережью единственного материка Келака. По боковому полю побежали строчки лога автопилота: "Принята команда на коррекцию траектории... Курс вычислен... Зажигание двигателей коррекции..." Зашумело, возникла небольшая тяга и сильнее вдавила меня в кресло: аппарат притормаживал.

— Высокий горизонт, коррекция сделана, приём.

— Спокойное море, принято. Вы входите в мезосферу, ожидайте перерыва связи.

Перед глазами всё чаще простреливали вспышки: это субкорональная буря добралась до планеты, и высокоэнергичные частицы солнечного ветра прошивали мой мозг, возбуждая по дороге зрительные нервы. Знакомое явление. При выходах из циклера в межзвёздном пространстве бывало и хуже. Я снова прижался к бинокуляру. Аппарат больше не вращался, перископ смотрел на планету. Подо мной плыла её вечнодневная сторона, постоянно обращённая к Ноне. Судя по карте, я находился вблизи центра подсолнечного полушария. Внизу раскинулась облачная равнина гигантского циклона. Рыхлая масса облаков, залитая резким, как у прожектора, золотистым светом красного карлика, завихрялась концентрическими грядами, и даже невооружённым глазом я видел, как они текут, клубятся, меняют очертания. Скорость ветра была, пожалуй, под сотню метров в секунду. Тёмно-лиловые ущелья между грядами непрерывно озарялись ульфировато-белыми сполохами, то и дело проблескивали искровые дуги. На курсе планетологии мне рассказывали про это метео-электрическое явление, но название напрочь вылетело из головы. На самом краю поля зрения над облаками чернел ровный конус вулкана, а западнее внутри плотно сбитого облачного вала темнела идеально круглая, налитая сизой мглой полынья: глаз суперциклона. Всё-таки в самой идее атмосферы — подумалось мне — тоже есть нечто противоестественное и кошмарное.

Струи воздуха перед объективом трепетали и искажали вид — я летел уже в сравнительно плотных слоях мезосферы. Перед глазами потемнело: перископ автоматически убрался под обтекатель. Эфир уже трещал помехами, и я отключил приём.

Начинался самый рискованный период посадки. Абсолютно неуправляемый, лишённый связи спускаемый аппарат тормозил в гиперзвуковом потоке плазмы, защищённый только раскалённым добела тепловым щитом. Связи не было, перископ ничего не показывал, а на карте синяя линия больше не поглощала оранжевую. Не потому, конечно, что движение остановилось — просто перестали поступать навигационные сигналы, так что даже компьютер не знал, где мы сейчас находимся.

Самое время расслабиться и отдохнуть.

Корабль снова дрожал и громыхал, виски по-прежнему ломило. Я нашарил аптечку, принял синюю пилюлю и постарался думать о приятном. Вот, например, у Высокого Горизонта приятный голос. Может, она симпатичная? В открытом эфире не пофлиртуешь, но после посадки-то — почему бы не продолжить знакомство?

О Всеблагая Чета, о чём я думаю, когда могу погибнуть в любую секунду? Одно хорошо — всё произойдёт так быстро, что и боли почувствовать не успею, не то чтобы осознать... Нет, нет, не думать об этом... Лучше буду гадать, как выглядит келакская диспетчерша, какая у неё униформа, что носит под униформой... У них тропический климат... одежда, наверное, очень лёгкая...

Грохнуло и тряхнуло как-то особенно резко. Отстрел теплового щита. Ну, теперь худшее позади. Сейчас и связь вернётся. Ага — карта заработала. Синяя линия на карте скакнула сразу на полвитка вперёд, от оранжевого участка осталось совсем немного. Я снова был над противосолнечным полушарием, и по высоте — в верхней стратосфере. Опять тряхнуло, вдавило в кресло, мощно и глухо заревели двигатели — аппарат тормозил главной тягой.

Я включил приём, но эфир всё ещё забивали помехи. Прильнул к окуляру. Перископ показывал бледно-зелёную, цвета медной патины, равнину, исчерченную бурыми меандрами рек и протоков. По берегам их окаймляла зелень более тёмного, бархатистого оттенка. Сквозь этот узор как будто просвечивал другой, полустёртый, какие-то извивы блёклой белёсой прозелени — сухие русла? Какая-то дельта? Тёмная полоса воды на миг сверкнула, как фотовспышка, белым отблеском реактивного факела моего аппарата. Наверное, снизу на меня невозможно смотреть. Поодаль сиял огненно-пурпурным отражением закатного Светила крупный водоём, но это не мог быть океан — я шёл над северной частью континента вдали от побережья. В это озеро или внутреннее море вдавался на тонком перешейке полуостров узнаваемой лапчатой формы. А, теперь понятно. Это Море Революции и полуостров Неистовых Героев, а подо мной — дельта Освобождённой реки. Территория осознанцев. После мира и признания независимости космическое сообщество признало и их нестерпимо пафосную топонимику.

— Спокойное море, я Высокий горизонт, подтвердите связь, — снова зазвучал знакомый, такой милый, уже почти любимый голос в наушнике.

— Высокий горизонт, я Спокойное море, рад вас слышать снова, приём.

— Спокойное море, вы идёте на посадку в горы. Откорректируйтесь километров на сто вперёд.

— Вас понял, Высокий горизонт. — Я увеличил масштаб карты и пригляделся к посадочному эллипсу.

Он заметно уменьшился в размере — точность расчёта курса возросла, — но и вправду оказался совсем не там, где я указал автопилоту. Не у берега материка, а гораздо северо-восточнее, на самом водоразделе высокогорного хребта Ахолоц. Аппарат затормозился об атмосферу сильнее, чем предполагалось. Видимо, врезался щитом в турбулентную волну плотности, поднятую магнитной бурей от солнечной вспышки. В горах садиться нельзя, это почти гарантированная авария. Я взял световое перо и попытался передвинуть точку посадки вперёд, но автопилот не принял команду: "Выработан резерв двигателей коррекции".

Ох, вот это нехорошо.

Ситуация нештатная.

Не аварийная, конечно, но придётся делать коррекцию главной тягой.

Значит так. Чтобы перелететь через Ахолоц на территорию Консорциата, я должен ускориться. Это значит — развернуть аппарат по тангажу и дать тягу вперёд, а потом опять развернуться для посадки на струе главной тяги. Видите ли, главные двигатели не вращаются в гондолах, как двигатели коррекции. Чтобы их развернуть, нужно развернуть весь аппарат — очень быстро, очень точно, в уже плотном слое атмосферы и на сверхзвуке. И автопилот таких изысканных манёвров не совершает. Фигуры высшего пилотажа — только вручную.

У меня этот фокус ни разу не получился даже на тренажёре. Очень хорошо помню этот момент. Я тогда решил, что провалил конкурс на гаранта Сделки, страшно расстроился, но потом оказалось, что другие конкурсанты разбивались ещё быстрее меня. Короче, по части пилотирования я оказался лучшим из худших.

Нет, нечего и думать о таком варианте. Не выживу.

Остаётся другой. Не разогнаться, а притормозить. Чтобы был не перелёт, а недолёт до гор. Риска гораздо меньше: не надо разворачиваться, ведь я и так лечу двигателями вперёд. Нужно только добавить тяги, а для этого существует резервный двигатель.

Проблема только в том, что я сяду не к югу, а к северу от гор.

Не в Консорциате. Не у колонистов.

У аборигенов.

Времени в обрез. Я включил связь на передачу.

— Высокий горизонт, у меня пустые ДК, придётся корректировать РДГТ. Запрашиваю разрешение на посадку к северу от Ахолоца. Как у вас ситуация с аборигенами?

— Спокойное море! — диспетчерша ответила не сразу, и голос её был обеспокоен. Нехорошо, ох как нехорошо... — Не могу принимать таких решений. Действуйте по обстоятельствам. У нас мир, но... есть сложности...

Какая-то грёбаная келакская политика, чтоб её. Не было времени размышлять о таких вещах.

Я открыл аварийный лючок и рванул рычаг перехода на ручное управление. Голова больше не болела, руки не дрожали. Один за другим я перещёлкнул тумблеры зажигания резервного двигателя главной тяги.

— 2. Попал

Двигатель затих. Вообще всё затихло. Аппарат стоял опорами на грунте — без наклона, устойчиво.

Я это сделал. Я сел на Келак.

Впервые в жизни я находился на поверхности планеты.

Келак — первая планета Ноны Трезубца, очень тусклого — почти коричневого — красного карлика. Он делает оборот вокруг звезды примерно за одни авианские сутки и постоянно обращён к ней одним полушарием. Его противосолнечное полушарие освещается только Светилом и при вращении по орбите то поворачивается к нему, то отворачивается. Таким образом, день и ночь на планете сменяются почти с тем же периодом, что на Аве. Поэтому, несмотря на жаркий из-за двух источников тепла климат, Келак очень привлекателен для колонизации.

Планету заселяли дважды. В первый раз это были тьянмерцы в эпоху Первой Цивилизации, около четырёхсот килодней назад. Во время Большого Потемнения здесь, как и на Аве, настал ледниковый период, и местная колониальная цивилизация тоже рухнула. Колонисты пострадали меньше, чем на планете-метрополии. Большинство выжило, перекочевав на окраину подсолнечного полушария. Но связь с Авой прервалась, и общество деградировало до уровня примитивной аграрной культуры. Поскольку население было меньше, индустрия слабее развита, и местной науки почти не существовало, то потомки колонистов так и не успели подняться из этого состояния. Их-то мы и называли аборигенами, хотя, строго говоря, они были такие же авиане, как мы.

Вторая волна колонизации прошла пятьдесят килодней назад, уже при нашей Второй Цивилизации. В систему Ноны Трезубца прибыл и высадил колонистов халцамнский циклер "Маркбаронесса Дларна". Обычно циклер, привезший колонистов, на следующем витке проводит и Сделку, но мы с "Дларной" договорились обменяться контрагентами, потому что и нам, и им так было удобнее — лучше ложилось на межзвёздные маршруты. "Дларна" сейчас летела в систему Септимы Веера, где мы сорок килодней назад высадили колонию на планете Айир, а мы прибыли к их Келаку.

Теперь мы должны были совершить Сделку, обменяв восемь фабов на восемь орбитальных флард-барж. Предварительные переговоры прошли благополучно, келакчане по согласованному графику вывели почти весь флард на гелиоцентрические орбиты, инспекция роботами-зондами показала, что с ними всё в порядке. Оставалось отправить на планету гаранта Сделки, чтобы официально подписать финальный договор и передать колонистам ключи запуска фабов.

Я с детства бредил другими планетами. Я знал наизусть названия всех ста одиннадцати колонизованных планет, безошибочно узнавал очертания их морей и материков на географических картах и сходил с ума от того, что мне не суждено побывать ни на одной. Не оставить мгновенно заметаемого ветром следа в меловой пыли супербарханов Эадлиса, не проплыть по реке Пятнадцатой параллели Велена сквозь лабиринт арок из застылой лавы, не увидеть пурпурного неба Гварота, перечёркнутого сияющей в ртутном свете белого карлика аркой двойного кольца. Но один-единственный шанс всё-таки оставался. Мы заключили предварительное соглашение с Келаком ещё до моего рождения, и сколько я себя помнил, я знал, что мы летим к Ноне Трезубца, и какому-то счастливчику суждено высадиться на Келак как раз тогда, когда я подойду по возрасту.

Я был не единственным юным циклитом, кто мечтал о такой участи. Конкурс на гаранта Сделки был тридцать человек. Я прошёл его и выиграл жеребьёвку среди шести финалистов.

И вот мечта сбылась. Я сел на Келак.

Вот только сил не было, чтобы орать от восторга.

Я взмок до такой степени, что казалось, если шевельнусь — в комбинезоне захлюпает. Больше всего мне сейчас хотелось снять гермошлем. Просто чтобы обонять хоть какой-то запах, кроме моего собственного.

Может и хорошо, что я сел в какой-то дикой глуши, и меня не встречают с фанфарами официальные лица. Что меня не видит очаровательная Высокий Горизонт в лёгкой тропической униформе диспетчера.

Надо было доложить о себе. Связь работала на приём. Я потянулся было переключить тумблер, но наушник заговорил размеренным, начальственным мужским голосом:

— Спокойное море! Поздравляю с успешной посадкой. Добро пожаловать на Келак. С этого момента — вся связь только по защищённому каналу через Н-536. Как поняли меня, приём.

— Вас понял, — сказал я не без сожаления. Даже не дали попрощаться с Высоким Горизонтом! — Перехожу на защищённый канал.

Я открепил застёжки, снял постылый гермошлем и с наслаждением вдохнул воздух кабины, пропахший резиной и электричеством. Надел вместо шлемофона лёгкую гарнитуру, стянул перчатки, забегал пером по планшету.

— Ещё раз приветствую, согражданин Сланк, — заговорил мужчина, когда защищённая связь была установлена. Голос, прошедший оцифровку, компрессию, шифровку, дешифровку, декомпрессию и Чета знает какие каскады фильтров, звучал как будто уже не столь дипломатически любезно. — С вами говорит генерал Гегланцер, глава Администрариума космической безопасности Консорциата.

— Приветствую, генерал.

— Теперь, когда нас никто не слышит, позвольте спросить: вы вообще умеете пилотировать?

Спрашивать такое? После всего, через что я прошёл? Я почувствовал себя немного задетым.

— Генерал, я циклит. Последний раз мы посещали планету девять килодней назад, и того пилота уже нет в живых. Даже мой инструктор совершал посадку только на тренажёре. Да, я неопытен, но вы не должны судить меня слишком строго. Манёвр с таким разворотом действительно выше моих возможностей. Никто из нас...

— Да я не о манёвре! — перебил Гегланцер. — Речь о том, что вы передержали торможение и... Да что я объясняю, посмотрите на карту!

Я посмотрел на карту.

Всеблагая Чета!

Я сел не у подножия Ахолоца, а в полтысяче километров севернее.

Не просто на территории аборигенов, а глубоко, очень глубоко на территории аборигенов.

Но почему так вышло? Когда я сажал аппарат, то смотрел не на карту, а больше на вертикальный профиль траектории, старался вписаться в оптимум... Да, генерал был прав. Я слишком осторожно, слишком сильно, слишком рано затормозил.

И у меня явно не хватит топлива, чтобы снова стартовать и подлететь поближе к Консорциату. Да и старт с неподготовленной площадки слишком рискован. Досадно. Действительно преглупое положение.

— Ну и как вас теперь вытаскивать? — ворчал Гегланцер. — Корабль придётся взорвать, чтобы не достался кому не надо, а груз...

Он посыпал непонятными келакскими армейскими жаргонизмами и цифробуквенными обозначениями. Из всех этих "раскидок", "сорок шестых" и "узлов-бесперебойников" я понял одно. Придётся устраивать несколько промежуточных баз, потому что конвертопланы-большегрузы не летают на такое расстояние беспосадочно, а больше никаким транспортом не вытащить мой груз из этой... (тут Гегланцер опять употребил жаргонизм).

— Давайте подведём итог, генерал. Сколько дней ждать?

— Четыре-пять дней, пока протянем маршрут. Десантная опергруппа для охраны корабля прибудет часа через два. Давайте закругляться. Я сформирую рабочую группу по вашему спасению. До особого распоряжения не покидайте кабину, не выходите в эфир и не вступайте ни в какие контакты со шмяками.

— С кем?

— С аборигенами. Через несколько минут с вами установят конференц-связь, ждите.

— Почему такие строгие меры, генерал? — спросил я непринуждённо. В конце концов, этот Гегланцер не был моим начальником, хотя и пытался держаться как таковой.

— Долго объяснять. Политическая обстановка сложная, напряжённая. Вы можете спровоцировать крупный конфликт. Удачи. До связи.

Что ж, немного обидно, что так обращаются со мной, высоким гостем планеты, гарантом Сделки, но посмотрим правде в глаза — я это заслужил. Я мог бы сесть и лучше. Обидно и то, что мне запретили выходить из кабины, как ребёнку, и не делятся информацией. Что ж, им виднее. Я не должен рисковать моим грузом, перспективами Сделки... да и собой рисковать, чего уж там. Терпение! Я на Келаке надолго. Ещё найду время всё выяснить.

А пока неплохо бы выяснить, куда конкретно я попал. Или, выражаясь несколько нелитературно и экспрессивно, куда я конкретно попал.

Я расстегнул ремни, слегка размялся корпусом, насколько позволяла теснота кресла, и уткнулся в бинокуляр. Перископ не даёт всестороннего обзора. Спускаемый аппарат предназначен не для того, чтобы вести из него наблюдения, и роль перископа скорее психологическая. Но поворачивая тубус и призму, можно пронаблюдать примерно полусферу с одной стороны от аппарата.

Я посмотрел вверх.

Всеблагая Чета, как же тут всё жутко! Как всё неправильно!

Вместо привычного свода с мягко светящимися полосами диффузоров — синяя бездна. Даже не привычная многозвёздная чернота космоса, а ровная, сбивающая зрение полным отсутствием ориентиров, непроницаемо-сияющая синева. Однако же красивая, этого не отнимешь. Был день, или скорее начало вечера. Светило клонилось к закату. Атмосфера размывала вокруг него лучистый золотой ореол. Белели редкие лёгкие облака. Ветер гнал их на запад.

Я повернул призму горизонтально. Час от часу не легче!

Какое огромное плоское пространство без единой живой души! И этот горизонт со всех сторон — не загибающийся вверх, а обрезанный чёткой линией, будто я нахожусь на диске!

Ладно, это эмоции, надо присмотреться к деталям.

Ландшафт был равнинный. Метров на двести (хотя моему непривычному глазу трудно было оценить расстояние) грядками по сухому краснозёму тянулись пучки рыжевато-бурого злака, похожего на масличник. Похоже, мой аппарат сел на возделанное поле. Грядки упирались в стену синевато-зелёного кустарника, на вид колючего и какого-то клочковатого. Судя по неестественно зелёному цвету, кусты были местные, а не привозные с Авы. Слева над масличником торчал из грунта жердяной крест, увешанный выцветшими лохмотьями, погремушками и блестяшками, и увенчанный драным соломенным колпаком. Грубая пародия на человеческую фигуру. Что-то сакральное? Артефакт крестьянского культа плодородия? Ветер шатал жердины, развевал лохмотья, волнами пригибал масличник. Довольно сильный ветер. Я на семидесятом градусе восточной долготы, считая от противосолнечного меридиана. Здесь должны ощущаться воздушные потоки с подсолнечного полушария.

Я повернул объектив призмой вниз. Круг земли вокруг аппарата был выжжен дочерна, зола всё ещё тлела и дымилась. Похоже, я нанёс немалый ущерб хозяину поля. Как здесь принято улаживать такие конфликты? Выясним. Повернул до упора вниз. В поле зрения вошла чёрно-бурая от окалины опора на круглой лапе с дырками от пироболтов. Посмотрел снова горизонтально. Никого. Ну и хорошо.

Куда бы я ни смотрел, я не видел ничего необычного. Хотя как сказать? Для меня всё было необычным. Например, что аграрная территория так безобразно, хаотично, нелепо организована: складывалось впечатление, что аборигены просто кое-как наметили грядки, накидали семян и ушли, оставив расти как Чета положит. У нас в циклере на агротеррасах тот же масличник рос в десять раз гуще и был куда выше, сочнее, ухоженнее. Да, всё было странным — но ничего не выдавалось выше этого уровня странности, если вы меня понимаете.

Никаких людей, никакого движения. Неужели местному землевладельцу было и вправду плевать, что кто-то выжег добрый кусок его поля? Не говоря уж о том, что на его поле взял да и сел инопланетный корабль? Никто не выходил на связь. Доступа в местную инфосеть у меня не было. Я поел мясной и овощной пасты, заел галетами из НЗ. Пить не стал — непонятно, сколько ещё ждать спасателей, и много ли осталось места в мочесборнике. Становилось скучно. Может, послушать радио? Список местных КВ-радиостанций у меня имелся — загрузили в планшет ещё на циклере.

Первым попался музыкальный канал. Ничего особенного, музыка как музыка. В основном те же хиты, что у нас на циклере и во всём космическом сообществе. Потом что-то спортивное. Тут я просто ничего не понял: сплошь незнакомые имена плюс скороговорка местного диалекта. Кстати, плохо, что я совсем не владел им. Гаранту Сделки не помешало бы умение говорить с колонистами по-свойски. Но с другой стороны, кто мог бы меня обучить на циклере? Диалект тем и отличается от языка, что ему не учат в школах. Правда, иногда его изучают в университетах, но настолько ли развита келакская колония, чтобы позволить себе содержать академическую лингвистику?

На соседнем канале шла передача про экономику. Я задержался: ведущий и эксперт беседовали о Сделке, к тому же разборчиво и на литературном халарене. Вдруг да узнаю что-нибудь интересное?

— ... Волнуют два вопроса, — говорил ведущий. — Что будет со всей огромной отраслью индустрии, работающей на добычу фларда? И ещё более непростой: как будем делить фабы?

— Вопросы на самом деле простые, — солидно вещал эксперт. Я так и вообразил его вальяжно развалившимся в кресле с этаким пузиком, выпирающим из дорогого костюма. — Это не первая наша Сделка и не последняя. Будут прибывать новые циклеры, и каждый будет нуждаться во фларде. Все наши мощности по добыче, переработке и подъёму на орбиту будут работать на создание резервов. Флард — индустрия длинного цикла, и инвестиции в неё — самые надёжные, потому что курсы циклеров предсказуемы на много килодней вперёд. Уже сейчас мы примерно знаем, когда прибудет следующий, и скоро начнём переговоры. Насчёт распределения фабов тоже всё понятно. Да, Палата денег ещё не приняла решение из-за всяких мелких формальных согласований, но оно предопределено. Три фаба достанутся правительству, по одному — компаниям Большой Четвёрки, последний будет разыгран по конкурсу между компаниями Большой Тридцатки.

— Но существует оппозиция. Койнетики, парцеллисты, Партия Трудолюбия...

— Можно я не буду говорить, что я думаю об оппозиции? Там есть вполне достойные, честно заблуждающиеся люди, не хочется никого обижать... Но послушайте, "Сварт", "Южная Рудная", "Новый Радиант" и "Аумингер плюс" уже зарекомендовали себя как ответственные фабодержатели. А что предлагают эти ваши недовольные? Всё сводится к тому, чтобы отдать контроль над фабами либо полностью правительству, либо другим, "правильным" компаниям, либо вообще непонятно кому. Может, этим критикам лучше отправиться к осознанцам? Вот уж у кого нет проблем с делёжкой фабов — за их отсутствием! И никакой вам тирании алчных корпораций — один мудрый Великий Вперёдсмотрящий и непреклонная Когорта Сознательных...

Я вздохнул. В принципе эксперт был прав, но нёс такую откровенную пропаганду, что слушать было противно. Не люблю, когда со мной разговаривают как с дураком — даже когда разговаривают, в общем-то, не со мной, а с настоящими дураками. Я уже хотел было вернутся на более интеллектуальный музыкальный канал, но тут ведущий заговорил об интересном:

— Доктор Гегерик, с визитом гаранта Сделки происходит что-то странное. По некоторым сведениям, посадка проходит не идеально. Предположим, что произошло худшее. Как это повлияет на перспективы Сделки?

— В самой незначительной степени, — без тени сомнения изрёк эксперт. — Кто такой в сущности гарант? Церемониальная фигура, не более. Лишь по традиции на подписании Сделки должен физически присутствовать представитель циклера. Если что-то случится с этим гарантом — пришлют другого, у него же там пять или шесть дублёров подготовлено. Будет обиднее, если при аварии погибнет фаб. Но в конце концов, это лишь первый из восьми, а если выяснится, что в аварии виноваты циклиты, они пришлют нам новый...

И снова, и снова доктор Гегерик безудержно упрощал. Какая же я церемониальная фигура, если я владею паролями запуска фабов? Но чего ещё ждать от откровенно проправительственного пропагандиста? Я вконец разочаровался в этом канале и переключился на следующий. Тут повезло: как раз передавали новости о наших делах.

— ... По сообщению пресс-центра Админкосбеза, циклер завершил импульсный манёвр и вышел на стабильную гелиоцентрическую орбиту, — бодро частила дикторша под тревожную музыку. — Также сообщается, что гарант Сделки Лотмер Сланк благополучно совершил посадку. Сам гарант жив и здоров, спускаемый аппарат и фаб в целости и сохранности. Посадка произошла на дружественной территории Золотой Империи. Ожидается, что в ближайшие дни Сланк прибудет в столицу и откроет церемонию подписания Сделки. Это был экстренный выпуск новостей канала "Драма", а теперь слушайте продолжение классического радиосериала "Другое полушарие любви".

— Я не понимаю, что происходит, — печально заговорила актриса. — Браум сказал, что его посылают в экспедицию на Другое полушарие, но что если это только предлог? В последнюю декаду мне кажется, что он меня избегает... Послушай, Звива, у тебя больше опыта, и я доверяю тебе полностью. Как выяснить правду? Если Браум действительно готов отправиться хоть в ад, лишь бы от меня подальше — я готова его отпустить! Пусть он лучше уйдёт от меня, но останется жив!

— О дорогая Рия, как ты благородна и как наивна... — начала другая актриса с очевидной злодейской интонацией, и я решил, что с меня хватит. Выключил радио и снова поглядел в перископ.

Ага, наконец-то движение!

— 3. Наши люди

Вдоль края поля бегали люди, но не беспорядочно, а все по часовой стрелке, и останавливались через равные интервалы. Меня что, оцепляют? Я прибавил увеличение. Так и есть. У всех копья и круглые щиты, на головах шлемы с гребенчатыми навершиями. Одежда разномастная, никакой униформы, но эмблема на щите одна — голубое поле, а в нём белая оскаленная клыкастая морда зверя со смешным коротеньким хоботком. Заступая на свои посты, копейщики поворачивались ко мне спинами. Хороший знак: они не осаждали меня, а охраняли, вот только от кого? Что-то я не замечал напирающей толпы зевак.

Беготня закончилась. Вдоль оцепления верхом на рыжем в яблоках конероге проехал шагом, несомненно, офицер. Поверх пластинчатого панциря на нём был плащ в бело-голубую ромбическую клетку, на голове закрытый яйцеобразный шлем с пышным белым плюмажем, в руке жезл, в ножнах у бедра длинный меч. Солдаты вытягивались перед ним по стойке смирно и стучали древками копий о щиты. Некоторым офицер поправлял стойку, легонько ударяя жезлом по копью или по гребню шлема. Ветер полоскал его плащ, играл плюмажем, трепал короткие подпоясанные туники рядовых.

Это не ряженые, не актёры, — напомнил я себе. Они реально убивают этими копьями!

Но кто они, собственно, такие?

Государство, на чьей территории меня угораздило сесть, называлось Золотой Империей. То есть нет, так прозвали его колонисты. У местных оно называлось, если перевести по смыслу, Планетархией. Или скорее никак не называлось, потому что официально считалось единственным государством планеты, а остальные — временно отпавшими провинциями. Кстати, земли Консорциата тоже формально принадлежали империи — причём Консорциат это даже признавал. Официально колонисты арендовали территорию у имперцев на 99999 местных дней, и аккуратно выплачивали в казну планетарха приличную ренту.

Планетарху от этого была только выгода, потому что до колонизации регионом к югу от хребта Ахолоц — Южной Трамонтаной — правили полуварварские князья весьма сомнительной лояльности. Они мало того что не платили планетархам ни гроша дани, но ещё и принимали всяких диссидентов и охотно влезали во все внутриимперские смуты — не столько с политическими целями, сколько с грабительскими. Судьба самих этих князей при власти Консорциата весьма интересна и поучительна, но об этом как-нибудь позже.

Судя по карте, я сел недалеко от городка Литимен, центра небольшой одноимённой провинции. Это была внутренняя часть империи, Консорциат не имел здесь никаких интересов, поэтому справочник в моём планшете, увы, почти ничего не знал. "Гражданская провинция третьего ранга, управляется эпархом, налог 800 талантов, полезных ископаемых нет, вооружённые силы — частные дружины (стратии) местных феодалов (аристосов)". Похоже, я очутился в месте, которое даже сами имперцы считали захолустьем. Может, это было и к лучшему?

Итак, что это за воины вокруг моего корабля — имперские войска или стратия какого-нибудь аристоса? Остро не хватало информации. Не хватало связи с Консорциатом. Успокаивало только, что аборигены — или хотя бы их властные структуры — настроены дружественно. Если бы меня решили атаковать огнестрельным оружием, то меня не защитили бы ни обшивка корабля, ни мой пистолет. А огнестрельное оружие, в том числе и артиллерийского калибра, аборигенам было преотлично знакомо.

Очень вовремя планшет засигналил приложением конференц-связи. Наконец-то! Я поспешно принял вызов.

— Согражданин Сланк, рад приветствовать! — забасил бравый командирский голос. На заднем плане приглушённо слышался рокот винтов. — На связи унтер-майор Вервель, корпус аэропехоты Админкосбеза, командир десантной опергруппы быстрого реагирования. Докладываю: группа совершила вылет с авиабазы Фреккер, время полёта ориентировочно два-три часа, связь в ближайшее время будет хреновая — над горами грозовой фронт.

— Рад приветствовать, майор! — Этот десантник понравился мне больше генерала Гегланцера (особенно тем, что употребил слово "докладываю"), и я в знак ответной любезности назвал его более высоким званием. — Здесь аборигены, и они ставят вокруг меня оцепление. Я что-то должен с этим делать?

— Я не спец по аборигенам, Сланк. — Унтер-майор Вервель был явно из тех людей, что переходят на ты уже со второй фразы. — Сейчас подключится консультант по этим делам, у неё и спрашивай.

— Я здесь, здесь! Простите, что опоздала! — послышался запыхавшийся женский голос. — Уф, наконец-то разобралась, как тут всё подключается. Я Звива Окенден, доктор антропологии, эксперт Администрариума по делам аборигенов. Согражданин Сланк, для меня большая честь...

— Давайте без лишних слов, доктор Окенден. — Не очень вежливо, но эти воины всё-таки действовали мне на нервы. — Корабль оцеплен вооружёнными аборигенами, щиты голубые, эмблема — морда зверюги с хоботком. Кто это?

— Саванный вепретапир, — сразу ответила Окенден. (Мне почему-то представилось, что она полненькая, кудрявая, в забавных очочках, в возрасте "уже без возраста"). — А! Вы, наверное, о воинах! — Быстро защебетала: — Ну, формально это кентурия коронной синтагмы Бешеных Вепретапиров, то есть подразделение имперской гвардии, прикомандированное к эпарху Литимена, но как правило, фактически в таких частях гвардейцем бывает только кентарх, рядовой состав — обычный местный сброд. Вы можете заснять их на видео, согражданин Сланк? Достаточно командира. Я бы его идентифицировала по наградам и знакам отличия.

— Можно просто Лотмер, — сказал я в некотором изумлении от её познаний. — Я чувствую, нам с вами предстоит много общаться... Звива... не возражаете?

— О, конечно! — антропологиня прямо расцвела, это чувствовалось по голосу.

— Отлично, видео сейчас будет.

Мы общались вдвоём — бравый унтер-майор Вервель уже вышел из конференции. Должно быть, летел через зону грозы. Ну, пока я в нём не нуждался. Я снял с тубуса перископа бинокуляр и приладил на его место камеру. Смотреть на маленький экран было не так удобно, зато теперь Окенден видела то же, что и я.

— Наведите, пожалуйста, на командира... ага, понятно. Ему килодней пятнадцать, а всё ещё кентарх, борода завита на южный манер, доспехи дорогие, боевых наградных фалер нет ни одной, нет даже латунной цепи с медальоном в честь коронации, хотя их выдавали вообще всем подряд выше декархов... Наш человек! — уверенно заключила Звива.

— Не вполне уловил вашу мысль.

— Это не кадровый гвардеец и вообще не настоящий офицер. Он купил место в гвардии. Раньше, скорее всего, служил в мьюлдорской городской страже или на таможне. Вы знаете, что за место Мьюлдор?

— Конечно. — (Как я мог этого не знать? Приморский город Планетархии на границе с Консорциатом. Крупный, бурно растущий центр торговли и всевозможных контактов между империей и колонистами). — Хотите сказать, что он завербован?

— Нет, просто нажился на взятках. Как и его патрон Реминикс, эпарх Литимена. Знаете, кем он раньше служил, этот Реминикс? Юристом на таможне. Исключительно хлебная должность в таком городе как Мьюлдор. Но не такая престижная, как эпаршество. Реминикс его купил для повышения статуса, ну и притащил за собой прицепом старого друга на должность кентарха. Не знаю лично этого офицера, но могу поискать в базе, наверняка на него есть карточка...

— Звива, подождите, — я с трудом поспевал за ходом её мысли. — Почему вы так уверены, что кентарх наш человек?

— В Золотой Империи есть две партии, — преподавательским тоном сказала Окенден. — Филоксены и ксеномахи. Сторонники и противники союза с нами. Нет, на самом деле всё гораздо сложнее, но пока этого достаточно. Само собой разумеется, что Мьюлдор — опора партии филоксенов, но у них есть сильная рука и при дворе в лице великого евнуха и всей клики планетархини-матери... ладно, это пока лишние подробности... в общем, Реминикс купил должность эпарха только потому, что ему разрешили её купить. Филоксены сочли его нужным человеком на этом месте. Он вывалил гору талантов, но всё равно остался должен, и он будет отрабатывать долг. Можете не беспокоиться, Лотмер. Здешние власти наши с потрохами.

— Откуда вы столько знаете, Звива? — моё изумление всё ещё не прошло. — Столько, э-э, деликатной информации?

— О, я же антрополог-полевик, — ответила она польщённо. — Несколько лет занималась включенными наблюдениями в роли фаворитки протостратига Южной границы, да и сейчас имею сеть информантов... Ой! Я что-то случайно нажала, и пропало видео. Как вернуть обратно?

— Значок в левом нижнем углу. — Образ профессорши в очочках поблёк и растаял в моём воображении. Какая же она на самом деле? Можно установить видеосвязь, но тогда придётся и самому показаться, а я... Эх! Не в лучшей форме. Отложим. — Получилось?

— Да, спасибо огромное... Посмотрите-ка! Вот и эпарх со свитой!

Я перевёл взгляд на экранчик камеры.

Действительно, к спускаемому аппарату приближалась процессия.

Впереди неспешно выступал верхом на крупном красном конероге с завитой в локоны гривой и посеребрёнными рогами, несомненно, эпарх Реминикс. То был мужчина в небесно-синем плаще поверх белой туники с узорчатой златотканой каймой. Никакого оружия и доспехов, на груди — сверкающий золотом медальон на двойной цепи, на голове — синяя, под цвет плаща, феска с золотым ромбом кокарды. Лицо гладко бритое, умное, приятное. Возраст на вид десять-пятнадцать килодней. По бокам — пешая охрана, но совсем другого вида, чем "вепретапиры" из оцепления. Я даже подумал, что это наёмники-колонисты — очень уж современно они выглядели: сине-зелёный камуфляж, заломленные береты, чёрные очки, автоматы через плечо. Правда, таких было только четверо, а за ними вышагивали обычные местные копейщики. Щиты у них были безо всяких вепретапиров — жёлтые с красными косыми крестами. Два воина несли хоругвеобразные знамёна: одно опять-таки жёлтое с красным крестом, другое синее с жёлтым ромбом, а в ромбе — чёрный, вставший на дыбы птицелапый зверь. Свита тянулась и дальше, но задние ряды были неразличимы.

— Звива, жду ваших комментариев.

— Синее знамя с грифопардом — имперское, — немедленно отозвалась Окенден, — жёлтое с крестом — литименское, четверо с автоматами — личная охрана Реминикса, остальные — литименская тагма, чисто церемониальное подразделение, сынки местных аристосов...

— Всё это очень интересно, — перебил я. — Что порекомендуете делать?

— Вы знаете летьянмер?

— Да, конечно, но только классический.

— Это нормально. С простонародьем вы говорите не сможете, но аристосы в официальных ситуациях общаются на классическом. Выйдите к эпарху. Выслушайте приветствие. Скажите что-нибудь любезное в ответ. Обязательно предупредите, что скоро прибудет охрана. Нет, лучше даже так: не предупредите, а попросите разрешения. Не сомневайтесь, он разрешит. Если будет звать в гости — извинитесь и скажите, что по долгу присяги не можете отлучиться из корабля. И ещё: нужно обменяться подарками. У вас есть что-нибудь подходящее?

Я с сомнением оглядел кабину. Нет, меня не снабдили безделушками для такой оказии.

— Аптечка из спаскомплекта подойдёт?

— Отличная идея. Дарите первым — вы гость. Ни от какого ответного подарка не вздумайте отказываться. Если подарят раба — ничего страшного, потом в Мьюлдоре оформим вольную и отпустим. Ну, давайте, Лотмер. Не заставляйте эпарха ждать: это потеря лица для него и очко в пользу ксеномахов.

Ну что ж. Я гарант Сделки — а значит, в первую очередь дипломат. Мне ли бояться переговоров, тем более чисто дружеских?

Выгляжу я, конечно, не лучшим образом, но тут уж ничего не поделаешь.

Я поднялся с кресла. Слишком резко — в глазах сразу потемнело, в ушах зашумело, пришлось плюхнуться обратно, прийти в себя и встать осторожнее. Дёрнул рычаг, чтобы открыть створку обтекателя над люком и трапом. Отщёлкнул замки люка, открыл воздушный клапан, чтобы выровнять давление — снаружи было немного выше, — и, наконец, толкнул люк.

Здравствуй, Келак, ещё раз.

В лицо хлестнул ветер, пахнущий пылью и незнакомыми травами. Глаза сразу заслезились — пришлось зажмуриться. Воины эпарха громко и нестройно забарабанили копьями по щитам. Я широко улыбнулся, помахал, развернулся к ним спиной и принялся спускаться по вертикальной лесенке трапа.

И тут гравитация планеты преподнесла сюрприз.

Меня предупреждали, что такой эффект возможен. Но после того, как мой вестибулярный аппарат выдержал безумную болтанку и верчение при посадке, я самонадеянно решил, что он выдержит всё.

Слишком, слишком самонадеянно.

В центробежном тяготении циклера, когда вы двигаетесь в определённых направлениях, неизбежно возникают слабые боковые тяжки. Они с вами всегда. Они сопровождают каждое ваше движение. Вы не ощущаете их.

А здесь, в чисто гравитационном поле планеты, мой вестибулярный аппарат ощутил их отсутствие.

Нет, пока я спускался, крепко держась за поручни и видя перед собой только алюминиевые ступеньки и белёную стену топливного бака — я ещё не ощущал ничего необычного. Но когда я спрыгнул на землю, развернулся и зашагал навстречу эпарху по золе между сожжёнными грядками масличника, — оно началось.

Я переставлял ноги, но не чувствовал, что двигаюсь. Моему телу казалось, что оно перебирает ногами на месте, а движется окружающий мир.

Что всё плывёт. Всё скользит назад. Что вся реальность съезжает с фундамента.

Мне удалось сделать несколько шагов, а потом у мозжечка случилась паническая атака.

Я успел осознать, что падаю — что присыпанный пеплом краснозём летит мне навстречу, и сейчас я расквашу об него нос, — и второй раз за день потерял сознание.

— 4. Аборигены встречают жарко

Не помню, от чего я очнулся — от жара или от боли. Наверное, всё-таки от жара.

Открыл глаза и увидел перед собой огонь.

Ревущую стену огня.

Впервые в жизни.

Когда ты в кабине спускаемого аппарата, а где-то под тобой дюзы извергают сияющую от жара водородную плазму — это одно. А когда лежишь боком на земле, странно и неудобно скорчась, и метрах в пяти перед твоим лицом весело, с искрами и треском, горят снопы соломы и хвороста — это совсем другое.

Это страшнее.

Физиологически, животно, инстинктивно страшнее.

В приступе ужаса я дёрнулся вскочить, отползти — и вот тут ударила боль.

Что-то рвануло в спине — нечто засевшее в самой плоти — и повалило наземь, не дало встать, и когда я снова рухнул в масличник — ещё добавило дичайшей боли, саднящей, режущей, распирающей.

Что за дерьмо?

Что происходит? Где я? Что за хрень у меня в спине?!

Мир сузился до двух ощущений — бьющего в лицо жара и боли под левой лопаткой. Больше я ничего не видел, не слышал, не знал и не хотел знать — но в этих пределах ко мне вернулись крупицы рассудка.

Надо было понять, что происходит.

Лёжа на боку, я вытянул руку за спину. Нащупал что-то деревянное, цилиндрическое, нескончаемо длинное — упирающееся мне в спину. Скользнул по нему пальцами. Деревянное перешло в металлическое, а потом... потом была ткань комбинезона и... и дальше уже только моя плоть.

Мне в спину всадили копьё.

В шоке от осознания этого факта я застыл, как парализованный — а когда рассудок вернулся, понял, что и правильно застыл.

Те, кто это сделал, ещё не ушли. Они бегали куда-то за новыми охапками соломы и кидали в огонь.

Они жгли мой корабль.

Шок по-прежнему сковывал параличом тело и отупением мозг, и всё же я понимал: я должен и дальше притворяться мёртвым.

Дыхание нормальное. Лёгкие не болят. Во рту крови нет. Под комбезом вокруг раны чувствую тёплое и липкое, но снаружи — опять-таки никакой крови. Любое шевеление в плечевом поясе вызывает боль, но ничего не парализовано. Руки-ноги чувствую, двигать могу.

Похоже, ни лёгкие, ни позвоночник не задеты, а наконечник копья застрял в трапециевидной мышце. И главное — не прорезал высокоэластичную, высокопрочную ткань противоперегрузочного комбинезона, а вдавил в рану вместе с собой. Тут мне повезло: сепсис не грозит. Внутренний слой комбеза — антисептический: как раз на случай попадания ткани в проникающие раны. Легко отделался.

Придумать бы только, как избавиться от копья и при этом не истечь кровью...

Хотя ладно. Главное — дожить до прибытия десантников Вервеля, а после о моём здоровье будет кому позаботиться.

Вот только спускаемый аппарат...

Он, конечно, не сгорит. Его обшивка выдерживала несравнимо более высокие температуры. Но...

Я ведь оставил открытым люк.

И теперь оттуда валил чёрный дым, воняло жжёным пластиком и резиной, и время от времени что-то громко хлопало — видимо, взрывались аккумуляторы или резервуары системы жизнеобеспечения.

Вот дерьмо! Вот же дерьмищенское дерьмо дерьма!

Уцелеет ли фаб?

Да, и более актуальный для меня вопрос: как насчёт остатков горючего?

В баках ещё тонн десять метастабильного дигелия, а он разлагается при абсолютной температуре в шестьсот градусов. Если топливо сдетонирует — как бы не пришлось перерисовывать карту провинции Литимен.

О, эта Сделка явно войдёт в историю. И моё имя тоже. Как нарицательное. Говорим: "Ну ты профессор Фнекк!" — подразумеваем: "О, ты гений!" Говорим "Ну ты Сланк!" — подразумеваем: "Экий же ты редкостно невезучий идиот!"

Ладно, не буду казнить себя, лучше присмотрюсь, что происходит.

Совсем рядом в пятне окровавленной земли валялся труп молодого человека с грязными белокурыми волосами. Безоружный, рядом щит с эмблемой литименского ополченца. Уж не он ли вонзил в меня копьё, а выдернуть не успел? Я осторожно огляделся (двигать шеей было отчаянно больно). Воины бегали без щитов, непонятно — литименцы или гвардейские вепретапиры. Щиты у мертвецов были и с той, и с другой эмблемой. Были и трупы эпарховых охранников в камуфляже. Что ж, нечто прояснилось: произошла битва между аборигенами, а не только покушение на моё убийство. Филоксены против ксеномахов? Если так, то поле битвы осталось за ксеномахами — кто ещё стал бы поджигать мой корабль?

Кто-то выкрикнул команду, и поджигатели прекратили беготню. Подобрали копья и щиты — жёлтые с косым красным крестом. Всё-таки литименцы. Выстроились в колонну и потянулись за командиром — всадником в бело-голубом плаще, в яйцеобразном шлеме с белым плюмажем.

Кентарх? Но командует не своими вепретапирами, а литименской тагмой, сынками местных аристостов? И кстати, где наш эпарх Реминикс?

Как бы сейчас пригодилась консультация Звивы Окенден!

Увы.

Планшет и гарнитура при мне. Но антенна, нацеленная на спутник Н-536, осталась в корабле — и, конечно, вышла из строя. Без антенны планшет мог только принимать местное радио.

Кстати, не послушать ли музычку?

Или лучше драму "Другое полушарие любви"?

Ладно, эти ряженые ушли. Надо убраться подальше, пока, чего доброго, и впрямь не сдетонировали баки. Сомневаюсь, что это возможно, но лучше не проверять. Забьюсь в какую-нибудь канаву и буду геройски ждать десантников.

Копьё только надо вытащить из спины.

Звива оказалась права: хорошо я сделал, что взял аптечку. И хорошо, что не успел подарить эпарху.

Я стиснул зубы — каждое движение руки отдавалось режущей болью в ране, — открыл аптечку и распаковал шприц с анестетиком. На ощупь несколько раз всадил вокруг раны сквозь комбез. Стал ждать.

Ветер дул с прежней силой, буйно развевал костёр, отрывал от него трепещущие полотна пламени. Светило клонилось к закату, нижний край уже коснулся горизонта и поджался рефракцией, потемнел, окрасился пурпуром. В воздухе кружились какие-то длинноклювые перепончатокрылые твари, визгливо перекликались, садились на мертвецов.

Анестезия подействовала, спина онемела. Теперь надо было вытащить копьё — но так, чтобы забитая наконечником в рану складка ткани так и осталась внутри, останавливая кровь наподобие тампона.

Очень медленно. По миллиметру. Придерживая ткань. Очень, очень осторожно...

Ну, вот и сделано.

Кровь не хлещет. Всё сделано правильно.

Я встал, опираясь на это копьё, и осмотрел наконечник. Железный, листовидный, и на моё счастье — маленький и плохо заточенный. Кто-то сэкономил на железе, кто-то поленился точить, ткань смягчила удар, и вот результат — я жив и имею хорошие шансы дожить до прилёта десантников.

Да, если только снова притворюсь мёртвым. Потому что сюда опять идёт какая-то грёбаная толпа ряженых.

Я присел за высокий пучок масличника. Приближались воины, но теперь их было гораздо больше — несколько сотен. Они шли с северо-запада, заходящее Светило освещало сбоку их знамёна-хоругви: жёлто-красное литименское, несколько незнакомых, и ни одного имперского грифопарда в ромбе. Перед колоннами пеших копейщиков ехали командиры верхом на конерогах, упряжные овцеяки волокли нечто похожее на лафеты с мортирами, или бомбардами, или как там назывались эти архаичные пушки. Доносилось суровое маршевое пение и нестройный топот.

Что вообще происходит? Они сошли с ума? Они всерьёз собираются воевать с Консорциатом?

В любом случае отлежаться не выйдет. Надо валить. Я пополз прочь (каждое движение плеча, несмотря на анестезию, отдавалось болью, только теперь тупой и тянущей). Дополз до колючей живой изгороди вокруг поля и прижался к земле в её тени.

Перепончатокрылые падальщики, заполошно взвизгивая, разлетелись. Новоприбывшие воины стали располагаться биваками вокруг всё ещё горевшего корабля. Издали он напоминал яйцо, торчащее из земли остроконечной половиной; языки пламени зализывали обтекатель широкими мазками сажи. Кажется, никто пока не разыскивал мой труп. Никто не заметил его отсутствия.

Что происходит? — в который раз я задал себе вопрос. Но теперь попытался действительно над ним поразмыслить.

Это не мог быть спланированный заговор. Никто, включая меня, не знал, что я сяду в Литимене.

Здесь назревал какой-то гнойник, и моё внезапное прибытие его прорвало.

Возможно, местная знать принадлежала к партии ксеномахов. Возможно, она была недовольна, что их эпархом назначали мьюлдорского выскочку и к тому же филоксена.

Возможно, ксеномахи перетянули на свою сторону кентарха. Возможно, они переполошились, узнав о моём прибытии. Возможно, они решили, что это начало инопланетной оккупации по образцу Южной Трамонтаны, и что эпарх в деле.

Возможно, эпарх понимал, что они так думают. Или предполагал, что они так думают.

И может, когда я упал в обморок, эпарх с перепугу решил, что меня убили ксеномахи, что это начало мятежа, и приказал своим телохранителям начать расправу? И именно это спровоцировало настоящий мятеж?

Ох, как бы мне сейчас помогла консультация Звивы Окенден!

Ну ничего, скоро наговоримся с ней вдосталь. До моего слуха наконец-то донёсся рокот винтов. Десантники унтер-майора Вервеля, благослови их Чета! Надо будет похлопотать, чтобы его наконец повысили до полного майора.

Мятежники тоже услышали, забегали, закричали, принялись наводить и заряжать свои комичные бомбарды или там кулеврины. Эх, неприятное будет зрелище, когда их начнут поливать из пулемёта. Надеюсь, хватит одной предупредительной очереди, чтобы всех разогнать.

Как чёрное насекомое на фоне заходящего овала Светила, возник в его сиянии конвертоплан. Приблизился, вырос в птицу. Приблизился ещё, сделал полукруг, зашёл с другой стороны. Сизовато-зелёная камуфляжная раскраска, на фюзеляже красный трискелион в белом круге — эмблема Консорциата, и голая блондинка, намалёванная армейским художником. Под крыльями — спаренные пулемёты... Сейчас, сейчас... Грохнула и окуталась чёрным пороховым дымом бомбарда... конечно, мимо... ну всё, конец этим клоунам...

Конвертоплан сделал круг над горящим кораблём, поднялся выше и полетел обратно.

Без единого выстрела.

— 5. Планета начинает нравиться

Единственное возможное объяснение, — думал я, прижимаясь к земле, — таково: десантникам строго-настрого запретили атаковать аборигенов. Даже в ответ на обстрел. Даже рискуя потерей фаба и моей гибелью. Похоже, для кого-то в руководстве Консорциата мир с Планетархией имеет более высокий приоритет, чем Сделка. И этот "кто-то" ещё не разобрался, что на меня напали не имперцы, а мятежники.

(Если это мятежники. Моя версия событий — не более чем версия, я прекрасно это понимал).

А конвертоплан, между прочим, не улетел, а сделал круг радиусом побольше, вне досягаемости аборигенских орудий. Вервель ищет меня? Я должен быть хорошо заметен сверху — в белом комбезе на красно-буром фоне земли. Может, сядут подальше? Нет, — сразу отогнал я надежду. Куда бы они ни сели — я не добегу. Всадники увидят, догонят и добьют. И десантники это понимают. И если им действительно запретили открывать огонь — они никак не смогут меня защитить.

Я не отрывал взгляда от конвертоплана, всё ещё на что-то надеясь. Машина сделала ещё полкруга — и что-то крошечное, тёмное отделилось от фюзеляжа, полетело вниз. И вот тогда он окончательно развернулся, уменьшился до птицы, до насекомого, и наконец, чёрной точкой растворился в свете закатного Светила.

Они что-то сбросили. Какую-то посылку для меня. Всё-таки не оставили меня, не забыли!

Хотелось побежать за посылкой, но я не двигался. Что будут делать аборигены? Они заметили или нет?

Нет, никто не бросился поднимать сброшенное. Все галдели и суетились вокруг орудий — кажется, ожидали нового налёта. Не заметили, хвала Всеблагой Чете!

По-пластунски, хотя рана дёргала болью, и плечо плохо слушалось, я пополз прочь от горящего корабля в сторону посылки. Старался держаться под прикрытием живой изгороди. Я всё ещё слишком близко к этим уродам, и до сих пор жив только потому, что они не обнаружили отсутствия моего трупа и не подняли тревогу — но это вопрос времени.

Следующая изгородь — повыше, мне по грудь. Продрался сквозь её колючки, безвредные для комбеза. Встал и побежал, пригибаясь. Вестибулярный аппарат уже адаптировался к планете: я всё ещё странно ощущал своё движение, но в обморок больше не тянуло.

Пролезть сквозь ещё одну изгородь — и на следующем поле должна быть моя посылочка.

Вот и следующее поле, а вот и посылочка — раскрашенный в камуфляж, обитый резиной чемоданчик армейского спаскомплекта...

Да только, похоже, больше не моя.

Пара крестьян — мужик и баба в соломенных колпаках, босые, в туниках из какой-то дерюги — наклонились над чемоданчиком. Разглядывали, тыкали пальцами, оживлённо бормотали.

Я бы не сказал, что в интонации их бормотания слышался суеверный страх перед упавшим с неба инопланетным артефактом. Не говоря уж о пиетете перед чужой собственностью. Чудился мне скорее тон делового обсуждения: как бы эту штуковину приспособить в хозяйстве, или почём продать в базарный день.

Я выпрямился.

— Почтеннейшие, — сказал на чистом классическом летьянмере, — мира вам и здравия. Пожалуйста, отдайте. — Вытянул руку и сделал универсально понятные жесты — указующий и подгребающий. — Это моё.

Крестьянин с крестьянкой подняли головы.

И опять-таки никакого мистического ужаса перед явлением потустороннего существа я не прочитал в их прищуренных глазёнках и жлобских, прямо скажем, физиономиях. Читались там совершенно другие чувства. Далёкие от мистических, но ещё более далёкие от дружеских.

И правда, как они должны были воспринимать эту историю?

Конечно, они знали о людях с неба — колонистах Консорциата и осознанцах. Наверняка видели в небе спутники и шаттлы, а может, и недавний манёвр моего циклера. И уж точно — мою посадку. И уже что-то слышали о стычке и поджоге.

Кем я был в их глазах? Нет, не сверхъестественным существом. Богатеньким иностранцем. Который попал в переделку, и которого свои же — люди из летающей машины — не смогли или не захотели защитить.

Я был для них никем. Беспомощной жертвой.

— Хыщт хрда! — рявкнул на меня мужик.

— Уй-уя хыщт! — подхватила баба.

Увы, я не понимал их языка. Не имел он ничего общего ни со строгим, благородным летьянмером эпохи Высокой Первой Цивилизации, ни даже с манерным и декадентским, но имеющим своих поклонников языком Поздней Первой. Смысл их речей (несомненно, глубокий) остался для меня тайной за семью печатями.

А у меня не было ничего, способного внушить им уважение. Ни пистолета (остался в кабине), ни копья (зачем-то бросил), ни автомата эпарховых телохранителей (идиот, не догадался подобрать).

Ни даже языка, чтобы втолковать им, насколько я важная персона, и как щедро будет вознаграждена помощь мне.

А вот у этой отнюдь не всеблагой четы имелось против меня супероружие. Они могли просто-напросто закричать — и привлечь внимание воинов через одно поле отсюда.

Хрен с ним, с чемоданчиком. Надо бежать, пока пейзане сами не додумались, что могут избавиться от меня так легко.

И я побежал.

На северо-восток, прочь от закатного Светила. Когда воины обнаружат мою пропажу, то, скорее всего, пойдут искать в сторону Консорциата — на юго-запад. Но передо мной не стоит задача добраться пешком до Консорциата. Надо убраться подальше от воинов, забиться в какую-нибудь дыру и там слушать эфир. Раз Вервель меня не бросил, раз скинул посылку — значит, должен выйти на связь и сказать, что делать дальше.

Организм, конечно, ставил и свои задачи. Рана болела, всё тело под водо— и воздухонепроницаемым комбинезоном потело и чесалось, хотелось есть и пить, но тут уж никак: я стиснул зубы и приказал организму временно заткнуться. Главное — забиться в дыру. Я, правда, понятия не имел, есть ли тут дыра, и сколько до неё переть.

Нет, правда? Где среди этих полей найти хоть какое-нибудь укромное место?

Живая изгородь, за ней канава с зелено цветущей водой, а за ней, увы, очередное поле масличника. Над пучками рыжего злака там и сям торчали заострённые жерди с насаженными трупиками мелких зверьков вроде грунтороев. Фу, мерзость. Следующая изгородь. За ней огород с келакским зелёным растением, похожим на мелкую капусту. Сорвал кочанчик, попробовал, но вкус оказался пряным до едкости: какая-то приправа, а не еда. За очередной изгородью — крутой откос вниз и поле, залитое водой по щиколотку. К счастью, больше нигде никаких крестьян.

Подъём, опять колючая стена кустов, и за ней внезапно не поле, а площадка с вытоптанной травой, посредине — мёртвое, без единого листика, белокорое дерево на воздушных корнях, весь ствол в обрезанных сучьях, а на сучьях навязаны разноцветные ленточки, навешаны нежно звенящие под ветром колокольчики, насажены рогатые черепа... За площадкой опять простое масличниковое поле. При виде жердяной фигуры меня осенило: я разломал истукана (да простят мне святотатство келакские духи плодородия) и сорвал колпак и рваную тунику. Пригодится для маскировки, да и тело в такой одежде будет дышать. Переодеваться пока не стал, потому что Светило почти село, наступали сумерки, ветер крепчал и холодал, да и боязно было выдёргивать складку комбеза из раны, пусть подзаживёт.

Смеркалось быстро. Тёмно-синее небо усыпали звёзды и сгустки шаровых скоплений, затлела вдоль небесного экватора полоса внешнего диска с провалами пылевых облаков, поползли мигающие точки спутников и флард-барж. Большинство звёзд странно, неравномерно мерцали — очевидно, какой-то атмосферный эффект: в космосе я такого не видел. Где мой циклер? А вот он, яркая белая точка на фоне созвездия Топора. Сделав несколько десятков витков, вернётся через полкилодня, чтобы выгрузить остальные фабы и забрать меня домой, о Всеблагая Чета, домой!

А может и нет.

Ха-ха, может, мне на Келаке ещё понравится?

Я продрался через очередную изгородь и, наконец, оказался в чём-то вроде места, где можно спрятаться. Нет, это был не лес, как мне показалось в первый миг. Пальмообразные деревья росли слишком ровными рядами. Фруктовый сад. Но и то хорошо, что не голое поле. А ещё лучше, что здесь есть фрукты. Они свисали гроздьями от оснований пальмовых черешков — чуть выше моего роста. Сладкий, нежный, спелый аромат.

Я сорвал несколько липких округлых плодов (с кожурой, без кожуры? да какая разница!) и принялся пожирать. Изумительная сочность. Великолепный вкус — нечто среднее между мангрикосом и ягодами розолистника. Возможно, слишком интенсивный, слишком густой (я-то привык к более тонкому вкусу гидропонных фруктов), но сейчас это было именно то что надо. Я набил желудок и принялся набивать карманы.

И тут услышал глухое, низкое на грани инфразвука, угрожающее до мороза по коже рычание.

По дорожке между рядами пальм, мягко ступая, лоснясь короткой чёрной шерстью, фосфоресцируя фиолетовыми глазищами, наступала псантера.

Тихо рыча. Демонстративно скаля клыки. В шипастом ошейнике.

И судя по тому, как от невидимых толчков шуршали и раскачивались кроны пальм — ещё две псантеры перескакивали с дерева на дерево, окружая меня с флангов.

Ну конечно. В таком саду должна быть охрана.

Что они будут делать? На что натасканы — звать сторожа или сразу рвать мне горло?

И что, собственно, делать мне?

У меня только планшет и аптечка. Вряд ли псантер напугает планшет. Что у меня опасного в аптечке? Шприц? Крошечные ножницы?

Ах да! — вспомнил я, медленно отступая и крайним напряжением воли подавляя в себе первобытную панику. Раствор анаубары. Снотворное для людей и мощный стимулятор для фелиноидов.

Подействует ли на местную породу? Это потомки авианских псантер, но мало ли как изменилась биохимия за все эти килодни... Ладно, других вариантов нет. Я нащупал пузырёк, откупорил, бросил в подступающего зверя.

Вряд ли мне в ближайшее время понадобится снотворное, правда?

Сработало! Чёрная зверюга принюхалась, зрачки сузились... В следующий миг она сошла с ума. Псантера с неистовым фырканьем кувыркалась, валялась по земле, крутилась волчком, подпрыгивала, взбегала одним махом на деревья и спрыгивала, бешено охотилась за своим хвостом... Две другие, унюхав анаубару, соскочили с пальм и присоединились к безумству.

Я был забыт. Отлично, просто отлично! Всё-таки я гений находчивости! Как можно тише я припустил прочь, зачем-то лавируя между пальмовыми стволами.

Снова изгородь — и за ней уже настоящий лес.

Жуткое место — ночной лес, особенно для человека, ни разу в жизни даже днём в лесу не бывавшего. Эти деревья, закрывающие звёздный свет, эта тьма, наполненная шорохами, писками и вскриками невидимок, это острое ощущение таящегося в каждом уголке непредсказуемого ужаса. Наверное, я не отважился бы войти в лес. Я бы съёжился под изгородью. Но после одоления псантер во мне бурлил адреналин, мне всё было нипочём. Незнакомый инопланетный лес? Непроглядная тьма? Отлично! Зато те воины не найдут. И рассуждая логически, так близко от человеческого жилья не может быть опасных зверей, а от ядовитой мелочи защищает комбинезон. Так что бояться некого, кроме самого опасного из зверей — человека. Вот сейчас найду удобное место и наконец послушаю радио.

Если здесь были тропы, я их не видел, и ломился прямо сквозь подлесок, как робот-харвестер сквозь спелый сахарный тростник — оглушительно шурша листвой, хрустя ветками, спотыкаясь о корни и поваленные стволы. Поверхность шла под уклон, и чем дальше, тем круче. Вскоре я услышал сквозь лесные шорохи приятный, успокаивающий своей знакомостью плеск воды, и учуял гнилостный запах сероводорода. Горячий источник? Вполне возможно. Я помнил карту: это слабоактивная вулканическая область вокруг горячей точки, потухшего вулкана Сорханд. Это ж вообще замечательно: наконец-то приму тёплую ванну!

Над воронкообразной впадиной вокруг источника деревья расступались. В звёздном свете мерцал клубящийся пар, поблёскивала вода, и неясными человекообразными силуэтами чернели три изваяния вокруг водоёма. Культовый объект? Ладно, никого нет, так что некому уличить меня в кощунстве. Я спустился к топкому илистому берегу, стащил ботинки, расстегнул комбинезон. Что делать со складкой, затыкающей рану? А, была не была. Дёрнул за складку — из глаз сыпанули искры боли — и принялся стаскивать комбез. Увы, рана закровоточила, как я и боялся. Пришлось заклеивать рану пластырем и вкалывать заживляющий препарат.

Всё-таки очень, очень правильно я выбрал подарок для эпарха! Который раз аптечка спасает мне жизнь! И вопреки всем этим мелким неприятностям — каким наслаждением было наконец-то раздеться догола, а особенно избавиться от мочесборника, и плюхнуться в упоительно тёплую воду! До поясницы, чтобы не мочить рану. Вода премерзко воняла тухлятиной, дно покрывала густая грязища ила, и ночной лес вокруг был всё так же жуток с этими перекличками неведомых зверей, со зловещими силуэтами изваяний — но тело наслаждалось, тело ничего этого не хотело знать.

Наконец-то пришло время расслабиться. Ну и послушать радио.

Если у Вервеля есть мозги, он передаст мне послание в открытом эфире, на той же частоте, где я при посадке вёл переговоры с диспетчерской.

Не вылезая из горячего источника, я надел гарнитуру, подсоединил к планшету и включил радио. Канал "Драма" передавал "Другое полушарие любви".

— Я не могу поверить... — дрожащим голосом проговорила актриса. — Звива, ты моя сестра, и ты встречалась с Браумом за моей спиной?

— Мы прерываем нашу программу ради срочного выпуска новостей, — скороговоркой выпалила дикторша. — Как сообщил нам представитель рабочей группы по спасению гаранта Сделки, Лотмер Сланк жив. Он по-прежнему на территории Золотой Империи в зоне конфликта между враждующими партиями. В Золотую Столицу вылетела делегация Администрариума по делам аборигенов, их цель — привлечь имперские власти к спасению гаранта. О состоянии спускаемого аппарата и фаба до сих пор ничего неизвестно. Это были срочные новости на канале "Драма", а теперь...

Я переключился на следующий канал. Тут же вздрогнул и убавил громкость.

— ... На канале "Деловое радио", — почти орал диктор, — типичном представителе продажных корпоративных СМИ Консорциата, выступил некто Гегерик, называющий себя доктором экономики, и имел наглость полить грязью народ Свободных Колоний и лично Великого Вперёдсмотрящего. Этот дебил с мозгами суслика, ничего не понимающий в экономической науке, позволил себе насмехаться над нашим образом жизни, заявляя, что у нас нет фабов, и потому мы — неполноценные формы жизни, недостойные называться людьми. Эта жирная зловонная енотокрыса, рабски услужающая олигархам южной корпорократии, не в состоянии вместить ту простую и ясную, как Светило, истину, что Свободные Осознавшие не нуждаются ни в каких фабах. Осознав свои истинные потребности, мы отказались от ложных. Мы отвергли безудержное потребительство, что навязывают в своих зловещих целях циклиты и их марионетки-корпорократы через свои жалкие продажные СМИ вроде "Делового радио". И осознав свою суть, мы обрели свободу. Наша Революция открыла путь для всех, и сколько бы ни бряцали ржавым оружием южные милитаристы, сколько бы ни пыжились дешёвые, потасканные старые шлюхи вроде лжедоктора Гегерика — всё больше келакчан, аборигенов и колонистов, открывают глаза и вступают на наш единственный, великий, сияющий путь к истинной свободе, истинному счастью, истинному Осознанию!

Грянул марш, и мужской хор торжественно запел:

— Смело встречай испытанья,

Правды стезёю идя.

Верных ведёт к Осознанью

Воля Светила-Вождя!

"А ведь осознанцы — единственные, кто выиграет от срыва Сделки", — подумал я, переключаясь на следующий канал. Но я уже слишком устал, слишком расслабился в блаженных водах горячего источника, чтобы строить версии и вообще продумывать эту мысль. Дальше был музыкальный канал, и наконец — та самая частота.

— ... Догадаешься прослушать эту частоту, — услышал я голос унтер-майора Вервеля — такой долгожданный, такой родной. — Тебя не бросили. Но у нас есть чёткий приказ — не открывать огонь по шмякам. Мы ждём тебя на горе Сорханд, и будем ждать, сколько потребуется. Но если шмяки... уй, бляха-муха, это же открытый эфир... если безмерно уважаемые аборигены Келака найдут нас первыми и атакуют, то нам придётся улететь. Тогда я сообщу о следующей точке рандеву. Не ешь ничего дикорастущего и держись подальше от аборигенов. Это запись. Сланк, мы видели тебя. Мы знаем, что у тебя есть планшет. Если ты не получишь посылку, я надеюсь, ты догадаешься прослушать эту частоту. Тебя не бросили. Но у нас есть чёткий приказ...

Что ж — всё так, как я и думал. Всё, в общем, хорошо.

Гора Сорханд, потухший вулкан. Я выключил радио и загрузил карту. Совсем недалеко, километров десять. Дойду без проблем.

Но сейчас нет сил. Надо поспать.

Дойду завтра.

— 6. Первый дипломатический успех

Я не смог заставить себя залезть в комбинезон, пропитанный потом и кровью. Устроил постель на ровном вытоптанном участке берега, кое-как завернулся в комбинезон и крестьянскую тунику. Сон сморил мгновенно.

Проснулся с тяжёлой головой: видимо, слегка траванулся сероводородом — зря не подумал об этом вечером. Но живой и не в плену, и то хорошо. Рассветало, узкий край Светила вставал над горизонтом и ярко розовел сквозь деревья. Звёзды на светлеющем небе уже тускнели — ясно горела лишь желтоватая Прима Короны, да ещё сотня-другая звёзд ярче минус третьей величины. Туманным кометным хвостом, протянутым впереди Светила вдоль небесного экватора, тлел Другой Рой. Хвойные деревья — их ветки походили на свисающие чёрно-зелёные мётлы — поскрипывали и гнулись у верхушек, но внизу ветер почти не чувствовался. Источник булькал и курился тонким парком. Три изваяния...

Ой. А это не изваяния.

Три чудовищно истощённых, но живых человека в одних грязнейших набедренных повязках. Облезшие седые волосы и бороды свисали до выпирающих ключиц и рёбер. Трое сидели в позе лотоса, закрыв глаза и сложив на впалых животах скелетообразные руки. Они дышали. Только это и показывало, что они живы. Ну и вообще трупы не могут сидеть.

Аскеты-анахорики, вспомнил я. Есть такая практика в аваизме, религии Планетархии. Вот уж никогда не думал, что вживую увижу этих странных людей. Впрочем, они безопасны. Если не подняли шум ночью, когда я плескался в их священном источнике — значит, и не поднимут. Так отрешены от всего, что и впрямь мало отличаются от статуй.

Я оделся в крестьянскую рванину, дополнив её носками и ботинками от комбинезона — не настолько готовый маскироваться, чтобы топать босиком. Позавтракал остатками вчерашних фруктов, свернул в узел комбинезон, аптечку и планшет. Пора идти на гору Сорханд. Ориентироваться буду по карте планшета, благо он принимает сигналы спутниковой навигации.

Тут я услышал голос — мужской, размеренный — и поспешил убраться в кусты. Те, кто шёл сюда, могли оказаться не столь отрешёнными от мира, как анахорики. Стараясь как можно меньше шуршать и хрустеть ветками, я отбежал метров на десять и укрылся за мшистым поваленным стволом. Хотелось смыться, но важно было подглядеть и подслушать. Вдруг я узнаю что-нибудь о происходящем? Я уже слышал, что разговор идёт на классическом, даже архаизированном летьянмере, и понимал каждое слово:

— ... И тогда явился Господь Экуменарх с Истинной Авы во всей превеликой и грозной славе Своей на сияющем звездолете, и поразил Темнителя с нечистыми легионами его пресвятою Своею водородною бомбою. И сгинули легионы тьмы, яко роса о восходе Светила, а Темнитель уполз во гнуснейшую свою преисподнюю, плакаясь горько. И се слезы его сквернопоганые и зловонные бьют ключом из преисподней до сего дня.

С тропинки на утоптанный бережок, где я только что спал и завтракал, вышли двое. Первым — аваитский сакрарий, бородатый мужчина в белой хламиде до пят, расшитой орнаментом из медной фольги, стилизованным под электрическую схему (насколько я помнил, медь означала низший иерархический ранг). На голове у него высилась белая митра с навершием в виде тарелки с торчащим посредине шпеньком (символическое изображение параболической антенны — инструмента связи с Истинной Авой). На груди висел барабан с рукояткой — молитвенное динамо. Следом за сакрарием шёл мужчина с длинным постным лицом, разодетый богато и пестро — несомненно, аристос. Его зелёный плащ был украшен чёрным гербом в виде двуглавой змеи, по кайме туники вился змеиный орнамент. Ага, видел я вчера эту эмблему среди знамён мятежников! Аристос шёл, как ни странно, босиком, и при каждом шаге непривычно морщился.

— Три старца-анахорика, — продолжал сакрарий, благоговейно кланяясь им, — пребывают в вечной безмолвной молитве, дабы покров благодати Господней простирался над сим источником пагубы и защищал Келак от скверны его. Принятый ими святой обет таков, что лишь единожды в день отверзает один из старцев уста, дабы дух Господа Экуменарха чрез них дал ответ уповающему. Сын мой во Господе Арксавирис, какой у тебя вопрос? — закончил сакрарий на неожиданно будничной ноте.

— Отец Мелагн, — глухо проговорил аристос, — вчера, во время... тех событий... — (Сакрарий понимающе покивал). — Я присоединился к тем, кто выступил против измены эпарха, против шпиона с Ложной Авы. Но сейчас я... сомневаюсь. Верный ли путь я выбрал? Мне нужно знамение от Господа.

Сакрарий степенно кивнул и взялся за рукоятку молитвенного динамо. Арксавирис опустился на колени, сложил на животе руки, унизанные перстнями-печатками. Отец Мелагн завращал рукоятку. Барабан закрутился с перестуком и шелестом.

— Услыши нас, Господи Экуменарше... — начал сакрарий нараспев. По медному узору на его хламиде с треском побежали искры. — Услыши, святый... Услыши, присноблагий... Услыши, над Авой царствующий... Из бездны Потемнения молим тя, Господи Экуменарше, во великой милости Твоей услыши зов, дай ответ... Приё-о-ом!

— Приё-о-ом! — подхватил коленопреклонённый аристос.

Не переставая вращать рукоятку, Мелагн медленно двинулся вокруг водоёма. Перед каждым старцем он останавливался, опускался на колени, целовал землю. Сделав полный обход, он встал рядом с Арксавирисом. Оба ждали. Анахорики не двигались, не открывали глаз. Я уже решил, что старцы так и не заговорят (они вообще не разучились ещё говорить?) Но тут центральный аскет разжал сморщенные веки и бескровные губы.

— Праведный воин, — проскрипел он, — путь твой праведен.

Арксавирис просветлел лицом, но старец добавил:

— Гибель твоя на пути сем.

И снова смежил губы и глаза.

Интересная информация для Звивы Окенден! — подумал я, когда сакрарий увёл смущённого, ещё явно полного сомнений феодала. Этот Арксавирис колеблется. Нельзя ли его переманить? Впрочем, я всё ещё слишком слабо разбирался в ситуации для таких выводов. Я дождался, пока голоса затихнут, и тихонько направился прочь от источника.

Утренний лес, пронизанный розовыми лучами Светила, был уже не страшен, но странен. Неестественная зелень листвы не походила на жёлто-оранжевые тона авианской флоры, знакомой мне по циклерским полям и садам. Да и вообще буйство здешней жизни не напоминало ни сад, ни газон. Бурые шишковатые, суковатые стволы, понизу поросшие патинно-зелёным мхом и пузырчатыми гроздьями ядовито-алых грибов, уходили высоко в небо и там шумели от ветра могуче и отдалённо. Подлесок из чего-то похожего на хвощевик и мелкие пальмочки переплетался лианами одичавшей авианской тыквы — она одна радовала глаз знакомым золотистым цветом листвы. Невидимая живность вовсю пересвистывалась, квакала, токовала. Между стволами порхали насекомые и мелкие перепончатокрылые зверушки или ящерки. В опалой хвое с шуршанием проскальзывали то ли змеи, то ли гигантские многоножки. С веток свисали блестящие от слизи нити с вязкими каплями на конце. Я видел, как к одной такой нити приклеилась и беспомощно затрепыхалась крохотная крылатая зверушка. Я держался от этой дряни подальше, и вообще старался ничего не задевать, чтобы не напороться на что-нибудь колючее или обжигающее. Когда я случайно набрёл на тропу в нужном направлении, то зашагал по ней. Так было спокойнее.

Тропа шла в гору. Судя по карте, я должен был перевалить отрог безымянного холма, и за ним уже увидеть Сорханд. Всё чаще попадались камни, угловатые выходы скальных пород со перемежающимися слоями пористого черного минерала и блестящего, как сахар, мелкокристаллического. Тропа становилась извилистой, но держалась правильного направления. Идти было совсем просто. Чем дальше, тем больше всё это напоминало лёгкую прогулку.

Неудивительно, что я расслабился и потерял бдительность.

— Пфня! — раздался за спиной резкий окрик.

Ещё одно непонятное слово простонародного наречия. Очень похожее на классическое летьянмерское "пинье'а", форму императива-коэрцитива глагола со значением "оставаться на месте, пребывать в неподвижности"... короче, приказ "Стой!"

Я рванул.

Пробежал недолго.

У самого левого уха свистнула стрела и воткнулась в ствол — задрожали серые и жёлтые перья. И тут же вторая свистнула около правого, и исчезла где-то далеко в зелёном подлеске.

Я остановился. Намёк понят. Лучник легко мог убить меня — мог, но не хотел.

Значит, это кто-то другой, не из тех воинов-мятежников. Тем нужен только мой труп. Те выпустили бы стрелу сразу, без разговоров.

А этому, как видно, хотелось поговорить.

Я поднял руки, не выпуская из правой узелок с вещами, и начал поворачиваться.

— Добрый человек, — начал я предельно спокойно и дружелюбно, — мира тебе и здравия. — (Конечно, на летьянмере. Простолюдины не говорят на нём, но это язык молитв и планетарших указов, язык господ. Они должны понимать его хотя бы отчасти). — Я...

— Пщта цолом во хащ! — не очень-то вежливо перебил меня добрый человек.

Я повернулся к нему лицом. Нет, не воин. Кто-то вроде лесного дикаря. Молодой мужчина в рванине похуже моей, с гривой нечёсаных русых волос; на ногах какие-то опорки, пояс увешан сумками и кисетами, в руках нацеленный на меня лук; черты смуглого лица тонкие, взгляд синих глаз не по-крестьянски острый.

— Добрый человек, я тебя не понимаю, я не говорю на этом наречии, — продолжил я ещё миролюбивее. — Я человек с неба...

— Вижу, — отозвался лесной дикарь на летьянмере. — Отдавай вещи, снимай башмаки и вали.

Я просительно сложил руки.

— Добрый человек, позволь кое-что объяснить. Я иду к своим на гору Сорханд. Ты знаешь, это рядом. Но я никогда не был в ваших лесах и не привык ходить босиком, и мне нужен мой планшет и лекарства. Во имя милосердия Экуменарха, пожалуйста, позволь мне дойти до Сорханда! Я отдам тебе всё, что захочешь, но только ближе к горе. — Лучник задумался, и я продолжил его грузить: — А если проводишь меня до наших и будешь охранять от зверей и прочих опасностей, я не только подарю тебе все эти вещи, но и вручу какую хочешь награду.

В его глазах загорелась алчность. Сработало!

— Ружьё и патроны! — потребовал он. — И чтобы меня научили заряжать и стрелять!

— Ты получишь всё это. — Я опустил руки.

— Договорились. — Лесной дикарь отпустил стрелу и закинул в колчан за спину. — Перемирие! — Убрал лук в футляр за спиной и протянул обе руки. — Меня зовут Аудрор.

— Меня зовут Лотмер. — Я опустил узелок на землю. — Перемирие! Очень рад!

Я не знал, какое здесь принято рукопожатие. Оказывается, надо было пожать оба запястья крест-накрест. Мой первый дипломатический успех! Счастливый, что всё так хорошо закончилось, я двинулся по той же тропе следом за Аудрором.

— Как ты сюда попал? — задал он очевидный вопрос. — И вообще, ты откуда — с юга или с севера?

— Ни то ни другое, — сказал я. — С неба. Видел вчера вспышки в небе? Это мой циклер менял орбиту, мой летающий город в небесах. Я — посол небесного города.

— В Литимен не то чтобы часто наведываются послы, — справедливо заметил Аудрор.

— Я летел в Консорциат, но мой корабль сбился с курса. Сейчас я иду на Сорханд, где наши должны меня подобрать. — Аудрор шагал молча, и я решил сменить направление беседы: — А ты что за человек? Нет, если не хочешь, можешь не рассказывать, но вот что меня удивляет больше всего: откуда ты знаешь летьянмер?

— Отец научил, — как будто не очень охотно ответил Аудрор. — Я бастард Квариола из Кразмена от рабыни, единственный сын. Ты, наверное, понял, что я беглый раб? — (Нет, я не понял. Наверное, тому были какие-то очевидные для местных признаки, но я их не знал). — Отец воспитал меня как аристоса — научил летьянмеру, охоте, бою на мечах...

— Но свободы не дал? — уточнил я.

— Хотел, да не мог. — Мой провожатый наконец разговорился. — На него давила родня: боялись, что освободит меня, узаконит по эдикту Фледемита и сделает наследником в обход свободнорождённых родичей. Отец поклялся дать мне вольную по завещанию, но завещание-то написать и не успел. А может, законные наследники утаили...

— Твой отец умер?

— Убили ксеномахи в Сьерталаменской резне. — Аудрор помрачнел.

— Сочувствую. Да радуется его душа подле Экуменарха на Истинной Аве, — вспомнил я формулу. Не упустил случая ввернуть: — Меня вот тоже пытались убить ксеномахи. А ты, значит, стал рабом его наследника?

— Ага. Виндриол, отцовский племянник, главный наследничек, всегда меня ненавидел. Выгнал из дома и отправил толочь известь на каменоломню. — Аудрор угрюмо замолчал. Я уж было хотел подать свою реплику, но он закончил: — Хуже всего были даже не надсмотрщики, а другие рабы.

Я не стал допытываться подробностей. Мы, похоже, перевалили через отрог холма, потому что тропа пошла вниз. Светило уже полностью взошло, и веером пронизывающих пыль лучей сияло в лицо сквозь чащу.

— Что собираешься делать дальше, Аудрор?

— Иду на север, в Свободные Колонии.

— К осознанцам? — поразился я.

— А что тебя удивляет? — Аудрор глянул через плечо.

— Да они же сумасшедшие!

— Зато принимают всех, и беглых рабов тоже. Сразу дают землю, оружие, полные гражданские права. Не делают разницы между собой и нами. А про южан... всякое нехорошее говорят.

— Например? — я почему-то слегка обиделся за Консорциат.

— Например, что выдают беглых обратно хозяевам.

— А! — я вспомнил эту историю. — Да, был один такой случай, но это же был страшный скандал. Чиновника, который принял такое решение, публично затравили и уволили с позором. Обычно Консорциат платит хозяевам компенсацию, а беглый получает свободу...

— Ага, и он должник Консорциата, пока не вернёт эту компенсацию, — парировал Аудрор. — Слышал, слышал! Да и тех рабов вряд ли утешило, что чиновника уволили. Они-то остались у хозяев! И ругай северян как хочешь, но с севера выдачи нет! — закончил он с такой гордостью, будто уже сейчас был гражданином Свободных Колоний.

Деревья расступились, мы вышли к бровке крутого безлесного склона, и открылся вид на широкую, заросшую лесом долину. По ту сторону возвышался, несомненно, потухший вулкан Сорханд — невысокая коническая гора. Я пригляделся к срезанной вершине — не разгляжу ли конвертоплан? Нет, его не было видно. Включил планшет: Вервель передавал в эфир ту же запись. Значит, десантники всё ещё ждут меня на Сорханде.

— А теперь расскажи ты о себе, — предложил Аудрор. — Знаешь, ты первый человек с неба, кого я вижу. Расскажи вообще о вашем мире! — Он начал спускаться по тропе, которая теперь зигзагами вилась по крутому склону.

— С чего начать? — Я ступал как можно осторожнее.

— Ну например... — Аудрор остановился меня подождать. — Что такое Светило?

— 7. Неизбежная лекция об устройстве Вселенной

— Что такое Светило, — повторил я, балансируя на осыпающихся камешках. — Неожиданный вопрос. — (Действительно, я не ожидал от аборигена такого любопытства к сути привычных природных объектов). — В центре Галактики — ладно, упрощу, в центре нашей Вселенной — есть невероятно массивное Нечто, или лучше сказать Ничто, настолько огромное, что пожирает звёзды. Остатки звёзд, так сказать, объедки, вращаются вокруг него и образуют гигантский сверхгорячий газовый диск. Этот диск, мы называем его аккреционным...

Аудрор захохотал так внезапно и громко, что я чуть не съехал с тропы.

— Правду отец говорил: "Спроси у человека с неба, что такое Светило — он начнёт объяснять, что такое Светило!"

— Я не очень понял, что тут смешного. — (Я постарался, чтобы в голосе не прозвучало обиды).

— Не понял? Ну, объясни ещё, что такое огонь и вода! — Склон стал положе, переходя в подножие холма, тропа выпрямилась, Аудрор сбежал по ней и остановился дождаться меня внизу. — Ладно, прости, это действительно было смешно. Расскажи лучше про Аву. На этот раз не для смеха, без подвоха, слово сына аристоса! — он прижал руку к сердцу. — Правду говорят, что есть Ава Истинная и есть Ложная?

Я поколебался. Не заденет ли правдивый ответ его религиозные чувства? Впрочем, я чувствовал, что с этим человеком лучше быть искренним. Мы шли по тропе через мелкий, цветущий голубыми соцветиями кустарник, направляясь к опушке леса. Светило поднялось уже высоко и сильно пекло. Следом восходил крошечный окольцованный диск Валула, третьей планеты Ноны Трезубца — он мерк в сиянии Светила, но всё же заметно белел на фоне небесной синевы.

— Нет, — ответил я честно. — Ава одна. Ваши и наши предки прибыли с одной и той же планеты.

— Так и знал, что сакрарии привирают. И что же Экуменарх? Он действительно живёт на Аве? Ты его видел?

Тут я не решился на полностью искренний ответ.

— Нет, я никогда не был на Аве. Она уже очень далеко, почти целый световой гектодень... в общем, долететь не хватит нескольких человеческих жизней. Я родился на циклере, и мои родители, и деды...

— Уходишь от ответа, — верно подметил Аудрор. — Значит, нет никакого Экуменарха?

Было непохоже, чтобы эта идея его шокировала, поэтому я ответил:

— Сейчас нет, но был. Во времена Первой Цивилизации так назывался правитель Тьянмерской Мегалократии. Не божество, а смертный человек вроде вашего планетарха, только гораздо могущественнее.

Аудрор удовлетворённо кивнул.

— Есть слух, что сакрарии в своём внутреннем тайном учении говорят то же самое, но простецам вроде нас проповедуют другое. А как насчёт Темнителя? То неведомое Ничто, пожирающее звёзды — это он?

— Это, насколько я знаю, чисто мифологический персонаж. В смысле, его выдумали. — Теперь, когда я убедился, что мышление Аудрора вполне открытое, то резал всю правду уже без оглядки.

— Кто же устроил Потемнение?

— Никто не устраивал, просто яркость Светила снизилась. Оно излучает не совсем стабильно. Долго объяснять, почему.

По правде говоря, я сам смутно представлял, почему. Но к счастью, тема не заинтересовала Аудрора, и не пришлось позориться. Мы вошли в лес, непохожий на тот хвойный, что рос на холме. Этот был лиственный, сырой, полутёмный, душный. Землю по сторонам тропы покрывал нежный белый пух плесени; над ней покачивались бледные шарики грибов на тончайших ножках. По гнилым замшелым пням ползали моллюски величиной с блюдце, все в ярко-лиловых пупырышках. Над головой колыхались крупные разлаписто-прорезные листья, свисали липкие бороды мха. Воздух гудел от насекомых. За ними гонялись довольно крупные, с ладонь величиной, сизошёрстые зверьки-летуны с чёрными перепонками крыльев, очень похожие на миниатюрных обезьянок с крыльями вместо рук; в их голых морщинистых мордочках было нечто до жути человеческое, а крики напоминали визгливый нервный смешок. Высоко над головой кто-то невидимый высвистывал удивительную песню — каждое коленце было уникальным, без единого повтора.

— Почему вы улетели с Авы? — спросил Аудрор. Он шёл здесь медленнее, с оглядкой, явно чего-то опасаясь.

— М-м... довольно трудно объяснить.

— Попробуй.

Я задумался.

— Начать придётся издалека.

— Путь не близкий, рассказывай.

— Смотри. — Я отломил ветку и прочертил по плесени несколько кругов.

— Вокруг Светила есть Обитаемое кольцо, — я обвёл его веткой. — Это область, где Светило греет в самый раз, чтобы на здешних планетах могла существовать жидкая вода и жизнь. Именно здесь вокруг Светила вращается Тёмная звезда — очень старая, очень массивная, давно потухшая, невидимая невооружённым глазом. Она резонансно расчистила... Нет, это я не смогу объяснить, потому что сам плохо понимаю. Просто поверь, что это работает именно так: Тёмная звезда выкинула из Обитаемого кольца все крупные звёзды, а всякий мусор, мелкие звёздочки и блуждающие планеты, сгребла в два Роя, которые вращаются вместе с ней на равном расстоянии от неё и Светила. Вот это Наш Рой. — Я потыкал в землю, обозначая точками его положение. — Ава, Келак и ещё сто одиннадцать населённых планет, и около полумиллиона ещё неисследованных — все находятся здесь. Среднее расстояние между соседними звёздами и блуждающими планетами в Рое — около семи световых дней, но — внимание, мы подходим к главному — эти звёзды и планеты не покоятся друг относительно друга. Они не висят каждая в своей точке, а движутся внутри Роя по очень сложным и запутанным кривым. И иногда проходят вблизи друг друга. Такие сближения всегда заканчиваются тем, что обе планеты или звезды вышвыривают друг друга из Роя: одна отлетает в сторону Светила, другая прочь. Представь, что на таких планетах живут люди. Что с ними станет?

— Одни зажарятся, другие замёрзнут, — сказал Аудрор.

— Отлично! Правильно! К счастью, такое случается очень редко, но мы хотим обезопасить себя от такой гибели, поэтому стремимся заселить как можно больше планет, ну и ещё учимся жить вне планет, на циклерах.

— А как насчёт Другого Роя?

— О нём почти ничего не известно. Другой Рой очень далеко, больше трёх световых килодней, туда ещё никто не летал. По некоторым признакам, там есть цивилизация, более развитая, чем наша, но между нами нет контакта, и мы даже не знаем, люди ли они.

Я показал на схеме всё что хотел, и мы двинулись дальше. Тропа постепенно понижалась, почва под ногами всё больше походила на грязь, воздух делался влажнее и удушливее.

— Откуда взялись люди на самой Аве? — спросил Аудрор. — Ведь вы не верите, что их создал Экуменарх?

— Люди откуда-то прилетели на Аву. Очень давно, сотни мегадней назад, видимо, когда ещё только зажглось Светило. Мы называем тот период Нулевой Цивилизацией, но совсем ничего о нём не знаем. Не сохранилось ни памяти, ни построек — видимо, с тех пор миновали десятки Больших Потемнений, цивилизация много раз рушилась до основания. Возможно, те предки прибыли откуда-то из внешних областей Галактики. Сейчас те области мертвы, почти все тамошние звёзды погасли, но гигадни назад там существовали подходящие для жизни условия. Мы, кстати, не единственные потомки колонистов Нулевой. Есть и другие парачеловеческие расы — долгопалы с Китлика-6, ночные эльфы с Эчидгере, слепыши с Розового Ада, — но все они пришли в упадок и не поднялись из первобытного состояния, а некоторые вообще утратили разумность... Э-э... Ну и как нам идти дальше?

Пути не было: окончательно раскисшая тропа тонула в зелёной тине. Я не заметил, как влажный лес перешёл в мангровое болото. Из гнилостно-зловонной воды поднимались на воздушных корнях, как на паучьих лапах, одинаковые деревья с гладкой белой корой.

— По корням, — сказал Аудрор и вскарабкался на воздушный корень ближайшего белокорого дерева. — Я это болото знаю, здесь хорошо добывать острогой слизня-ленивца. Легко перейдём. Пошли.

Действительно, деревья росли так близко, что можно было перешагивать с одного пучка корней на соседний. Корневые системы пересекались и сплетались, нередко одно дерево вырастало из корней другого, постарше. По воде, затянутой бархатистой ряской, бегали тонконогие рачки, всплескивали рыбы; неподвижно белели какие-то студенистые, бахромчатые по краю круги, будто пятна плесени. Здесь наверняка было мелко, но вода выглядела неприятно; приходилось хвататься за стволы и балансировать на переходах, чтобы не сверзиться с мокрых скользких корней.

— Я вот ещё чего не понимаю, — продолжил Аудрор. В отличие от меня, он перепрыгивал с корня на корень легко и ни за что не держась. — Вы, люди из летающего города, и здешние колонисты — вы один народ или нет?

— Ну, формально... — Я всё-таки чуть не соскользнул и в последний момент успел схватиться за толстый сук. Рана сразу напомнила о себе режущей болью. — Формально мы сограждане одного авианского государства, Халцамны, но это давно не имеет никакого значения. У нас с ними разные законы, разные порядки, даже разговорный язык уже сильно отличается.

— Но ведь колонисты тоже на чём-то прилетели? Тоже на циклерах?

— Да, но это не делает их циклитами. Здесь порядок такой. Циклер отправляется от Авы — хотя сейчас их отправляют уже и другие, самые старые колонии — и берёт с собой колонистов. Обычно добровольных, хотя бывает по-всякому. Циклер летит по замкнутой кривой, время от времени корректирует курс в полях тяготения звёзд и планет импульсами термоядерных взрывов... ладно, это лишние подробности... пойми главное, что по замкнутой кривой. На первом витке он высаживает на планеты колонистов. Ко второму витку у него обычно заканчивается запас фларда. Он облетает те же самые колонии, которые к тому времени, за двадцать-тридцать килодней, уже поднялись и развили индустрию, и собирает с них флард в обмен на фабы...

— Что такое этот ваш флард? — Аудрор начал зачем-то карабкаться на дерево, как по лестнице, по торчащим сучьям. — Не первый раз уже слышу это слово. И что такое фабы?

— Ну, с фабами просто. — Я остановился и задрал голову, следя, как Аудрор лезет в чахлую, просвеченную дневным Светилом мелколиственную крону белокорого дерева. Что ему там надо? — Фаб — это молекулярный фабрикатор-ассемблер, машина, которая может собрать что угодно почти из любого сырья, были бы энергия и время. Что угодно, кроме другого фаба, потому что наноботы-сборщики могут размножаться только в межзвёздном пространстве, вне магнитосфер звёзд и планет. Им для инициации процесса размножения требуются высокоэнергичные частицы галактической радиации... Аудрор, что ты там делаешь?

Беглый раб забрался на самую верхушку и глядел в сторону Сорханда, приложив ладонь козырьком.

— А правильно мне послышалось, что это ваша летающая машина шумит! — крикнул он, и теперь я сам услышал далёкий рокот винтов конвертоплана. — Улетают твои с Сорханда. Всё, Лотмер, конец перемирию. Отдавай-ка вещи и башмаки.

— 8. Хаос, безумие, катастрофа планетарного масштаба

— Шучу, конечно, — сказал Аудрор, когда я взобрался на дерево и устроился рядом с ним в развилке. — Я же не фрисс какой-нибудь — бросить человека подыхать среди болота.

— Я так и понял.

Надо будет спросить, кто такой фрисс, но не сейчас. Здесь, в кроне дерева, воздух был чудно свеж, и ветер почти не чувствовался — Сорханд стеной закрывал с востока болотистую низину. Отсюда потухший вулкан уже казался огромным. От кальдеры прямыми лучами расходились, разглаживаясь внизу, морщины лавовых русел. По луговым склонам темнели разбросанные купы деревьев, выпирали зубчатые гребни и башни скал. Хорошо была различима процессия — она тянулась вверх по серпантину тропы от подножия почти до самой кальдеры. А раскрашенный в камуфляж конвертоплан улетал на юго-запад. Уже слишком далеко. Никакого шанса дать ему знак.

— Им запретили открывать огонь по вашим, — ответил я на невысказанный вопрос Аудрора.

— И что теперь?

— Они должны были оставить мне сообщение. — Я поёрзал в развилке, убедился, что сижу прочно, и достал планшет. — Надо послушать. Хотя... Посмотрю-ка сначала, кто их прогнал.

Я включил камеру планшета и навёл на процессию, что поднималась на Сорханд. Увеличивал изображение, пока не проявились отдельные фигуры пеших и конных людей — каждая в десяток размазанных дрожащих пикселей, — и знаменосцы с хоругвями. Аудрор через моё плечо разглядывал экран и явно старался не выказать удивления.

— Восходящее Светило — знамя Илетов, — прокомментировал он. — Полноколечный Валул — Трауки, двуглавая змея — Вирисы, пилорог — Ньели... Фриссы Ньели! — прошипел с ненавистью. — Это их отродья убили отца в Сьерталамене! Засохшее камнедерево — Хагны, красный крест на жёлтом — литименская тагма... Да тут все местные ксеномахи! Хотя вот и грифопард планетарха, странно... А это? — он прищурился на тучную фигуру сакрария с белой хламиде и митре с тарелкообразным верхом. — Серебряное шитьё! Не иначе как сам протосакрарий Литимена. Его-то зачем притащили? А это? Не знаю такого знамени, — Аудрор кивнул на чёрную хоругвь, перечёркнутую красной диагональю.

— Это флаг Свободных Колоний, — сказал я с удивлением. — Осознанцы! Не может быть!

За чёрно-красным знаменем тянулись, однако, вовсе не северные бойцы, а копьеносцы-щитоносцы самой обыкновенной аборигенской внешности. Я не представлял, что бы это могло значить.

— И правда непонятно, — согласился Аудрор. — Ты вообще понимаешь, что происходит?

— Сейчас узнаем. — Я нацепил гарнитуру и включил радио.

Частота была выставлена та же, что и вчера — всё та же частота посадочных переговоров — и я сразу услышал голос унтер-майора Вервеля сквозь приглушённый рёв винтов.

— ... Крайне сложная. Наши пытаются добиться помощи у местных властей, но те ни мычат ни телятся, потому что на них давят ксеномахи, а за ксеномахами стоит полстраны и долбаный Север. Короче, Сланк, нам жёстко запрещено открывать огонь и вообще отвечать на провокации. Если мы хоть поцарапаем одного шм... безмерно уважаемого аборигена, вся империя изойдёт на дерьмо, репутация партии филоксенов рухнет, и наш Консорциат потеряет всякое влияние. Нам только что приказали вообще вернуться на базу, чтобы никого не нервировать. А тебе надо выдвигаться в Кразмен. Это твёрдо филоксеновский город, и с местными шишками уже есть договорённость, чтобы тебе помогли. И мы оставили тебе новую посылку. Координаты... — Вервель продиктовал широту и долготу до пятого знака после запятой. — Там есть рация. Жду связи. Привет, Сланк. Это запись. Извини, мы опять вынуждены улететь. Обстановка крайне сложная. Наши пытаются добиться помощи у местных властей, но...

Аудрор смотрел выжидающе.

— Узнал что-нибудь?

— Хорошая новость: ты всё-таки получишь свою награду. — Я вывел карту, дождался, пока Вервель снова назовёт координаты, и вбил под диктовку. — Это недалеко. Даже на гору не придётся лезть. Пошли.

— Что происходит? — спросил Аудрор, когда мы слезли с дерева и зашагали дальше над болотом с корня на корень. Теперь впереди шёл я, на каждом шагу сверяясь с картой в планшете. Нужная точка располагалась у самой подошвы горы. — Я понял, что из-за твоего прилёта началась какая-то заварушка, но почему? Зачем ты вообще прилетел?

— Начать нужно издалека.

— Я уже понял, что у тебя по-другому не бывает. Начинай.

— Я остановился на фларде. Это сокращение: Ф.Л.А.Р.Д., пять видов сырья, которое необходимо циклеру. Вряд ли ты знаешь эти слова, но... Фосфор, литий, актиноиды, редкоземельные, дейтерий. Три из них — это компоненты термоядерных зарядов-импульсоров, которыми циклер корректирует свой курс, редкоземельные элементы нужны для электроники, фосфор — для выращивания пищи. У нас, конечно, замкнутый цикл, все отходы возвращаются в почву, но всё равно какая-то часть теряется — впитывается в оболочку и так далее, поэтому запасы нужно восполнять. Самые распространённые элементы, такие как водород, углерод, кислород, мы берём из космической среды, но эти пять редки в космосе, их можно добыть только на планетах. Так вот, мы прилетаем к какой-нибудь планете и заключаем Сделку...

— Погоди.

Аудрор быстро выхватил лук и стрелу, зарядил, нацелился на что-то в воде, выстрелил вниз — выплеснулся фонтанчик, — тут же схватил стрелу за древко и вытащил. Насаженное на стрелу, как на острогу, в его руках трепыхалось крупное серое рыбообразное тело.

— Надеюсь, это не слизень-ленивец?

— Нет, — не без сожаления ответил Аудрор, — это сомик-илоед, но он тоже вкусный. — Ударом о дерево оглушил рыбу и сунул в один из мешков на поясе. — Продолжай.

— Пока циклер летит, колонисты добывают у себя флард, загружают во флард-баржи и выводят на орбиту вокруг своей звезды. Циклер прилетает и отправляет на планету одного из своих людей — гаранта Сделки. Затем циклер тоже выходит на орбиту вокруг звезды, собирает флард-баржи и отправляет на планету фабы. Когда обмен фабов на фларды завершится, гарант вернётся на циклер. Гарант — это кто-то вроде заложника, если честно. Планета удерживает его у себя, чтобы циклер не улетел с фабами, собрав весь флард. К сожалению, в прошлом один такой случай был.

Всё было сложнее, но я подумал, что так до Аудрора лучше дойдёт. И до него дошло.

— Ты — тот самый заложник?

— Да, я гарант Сделки, и пожалуйста, не называй меня заложником. — Это звучало действительно неприятно.

— Почему же ты сел у нас, а не в Консорциате?

— По ошибке, — просто и правдиво ответил я. — Говорил же, корабль сбился с курса.

— И всё?

— Да, и всё.

— Да вы такие же дураки, как мы! — радостно удивился Аудрор.

"Иногда и хуже", — самокритично подумал я, но промолчал. Мангровый лес кончился: мы дошли до подножия Сорханда. Гора в этом месте обрывалась отвесной стеной, и из неё сочилась, струилась, а местами и лилась, вода множества источников. Вся стена была хаотическим барельефом из натёков разноцветных минералов: белые, лимонные, ржаво-красные, малиновые колонны, сосульки, витые косички, гроздья, зубцы. Вода растекалась тихим зеркальным озерцом вокруг архипелага замшелых каменных глыб. Это-то озерцо и переходило подальше от горы в наше болото. Картина была настолько живописная, что я застыл, любуясь, и не сразу вспомнил, что где-то здесь спрятан подарок унтер-майора Вервеля.

Координаты были указаны с точностью до метра, но всё равно пришлось долго искать тайник, шлёпая по мелкой воде и тыча палкой в дно, потому что десантники позаботились спрятать его под водой и даже присыпать галькой. Наконец мы нашли его — герметизированный кофр с резиновыми шарами амортизаторов по углам. Мы устроились на удобной, широкой плитообразной глыбе, что поднималась из воды в полутени горы. При нашем приближении с этой плиты посыпались в воду чёрно-синие змеи с крохотными рудиментарными передними лапками (Аудрор сказал, что они безобидны).

Внутри кофра мы обнаружили спальный мешок, аптечку, пистолет, походный нож, планшет, спутниковую рацию, семь пакетов суточных рационов, комплект полевой формы синевато-зелёной камуфляжной расцветки (рубашку, штаны, разгрузочный жилет, широкополую шляпу и ботинки с высокими голенищами), несколько упаковок одноразового белья и всякую нужную мелочёвку типа батареек, зажигалок и бритв. Заботливые десантники дополнили стандартную комплектацию кошелём имперских аргиров, фляжкой с каким-то крепким алкоголем и коробкой презервативов. Одной Чете известно, как последнее сочеталось с предостережением против контактов с аборигенами.

— Держи! Как договаривались, — я вручил Аудрору свои старые вещи и принялся стаскивать ботинки, чтобы переодеться в новое. — Пистолет тоже твой.

— Лучше это. — Аудрор показал на нож. Его глаза горели. — Патроны кончатся, а это... это вещь навсегда! — Я охотно вручил ему нож и портупею с ножнами. — Я вернусь! — пообещал мой спутник и умчался в мангровый лес.

Я разделся, немного поплескался в нагретой Светилом воде и переоделся в полевую форму, которая оказалась лёгкой и удобной. Хотелось есть, но первым делом надо было наладить связь. Я подключил планшет к рации, повозился в настройках — и вот он, канал связи со спутником! Наконец-то! Прежде всего я хотел связаться с циклером, ведь там наверняка рвали и метали. Успокоить родителей, что я жив и здоров, и отчитаться перед Оргкомитетом Сделки.

Увы — антенна прямой связи с циклером осталась в спускаемом аппарате. Наверняка были какие-то хитрые способы связаться с ним через спутник, но пока я видел только один выход: послать письмо на циклер через местную инфосеть.

По стандартному общекосмическому протоколу я вышел в сеть со скучным названием "КелакТелекомГраф". Она здесь принадлежала правительству, как и единственный провайдер "КелакТелеком", и раздавалась бесплатно. Через местный поисковик со столь же унылым названием "КелакТелекомПоиск" я нашёл и установил приложение с совсем уж дурацким названием "Космодруг". Написал и отправил письма (не было ни аудио-, ни видеосвязи, ни даже чата в реальном времени), и получил ответ приложения: "Ваши письма поставлены в очередь, ожидаемое время отсылки — в течение суток".

Я был неприятно удивлён. Здесь что, миллионы желающих пообщаться с циклером? Или вся связь идёт через единственную ржавую антенну на чердаке у криворукого радиолюбителя? Или, что самое вероятное, все письма проходят цензуру? Дома никогда не возникало таких проблем. Рядовому пользователю КелакТелекомГрафа, в роли которого я сейчас выступал, явно не полагалась такая же хорошая связь, как гаранту Сделки. Я задумался, как получить положенные мне привилегии по части связи, но тут вернулся Аудрор с охапкой хвороста.

— Нож как у самого Господа Экуменарха, — сообщил он счастливо. — Режет-рубит вообще всё!

Он сложил костерок — я помог разжечь его зажигалкой, — насадил сомика на ветку и стал жарить прямо в чешуе. А я тем временем решил выйти на конференц-связь. Некоторое время никто не отвечал. Потом включилась Звива Окенден и закричала так, что даже Аудрор услышал голос из моих наушников:

— Лотмер!!! О Всеблагая Чета! Наконец-то! Какое счастье! Вы не представляете! Не представляете, какой тут хаос творится, какое безумие! Это ужас, это катастрофа планетарного масштаба! И это всё я, всё я! Зачем, зачем я сказала вам выйти из корабля! Я не перестаю себя казнить, я... Лотмер, я в отчаянии! Не представляю, как я могу загладить эту вину... я в Золотой Столице, верчусь как сумасшедшая, постоянные переговоры, ночь не спала, я на стимуляторах... это заметно, да? Лотмер, о Чета, как я счастлива, что вы живы! Как ваша рана? — спохватилась она.

— Не опасная, заживает. Я тоже рад слышать вас, Звива, — вполне чистосердечно сказал я. — Что за драка произошла там, у корабля?

— Да, да, вы же совсем ничего не знаете... Но ради милости Четы, скажите, что с вами было? Почему вы упали?

— Обморок из-за непривычного ощущения гравитации. Дисфункция вестибулярного аппарата, довольно редкая. Сейчас всё в порядке. А вот почему меня пырнули копьём?

— Сейчас, сейчас... с чего бы начать... Ваша камера работала, я всё видела. Когда вы упали, случился страшный переполох. Эпарх, видимо, решил, что вас атаковали ксеномахи... мы раньше не знали, потому что не интересовались этой провинцией, но литименские аристосы — все ксеномахи, и литименская тагма враждебна эпарху, но по протоколу он был обязан взять её в сопровождение... Короче, эпарх приказал тагме сложить оружие, тагматики отказались, тогда он скомандовал гвардейцам атаковать тагму, а телохранителям — защищать его и вас, но у гвардейцев возник разброд. Тут началась свалка, полный хаос, неразбериха, я не анализировала видео как следует, не было времени, но в итоге эпарха и кентарха убили, тагматики одолели гвардейцев, кто-то из их офицеров напялил плащ и доспехи кентарха, а дальше вы знаете.

— Дальше я ничего не знаю.

— Да, да, конечно, простите... Мятежники захватили резиденцию эпарха — никто не сопротивлялся, Литимен полностью в их руках, — а в резиденции есть рация для связи со Столицей. Мятежники передали по рации, что эпарх изменил, что решил отложиться от Планетархии и продать Литимен Консорциату, но они его разоблачили и убили, а сами свято верны планетарху и своей присяге. К сожалению, имперской радиосетью управляет ставленник ксеномахов; он позаботился о том, чтобы вся Планетархия узнала о событиях именно в этом освещении. И вот что в итоге: половина империи убеждена, что мы хотели захватить Литимен, а вы были нашим эмиссаром. Позиции филоксенов резко ослабли, в том числе при дворе; ксеномахи их называют предателями и призывают к погромам, филоксены готовятся защищаться, и при малейшем неосторожном движении с нашей стороны здесь ВСЁ рванёт, вы понимаете, Лотмер, по всей империи вообще ВСЁ. Мы делаем всё что можем — наша делегация, — мы пытаемся добиться приёма у планетарха, донести до него правду и получить разрешение применить войска для вашего спасения, потому что такие решения принимаются только на высшем уровне. Я лично пустила в ход все свои связи, все нити, все рычаги, но ситуация очень-очень сложная. При дворе сейчас в силе молодая планетархиня, аскеты-киновиты старых канонов и цветные синтагмы гвардии, а это всё непримиримые ксеномахи. На улицах Столицы атмосфера такая, что мы, делегаты, не вполне уверены даже в собственной безопасности. И это ещё не худшее...

— Рыба готова, — сказал Аудрор, но я отмахнулся.

— Ещё и осознанцы влезли и подливают масла в огонь. Они поддерживают ксеномахов, точнее, народную фракцию ксеномахов. Есть такое низовое полурелигиозное движение, у них своя очень радикальная, чтобы не сказать безумная, повестка, но сейчас тактический союз с ксеномахами-аристосами, и вот именно эти ребята ориентируются на северян. В общем, сегодня утром выступил сам Светило-Вождь и пригрозил, что если Консорциат вмешается во внутренние дела Планетархии, то Свободные Колонии не останутся в стороне и не потерпят такого нарушения Кромнекского пакта — и это будет, повторяю дословно, Вторая и Последняя Освободительная война за окончательное уничтожение тирании корпораций Консорциата. Ни больше ни меньше, Лотмер, вы понимаете? А знаете, что ЕЩЁ ХУЖЕ?

— Вообразить непросто, — пробормотал я, но Звива, кажется, не услышала.

— Ваш Оргкомитет обвиняет нашу сторону в срыве Сделки. В том, что мы не смогли обеспечить безопасность гаранта. Ваши угрожают, ссылаясь на параграф 3.6 Предварительного соглашения, что если вы погибнете по нашей вине, они заберут весь флард и не дадут нам больше ни одного фаба. Наши ещё не успели отреагировать, но предсказать реакцию несложно. Оппозиция обрушится на правительство — сорвали, мол, Сделку; рухнут все ценные бумаги, завязанные на фабовые фьючерсы, а это по сути весь финансовый рынок; ну а правительство будет вынуждено грозить циклеру войной и, не исключено, действительно воевать... Теперь вы понимаете, Лотмер? Теперь вы понимаете масштаб бедствия?

Звива наконец выговорилась и шумно перевела дыхание.

— В этой ситуации мне кажется, — я медленно взвешивал каждое слово, — что вы явно недостаточно делаете для моего спасения.

— Поверьте, Лотмер, мы делаем всё возможное в тех рамках, которые нам поставило правительство. Если за вами до сих пор не выслали всю воздушную пехоту Админкосбеза — это только потому, что правительство до сих пор не решило, что хуже — война с империей плюс северянами, или же война с циклером. Идеальный вариант — если вы выберетесь сами, при поддержке только имперских властей и филоксенов. Это решит все проблемы, просто вообще все.

— Спасение утопающих?...

— Лотмер! — В голосе Окенден зазвучала мольба. — Я прекрасно понимаю, что с вашей стороны это выглядит как предательство, как циничное бросание в беде ради каких-то политических выгод, но поймите и вы нас! В наших общих интересах, и планеты, и циклера, и всего космического сообщества, чтобы этот кризис разрешился максимально быстро и безболезненно. Мы делаем всё, повторяю, возможное и невозможное, но многое сейчас и в ваших руках. Лотмер, я обещаю — когда всё закончится, мы вас по-настоящему щедро вознаградим, мы компенсируем весь физический и моральный ущерб в скольки-хотите-кратном размере. Мы — это правительство Консорциата, это Большая Четвёрка, и это лично я, потому что я, конечно, виновата перед вами как никто другой. Вернитесь оттуда живым, Лотмер. Пожалуйста. Ради себя и ради всех нас.

Похоже, она собиралась закончить на этой патетической ноте, но я поспешил вставить:

— Звива, мне нужна прямая связь с циклером.

— О, Лотмер, это не ко мне, я не по технической части. Свяжитесь с Вервелем, а лучше с самим Гегланцером... Если будут вопросы по аборигенам — обращайтесь всегда, но сейчас я не могу больше говорить, простите, у меня встреча с великим евнухом. Мы с вами обязательно ещё свяжемся и поговорим в более спокойном режиме. Мне действительно жаль, Лотмер, простите ещё раз. До связи. — Против её имени высветился статус: "Вышла из конференции".

Я стащил с головы гарнитуру, передохнул, вытер пот. Надо было опомниться. Прийти в себя после этого урагана эмоций и шквала информации. И, кстати, утолить голод.

— Рыба ещё осталась? — спросил я.

— Держи. — Аудрор протянул ветку с насаженной половиной сомика, запечённого в собственной чешуе. — Это была твоя женщина?

— Нет, — я удивился. — С чего ты взял?

— По голосу показалось, что она к тебе неравнодушна.

— Поверь, её чувства сильны, но это не любовь.

Я отодрал чешую и осторожно попробовал рыбу. Вкус был непривычный и восхитительный.

— 9. Потрясающее приключение

Я как раз доедал сомика, когда по конференц-связи позвонил генерал Гегланцер. Я торопливо вытер руки о штаны и ткнул пером в планшет: "Принять".

— Где вы, Сланк, и в каком состоянии? — без предисловий спросил администр космической безопасности.

— Около Сорханда. В порядке, рана почти не беспокоит. — Я глянул на Аудрора, который сидел без дела и со скуки постругивал ветки ножом, и сказал: — Завёл себе помощника из местных.

Гегланцер отнёсся к этому спокойно.

— Уверены в его надёжности?

— Нет, но я знаю, чем его мотивировать. Мне нужно идти в Кразмен, верно?

— Да. В той провинции нет ксеномахов. Тамошний эпарх Венантрис дружествен и достоверно информирован о вашем прибытии.

— Я могу выйти с ним на связь?

— К сожалению, у эпарха есть только имперская рация, а это УКВ и открытый эфир. Но в ближайшее время мы направим в Кразмен нашего связиста. Вероятно, вам требуется также связь с циклером?

— Конечно.

— Сейчас вам вышлют код доступа к прямому каналу.

После той бури, что обрушила на меня Звива, трезвая и деловая беседа с Гегланцером была как освежающий душ для мозгов. Я доел рыбу, откупорил фляжку, глотнул неизвестного мне крепкого напитка с привкусом ягод желтяники, угостил Аудрора.

Беглый раб поморщился, но обошёлся без комментариев.

— Что дальше, Лотмер? Куда подашься?

— В Кразмен. — Я нашёл этот город на карте. Столица соседней провинции, сотня километров на юг. — Ты ведь оттуда?

— Да, — сказал Аудрор. — Значит, нам с тобой дальше не по пути. Жаль. Интересно было послушать твои сказки.

Я помедлил, подбирая выражения.

— Если ты проводишь меня до Кразмена...

— Смеёшься? — Аудрор хмыкнул. — Меня поймают, вернут Виндриолу и в лучшем случае отправят назад на каменоломню, только уже в кандалах.

— Подожди, я не договорил. Если ты проводишь меня до Кразмена, в награду я сделаю тебя свободным человеком.

— Я и так свободный человек.

— Да, но не по законам Планетархии. Я уверен, что смогу убедить Виндриола продать тебя мне и, конечно, тут же освобожу. Тебе больше не придётся прятаться в лесах, как зверю. Хочешь — отправляйся спокойно и безбоязненно на север, хочешь — на юг, хочешь — оставайся в империи, разве плохо?

Аудрор задумался. То и дело он поглядывал на меня искоса, с подозрением. Судя по всему, предложение было заманчивым, но он не доверял мне до конца.

— Напиши документ, — сказал он наконец. — Был бы ты из наших, я потребовал бы клятвы именем Экуменарха, но я слышал, что у вас уважают только документы. Напиши на летьянмере, чтобы я понял, и поставь свою подпись и печать — или что там у вас вместо подписи и печати?

Никаких проблем. Я взял из кофра второй планшет, черкнул расписку, что обязуюсь выкупить и освободить Аудрора, раба Виндриола из Кразмена, закрепил электронной подписью и вручил ему планшет. Аудрор постарался проявить выдержку, подобающую сыну аристоса, но всё-таки заметно просветлел лицом.

— За твою свободу! — предложил я, и мы выпили ещё по глотку из фляжки. — Пойдём, здесь уже жарко.

Действительно, Светило поднималось к полудню, его овал уже почти принял горизонтальное положение, и наша плита вышла из полутени. Была и другая причина не засиживаться. Вервель передал координаты кофра в открытом эфире, так что моё местонахождение с точностью до метра было теперь известно всем заинтересованным сторонам. В том числе — заинтересованным в моей смерти, точнее, в срыве Сделки, который бы спровоцировала моя смерть. А это были, между прочим, не только северяне, но и консорциатская оппозиция и стоящие за ней компании, недовольные гегемонией Большой Четвёрки. Я попытался надеть кофр, как рюкзак, но раненое плечо так дёрнуло болью, что пришлось попросить о помощи Аудрора. За один аргир он согласился поработать моим носильщиком.

Мы двинулись не через болото, а по сухой тропе вдоль юго-западного подножия Сорханда. Тропа круто вихляла вверх-вниз по склону, петляла вокруг скальных обломков и столбообразных останцов. Вокруг всё заросло плотным колючим кустарником с лиловыми трубчатыми цветами, источавшими запах жареного хлеба. Полуденное Светило пекло вовсю. Неистово жужжали и стрекотали насекомые. Я немного опасался, не увидит ли нас сверху воинство ксеномахов, но Аудрор меня успокоил: их тропа осталась позади, на северо-западном склоне горы. Планшет пиликнул сигналом, и я попросил сделать привал.

Приложение "Космодруг" сообщало, что мои письма получили первоочередной приоритет и уже доставлены адресатам; кроме того, пришёл код доступа к каналу прямой связи. Что ж — всё, что я хотел сказать Оргкомитету Сделки, я уже написал в письме. А вот с родителями не мешало поговорить по видео.

"Венцлок" успел улететь уже очень далеко — лаг составлял секунд десять. Мой звонок застал маму на кухне. При виде меня она ахнула, уронила сковороду и бросилась звать отца через раздвижную стеклянную дверь гидропонного садика:

— Экер! Скорее! Это Лотмер!

— Мама, папа, у меня всё в порядке! — доложил я с бодрой улыбкой.

— Хвала Чете! Как ты, сынок? Мы слышали, ты ранен?

— Ерунда, лёгкая царапина! Не переживайте, у меня потрясающее приключение! Именно то, о чём я мечтал всю жизнь! Я счастлив. Я вне опасности. Скоро доберусь до местных друзей, и меня доставят в Консорциат. Честное слово, у меня всё хорошо.

Всё-таки невозможно было полноценно общаться с десятисекундным лагом. Немного успокоив (надеюсь) своих стариков, я отключился.

— Родители? — спросил Аудрор, взваливая кофр на плечи. — А где жена, дети?

— Я не женат. — Видимо, под влиянием дозы алкоголя меня потянуло на откровенность: — Была у меня подруга Ульция, тоже конкурсантка на гаранта Сделки, но думаю, у нас всё кончено. Она мне не простила победы. Сейчас у меня никого нет. — Я понадеялся, что это прозвучало не слишком жалостно.

— А та громкоголосая?

— Звива Окенден? Я же сказал — между нами ничего нет и не было. Я даже не знаю, как она выглядит.

— Я бы на твоём месте поинтересовался, — Аудрор ухмыльнулся. — Сильные чувства — они, знаешь, легко переходят в другие сильные чувства.

Похоже, алкоголь и у него вызвал охоту поболтать на личные темы. Не то чтобы я всерьёз воспринял этот трёп, но должен признать — Аудрор заронил во мне любопытство. Мы пристроились на послеполуденный привал в тени скалы, похожей на поросший голубым лишайником сросток кубиков сахара, перекусили галетами из армейского рациона и выпили ещё по глотку. Я достал планшет, загрузил КелакТелекомПоиск и ввёл имя Звивы Окенден.

Первая ссылка выдала мне её профиль в местной социальной сети "Круг друзей". Фотография. М-да. Не совсем такая, как я себе представлял. Аудрор глянул мне через плечо и восхищённо цокнул.

На вид ей было килодней одиннадцать-двенадцать. Чуть старше меня. Очки, сияющая официальная улыбка и... волосы. Чёрные, волнистые волосы ниже плеч. Поясню: на циклере все стригутся коротко — для экономии воды и снижения нагрузки на систему рециклинга. Поэтому длинные волосы в глазах циклита выглядят дерзко, провокационно, даже несколько неприлично... в общем, пикантно. Строгий белый жакет, скромная нитка жемчуга. Как мне и показалось по голосу, фигура пышноватая — но в правильных местах пышноватая, если вы понимаете, о чём я.

Звива Окенден

Дата рождения:

38.1.47 к.э. (1429.9.75 а.э.)

Место рождения:

Дларна

Образование:

Хлендовская школа для одарённых детей, Келакский университет

Звания и должности:

Доктор антропологии, профессор Келакского университета, глава Междисциплинарного научного центра по изучению Золотой Империи, ведущий эксперт Администрариума по делам аборигенов, консультант Комитета по интеграции мигрантов-аборигенов при Администрариуме по экономике и демографии, член правления Ассоциации полевых исследователей

Публикации:

"Практический справочник по культуре и этикету Планетархии", "Внутренняя политика Планетархии", "Формальные и неформальные инструменты распределения полномочий между центральными и местными органами власти Планетархии (на материале протостратигии Южной Границы)" (диссертация), "Семейные кланы и властные группировки протостратигии Южной Границы" (полевой отчёт, ДСП), более 50 научных статей. Книги для широкого читателя: "Наши удивительные соседи: Повседневная жизнь в Планетархии", "Надо ли бояться аборигенов? Десять ответов мигрантофобам", серия книг для детей "Кьерси, маленькая аборигенка".

Награды:

Премия Хленда, Правительственная премия за научные достижения, пожизненная стипендия Фонда гуманитарных исследований Южной Рудной компании, указ Милостивейшей и Благочестивейшей Планетархини-Матери Ириллис о пожаловании ранга почётной наложницы Священной Опочивальни с аквамариновыми браслетами.

В воображении на миг возникла Окенден в образе наложницы Священной Опочивальни, одетая в одни аквамариновые браслеты и очки. Образ был столь яркий и волнующий, что я поспешил отогнать его, и продолжил изучать профиль.

Любимый цвет:

ульфировый

Любимое блюдо:

диверли из морских перцев. (Только на одной уличной жаровне в Мьюлдоре их умеют готовить по-настоящему. Нет, адресок не скажу!)

Любимый напиток:

- "Розовой сливы" доктору Окенден больше не наливать! — мой научный руководитель на банкете после защиты.

Жизненный девиз:

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк!

"Это вряд ли, — подумал я. — Ты из тех людей, что всегда пишут вдоль, даже когда бумага нелинованная. Чуют невидимые линии и ни на миллиметр не выходят". Продолжил читать:

Статус личных отношений:

В браке с Сураман Дьемени

Вот тут стало досадно. Будто я и впрямь всерьёз на что-то рассчитывал. Какие глупости! Сураман Дьемени. Имя аборигенское. "Дьемени" — значит "из Дьемена", у аборигенов нет фамилий, они их берут при натурализации... значит, её муж — абориген-иммигрант. Что ж, глянем и на его профиль.

Я ткнул в ссылку. На фотографии... девушка. Широкоскулая, коротко стриженая аборигенка без улыбки, с жёстким взглядом. Никакой информации, кроме ссылки на брак со Звивой Окенден. Ни одной дневниковой записи.

— А это кто? — спросил Аудрор. — Она из наших, рабыня.

— Это Сураман Дьемени, её жена, — сказал я. — Или муж.

Аудрор был предсказуемо шокирован.

— Она замужем за женщиной? Ты шутишь? Как такое возможно?

— В Консорциате однополые браки разрешены, — сказал я, и по привычке пустился в ненужные объяснения: — Вообще это типично больше для циклеров, а не для колоний. Колонии заинтересованы в максимально быстром росте населения и обычно все такие отношения запрещают, даже ограничивают права женщин, но тут другой случай — Консорциат в последние десять килодней сделал ставку на рост за счёт интеграции аборигенов, и...

— Но какой в этом смысл?! — возмущённо перебил Аудрор. — Ладно, развлечься в постели можно с кем угодно, но жениться? А дети, а наследство, а продолжение рода? Вы свихнулись? Может, у вас и на животных можно жениться? И на собственной руке?

— Это всё довольно сложно объяснить, — сказал я, думая, как можно сформулировать в знакомых Аудрору понятиях современную концепцию брака... Наверное, Звива смогла бы, но я спасовал. — Давай не сейчас, а?

— Листни-ка назад, — сказал Аудрор. Ткнул в фотографию Окенден: — То, что она спит с какой-то беглой рабыней — это баловство. Такой женщине нужен настоящий мужчина. Не будь дураком, Лотмер, ты можешь заполучить её!

— Тебе-то какое дело?

— Жалко мне тебя, вот и всё, — бросил Аудрор снисходительно. — У тебя взгляд мужчины, у которого давно не было женщины.

Я хмыкнул.

— А у тебя в лесах они каждую ночь бывают?

— В лесах не в лесах, а в любой деревне найдётся молодая крестьянская вдовушка, готовая приютить и обогреть беглого раба...

Он был явно не прочь развить тему, но я задал вопрос, который заинтересовал меня больше:

— А как ты понял, что Сураман — рабыня?

Аудрор растерялся.

— Но... это же видно. Разве нет?

— Для меня — нет. По каким признаком ты это видишь?

Аудрор задумался, потом беспомощно развёл руками.

— Даже не знаю как сказать. Это просто видно! Любому! Даже младенцу!

— Ладно, оставим эту тему. — Я поднялся с земли, и Аудрор тоже как будто с облегчением навьючил на себя кофр. — Идём дальше.

— 10. Выгнанный за жестокость

— И куда же нам дальше идти? — Я не смог скрыть растерянности.

Мы стояли на вершине безымянного холма к югу от Сорханда. То был обособленный участок вала вулканической кальдеры, более древней, чем Сорханд — очень обширной, сильно разрушенной. Прямо перед нами холм круто спускался в лесистую долину между ним и соседним холмом — древнюю трещину или промоину в валу кальдеры. По долине шла прямая, как по линеечке, дорога с северо-запада на юго-восток. Светило уже перевалило за полдень. Ветра не было. Тень от хвойного дерева, похожего на непомерно раскидистую тую с мелкими лиловыми шишками, спасала от прямых лучей, но не от зноя и духоты.

— Что значит куда идти? — не понял Аудрор. — Разве твоя карта не показывает? Спускаемся, и вот по этой самой дороге — прямиком в Кразмен.

— По дороге? — переспросил я.

Древняя, времён Первой цивилизации, трасса Литимен-Кразмен где-то в километре к югу от нас выходила из холмисто-лесистой глуши на густонаселённую равнину. Залитое полуденным светом лоскутное одеяло полей, огородов, пастбищ, садов хаотически расчерчивали прямые отрезки изгородей, дорог и каналов. Размашистыми меандрами вилась река в тёмно-зелёном обрамлении прибрежных зарослей. Пестрели россыпи кубиков-домиков — белые стены, кирпично-красные крыши. Очаровательная местность. В самый раз для беззаботной прогулки беглого раба и преследуемого за шпионаж инопланетянина.

— Это ведь ещё Литимен, а не Кразмен? — уточнил я, хотя карта говорила именно это. — Ксеномашеская провинция?

— Да.

— А до границы Кразмена километров тридцать? — (Аудрор не понял). — В смысле, стадиев полтораста? — (Всё равно не понял, и я показал карту). — Вот до этой красной линии?

— Чушь какая-то, — сказал Аудрор, когда до него дошло. — Всё неправильно нарисовано. Нет никакой чёткой границы. Есть земельные владения, с которых налог собирает Кразмен, а есть — с которых Литимен, но один и тот же человек может иметь земли и там, и там. И этот человек может быть и ксеномахом, и филоксеном. Короче, эта твоя загогулина на карте для нас ничего не значит.

— Как ты предлагаешь дойти до Кразмена? — я следил за дорогой. В литименском направлении ехала рысью группа всадников без знамени. — Или хотя бы до поместья ближайшего филоксена?

— Можно идти по ночам, а днями где-нибудь прятаться. Я так делал. Не так уж мало людей готовы укрыть беглого раба. — Аудрор усмехнулся. — Особенно если он иногда грабит и делится добычей. Да и крестьянские вдовушки... Хотя... — Он с сомнением окинул меня взглядом. — Ты — другое дело, ты слишком чужой. С тобой побоятся иметь дело. Выдадут.

— Думаешь, я не смогу замаскироваться под вашего? — спросил я, не отрывая взгляда от дороги. Кавалькада скрылась за холмом. В противоположном направлении, на Кразмен, через лес медленно тащилось что-то похожее на карету, но с упряжками и сзади, и спереди; вокруг этого странного экипажа — пешие люди.

— Разве что переоденешься в лохмотья и притворишься немым, да и то вряд ли, — сказал Аудрор. Он тоже заметил, вгляделся: — Смотри-ка, свадебный паланкин. Но почему так скромно? Явно аристос и ариста поженились, а процессии никакой. Ни родственников, ни музыкантов... очень странно. Покажи-ка с увеличением!

Я навёл планшет камерой на паланкин. Это было что-то вроде водружённого на носилки шатра из ярко-красных и фиолетовых тканей. Носилки тащила пара косматых овцеяков спереди и пара сзади; кроме того, эти же овцеяки были навьючены баулами и бочонками. Животных вели под уздцы погонщики. Перед паланкином вышагивали двое копейщиков, позади — несколько безоружных мужчин и женщин в простых туниках, видимо, слуги, и ещё три копейщика. Щиты у них были красные с тремя жёлтыми кругами. Такая же эмблема была на одной занавеске паланкина, а на другой, фиолетовой — белый силуэт звериной головы с торчащими вперёд зазубренными рогами.

— Пилорог Ньелей, — с ненавистью прошипел Аудрор. — И монеты Фаролов. Какой-то Фарол женился на какой-то ньелевской сучке. У нас в Кразмене приличных невест не нашлось?... А! — сообразил он. — Это, наверное, их средненький, Десфарол. Тогда понятно, почему не женился в Кразмене. Но тогда непонятно, почему Ньели отдали девку за этого фрисса, всё-таки солидная семья... И почему никакой пышности? Не понимаю...

— Ладно, хватит этих семейных сплетен. — Я оглядел дорогу на всём протяжении, насколько хватало глаз. Больше никого. — Давай лучше думать, как нам добраться до Кразмена.

— А чего думать-то? — Аудрор не отрывал глаз от экрана. — Считай, добрался. Попросись к нему в паланкин, и все дела. Фаролы — филоксены. Десфарол только счастлив будет оказать любезность небесному человеку.

— Но Ньели ведь ксеномахи?

— При чём тут Ньели? Решает муж, а не жена. Вот только со мной непонятно что делать. — Аудрор погрустнел. — Он ведь меня знает.

— А если я тебя свяжу, приведу на верёвке и скажу, что поймал? — сообразил я.

Аудрор покачал головой.

— Всем известно, что вы, небесные, против рабства. Лучше всего сказать по-честному: мол, Аудрор тебе помогает, ты поклялся его выкупить и освободить. Десфарол, конечно, морду покривит, но пока я под твоим покровительством — не тронет.

План выглядел превосходно.

Мы стали торопливо спускаться по крутому склону, то съезжая, то хватаясь за деревья — успеть бы нагнать паланкин. Успели, и даже с запасом. Когда мы вышли на дорогу, с ног до головы в пыли, поту, хвое и мелких веточках, паланкин ещё не подошёл. Мы направились ему навстречу — я первый, Аудрор со смиренным видом за мной.

Дорога, проложенная ещё до Потемнения из пластифицированного грунтобетона, когда-то была не только идеально прямой, но и идеально гладкой. Те времена давно миновали — полотно растрескалось, проросло сорняками, издырявилось прорехами, лишь частично заделанными щебёнкой и гравием. Навьюченные свадебным паланкином овцеяки брели нам навстречу со скоростью пешехода, и такая скорость была, пожалуй, безопаснее всего.

Два копейщика с золотыми монетами на красных щитах при виде меня что-то крикнули, приняли боевую стойку, выставили копья. Погонщики остановил овцеяков. Я продолжал идти навстречу с поднятыми руками, махал шляпой и улыбался до идиотизма приветливо.

— Мира и здравия, добрые люди! — прокричал я на летьянмере. — Могу ли я поговорить с вашим господином?

После некоторой заминки занавеска откинулась. Из паланкина вылез мужчина могучей комплекции с набыченным бойцовским лицом, с обритыми до щетины светлыми волосами и бородкой, одетый парадно — в багровую тунику с каймой из златотканых кружков, такие же шаровары и остроносые кожаные сапоги. Вид у него был, прямо скажем, подавляющий. Я запоздало вспомнил, что забыл спросить у Аудрора, почему Десфарол — если это он — имеет такую скверную репутацию в Кразмене и, в конце концов, что же такое "фрисс".

— Мира и здравия, господин. — Я сдержанно поклонился ему как равному, прижал руку к сердцу. — Я Лотмер Сланк, небесный человек с циклера "Венцлок", гарант Сделки.

Аристос ответил таким же полупоклоном. Никакого удивления, никаких признаков того, что я сказал или сделал что-то не так.

— Господин Лотмерсланк, мира и здравия, — прогудел он как из бочки. — Я Десфарол Второй Кразмени ан-Сарфарол. Чем могу быть полезен?

— Господин Десфарол, вчера мой корабль по ошибке сел близ Литимена и вы, вероятно, слышали, что случилось потом. Сейчас я иду в Кразмен, но если на меня наткнутся ксеномахи, меня убьют. Во имя милости Экуменарха, прошу, окажите мне услугу — позвольте доехать с вами до Кразмена. Слово небесного человека и гаранта Сделки — я и мой народ не останемся в долгу.

— Господин Лотмерсланк, для меня честь оказать эту помощь вам. Ни о каком долге не может быть речи. Это я буду вам премного обязан за то, что почтили меня этой просьбой. Делающий добро небесному гостю благословен пред Господом — так учил блаженный отец наш Керденор, и в это верим мы, филоксены. — Десфарол отступил на шаг, откинул занавеску. — С превеликим удовольствием прошу разделить мой паланкин и общество. Один лишь вопрос, господин Лотмерсланк. Знаете ли вы, что ваш носильщик — беглый раб и разбойник по имени Аудрор, по прозвищу Стрела-в-глаз?

— Знаю, господин Десфарол, — я счёл излишним делать оговорку насчёт прозвища. — Но этот разбойник очень помог мне. — (Действительно: если бы не Аудрор, я никогда не решился бы остановить паланкин. Как бы я сейчас добирался до Кразмена?) — И я пообещал, что добьюсь для него прощения и выкуплю на свободу. Он под моим покровительством, господин Десфарол, — вспомнил я подсказанную Аудрором формулу. — Надеюсь, это не помешает?

— Разумеется, нет, господин Лотмерсланк. Это дело между вами и его хозяином Виндриолом, мой долг лишь предупредить. Прошу только, прикажите рабу идти впереди и не разговаривать с моими слугами. А теперь, — Десфарол с полупоклоном указал внутрь паланкина, — давайте продолжим путь.

Внутри этой передвижной палатки из ярких тканей обнаружились два диванчика друг против друга. На одном сидела молодая девушка, очевидно, новобрачная из рода Ньелей. Как и Десфарол, она была одета парадно в геральдические цвета своей семьи: фиолетовое платье до пола, по подолу — белая кайма с узором из переплетающихся пилорожьих рогов, плечи и голова закутаны в белый платок с таким же фиолетовым орнаментом и бахромой из мелких жемчужин. При моём появлении ариста поспешно замотала платком лицо, оставив только глаза (большие, голубые, горящие любопытством).

— Господин Лотмерсланк, разрешите представить мою жену Кариньель, — прогудел Десфарол, между прочим, без малейшего оттенка любви и нежности в тоне. — Кариньель, приветствуйте нашего почётного гостя, небесного человека Лотмерсланка...

Он тяжело плюхнулся на сиденье — но не рядом с женой, как, наверное, сделал бы любой молодой супруг, и даже не напротив, а наискосок. Куда же сесть мне? Рядом с чужой женой, наверное, неприлично?

— Мира и здравия, госпожа Кариньель. — Я втиснулся на диван рядом с Десфаролом, напротив женщины.

— Мира и здравия, господин Лот... мерс... ланк, — не без труда выговорила она. — Моё удовольствие, моя радость видения вас гостем нас.

Кариньель, очевидно, плохо владела классическим языком и потому употребляла глаголы в самой простой форме герундия. Неудивительно. Нет ничего сложнее летьянмерского глагола. Помню, двое конкурсантов на гаранта Сделки сошли с дистанции только потому, что не смогли проспрягать сильно-слабый синкопированный глагол "жевать" в парадигме второго аориста медиопассива пересказательного наклонения: "говорят, меня когда-то давно пожевали", и т. д. Впрочем, я отвлёкся.

— Сердечно поздравляю с заключением брака, господа.

— Благодарю, — ответил Десфарол таким тоном, будто хотел сказать: "Поздравлять не с чем". Паланкин тронулся, плавно закачался. — Вы, наверное, удивлены, что наша процессия далеко не так пышна, как полагалось бы аристосу моего положения. Я бы даже сказал, так убога. Главная причина — известные вам события в Литимене.

— Не то чтобы очень хорошо известные, господин Десфарол.

— О, я вам расскажу, но, может быть, не так церемонно? Нам ещё долго ехать в обществе друг друга. Просто Десфарол, хорошо?

— Отлично, Десфарол, и тогда просто Лотмер.

Аристос поморщился.

— М-м... не хотелось бы, Лотмерсланк.

— Почему? — Я действительно слишком мало знал о местном речевом этикете.

— Позвольте, я объясню. Мы с вами беседуем как аристос с аристосом. Когда вы просите звать вас коротким именем, как раба, простолюдина или сакрария — вы роняете себя, а тем самым роняете и меня. У нас так не принято, дорогой Лотмерсланк. Надеюсь, я не обидел вас, указав на эту маленькую и вполне простительную для инопланетянина ошибку?

— Что вы, какие обиды! Благодарю, Десфарол, это очень полезные сведения. Так что произошло в Литимене?

Паланкин покачивался. Светило жарило сквозь алые и фиолетовые занавески. Сквозь благовония пробивался кислый запах овцеяков. Кариньель напротив меня молчала, как и подобает женщине в присутствии чужого мужчины, но так пожирала глазами, что становилось даже неловко.

— Ксеномахи убили эпарха и кентарха, перебили кентурию вепретапиров, а потом объявили, что эпарх был изменником и хотел передать Литимен Консорциату. Теперь они трясутся, как бы их не отправили на плаху за мятеж. Если вам интересно, главными заводилами у них неуёмный старик Фрасилет — Фрас Железная Башка, — и близнецы Трауки, ну а Ньели, Хагны, Вирисы и всякая мелкота просто подтянулись за компанию. Сами понимаете, Лотмерсланк, при таких условиях Ньелям было бы неудобно играть пышную свадьбу с человеком из филоксеновской семьи.

— А вы не знаете, кто воткнул в меня копьё? — полюбопытствовал я.

— Как не знать — тагматик Варахагн, более известный как Варах Полудурок. Он потом на каждом углу хвастался, что заколол небесного человека как свинью. Полагаю, больше не хвастается. Кстати, на вашем месте я бы Полудурка остерегался. Над ним теперь смеются, и вы по сути оскорбили его тем, что выжили. Варахагн, конечно, и боец никакой, и ума не палата, а всё-таки для него теперь дело чести — вас найти и добить.

Я постарался остаться невозмутимым.

— Но я надеюсь, мне ничего не грозит в Кразмене?

Десфарол приложил к сердцу унизанную перстнями лапищу.

— Пока вы гость Фарола, вы в безопасности. Слово аристоса! И кстати, дорогой Лотмерсланк, не окажете ли вы любезность — не остановитесь ли погостить у меня? Поверьте, мой дом вполне достоин гаранта Сделки.

Я секунду подумал.

— Благодарю от души, дорогой Десфарол, но я полагаю, что мне как официальному лицу будет уместнее остановиться у эпарха. Надеюсь, я не обидел вас этим отказом?

— Ничуть, — с сожалением сказал Десфарол. — Я понимаю ваши соображения. Не пытаюсь вас переубедить, но просто хочу, чтобы вы знали: у меня с эпархом Венантрисом скверные отношения. Только подумайте, он завёл на меня судебное дело! И за что? Сущие пустяки, мелкие пьяные шалости, от которых пострадали только рабы и простолюдины, да и то я со всеми договорился полюбовно. А этот крючкотвор Венантрис, подумайте, хочет засадить меня в тюрьму! Отказался от весьма щедрого подарка — не иначе, хочет подольше потомить и содрать втридорога. Даже прислал каких-то дуболомов арестовать меня! Разумеется, я приказал вывалять их в навозе и прогнать в тычки, но боюсь, эпарх на этом не остановится. Рассказываю только для того, Лотмерсланк, чтобы вы знали: не стоит верить всему, что вам наплетут обо мне в доме Венантриса.

"Ага, — подумал я, — теперь понятнее, почему у него не лучшая репутация в Кразмене". Спросил вслух:

— Что если эпарх пошлёт кого-нибудь арестовать вас в дороге?

— Ха! — Десфарол впервые за разговор улыбнулся, и такой улыбкой, что лучше бы он этого не делал. — Пусть это не беспокоит вас, Лотмерсланк. Со мной лучшие бойцы моей стратии — Иррат Буйный, Варт Горлорез, Аво Глазодёр, Сарим Успей-Помолиться и Мелант Вежливый. Да и сам я кой-чего стою в доброй схватке! — Он поднял руку и сжал рукоять меча, закреплённого в держателе на верхней планке паланкина. — Не вынимаю из ножен, — прогудел сурово, — потому что всякий знает — когда Десфарол Второй Кразмени ан-Сарфарол обнажает клинок, то не возвращает в ножны, пока не напоит свежей кровью!

— Я впечатлён, — почти честно сказал я. Почти, потому что умолчал о характере моих впечатлений. — Вы, вероятно, воевали?

— Да, — гордо сказал Десфарол, — я был правофланговым первой кентурии знаменной стратии простостратига Сивариспа в Песчаном походе, а потом командовал полукентурией фуражиров в Фарахидской кампании. Вот где я был на своём месте. Никто не умел выжать из крестьян столько фуража, сколько я. К сожалению, меня отправили в отставку. Совершенно вздорно обвинили в жестокости — будто можно вести войну, не запачкав белых одежд. С тех пор я на покое — но, дорогой Лотмерсланк, я из тех людей, что не созданы для мирной жизни. Всё жду, когда вновь затрубят боевые трубы, когда святейший планетарх вспомнит о своём верном, несправедливо оклеветанном воине... — Аристос поморгал. В глазах у него стояли слёзы. Серьёзно, настоящие слёзы! — Давайте отдохнём, Лотмерсланк, если не возражаете. Время сиесты, время послеполуденного сна...

— Конечно, дорогой Десфарол.

Меня и самого, признаться, разморило жарой и качкой. А ещё, когда Десфарол откинулся на спинку дивана и начал похрапывать, я ощутил облегчение. Я не привык общаться с подобными людьми. Не то чтобы боялся его... хотя кого я обманываю? Да, я побаивался этого здоровяка с его демонстративной кровожадностью и признаками социопатии. Я послал извиняющуюся улыбку Кариньели, устроился поудобнее и закрыл глаза.

Кажется, я ещё не задремал, но задрёмывал, когда ощутил лёгкий пинок по голени. Открыл глаза.

Кариньель. С открытым лицом. Бледная кожа, как у человека, почти не бывающего на открытом воздухе. Неестественно подрумяненные щёки. Широко раскрытые голубые глаза. И в глазах уже не любопытство, а мольба и отчаяние.

— Господин Лотмерсланк. — Её шёпот еле слышался сквозь богатырский храп Десфарола. — Ваше понимание: мой муж — чудовище. Его ненависть меня. Моё заточение. Моё сгноение. — Десфарол как-то судорожно всхрапнул, Кариньель вздрогнула, дёрнулась прикрыть платком лицо, но он не проснулся, и она продолжала: — Ваше благородство, господин Лотмерсланк. Ваше освобождение раба. Ваше благородство — моя надежда. Моя мольба: ваше освобождение меня.

— 11. Неловкое положение

Неловкое положение, мягко говоря.

Сочувствовал ли я Кариньели? Конечно!

Хотел ли помочь? О да! Именно таков был мой первый порыв... Мой первый безрассудный благородный порыв.

Человек, которого выгнали за жестокость из фуражиров армии планетарха, явно заслужил называться чудовищем. В моём присутствии Десфарол был почтителен с женой, но я видел, что он испытывает к ней прямо-таки физическое отвращение: даже непроизвольно отдёргивает ногу, когда случайно соприкасается. Почему?! Пусть не любит, но хоть вожделеть-то должен, ведь она молода, хороша собой? Я не понимал. Но перспективы семейного счастья тут явно не просматривались.

Хотел ли я помочь Кариньели? Да.

Мог ли? Нет.

Я не знал о местной политике сотой доли того, что знала Окенден, но догадывался: если откроется, что небесный человек помог жене аристоса-филоксена сбежать от мужа — это не прибавит Консорциату популярности в Золотой Империи; это не прибавит авторитета партии филоксенов; и это не заставит самих филоксенов сильнее любить Консорциат. Попросту говоря, будет дичайший скандал и новый политический кризис. А я и так уже наломал дров.

Мог ли я объяснить это Кариньели?

Мог ли вот так прямо отказать, глядя в её умоляющие голубые глаза?

Нет.

Увы. Я был слишком слаб для того, чтобы признаться в слабости.

— Я... я постараюсь что-нибудь сделать, госпожа Кариньель, — жалко прошептал я.

И судя по тому, как она просияла, эта позорная отговорка была принята за чистую монету.

— Моя благодарность, господин Лотмерсланк, — шепнула ариста. — Моё не сомнение в вас. Моя безмерная благодарность.

Как же я был себе отвратителен!

Планшет в кармане разгрузки звякнул сигналом. Кариньель торопливо замоталась в платок, притворилась спящей — но успела быстро и нежно погладить мне ногу своей ножкой в бархатной туфельке.

Не такой уж невинный жест признательности!

Оставил ли он меня равнодушным?

Нет!

Но Десфарол сонно приоткрыл глаза, да и на вызов надо было ответить. Я выхватил планшет, нацепил гарнитуру. В конференцию вызывала Звива.

— Как вы, Лотмер? — её голос был полумёртв от усталости.

— Еду в Кразмен, — вполголоса доложил я, — меня сопровождает местный филоксен.

— Хорошо. Я коротко. Извините, очень устала от разговоров. Мы тут почти всё уладили. Завтра нас примет планетарх. Сейчас готовится его решение. В Литимен отправят комиссию для расследования событий. Председатель и четыре человека. Будет наш представитель — скорее всего, я. Будет по одному ксеномаху и филоксену — за эти места сейчас идёт большая грызня, но тут мы никак не влияем. И будет представитель Свободных Колоний.

— Осознанцы? — поразился я. — Им-то какое дело?

— А вот такое. Влезли без мыла. Хотят проверить, не было ли с нашей стороны вмешательства во внутренние дела империи, то есть нарушения Кромнекского пакта. Формально они в своём праве, да. Теперь что касается вас. Завтра планетарх подпишет указ о назначении комиссии, и послезавтра мы прибудем в Литимен. Вам, Лотмер, придётся дать показания, и на этом всё. Потом вас доставят в Консорциат на подписание Сделки. Где вы сейчас?

Звива явно пропустила мимо ушей, что я это уже говорил.

— Еду в Кразмен, — повторил я.

— Да, это правильно. В Литимене сейчас нельзя поручиться за вашу безопасность. Собственно, даже в столице... Здесь уже были столкновения, гвардейцы-вепретапиры избили чернознаменных агитаторов, но хвала Чете, пока без трупов, иначе такое полыхнёт... Ладно, не хочу думать о самом страшном. Ещё что-нибудь хотите спросить?

— В другой раз. — (Звива была явно не в том состоянии, чтобы грузить её семейными проблемами Десфарола и Кариньели). — Отдыхайте.

— Спасибо, Лотмер. Мне действительно нужен отдых. До связи.

Только она успела отключиться, как зазвучал другой вызов. Какой-то Вант Горагер.

— Согражданин Сланк! — услышал я голос интеллигентного молодого человека. — Я лейтенант Горагер, переводчик из группы унтер-майора Вервеля. Меня оставили в Кразмене для связи между вами и местными властями аборигенов.

— Очень рад, лейтенант.

— Я нахожусь в Дарлоненском дворце. Со мною рядом эпарх Венантрис. Пришлите ваши точные координаты, и вам навстречу будет немедленно выслана вооружённая стража.

— Э-э... — ("У меня с эпархом Венантрисом скверные отношения, — вспомнил я. — Прислал каких-то дуболомов арестовать меня...") — Не думаю, что в этом есть необходимость, лейтенант. Меня сопровождает местный аристос-филоксен со своими бойцами, он поручился словом чести за мою безопасность.

— Необходимость есть. Только что пришёл свежий спутниковый снимок: из Литимена в направлении на Кразмен выехали два десятка всадников. Сланк, ваши координаты! — потребовал лейтенант уже безо всякой интеллигентности. Я отправил ему геоссылку. — Вижу, спасибо. Литименцы вас нагонят через пару часов. Кразменский отряд не успеет. Вам надо хотя бы свернуть с дороги. Предупредите своего аристоса — пусть готовится к драке. До связи. — Горагер отключился.

— Из Литмена выехали двадцать конных, — объяснил я Десфаролу (но умолчал, что его недруг эпарх тоже отправит отряд нам на помощь. Вдруг это побудит Десфарола переменить сторону?) — Видимо, за нами. То есть за мной.

Он воспринял эту новость совершенно спокойно.

— Что ж, если Господь Экуменарх приведёт с ними встретиться, побеседуем. Спросим, чего им нужно. А сейчас пора остановиться на ночлег. — Десфарол приоткрыл занавеску и выглянул. — Как раз приехали.

— Это какой-то постоялый двор?

Я тоже выглянул со своей стороны, но увидел только заливное поле, где копошились в три погибели, по щиколотку в воде, крестьяне в одних набедренниках и соломенных колпаках, а над полем пригорок с дощатыми ветряками. Ветряки? У них есть электричество? Где же тогда провода? Уже поднимался вечерний бриз, и щелястые лопасти медленно, с тугим скрипом вращались.

— Ну что вы, дорогой Лотмерсланк. Постоялые дворы и трактиры — для черни. Аристосы останавливаются у других аристосов.

Оказывается, мы давно свернули с главной трассы и ехали по какому-то просёлку между полями. Я высунул голову: мы приближались к арке открытых ворот в невысокой ограде из дикого камня. Замковый камень арки был украшен зелёным изразцом с чёрной двуглавой змеёй, похожей на рогатку с витой рукоятью.

— Двуглавая змея... Вирисы? — вспомнил я. — Они ведь, кажется, ксеномахи?

— Да, но пока между партиями нет открытой войны, долг гостеприимства превыше этих распрей. К тому же здешний владелец — Аркс Богомолец, а он человек миролюбивый, чтобы не сказать трусоватый.

Аркс Богомолец из рода Вирисов... Арксавирис? У меня неплохая память на имена. Тот самый аристос, что приходил к горячему источнику посоветоваться с тремя аскетами-анахориками. Колеблющийся? Наверное, это хорошо?

Наша процессия прошла в ворота и двинулась по аллее между высоченными сине-зелёными бугорчатыми стволами типа кактусов, но в крупных белых почках вместо иголок. Бутоны? Наверное, красиво будет, когда все цветы распустятся. Мы вышли на полукруглую, посыпанную песком площадь перед господским домом.

Был он, как видно, заложен ещё при династии Лоненов, в суровую эпоху войн и смут: первый этаж — как форт с узкими бойницами окон, со стреловидными зубцами по карнизу. Но в более мирные и просвещённые времена династии Демитов хозяева надстроили изящный второй этаж, окружённый аркадой на тонких колоннах. Арки были укрыты от палящего Светила маркизами, зелёными с чёрной двуглавой змеёй; ткань шумно хлопала на вечернем ветру. Светило уже закатывалось, нижний край овала касался горизонта; белые оштукатуренные стены дома Вирисов в предзакатном свете окрасились тёплым золотом.

Вслед за Десфаролом я вылез из паланкина. Из дома выбежал тощий лысый слуга в тускло-зелёной тунике, с озабоченно бегающими глазками. Едва глянув на меня, он подскочил к Десфаролу и затараторил на лькелаке. Это был не крестьянский местечковый диалект, а разговорный общеимперский, более похожий на летьянмер. Если бы слуга говорил медленнее, я бы его даже понимал, а так улавливал только отдельные фразы: "Господина дома нет... Приказа нет... Не могу..." Закончился этот разговор неожиданно. Без единого слова Десфарол двинул слугу кулаком в живот. Удар был коротким и на вид несильным, но слуга согнулся и некоторое время ловил ртом воздух. Разогнулся, поклонился и побежал отдавать приказы другим слугам — а те уже собрались поодаль и глазели на нас, особенно на меня.

— Этот хам — здешний управляющий, — объяснил Десфарол. — Он попытался нас прогнать, сославшись на отсутствие хозяина, но я разъяснил хаму, что если бы господин Арксавирис был здесь, то ни в коем случае не пренебрёг бы долгом гостеприимства, а хороший слуга обязан угадывать даже невысказанные желания хозяина. Одним словом, мы заночуем здесь. Сейчас нам приготовят баню и ужин.

Закипела бурная и непонятная мне деятельность. Слуги Десфарола бегали вперемешку с местными слугами, погонщики развьючивали овцеяков, Десфарол давал инструкции бойцам, Кариньель командовала своей служанкой. На меня не обращали внимания, и даже Аудрор куда-то умотал с моим кофром вслед за местным слугой. Я отошёл в кактусовый сад, присел на скамейку и стал размышлять над ситуацией.

Подумать мне толком не дали: опять звякнул планшет. Опять вызывал лейтенант Горагер.

— Где вы, Сланк? — нетерпеливо спросил переводчик. И, когда я скинул свои координаты, доложил: — Мы связались по имперской радиосети с мятежниками в Литимене. Разговор записан. Это важно, послушайте.

Пискнул сигнал, потом зазвучал тот же голос Горагера, но сквозь шорох эфирных помех, и на прекрасном летьянмере:

— Именем святейшего планетарха, Кразмен вызывает Литимен, приём... Именем святейшего планетарха, Кразмен вызывает Литимен, приём...

— Именем святейшего планетарха, это Литимен, — раздался скрипучий старческий голос.

— Литимен, мира и здравия, кто у аппарата?

— У аппарата спафарий Фрасилет Старейший Литимени ан-Десилет, временно исполняющий должность эпарха, а ты что за хрен с горы?

("А, неуёмный старик Фрасилет, — вспомнил я. — Фрас Железная Башка").

— Я Вантгорагер, — лейтенант произнёс имя и фамилию в одно слово. — Декарх воздушной пехоты людей неба, посланник Консорциата при эпархе Венантрисе. Господин Фрасилет, что за отряд всадников выехал в нашем направлении?

— А-а, уже нашпионили? — Судя по интонации, старик Железная Башка был не особо настроен на сотрудничество. — Смерть ваша едет, сраные демоны с Ложной Авы! Отродья мускусной жабы, готовьте сало смазывать задницы! Клянусь глазом блаженного Гламанена, мы вас порвём как псантера сурка, мы вас разделаем, зажарим и скормим с потрохами всем бродягам и шлюхам Золотой Столицы! Так и скажи своему эпарху — сделаем с ним то же, что с Реминиксом! Так и скажи своим холуям-филоксенам: Фрасилет всю вашу подлую братию в рот...

Послышался невнятный шум, какие-то быстрые резкие фразы, а потом зазвучал другой голос — спокойный и дружелюбный:

— Господин Вантгорагер, у аппарата Сиватраук. Мы готовы продолжать разговор. Прошу простить несдержанность нашего славного старого Фрасилета.

— Кто вы, господин Сиватраук?

— Я и мой брат Денастраук — кто-то вроде советников у спафария Фрасилета. — ("Близнецы Трауки", вспомнил я). — Он как самый уважаемый представитель партии ксеномахов встал во главе нашего движения, а мы стараемся умерять его порою чрезмерный пыл.

— Вы про всадников спрашивали, — включился второй голос, почти неотличимый, но всё-таки отличимый от первого. — Это Варахагн, он же Варах Полудурок, и его дружки-головорезы. Он мечтает найти и убить вашего человека. Мы были против...

— Мы ни в коем случае не собираемся убивать ваших людей! — вставил Сиватраук.

— Мы ему прямо запретили проливать кровь, — продолжал Денастраук, — но это же Варах Полудурок, мать его. Короче, для нас эти парни — разбойники. Если они учинят безобразия на вашей земле, и вы их прикончите — от нас претензий не будет.

"Говоря "мы", вы подразумеваете только себя, или включаете Фрасилета?" — очень хотелось мне спросить. Но Горагер не догадался. Всё-таки он был только переводчиком.

— Вас понял, господа. Что с нашим кораблём?

— Мы его охраняем, — сказал Денастраук. — Пожар потушили. И кстати, это не мы его подожгли.

"Ну спроси же, лейтенант, спроси! — мысленно взмолился я. — Кто именно охраняет корабль: только ли ваши люди, или фрасилетовские тоже?" Но Горагер опять не сообразил.

— Хочу сказать кое-что важное, — вернулся в разговор Сиватраук. — Мы вернём вам корабль, как только увидим указ святейшего планетарха о нашем прощении за всё, что произошло вчера.

— А если прощения не будет? — Горагер наконец-то задал правильный вопрос.

— Мы сломаем всё, что сможем сломать. — Голос Сиватраука был всё так же спокоен и дружелюбен.

Пискнуло, помехи исчезли, Горагер вновь заговорил на халарене:

— Сланк! Эпарх Венантрис уже выехал во главе полукентурии конных гвардейцев. Он знает, где вы. Ожидайте их после семи вечера. — (Я глянул на часы планшета: полчетвёртого по дларнскому времени). — Если люди Вараха найдут вас первыми — передаю рекомендацию генерала Гегланцера: постарайтесь лично не вступать в бой.

— Понимаю, — сказал я. Конечно, будет скандал, если небесный человек убьёт подданного империи. Не то чтобы я рвался пострелять, но... — Не вступать в бой даже при непосредственной угрозе моей жизни?

— Ну, тогда другое дело. Но пожалуйста, не провоцируйте. — (До чего жалко это прозвучало!) — Удачи, Сланк, до связи. Надеюсь, завтра увидимся в Кразмене.

— 12. Девушка пониженной феодальной ответственности

Мы с Десфаролом ужинали вдвоём — Кариньели не полагалось сидеть за столом с чужими мужчинами. Слуги Арксавириса, понятно, не особенно старались нам угодить. Столовую осветили по минимуму — лишь парой тусклых коптящих светильников на столе. Просторный зал был погружён в синий сумрак. Смутными тенями проступали мозаичные картины на стенах — сцены охот, сражений, сельских работ, каких-то загадочных церемоний. Кушанья тоже были скромными. Местный повар не стал ради незваных гостей хлопотать с готовкой господской еды, а подал то, чем кормил слуг: варёные крахмалистые клубни с горьковатым привкусом, бобы, зажаренные прямо в длинных жёлтых стручках, и пресные лепёшки. Я добавил немного разнообразия — выставил мясные консервы и фляжку с бренди из желтяники. Десфарол сдержанно похвалил то и другое, но в течение всего ужина был мрачен и необычно молчалив. Ветер в окнах подвывал, тянул сквозняком из щелей.

— Вас тревожит предстоящая драка? — спросил я после первой пары глотков бренди, потому что меня-то именно она и тревожила.

— Ничуть. Мы их побьём, — ответил Десфарол без тени сомнения.

— Но их двадцать человек...

— А нас восемь. Мы с вами, ваш разбойник и пятеро моих парней. Я понимаю, дорогой Лотмерсланк, что вы не воин — говорю это не в обиду и не в укор, — но пистолет и вас делает опасным противником. Восемь против двадцати! Дарлонен Великий и мой наставник, протострагиг Сиварисп, выигрывали сражения и при худшем соотношении сил. К тому же Варах не знает, где мы, и не знает, что мы знаем о нём.

Похоже, что глоток крепкого пойла наконец-то развязал Десфаролу язык. Он наклонился ко мне и интимно понизил голос:

— Меня удручает совсем другое, Лотмерсланк. Вы, не сомневаюсь, человек чести и к тому же дипломат, вы умеете молчать, и с вами можно говорить откровенно. Я с тоской, даже с ужасом думаю о том, что мне придётся провести эту ночь со своей женой.

— Но почему?! — Раз уж Десфарол сам заговорил на эту тему, я не счёл нужным скрывать своё изумление. — Что в этом ужасного? Что вообще между вами происходит? Простите за нескромный вопрос, но вы сами...

Десфарол вздохнул и глотнул ещё бренди.

— Это брак не по любви, мой друг, — выдал он очевидное. — Мне нужно было срочно жениться хоть на ком-то, а Ньелям — срочно выдать Кари хоть за кого-то. Я уже говорил — я под судом. Меня могут отправить в тюрьму за ту историю в Луоде, и могут конфисковать мои владения. Моя семья, конечно, поборется за имущество — но удержать его в семье будет гораздо проще, если у меня будет наследник по прямой линии. Поэтому я должен как можно быстрее произвести на свет сына или хотя бы дочь. Ну а что касается Кариньели...

Десфарол залпом допил фляжку до дна, ухнул, закусил жареным стручком.

— С виду такая милая и невинная, да? — Он криво улыбнулся. — Сущая нимфа из свиты Матери-Заступницы... А она в возрасте пяти килодней соблазнила двух своих кузенов. И про это судачил весь Литимен, потому что самим кузенам тоже было по пять, а кто в таком возрасте способен удержать язык за зубами? Клянусь именем Господа, я бы свою дочь за такое убил, но старик Рауданьель известен добротой и безграничной отцовской любовью. Он отправил Кари на исправление в киновию аскетисс-программиток. Там в неё вселился демон, а когда послали за сакрарием-экзорцистом, кончилось тем, что она совратила и сакрария. Кстати, это помогло — демон сгинул. После этого Рауданьель понял, что дочку надо немедленно выдать замуж, но после всех этих скандалов — кто бы её взял? Только тот, кто готов был жениться на ком угодно, и за кого больше никто бы не пошёл.

— Но почему?! — возгласил я снова. — Что с вами не так, Десфарол? Разве вы не завидный жених?

Аристос ухмыльнулся. За окнами в проёмах между мозаиками сгущались сумерки, ветер свистел, дребезжали стёкла.

— У меня и Кариньели есть одна общая черта, Лотмерсланк. Мы оба любим мужчин. Только с разных сторон, если вы меня понимаете. Надеюсь, этим признанием я не уронил себя в ваших глазах? Я знаю, что вы, небесные, относитесь к таким вещам спокойно...

Ну конечно! Мог бы сам давно догадаться. Теперь всё встало на свои места. И сразу захотелось отодвинуться подальше. На циклере признание Десфарола прозвучало бы совершенно безобидно, но здесь я ощутил в нём оттенок угрозы, потому что уже видел, какими способами Десфарол добивается своего. Впрочем, отодвинуться было бы бестактно, и я подавил порыв.

— О, разумеется, — непринуждённо сказал я. — Мы считаем это нормальным. Лично меня привлекают исключительно женщины, но я не питаю предрассудков.

— Благодарю, Лотмерсланк, — с чувством сказал Десфарол. — В нашем народе редко встретишь подобную терпимость. Теперь поставьте себя на моё место. Поймите, что одна мысль о сношении с женщиной внушает мне такое же отвращение, как вам — сношение с мужчиной. Но вы свободны в выборе, а я... — Десфарола передёрнуло. — Я должен сделать ей ребёнка. — Он скорбно закрыл лицо рукой.

— Я мог бы помочь, — осторожно предложил я. — У нас есть таблетки... помогающие мужчинам при... э-э... недостаточно сильном желании... У меня нет с собой, я никогда в них не нуждался, но если хотите, я куплю и пришлю вам, когда доберусь до...

— Боюсь, мой случай слишком тяжёл для ваших таблеток. Назвать мои чувства недостаточно сильным желанием — всё равно что назвать ураган с ливнем недостаточно ясной погодой. — Десфарол отнял руку от лица и взглянул на меня проникновенно, почти просяще. — Благодарю за предложение, Лотмерсланк. Но если хотите мне помочь — вы можете оказать услугу другого рода.

— Я... вас... слушаю, — проговорил я, начиная подозревать, что он имеет в виду.

— Никого из наших я не осмелился бы просить о таком. Я уничтожил бы остатки своей репутации. Но вы... вы человек истинно высокого образа мыслей. Дорогой Лотмерсланк! — Десфарол понизил голос почти до шёпота. — Во имя Господа Экуменарха, сделайте это за меня. Сделайте так, чтобы всё осталось в глубокой тайне. И я, Десфарол Второй Кразмени ан-Сарфарол, буду вам обязан безмерно. — Он приложил руку к сердцу. — Просите меня о любой ответной услуге, Лотмерсланк. Подчёркиваю: о любой.

— Э-э... — Я действительно не знал, что сказать.

— Вы колеблетесь? Кариньель вас не привлекает?

— Привлекает, но... вот так просто подменить законного мужа в постели? Она согласится?

Я сам понимал, что задаю глупый вопрос, и ждал ответа "А кто её будет спрашивать?" Но нет. Как ни странно, Десфарол оказался не столь патриархален.

— Согласится ли? Господи Экуменарше, да она готова отдаться любому! Даже мне! Только представьте — вчера, после свадьбы, когда нас проводили в постель, она сама ко мне полезла! Вы можете себе вообразить такое бесстыдство? Прижималась, гладила... что за похотливая тварь! Меня чуть не стошнило, я еле сдержался, чтобы не придушить её... — Взгляд Десфарола вновь стал просящим. — Ну так что, дорогой друг? Согласны стать отцом моего наследника? Повторяю: строжайшая тайна, и можете просить о любой ответной услуге.

Что ж, возможность спасти Кариньель сама шла в руки.

— Отпустите её, — сказал я просто. — Конечно, после рождения наследника. — (Но захочет ли Кариньель бросить ребёнка, когда станет матерью? Я временно отложил эту мысль). — Ведь вы всё равно будете оба несчастны в браке. Я понимаю, что открытый развод — скандал, но можно сделать всё тайно. Кариньель уедет в Консорциат, и больше о ней никто ничего не услышит.

Десфарол кивнул, не раздумывая.

— Если вы устроите всё тайно и без скандала — разумеется! Честно говоря, я сам не представлял, куда девать такую жену после рождения наследника. Но это услуга не для вас, а для Кариньели и для меня. Вы просто избавите меня от ещё одного затруднения. Это не в счёт. Чего вы хотите для себя, Лотмерсланк?

Я перевёл дыхание. Голова кружилась от алкоголя и безумия ситуации. Я понимал: нельзя унижать Десфарола отказом, но мне не приходило в голову, какая услуга от него могла бы мне понадобиться. Разве что в самой общей форме...

— Когда мне нужен будет добрый меч, — сформулировал я наконец, — и верный человек с мечом, я вас позову, Десфарол.

Это были правильные слова. Аристос просиял и протянул обе могучие ладони для рукопожатия.

— Мы условились, Лотмерсланк. — Крепкое рукопожатие крест-накрест.

— Условились, Десфарол.

— Идёмте. — Он встал, пошатнулся, схватился за спинку кресла. — Не будем терять времени. Я вас провожу к Кариньели.

Уже стемнело. Сильный, свежий ветер гнал по небу рваные чёрные силуэты туч. В свете звёзд из прорех в тучах слабо вырисовывались стволы кактусообразных растений. Те выросты, что я прежде принял за бутоны, раскрывались бледно-бирюзовыми фосфоресцирующими спорангиями и выбрасывали в воздух светящуюся пыль спор. Ветер гнал её, как дым, рассеивая сладкий, но тревожный запах.

Я плёлся за Десфаролом. Его плащ трепыхался и хлопал на ветру. С каждым шагом хмель уходил, и я всё яснее понимал, во что я вляпался по уши.

Варах Полудурок со своими головорезами, наверное, уже рыщет по окрестностям. В любую минуту он может заехать проверить это поместье, поймать какого-нибудь слугу и допросить. И тогда будет драка насмерть. Верить ли Десфаролу, убеждённому, что мы одолеем эту банду ввосьмером (считая меня)?

Да верить ли вообще Десфаролу?

Эта его идея суррогатного отцовства — не слишком ли она прогрессивна по меркам Планетархии? Что если это провокация, направленная против меня? И если да, то с какой целью?

Ладно, даже если не выдумывать теорий заговора — как воспримет этот план Кариньель? Не слишком ли он прогрессивен по её собственным меркам? Не покажется ли ей унизительным? Допустим, она неохотно покорится воле мужа — но тогда я окажусь по сути насильником... вот дерьмо!

Да и роль самца-производителя, если так подумать, унизительна для меня самого. Унизительна как для мужчины, и особенно как для гаранта Сделки. Что если история просочится в СМИ? Я же стану посмешищем для всей планеты! И что ещё хуже, для циклера!

Минуту назад вся комбинация казалась мне великолепной, изящно развязывающей целый узел проблем — но теперь я видел, как завязываются новые узлы, и некоторые — на моём горле. Но как я теперь пойду на попятную? Как донесу мои сомнения до Десфарола?

Всё как-то слишком проблемно. С таким настроением мне самому понадобится та самая таблеточка. А может, и не одна. С первого-то раза зачатие не всегда удаётся...

А что если Кариньель больна? Ну, подцепила какую-нибудь заразу от прежних любовников?

А если Десфарол врёт, и не было никаких любовников? Всеблагая Чета, что если она девственница?

И мне, значит, придётся проделать с ней эту операцию, которую в нормальном мире совершают только дипломированные гинекологи стерильным скальпелем под местной анестезией?

А вдруг ей не исполнилось шести килодней?

Вот дерьмо! Вот дерьмо! Как же я сглупил в очередной раз! Надо же бы ввязаться в такое! Да ещё когда убийцы идут по моим следам! И ни с кем не посоветуешься, никому не раскроешь тайну!

— Десфарол! — не выдержал я, когда мы стали подниматься по лестнице на галерею второго этажа. — Может, отложим на потом? Не хочу, чтобы Варах застал меня со спущенными штанами...

— Пусть это не тревожит вас, Лотмерсланк, — пробасил он, не поворачиваясь. — Мы приготовили кое-какие сюрпризы для Вараха. Я посадил людей в засады, велел натянуть растяжки... Словом, пока вы успеете надеть штаны, у противника уже будет несколько трупов. Кстати, где ваш разбойник? Он был бы очень полезен в засаде.

— Аудрор? Давайте я найду его! — ухватился я за этот шанс улизнуть.

— Не роняйте себя, Лотмерсланк, не бегайте за своим слугой. Я распоряжусь найти его.

— Ну... ладно, — обречённо выдохнул я. Мы уже поднялись на галерею. Двери вели в спальни для знатных гостей, над ними тускло тлели лампадки с дрожащим от ветра голубым пламенем. — Но послушайте, вы не сказали, сколько килодней вашей жене. У нас незаконно...

— Шесть с половиной, — бросил Десфарол. — Я слышал про этот странный закон и восхищаюсь вашим к нему уважением, но будьте уверены, здесь всё в порядке.

— Хорошо, хорошо, но... Как вы собираетесь объяснять ей всё это?

— Объяснять? — удивился Десфарол. И без стука толкнул дверь.

Спальня была небольшая, почти целиком занятая циклопической кроватью под балдахином на витых колоннах. Кариньель сидела на кровати, одетая то ли в простое белое платье, то ли в ночную рубашку до пят; служанка расчёсывала ей распущенные рыжие кудри. Горели светильники, подвешенные на цепях в проёмах между колоннами, и тлела рубиновая лампадка в резном киоте перед изваянием Матери-Заступницы. При виде нас Кариньель ойкнула и закрыла лицо рукавом, а служанка быстро поклонилась, попятилась и исчезла за низенькой дверью для прислуги.

— Кариньель! — властно обратился Десфарол. — Я оставляю вас наедине с нашим почётным гостем и другом Лотмерсланком. Слушайтесь его как меня, исполняйте его желания как мои. Всё это делается для блага нашей семьи и должно храниться в строжайшей тайне. Поклянитесь, что будете молчать.

Девушка смотрела на нас изумлённо, но вроде без страха.

— Клятва именем Господа Экуменарха, и моя свидетельница Мать-Заступница. — Она поднесла руку к губам, а другой рукой сделала какой-то жест в сторону киота. — Моё повиновение, муж и господин.

— Удачи, Лотмерсланк. — Десфарол вышел.

Ага, значит, объяснять должен я.

И вот теперь это была по-настоящему неловкая ситуация.

— Какое... каково понимание этого, господин Лотмерсланк? — спросила Кариньель.

Она смотрела по-прежнему удивлённо. Но мне показалось, что после ухода мужа она села как-то свободнее и расслабленнее. Что ж, ответить на вопрос было проще, чем заговорить первым.

— Поскольку ваш муж считает, что неспособен зачать ребёнка, — сказал я непринуждённым тоном, — он поручил это дело мне. Мы условились, что когда вы родите, он предоставит вам свободу. Вы сможете уехать в Консорциат и жить как хотите. Нужно будет ещё многое обговорить, многое уладить, но в принципе — при условии, что всё останется в секрете — Десфарол согласен вас отпустить.

Удивительно, но когда я это проговорил, ощущение неловкости отступило. Ведь и правда — это было разумное, всех устраивающее решение! А вот Кариньель ахнула.

— Как?! Какое... — она с трудом подбирала слова на летьянмере. — Какое ваше умение? Ваше околдование его?

В её удивлении явно слышался восторг. И похоже, её не особенно ужасала перспектива зачать ребёнка от меня.

Что ж, ситуация вроде как разряжалась.

— Договариваться с людьми — моя профессия, Кариньель. Но скажите: сами-то вы согласны?

Вот тут она смутилась. Даже полуотвернулась и прикрыла лицо рукавом. Ну да, — запоздало сообразил я, — в патриархальной культуре спросить у женщины согласия значит переложить на неё ответственность, чуть ли не превратить в инициатора... Бестактный, бестактный вопрос! Она не может ответить ни да, ни нет! Я сам должен проявить инициативу!

Но я стоял столбом, как девственник на первом свидании. Я не знал, как в Планетархии соблазняют женщин, как происходит плавный переход от разговоров к прелюдии. Более того. Я до сих пор не понимал, хочу ли её соблазнить?

Всё было слишком проблемно для того, чтобы бездумно отдаться желанию.

Может быть, Кариньель почувствовала мою неловкость. Она отвела руку от лица и глянула искоса, уже с явной игривостью во взгляде.

— Небесные люди, — произнесла она. — Вы странные. Моё непонимание вас. И моё любопытство всегда, всю жизнь. — Она загадочно улыбнулась. — Моё желание знания: какие вы, небесные люди?

Кариньель завела руки за голову и что-то расстегнула — должно быть, цепочку шейного украшения. Она не сводила с меня взгляда, и этот взгляд уже был понятен. Кариньель расстёгивала эту цепочку с таким выражением глаз, с каким циклитка расстёгивала бы лифчик. "Всё-таки не девственница, хвала Всеблагой Чете, — с облегчением подумал я. — И таблетка, кажется, не понадобится..." Кари вытащила из-за пазухи своё шейное украшение — не какой-нибудь кулон, а неожиданно миниатюрный стилет в богато отделанных ножнах, — отложила и всё с той же загадочной улыбкой откинулась на кровать. Потянула за верёвку, что свисала с одного из светильников. Только тут я заметил, что их бронзовые чаши изображают три другие планеты Ноны Трезубца: маленький Регер с огромным кратером, Валул с кольцом, двойной Ороглокс. С лязгом захлопнулась крышка чаши светильника-Валула, огонь погас, пополз чёрный дымок. "Остроумная конструкция! — возникло в мозгу ни к селу ни к городу. — Оказывается, их потушить не сложнее, чем выключить лампочку! А вот зажечь..." Кари отвлекла меня: извернулась, потянулась и дёрнула за верёвку светильника-Ороглокса. С лязгом двух бронзовых крышек погас и его двойной огонь. Теперь спальню освещал только маленький Регер.

— Моё желание знания: какой вы, Лотмерсланк? — прошептала Кариньель.

Она лежала облокотясь, и не отрывала от меня взгляда — уже откровенно призывного. Белки глаз люминесцировали в полутьме, будто мерцающие бледным сапфиром озёра. Она ждала. Наверное, чтобы я сам погасил последний светильник.

"Не буду гасить, — подумал я, расстёгивая жилет. — Вдруг одеваться придётся быстро?" Кариньель не возражала, что я оставил свет. Она так и пожирала меня глазами, пока я раздевался. Из восхищения моим божественным телом, или, что вероятнее, из любопытства к экзотическому инопланетянину? Впрочем, какая разница? Я лёг рядом, потянулся её обнять — и тут в лице Кариньели что-то изменилось. Она схватила меня за руку и мягко, но настойчиво отвела.

— Нет, — прошептала просительно. — Пожалуйста, остановка. Моё неверие.

— Что?!

— Невозможность, чтобы всё так просто, так хорошо. Моё неверие, — повторила она.

Я ничего не понимал. Неверие кому? Мне? Или... Я догадался:

— Ты не веришь Десфаролу?

За дверью для прислуги послышался шорох, быстрая возня, сдавленный хрип, а потом дверь распахнулась внутрь.

В спальню рухнуло мешком тело одного из десфароловских бойцов. С горлом, перерезанным от уха до уха.

— Правильно не верит, — сказал Аудрор, перешагивая через труп. В руке у него был нож — мой подарок — с окровавленным клинком, и туника тоже в пятнах крови.

Кариньель завизжала.

— 13. От плохого к худшему

Я немедленно зажал ей рот, но было поздно. За главной дверью, что вела на галерею, послышался шум, быстрый обмен фразами, а потом кто-то шарахнул по двери так, что закачались на цепях светильники. К счастью, за миг до того Аудрор успел подскочить к двери и задвинуть засов. (Почему я не сделал этого раньше?)

— Лотмер Ублюдок Сланк! — проревел снаружи Десфарол таким голосом, что будь я крестьянином — немедленно сдал бы весь припрятанный хлеб. — Открывай, сын траханой клопом енотокрысы! Я знаю, что ты с моей женой! Открывай, если хочешь лёгкой смерти! — Новый страшный удар.

Я ничего не понимал, но твёрдо знал одно: я не хочу никакой смерти, даже лёгкой. Я скатился с кровати и принялся натягивать штаны. Бежать. Все объяснения потом.

— Я с вами! — пискнула Кариньель. — Он убийство меня!

— Убьёт и правильно сделает, — буркнул Аудрор. — Я бы на его месте тоже тебя убил. — Он присел над убитым, обшарил тело, отстегнул портупею с коротким мечом в ножнах и надел на себя.

— Лотмер! Запрет твоему рабу оскорбления меня! — потребовала Кариньель. Она уже успела подпоясаться, завернулась в платок, а теперь открыла комод и сгребала в поясную сумочку украшения.

— Я ему не раб, Ньеле хракщ цваль! — огрызнулся Аудрор парой загадочных диалектных словечек.

— Господа, давайте держать себя в руках, — попросил я, натягивая жилет и проверяя кобуру. Как хорошо, что не расстался с пистолетом! Что планшет и рация тоже при мне! — Куда нам теперь?

— Открывай! — вслед за рыком Десфарола новый удар сотряс дверь.

— Да хоть куда. — Аудрор вскочил, перешагнул через труп и скрылся в двери для слуг.

Дверь уже трещала и гнулась под ударами, когда мы с Кариньелью выскочили следом. Снаружи очень кстати стояла в нише метла, Аудрор застопорил ею дверцу. В узком коридоре для слуг стояла полная тьма. Я включил фонарь и вручил Аудрору, и вслед за ним мы побежали по этому бесконечному кривоколенному коридору. Повороты, пороги, ступеньки, запертые двери, ниши с мётлами и вёдрами, и наконец винтовая лестница вниз. Мы молчали и старались не издавать звуков. Далеко позади послышался треск и гул голосов — надо полагать, Десфарол и его люди прорвались в коридор. Кариньель ахнула. Аудрор толкнул очередную дверь, и мы оказались снаружи.

С неба лилась вода, как холодный душ, но его нельзя было ни выключить, ни отвернуть — всё заполнял шелест и частая дробь капель. "Дождь, — вспомнил я, — вот как это называется. Проливной дождь". Тьма стояла кромешная — ни звёзд, ни светящихся окон в доме, и даже кактусообразные растения под дождём закрыли свои фосфоресцирующие спорангии. Летящие капли искрились в белом свете фонаря. Аудрор вернул фонарь.

— Выключи, а то нас увидят.

— А как мы найдём дорогу? — Я выполнил его просьбу.

— Направо дорожка идёт к пристани.

Под дождём я мгновенно промок до нитки — новое и крайне неприятное ощущение. Впотьмах, натыкаясь руками то друг на друга, то на кактусы по сторонам дорожки, мы семенили неведомо куда. Кариньель вцепилась в мой рукав и не отпускала. Дорожка перешла в лестницу вниз. Позади снова послышались голоса Десфарола и его людей. Азартные голоса. Охотничьи. Нехорошие. Уже бегом, рискуя расшибиться, мы спускались по скользким, мокрым каменным ступеням. Нескончаемая лестница завернула за дерево, и наконец впереди забрезжил свет.

Лестница привела на пристань — деревянный павильон на берегу реки. Под его куполом шатался на ветру фонарь, подвешенный на цепь. Со скрипом покачивались на воде три гондолы с высокими змеиноголовыми штевнями. Никого. Аудрор запрыгнул в ближайшую гондолу, Кариньель за ним.

— Продырявь остальные! — скомандовал он мне.

Что ж, вот и настало время для пистолета. Меня не учили стрелять на курсах подготовки гаранта Сделки. Честно говоря, я вообще никогда не держал в руках огнестрельного оружия. Ладно, уточнение излишне — вообще никакого оружия. Видеоигры не в счёт. Похоже, придётся вспомнить видеоигры. Вот это, наверное, предохранитель? А это, наверное, курок? Надо нажать на курок, правильно?

— Лотмер! — жалобно вскрикнула Кариньель.

— Что ты копаешься? — рявкнул Аудрор.

Голоса преследователей слышались ближе. Десфарол явно шёл по пятам. Я на что-то нажал — ничего не случилось... нажал на что-то другое... бабах! Ярко вспыхнуло, пистолет дёрнулся в руке, и вода забулькала сквозь дырку в днище второй гондолы. Всё оказалось довольно просто. Я прострелил третью гондолу, запрыгнул в нашу, и напоследок выстрелил в светильник. Не знаю зачем. Видимо, просто понравилось стрелять. Бронзовая чаша звякнула, закачалась, расплескала по пристани горящее масло. Аудрор перерубил ножом канат. Я схватился за кормовое весло и оттолкнулся от причала.

Когда Десфарол и его бойцы выбежали к пристани, павильон уже горел сверху донизу. Неописуемо красивое пламя плясало на полу, облизывало винтообразные колонны с капителями в виде двойных змеиных голов, пожирало тканевые тенты тонущих гондол. Пожар изломанно отражался во взбитой дождём реке, заревом освещал раскидистые деревья.

— Я тебя найду, Лотмер! Тебе не жить! — донёсся рёв Десфарола сквозь бодрый треск огня.

О, сколь ласкала слух бессильная ярость этого крика! Я включил фонарь, посветил вперёд. Луч выхватил чёрную полосу воды в дождевой ряби и заросший кустарником поворот берега. Кариньель спряталась под тент. Аудрор стоял на носу, правя веслом. Я встал рядом, чтобы освещать ему дорогу.

— Благодарю, — сказал я прочувственно. — Ты спас нам жизнь. Что произошло?

— Десфарол тебя подставил. — Аудрор отгрёб от пучка коряг, на который несло нас течением. — Я за вами приглядывал. Когда увидел, что он ведёт тебя в спальню жены — всё стало ясно.

— Мне пока ничего не ясно.

— Десфарол под судом, ты знаешь? Поссорился с одним из семьи Клегов, приехал со своими головорезами в Луод, когда хозяина не было, и учинил погром ни в чём не повинным слугам и крестьянам. Одного избил до смерти, многих покалечил, пожёг дома. Его люди насиловали женщин, сам он — мальчиков. Такое никому не сойдёт с рук. Даже у нас. Теперь ему грозит тюрьма и конфискация имущества, поэтому он...

— Должен жениться и произвести наследника, знаю. Но зачем надо было устраивать этот заговор против меня?

— Ну, жениться — это один выход. Не такой уж надёжный. А тут он увидел другую возможность: переметнуться к ксеномахам, выслужиться перед ними твоим убийством, и если они победят, получить прощение. И тогда больше не нужны ни жена, ни ребёнок. А на случай, если победят всё-таки филоксены, решил прикрыться благовидным предлогом. Убить жену с любовником, если застал их в постели при свидетелях — законно. Отличный план. — Аудрор хмыкнул. — Я одного не понимаю: ты-то чем думал? Неужели действительно поверил, что аристос поделится с тобой женой? Пусть даже он отъявленный фрисс, а она известная на весь Литимен шлюха?

— Лотмер! Затыкание его грязного рта! — потребовала Кариньель из-под тента.

— Аудрор, действительно, прояви уважение, — попросил я. — Мы все в одной лодке, все спасаемся от опасности. Нам нужно держаться вместе, помогать друг другу, не ссориться...

— Есть отличный способ избежать ссор, — буркнул Аудрор. — Выкинуть шлюху за борт.

— Это шутка, да? Не смешно. Кариньель не виновата, что она из рода Ньелей. Она не замешана в убийстве твоего отца. И мне это просто неприятно. Аудрор, прошу тебя по-дружески — прекрати.

— А мы с тобой не друзья. И знай, если кто из аристосов скажет, что он твой друг — жди кинжала в спину, вот как от Десфарола. А я честно говорю: я тебе не друг. У нас договор. Я помогаю тебе добраться до Кразмена, а ты добываешь мне свободу. И когда мы уговаривались, не было сказано ни слова, что я должен уважительно обращаться с твоими шлю...

— Аудрор, — сказал я проникновенно. — Пожалуйста. Я просто прошу об одолжении. Неужели тебе так сложно?

Дождь слабел. Он уже не лил, а лишь часто капал. Течение несло на обрыв подмытого берега, впереди из-под воды торчал целый лес ветвистых коряг. Луч фонаря спугнул стайку животных, похожих на белых бесшёрстых обезьянок с перепончатыми лапами, носами-хоботками и тонкими торчащими вверх клыками; с визгом ужаса они посыпались в воду и погребли прочь. Аудрор с силой оттолкнулся веслом от трухлявой, слоисто заросшей бледными грибами коряги, и парой гребков вывел гондолу на фарватер.

— Хорошо, — сказал он неохотно. — Сделаю тебе это одолжение. Только извиняться перед ней не проси.

— Нет нужды в извинениях, — послышался надменный голосок из-под тента. — Никакие грязные слова беглого раба не оскорбление для Кариньели Четвёртой Литимени сва-Десфарол.

— А, то есть я и дальше могу называть ньелевскую шлюху шлюхой? — обрадовался Аудрор.

— Послушай!

— Ладно, молчу, молчу...

В кармане протрезвонил планшет. Наконец-то! Может, это Венантрис приехал в имение Арксавириса со своими филоксеновскими бойцами? Хотя нет, рано. Сейчас ещё только 17:05 по Дларне. Они должны приехать часа через два. Я нацепил гарнитуру, принял сигнал: вызывал лейтенант Горагер.

— Как вы, Сланк?

— Пока живой, но положение отчаянное. Тот аристос, Десфарол, меня предал. Переметнулся на сторону ксеномахов и теперь сам хочет меня убить. Я бежал и скрываюсь. Вы можете как-то ускорить помощь?

— Никак не можем, к сожалению. Скрывайтесь и ждите отряда Венантриса. Уже недолго. И послушайте ещё одну запись разговора с литименскими ксеномахами. Это важная информация.

Пискнул сигнал. Сквозь помехи зазвучал голос одного из близнецов Трауков:

— Именем святейшего планетарха, Литимен вызывает Кразмен, приём.

— Именем святейшего планетарха, Кразмен слушает, — ответил лейтенант. — Мира и здравия, у аппарата декарх Вантгорагер.

— Мира и здравия, у аппарата Сиватраук. У меня дурные вести для вас. Когда Десфарол и ваш Лотмерсланк приехали в имение Арксавириса, управляющий тайно послал гонца в Литимен. Этот гонец по дороге встретил отряд Варахагна и всё рассказал.

— Варах Полудурок теперь точно знает, где искать вашего человека, — вступил второй близнец, Денастраук.

Противно защемило сердце. Сиватраук продолжал:

— С полчаса назад гонец добрался до Литимена. Мы все пировали у Фрасилета... — (Только теперь я понял по голосу, что Сиватраук не совсем трезв). — ... Арксавирис тоже. Гонец всё сказал при всех.

— И теперь старый пень Фрасилет тоже знает, где ваш человек, — добавил Денастраук.

— Они тут же подняли свои стратии, и Арксавирис, и Фрасилет, и выехали с конными бойцами. У них под сотню копий. Не только свои стратиоты, но и часть тагматиков. Говорю это, чтобы вы знали...

— И чтобы вся империя знала! — вставил Денастраук. — И сам святейший планетарх!

— ... Что мы против кровопролития. Мы за скорейшее примирение партий ко всеобщему благополучию. И мы надеемся, что это повлияет на высочайшую волю... на боговдохновенное решение... — Сиватраук, похоже, запутался в формулировках.

— Что нас вернее простят, раз мы вам всё рассказали! — выдал откровенно его простоватый брат. — А что казна эпарха разграблена, так это не мы! Это всё Полудурок и Железная Башка. А ваш корабль под нашей охраной, не беспокойтесь.

Пиликнул сигнал конца записи. Ничего не добавляя от себя, лейтенант Горагер отключился.

— Что тебе сказали? — спросил Аудрор.

Я перевёл дыхание. Надо было как-то избавиться от ужаса, леденившего мое сердце.

— Дурные вести, — повторил я. — Сюда едет сотня ксеномахов из Литимена — а это в два раза больше, чем филоксенов из Кразмена. И прибудут они приблизительно в то же время, через два или два с половиной часа. А может и раньше. А ещё сюда едет отряд Вараха Полудурка, и по времени они должны быть уже совсем близко, если не...

— Гаси фонарь! — прошипел Аудрор. — Прячься!

Действительно, слышались голоса, топот копыт, похрюкивание конерогов. Я занырнул под тент. Кариньель тут же вцепилась в мою руку. Я успокаивающе приобнял девушку за плечи, и она немедленно прижалась. Её трясло. А может, трясло меня.

— Господи Экуменарше и Мать-Заступница, спасите и сохраните, простите грехи мои, — прошептала Кариньель. Зачастила еле слышной скороговоркой: — Печать "Услыши, Господи"... Доколе опасность скобка скобка есть истина, дотоле печать "Помоги, Господи", иначе повтор счётчик от 0 до 255 шаг 1 печать "Благодарю, Господи"... конец повтор, конец доколе, печать "Приём"...

Дождь постукивал по холсту тента. Сквозь холст смутно просвечивали огни факелов. Копыта загрохотали по доскам. Очевидно, перед нами был мост, и всадники на него въехали. Голоса. Много мужских голосов — но без Десфарола.

— Эй!... Лодка...! — окликнул зычный голос. Человек говорил на общеимперском разговорном лькелаке: слова похожи на летьянмерские, но грамматика и синтаксис незнакомы. Я воспринимал такую речь как бессвязный поток отчасти понятных слов. — Дорога... имение... Арксавирис...?

— Арксавирис... дорога... там! — на том же языке ответил Аудрор.

Окрик, всхрап конерогов, тяжёлый грохот десятков копыт прямо над головой. Мы проплыли под мостом. Всадники остались позади, они удалялись.

— Вот и Варах Полудурок, — вполголоса сказал Аудрор. — Пронесло. Сейчас у них с Десфаролом будет интересный разговор. Можешь вылезать, и дай свет, пока мы не врезались во что-нибудь.

Я двинулся вылезти, но Кариньель сильнее вцепилась мне в руку.

— Лотмер, — прошептала она, — твоё обещание.

— О чём ты, Кариньель?

— Можно просто Кари. Наше бегство. Твоё похищение меня у мужа. Мой позор. Твоё благородство. Твой долг.

— Какой ещё долг, Кари? — переспросил я, уже догадываясь.

— Долг чести. Твой долг — женитьба на мне.

— 14. Как-нибудь выкручусь

"Папа! Мама! Знакомьтесь, это моя жена Кариньель Четвёртая Литимени сва-Лотмерсланк. Дорогая Кари! Это наш дом, это гидросад, а это биореактор. Сейчас я тебе расскажу про шесть режимов подкормки водорослей".

— Давай не сейчас, Кари, — попросил я, сдерживая рвущийся наружу истерический смех. — Обсудим это позже. Сейчас у нас хватает других забот.

Я мягко освободил руку от её хватки и вылез из-под тента. Дождь перестал, но небо всё ещё было в тучах, и тьма стояла по-прежнему кромешная. Я включил фонарь. Вовремя: прямо по курсу высился глинистый обрыв с нависающей кромкой. На самом краю росло кривое деревце, его корни курчавой бородой свисали с обрыва, и выглядело это так, будто чуть ткнёшь — всё обвалится. Аудрор торопливо выгреб на фарватер.

— Нам нужно выбираться на большую дорогу, — сказал я. — И двигаться на юг, навстречу отряду Венантриса. Здесь нам крышка. Может, Варах и Десфарол сцепятся, а может и нет. Может, объединятся и устроят облаву. Двинутся вниз по берегам, и тогда нам не уйти.

— Согласен, надо уходить от реки, — сказал Аудрор. — Покуда они ещё думают, что мы на реке. Но я эти места плохо знаю. Доставай карту.

Я включил планшет (плохо: заряд уже 20%, а запасной аккумулятор остался в кофре). Загрузил навигатор. Наша река называлась Силигм и текла необычайно извилисто. После усадьбы Арксавириса она делала несколько излучин, образуя контур трёхпалой лапы, и — сюрприз! — возвращалась опять к усадьбе Арксавириса. Мост пересекал лапу между первым и вторым пальцами, а мы сейчас находились вблизи кончика второго. До большой дороги Литимен-Кразмен было три километра в юго-западном направлении. Спутниковый снимок показывал пёстрый ландшафт перемежающихся рыжих и тёмно-зелёных лоскутов.

— Надо высаживаться сейчас, — сказал я, выключая и убирая планшет, — а то нас вынесет снова к усадьбе. Сходим на правый берег.

— Легко сказать, — пробурчал Аудрор. Действительно, справа всё ещё тянулся крутой глинистый обрыв. — Мы-то с тобой вскарабкаемся, а насчёт твоей... благородной и добродетельной аристы... есть сомнения. Хотя покажи-ка свою карту!

Он присмотрелся к планшету и ткнул пальцем во впадину между вторым и третьим пальцами лапы:

— Сейчас берег завернёт вправо и станет пологим. Там и выйдем.

— Ты здесь уже бывал? — удивился я. На карте никак не была обозначена крутизна берега.

Аудрор тоже удивился:

— Нет, но... Это же излучина. Там всегда с внешней стороны берег крутой, а с внутренней пологий. Кто же этого не знает?

— Человек, никогда не видевший ни одной реки.

Аудрор глянул на меня как будто сочувственно. Впрочем, в темноте было не разобрать, я видел только смутно светлый овал лица. Но про излучину он всё сказал правильно. Действительно, правый берег понижался, переходил в песчаный мыс, густо заросший пушистыми винтообразными тростинами высотой по шею. Но впереди, на левом берегу, что-то светилось... что-то похожее на огонь факелов...

— Засада! — прошипел Аудрор. — Уходим! — И выскользнул в воду аккуратно, почти без плеска.

Десфарол поджидал на другом берегу. Вместо того чтобы гнаться за нами, он со своими людьми встал там, где река возвращалась к усадьбе, и ждал, когда течение нас принесёт им в руки. Надо было сматываться. Вслед за Аудрором я выскочил и неуклюже плюхнулся в реку. Воды по пояс. Кариньель вскрикнула, соскакивая с борта в мои объятия. Я удержал её — рана под лопаткой дёрнула такой болью, что искры из глаз посыпались, — не уронил, но всё равно слегка макнул в воду. Всё это было слишком громко, и нас услышали. А может, успели заметить свет фонаря, прежде чем я его выключил.

— Вон они! — раздался голос Десфарола. Тут же свистнуло, и в воду рядом со мной булькнула стрела. — К мосту! Они уходят на тот берег!

Мы выбрались на песок и рванули прочь от реки сквозь штопорообразный тростник; он трещал, хрустел, цеплялся за одежду, облеплял пухом. Стрелы свистели, но в такой темноте у них не было шансов, разве что по случайности. Потом свист прекратился. Мы успели убраться довольно далеко, но всё-таки услышали далеко позади многоголосую ругань, топот, всхрапы конерогов... и, кажется, звон мечей.

— Они встретились с парнями Вараха! — обрадовался я.

— Ничего, сейчас разберутся и договорятся, — успокоил Аудрор. — Вместе будут нас ловить. В какой стороне дорога на Кразмен?

Я поглядел на карту. Заряд 18%. Вокруг — штопор-тростник и чавкающая сырая почва, видимо, затопляемая во время дождей. Дул ветер, тучи расходились, в разрывах показывались звёзды.

— Туда, — махнул я рукой. — Но нам в другую сторону.

— Разве нам не в Кразмен? — удивился Аудрор.

— Да. И Десфарол это знает. И если он договорится с Варахом — именно туда они и отправятся нас ловить. А местность, я смотрю, до самой дороги ровная, гладкая, сплошные поля — не спрятаться.

Кариньель в отчаянии ахнула и закрыла лицо. Более понятливый Аудрор сказал:

— Продолжай. Что ты предлагаешь?

— Спрятаться там, где они точно не будут нас искать. По крайней мере в ближайшие час-полтора, пока не подъедет кразменский отряд Венантриса.

— В усадьбе Арксавириса? — сообразил Аудрор.

— Именно там.

Я ждал, что Кариньель объявит мой план безумным — честно говоря, я сам считал его безумным, — но она поддержала меня:

— Да! Возвращение! Моя усталость, мой холод, моя непривычка! Мокрая насквозь одежда! Нужда в моей служанке, в отдыхе, в приведении себя в порядок...

— Ну уж нет, никаких служанок! — отрезал Аудрор. — Нам нельзя показываться никому. Лотмер, ты сумасшедший, но ты прав. Возвращаемся.

Мы продрались сквозь штопор-тростник обратно и сразу увидели гондолу — её прибило течением к оконечности мыса. Небо прояснилось, мерцающие миллионы звёзд рассеивали мрак, поверхность реки матово переливалась в их свете. Я попытался отыскать взглядом циклер, но не смог, он уже слишком отдалился и терялся среди сотен звёзд первой величины в созвездиях Акулы и Скипетра. На том берегу никого. Тишина. Только плеск реки, шелест листвы, нежное переливчатое пение каких-то ночных созданий. Судя по всему, преследователи действительно примирились, договорились и отправились на охоту за нами.

Мы залезли в гондолу и в несколько гребков переправились на другой берег. Никаких трупов, никаких следов битвы. Тихо направились прочь от реки, туда, где на фоне светящейся в небе туманной полосы Внешнего Диска чернел силуэт дома Арксавириса. Здесь было что-то вроде парка — подстриженные шарами и цилиндрами кроны деревьев, газоны, дорожки, скамьи. Нехорошая местность, слишком прозрачная — но преследователей не видно, не слышно. Хорошо. Может быть, слишком хорошо?

— Аудрор, — спросил я шёпотом, — если в течение часа они плюнут на поиски и вернутся в усадьбу — куда они точно не заглянут?

— Тут и думать нечего, — прошептал он в ответ. — Ясное дело, в церковь. — И кивнул на силуэт в стороне от дома — небольшую купольную ротонду с пристроенной башенкой.

Церковь оказалась не заперта и даже освещена внутри — лампадками перед мраморной статуей Экуменарха в алтарной нише и перед стенными мозаиками. Аудрор первым же делом нашёл какой-то канделябр и застопорил им дверь. Кариньель в изнеможении опустилась на скамью с высокой резной спинкой. А мне не сиделось. Близкая опасность слишком нервировала. Я пошёл вдоль стены, разглядывая мозаики.

Мать-Заступница в короне из лучей и цветастом платье, с юным строгим лицом, разбрасывала семена, а за её спиной из семян прорастали растения и животные. Кто-то из Вирисов в зелёной мантии с неизменным узором из двуглавых змей, коленопреклонённый, подносил пышнобородому Экуменарху миниатюрную модель церкви. Плотный, ощетиненный копьями строй конных воинов в красных плащах, под хоругвью с грифопардом, съезжался с другим таким же строем, но в чёрных плащах, и под чёрным стягом с отрубленной седогривой головой. Ангелы Экуменарха в белых скафандрах, восседая верхом на чём-то отдалённо напоминающем термоядерно-реактивные звездолёты Первой Цивилизации, кидались ракетами в Темнителя — чёрный гибрид скорпиона и каракатицы с искажённым яростью человеческим лицом. Сакрарий с повязкой на глазу держал перед собой раскрытую книгу. Измождённый аскет восседал в позе лотоса на спине ветвисторогого чудовища. Две привязанные друг к другу женщины горели на костре, но лица их были счастливы, а ангелы с небес несли им свитки и золотые гаечные ключи.

— Лотмер! — жалобно позвала Кариньель, и я направился к ней, не завершив осмотра.

Аудрор возился с замком запертой двери в нише позади статуи Экуменарха. Я заподозрил, что он собирается ограбить церковь, но не стал вмешиваться. Подсел к Кариньели.

— Мне холодно, — пожаловалась она.

Разумеется, я обнял мою спутницу, и она тут же прильнула ко мне всем телом. Кстати, довольно хорошо ощутимым сквозь мокрую ткань телом. Не скрою — ощущения были приятные, но... Это нормально — так обниматься в церкви?

— Всё равно холодно, — сказала Кари недовольно. — Эта мокрая одежда. Неприятно. Лучше бы без неё, правда? — и извернулась под моей рукой, прижимаясь ещё теснее.

— Кхм! — я покосился на алтарную нишу со статуей бородатого божества. Аудрор всё ещё возился с замком и не обращал на нас внимания. — Разве можно вести такие разговоры в святом месте?

— Ах, Лотмер, не говорение как старый скучный сакрарий. Радость Господу, когда радость людям. Сотворение Господом наслаждения для людей. Разве наслаждение — грех, если никому нет ущерба? К тому же позволение многого мне и тебе, — добавила Кари. — Мы ведь жених и невеста.

— Послушай! — (Настал момент раз и навсегда внести полную ясность). — Мне непонятны эти разговоры о женитьбе. Во-первых, ты замужем...

— О, не надо волнения, — перебила Кари беспечно. — Конечно, сразу развод с Десфаролом. Его угроза убийства меня при свидетелях, твоё похищение меня... Безусловно, невозможность сохранения брака.

— Хорошо, — уступил я. — Хотя я бы не назвал это похищением. Мне кажется, это слово не слишком уместно. Ну да ладно. Есть другое препятствие. Я неподходящая для тебя партия: ведь я даже не аристос.

— Как? Ты гарант Сделки! — возмутилась Кариньель. — Ты большой человек среди небесных людей, разве нет?

— Да, я гарант Сделки, — признал я. — Но...

— Что "но"?

Я замялся. Слов не хватало.

Как ей объяснить, что должность гаранта почётна и уважаема, но не делает меня ни начальником, ни богачом? Поверит ли Кари, что у меня нет (и никогда не будет) ни слуг, ни земельных владений, да что там — вообще никаких владений, потому что на циклере сам принцип частной собственности неприменим, хотя формально и существует? Как ей разъяснить всё это без часовой лекции об основополагающих принципах меритополитии, эквицивилизма и койнетизма?

И ещё... Стыдно признаться, что у меня были и такие соображения, но... Допустим, я смогу убедить Кариньель, что по социальному статусу я вовсе не эквивалент аристоса. Не уронит ли это мои шансы — вы понимаете, о чём я — с примерно ста процентов до примерно нуля?

Да-да-да. Вышедшему из пубертата мужчине стыдно так рассуждать, стыдно позволять тестостерону собой командовать... Но мог ли я рассуждать здраво, когда она прижималась ко мне вот так, а в мозгу гвоздём засело ощущение опасности и висящей на волоске жизни?

— Всё-таки между мной и тобой, Кари, слишком мало общего, — жалко промямлил я вместо того, чтобы решительно отказать, как собирался ещё минуту назад. — Я уверен, твоя семья не одобрит этот брак. Вы ксеномахи...

— Твоё бросание меня? — Кариньель отстранилась. Её голос задрожал. — Бросание после похищения? Вышвыривание как уличную девку?

— Нет-нет! Конечно, я о тебе позабочусь, я использую всё своё влияние, чтобы найти тебе подходящего мужа...

— Нет нужды ни в каком другом муже, — прошептала Кари с чувством. — Есть нужда в тебе. Только в тебе, Лотмерсланк.

Её глаза в полутьме снова люминесцировали бледно-голубым свечением. Она пригнула к себе мою голову, приоткрыла губы.

Мог ли я не поцеловать её?

Нет.

Понимал ли, что этим поцелуем фактически даю согласие?

Да.

Чем же я в таком случае думал?

Не головой.

И что же я думал?

Что и любой мужчина в подобной ситуации:

"Как-нибудь выкручусь".

— 15. Огни гасят огни

Что-то громко лязгнуло, мы вздрогнули и оторвались друг от друга. Нет, никто не ломился в дверь. Это Аудрор наконец-то сломал замок.

— Хракщ цваль! — выругался он на диалекте. — Я-то думал, там ризница с сокровищами, а там только лестница на колокольню! Зачем её вообще запирать?

— На колокольню? Слушай, а это интересно! — Я встал (теперь было бы уже неприлично продолжать начатое). — Давай-ка сверху поглядим, что творится.

Я плохо видел, всё затягивал зеленовато-белёсый туман: это моя собственная глазная оболочка залюминесцировала в приливе страсти. "Интересно, от каких летьянмерских слов происходит это "хракщ цваль", — старательно думал я, чтобы погасить возбуждение, пока мы втроём поднимались по винтовой лестнице. — "Хракщ" похоже на "кь'ракссе", пассивное причастие перфекта-репетитива от глагола "ра", "использовать", то есть "многократно использованный", но "цваль"? Не соображу..." Это помогало: кровь остывала, туман перед глазами рассеивался. Когда мы поднялись на верхнюю площадку, ко мне вернулись и ясное зрение, и здравый рассудок.

Шестиугольная площадка была огорожена балюстрадой и накрыта куполом. Посреди вертикально висела на канате бронзовая параболическая тарелка метрового диаметра; второй канат крепил её к полу, чтобы не раскачивалась. На конце узорчатого кронштейна аккурат в фокусе параболы располагалась чаша светильника. Световой телеграф? Значит, тарелка — не только колокол, но и рефлектор? Что ж, теперь понятнее, почему дверь на колокольню держат под замком.

Звёзды заливали ночной ландшафт бестеневым призрачно-пепельным светом. Внизу круглился церковный купол, крытый сланцевой черепицей. Чуть поодаль темнел обширный квадрат господского дома с внутренним двором, под арками галереи мерцали голубые огоньки светильников. Вокруг густо чернел кактусовый сад, дальше поблёскивали меандры Силигма, и дальше, во всю ширь горизонта — лоскуты полей, лугов и садов. Далеко на востоке виднелись какие-то циклопические строения, похожие на руины градирен.

— Что там? — полюбопытствовал я.

— Проклятые Башни, — как будто неохотно ответил Аудрор.

Я не стал расспрашивать. Сейчас надо было смотреть не на восток, а на запад.

Прямая, по линеечке, трасса Литимен-Кразмен ясно выделялась среди полей. Там, где от трассы отходила дорога вбок на усадьбу Арксавириса, темнели разбросанные дома деревни. А южнее деревни на всём пространстве от дороги до реки мерцали факела преследователей.

Охотники за нами. Они двигались неровной растянутой цепью на юг. Приглядясь, можно было даже различить всадников (людей Варахагна) и пехотинцев (людей Десфарола). Так я и думал! Преследователи перешли реку и направились за нами на юг. Им действительно не пришло в голову, что мы сверхнагло вернёмся в усадьбу.

— Пеших пятеро, — подсчитал я. — Десфарол и четыре бойца. А где ещё один?

— Это был Варт Горлорез, — сказал Аудрор. — Его больше нет, я перерезал ему горло. Смотри дальше!

Я прищурился, вглядываясь в горизонт. С юга, со стороны Кразмена, по трассе приближалось вытянутое в линию скопление дрожащих огней.

— Отряд Венантриса! Филоксены! — обрадовался я.

— А вон ещё один, — подала голос Кариньель.

Я повернулся на север, куда она показывала. И правда: со стороны Литимена тоже приближались огни. Намного дальше от нас. Но их было заметно больше.

— А это ксеномахи Фрасилета и Арксавириса. — Радость тут же угасла.

— Их вдвое больше, и путь ближе, — заметил Аудрор. — Их конероги меньше устали. Если будет драка — они точно победят.

— Нехорошо, — выдал я очевидное. — Надо предотвратить драку. — Я понятия не имел, как это сделать.

Снова обратил взгляд на юг. Ага, конники Варахагна заметили приближение отряда южан. Они прекратили поиски, развернулись и поскакали на север, навстречу своим.

Десфарол и его бойцы тоже бросились наутёк. Но они, пешие, не могли уйти так быстро.

От филоксеновского отряда отделились пять факелоносных всадников. Они свернули с дороги и поскакали через тёмные поля в погоню за десфароловцами.

Я ничего не слышал, я даже не видел фигур людей и конерогов — только мечущиеся факелы. Быстрые факелы всадников, медленные — пехотинцев. Я видел, как быстрые огни догоняют медленные — и как медленные сразу гаснут.

— Их поубивали, — с удовольствием сказал Аудрор, — или загнали в старицу. — Он показал на блестящее под звёздным светом озерцо в форме скобки, что отделяло отряд Венантриса от излучины Силигма. — Достопочтенная добродетельная ариста, приношу соболезнования — кажется, вы стали вдовой!

Кариньель не удостоила его ответом. Как и я, она заворожённо следила за метаниями факелов в ночи. Отделившиеся преследователи вернулись к основному отряду Венантриса. Он по-прежнему двигался по трассе навстречу ксеномахам.

Менее усталым. Двукратно превосходящим. Я вытер пот со лба.

— Надо предотвратить драку, — повторил я, всё ещё не представляя, как это сделать. — Бежать к ним? Встать между ними?... Кари! Может, у Арксавириса или Фрасилета служат какие-нибудь твои родственники?

— Ньелей служение только святейшему планетарху! — гордо ответила она.

— Дерьмо! — выругался я на халарене, и тут просигналил планшет.

Заряд 10%. Вызывал сам генерал Гегланцер.

— Лотмер, вы в порядке? На свободе? — Администр не тратил времени на приветствия.

— Да, генерал, и филоксены уже на подходе, но...

— Знаю, ксеномахи тоже, — перебил он. — Я убедил правительство, что вас нужно спасать любой ценой. Нам наконец-то разрешили применить по аборигенам оружие вплоть до летального. Звено штурмовых дронов уже в пути. Через полчаса мы ударим по ксеномахам.

— Спасибо, но я постараюсь не доводить до этого. — Я чувствовал, как струйка пота неприятно стекает по спине. — Я постараюсь всё уладить.

— Это было бы идеально, — согласился Гегланцер. — Но если я не получу сигнала, что всё улажено — удар будет нанесён.

9% заряда.

— Генерал, у меня разряжается планшет. Я не уверен, что смогу выйти на связь.

— Хорошо, операторы будут ориентироваться на картинку с дронов. Если они увидят, что вы в безопасности, а сигнала не будет — я отменю удар. Удачи, Сланк, и берегите заряд. — Гегланцер отключился.

— Уходим. — Я нырнул в люк и побежал вниз по винтовой лестнице. — Аудрор, беги за моим кофром, тащи батарейки!

— А что это такое? — донеслось сверху.

— Ладно, тащи весь кофр. Быстро! Я иду на дорогу, к отрядам, ищи меня там! И проводи Кари в дом, пусть там сидит со своей служанкой!

— Лотмер! — жалобно воскликнула Кари.

— Прости, дорогая. Я иду туда, где тебе не место.

Мы спустились в церковь. Я выдрал стопорящий канделябр из двери. Не оглядываясь на спутников, бросился по дороге прочь от усадьбы.

Я понятия не имел, о чём буду говорить. Какими словами убеждать ксеномахов не убивать меня и не вступать в бой с филоксенами.

В бой, с которого неизбежно начнётся гражданская война в империи.

И ещё как-то предотвратить удар дронов — с которого неизбежно начнётся война Консорциата с империей, а значит, и со Свободными Колониями.

И ещё выжить самому. Потому что моя смерть вызовет то ли крах Консорциата, то ли его войну с "Венцлоком"...

Да нет, конечно, не поэтому. Потому что просто хочется жить.

И вот, значит, я бегу со всех ног к месту встречи двух отрядов вооружённых, жаждущих крови аборигенов.

Аллея кактусов осталась позади, я выбежал из ворот усадьбы. Впереди и справа, перед деревней, со скрипом крутились дощатые ветряки над заливным полем.

— Лотмер Ублюдок Сланк! — услышал я слева страшный рёв.

Десфарол выломился на меня из кустов — весь мокрый, грязный — видимо, спасался в болоте от всадников Венантриса — и с обнажённым мечом в руке.

"Всякий знает — когда Десфарол Второй Кразмени ан-Сарфарол обнажает клинок, то не возвращает в ножны, пока не напоит свежей кровью!"

Он был метрах в десяти. Так близко, что я даже не успел испугаться. Не успел понять, что мне конец.

Я вытащил пистолет и выстрелил.

Вспышка оглушила и полуослепила. Я не понял, попал или нет, потому что Десфарол продолжал двигаться, а лица было толком не разглядеть, и я выстрелил второй раз, и третий — и только тогда он рухнул у самых моих ног, хрипя, и я выпустил ещё одну пулю ему в затылок.

Отряд Венантриса — длинная вереница факелов — уже входил в деревню с юга. С северного конца подтягивались факела отрядов Арксавириса и Фрасилета.

Я перевёл дыхание. Спрятал пистолет. Побежал дальше. Шок от первого убийства, моральные переживания и рассуждения о политических последствиях отложим на потом.

Пришло время работать дипломатом.

— 16. Хорошая новость

Перед самой деревней я запыхался и перешёл на шаг. Навстречу бежали перепуганные полуодетые крестьяне, тащили под мышками скарб и орущих детей. На меня никто не взглянул. Крестьяне, как видно, хорошо понимали, чем грозит прибытие в деревню двух вооружённых отрядов враждебных партий.

Крестьяне от них бежали, а я вот шёл прямо к ним.

Мне надо было убедить ксеномахов не начинать сражения — которое они бы выиграли — и не убивать меня. Ничего так задача. Как их убедить, что я не шпион и не собирался купить Литимен у эпарха Реминикса? А главное — даже если они поверят — как заставить их признать правду? Ведь они могут оправдаться за убийство эпарха только тем, что выставят меня шпионом!

Какие аргументы заставят их изменить позицию, если тем самым они признают самих себя виновными? Как минимум в ужасной ошибке, как максимум в мятеже?

Я не представлял. Возможно, я слишком мало знаю? Возможно, мне поможет настоящий эксперт?

Несколько минут ещё есть. Надо поговорить с Окенден. Я снова достал из кармана планшет. 7%. Плохо, но мне необходим этот разговор.

— Слушаю вас, Лотмер, — отозвалась Звива полусонно, расслабленно. На заднем плане слышалась медленная успокаивающая музыка. — Что-то случилось?

— Простите, я разбудил вас...

— Нет-нет, не разбудили. Просто легла в ванну расслабиться с бокальчиком "розовой сливы". Но вы же не поболтать звоните?

— Нет, — сказал я, изгоняя из воображения представившуюся картину. — Звива, крайне срочный вопрос. Как можно отговорить ксеномахов от драки с филоксенами, учитывая, что ксеномахи сильнее?

— Ссылайтесь на планетарха, — без раздумий ответила Окенден. — Против планетарха никто не посмеет пойти открыто. Скажите про комиссию. Соврите, что она уже назначена, хотя на самом деле указ будет только завтра. Никакого кровопролития, пока комиссия не разберётся, что произошло. Скажите, что в комиссии есть представитель ксеномахов, а возглавит её великий сакрифик...

— Глава церкви?

— Да, человек вне партий с высочайшим авторитетом. Гарантия беспристрастности. Скажите, что у ксеномахов хорошие шансы оправдаться, потому что есть видеозапись, и там отлично видно, что эпарх первым приказал стрелять. Пообещайте, что если не будет новых кровопролитий, то никого не накажут.

— Огромное спасибо! — с чувством поблагодарил я. (Заряд уже 5%). — Не смею больше отвлекать, отдыхайте!

— Подождите, Лотмер! — (Раздался плеск — видимо, Звива вылезала из ванны). — Не отключайтесь, расскажите подробнее, что происходит?

— Простите, в другой раз. — Я выключил планшет.

Когда я вышел на перекрёсток, его уже успели занять кразменцы-филоксены. Все верхом на взмыленных конерогах, половина — воины в шлемах и панцирях поверх стёганых кафтанов, половина — оруженосцы с факелами. Занимались они бурной непонятной суетой — разъезжали туда-сюда, галдели, покрикивали. Оруженосцы выдавали воинам копья, надевали им на плечи круглые щиты с пышным лиловым цветком на золотом фоне. Некто в золотистом плаще с таким же цветком, в сверкающей кирасе, в шлеме с пучком красных перьев и скульптурной личиной, командовал, размахивая жезлом. Очевидно, то был эпарх Венантрис. Каким-то непостижимым для меня образом его команды работали, хаос упорядочивался: воины выстраивались в колонну и выставляли вперёд копья, оруженосцы спешивались, отводили своих конерогов в тыл, а потом возвращались с натянутыми луками и прятались по деревенским домам. Филоксены готовились к бою. А метрах в трёхстах впереди, похоже, аналогичные приготовления делали ксеномахи.

— Господин Венантрис! — позвал я.

Первыми на мой оклик повернулись двое телохранителей эпарха — тоже всадники, но одетые в камуфляж вроде моего и вооружённые автоматами. Лишь когда один что-то сказал хозяину, Венантрис заметил меня, а за ним и другие воины стали коситься с любопытством.

— Лотмерсланк, это вы? — Металлически гулкий голос из-под личины был осипший от командования, но весёлый и азартный. — Прячьтесь за нами, прикроем! — махнул жезлом.

— Нет, я должен с ними поговорить, — ответил я, хотя, по правде говоря, соблазн спрятаться был серьёзным. — Их больше, вы проиграете. Я попытаюсь уладить дело миром.

Знак парламентёра в культуре Планетархии — перевёрнутые пустые ножны. Кто-то из воинов одолжил мне свои. Демонстративно размахивая ими, я двинулся в сторону ксеномахов.

Людей, которые жаждали меня убить, и вчера чуть не убили.

Помоги мне, Всеблагая Чета.

Они стояли тремя колоннами, занимая всю ширину дороги. На правом фланге — зелёные щиты с чёрной двуглавой змеёй, и во главе — Арксавирис, тот самый аристос с длинным постным лицом, которого я видел сегодня утром у горячего источника. Теперь он был в чешуйчатом панцире, коническом шлеме с кольчужной бармицей, с открытым лицом, и с маленькой золочёной моделькой параболической антенны на шишаке. Посредине — воины с незнакомой пока эмблемой на щитах: золотое Светило на фоне синего неба, восходящее из-под красного горизонта. Во главе этого отряда восседал на пышногривом красном конероге тощий старик с длиннейшими висячими седыми усами и вьющейся козлиной бородой. Фрасилет Железная Башка, никакого сомнения. Без шлема на плешивой голове и без доспехов, не считая нагрудника и рогатых оплечий. И наконец, на левом фланге -литименские тагматики, узнаваемые по жёлтым щитам с красным косым крестом. Этих возглавлял, должно быть, Варахагн, здоровенный детина с гладким тупым лицом и торчащими из-под шлема потными вихрами. Доспехов на нём поверх голубой туники не было вообще никаких. Видимо, не взял, когда поехал охотиться за мной, и не рассчитывал угодить в полноценное сражение. Варах Полудурок, что с него взять? Телохранителей с огнестрельным оружием не было видно ни у кого, и это внушало робкую надежду.

— Господа, мира и здравия! — Я выше поднял пустые ножны и помахал. — Именем святейшего планетарха Конардемита ам-Фледемита! — провозгласил как можно торжественнее. — Ради Господа Экуменарха, Матери-Заступницы и всех святых, умоляю не допустить кровопролития!

— Кто ты такой, чтобы говорить именем планетарха? — проскрипел Фрасилет.

Я перевёл дыхание. Меня не убили сразу! Отличное начало переговоров, и это не сарказм.

— Я Лотмерсланк, посланец от правителей циклера "Трижды увенчанный Венком Героя-Спасителя Родины гросс-маршал авиации ландграф Вант Венцлок-Восьмиреченский"... — (Кажется, впервые в жизни я произнёс полное название своего дома). — ... К правителям Консорциата. Я здесь по ошибке, мой корабль должен был сесть в Южной Трамонтане. Вы, конечно, можете не верить моим словам...

Я смотрел на Фрасилета, но обращался главным образом к Арксавирису. Это он колеблется. Это он не уверен, что играет на правильной стороне. Это его необходимо убедить в первую очередь.

— ... Но вы должны знать, что я поддерживаю связь с посланцами Консорциата в Золотой Столице. — (Я показал планшет. Мельком глянул на экран. Пропущенные звонки от Окенден, от Горагера, от Гегланцера, 3% заряда). — Святейший планетарх назначил комиссию для расследования произошедшего здесь. В комиссии будет представитель вашей партии, а возглавит её сам великий сакрифик. — (Это возымело эффект. По рядам ксеномахов прошла волна почтительного бормотания). — Послезавтра комиссия прибудет сюда, и, во имя милости Экуменарха, я умоляю вас не совершать ничего непоправимого. Расследование будет беспристрастным и, скорее всего, вас оправдают, потому что камера снимала, и все видели, что эпарх Реминикс первым приказал стрелять. Если только вы не совершите никаких новых убийств...

— Заткнись! — рявкнул Фрас Железная Башка. — Я слышал достаточно! Вы, отродья Ложной Авы, мастера складно врать! — Он уставил на меня командирский жезл: — Мы не убьём тебя, посол ты или шпион — но возьмём заложником. Пока не приедет комиссия — если это не брехня про комиссию — ты посидишь у нас под замком.

— Нет, — перебил Арксавирис.

Фрасилет чуть не подпрыгнул в седле.

— Что — нет?

— Я в этом не участвую, — напряжённым голосом сказал Аркс Богомолец. — Это дело плохо пахнет. Я не собираюсь пачкать в нём руки.

— Благодарю, господин Арксавирис, и прошу вашей поддержки! — я патетически простёр к нему руки.

— Нет, — повторил тот. — Я не участвую ни на какой стороне. — Он поднял жезл, махнул вперёд и пришпорил конерога.

Стратия Арксавириса — десятка четыре конных воинов и оруженосцев — двинулась за ним, бодрой рысью проскакала мимо меня и скрылась за поворотом на усадьбу. Я не верил своей удаче. Сработало! Я почти уполовинил отряд ксеномахов! Теперь у филоксенов появился шанс победить. Но я должен был добиться большего: предотвратить сражение и удар дронов, который бы неизбежно последовал, если бы я дал себя арестовать.

— Господин Фрасилет... — Я проникновенно приложил руку к сердцу.

— Молчать! — Старик Железная Башка трясся от бешенства. Предательство Арксавириса его, похоже, крепко подкосило. — Придержи брехливый язык, пока не оторвали! Я знаю вас, лживые енотокрысы! — (Похоже, Фрасилет наконец-то нашёл случай выговориться). — Вы трусы и слабаки, у вас нет чести, вы даже не умнее нас! Не вы, а ваши предки выдумали все эти диковинные машины — да нет, даже не ваши предки, а наши, тьянмеры! Ваши тогда бродяжничали по степям и трахали коз! А теперь вы пришли на всё готовое! Сами ни на что не способны! Присвоили наше наследство, разжирели, обабились... Вы никто! — голос у старика сорвался, он закашлялся. — Но в чём вы мастера — так это задурить головы, охмурить, сбить с прямого пути. Всех, но не меня! На всей планете один Фрасилет посылает вас в задницу! — Железная Башка гордо выпрямился в седле и поднял жезл. — Фрот! Винон! Взять... живой!... — скомандовал на лькелаке и махнул на меня жезлом.

Вот и кончилась дипломатия.

Я развернулся и пустился бежать — но тут же догнали два всадника, мёртвой хваткой схватили за плечи слева и справа. Я взвизгнул от боли в ране, когда они дёрнули меня вверх. Успел заметить, что впереди, в стане филоксенов, началось движение... всё-таки будет драка! Фрот и Винон, держа меня на весу, развернулись. Я увидел широкую ухмылку на тупой физиономии Варахагна, увидел надменно задранный козлобородый профиль Фрасилета.

И тут один из пленителей (Фрот или Винон?) коротко всхрапнул и ослабил хватку. Второй не удержал меня в одиночку и выронил. О моё бедное плечо! Я упал на корточки, быстро отполз, чтобы не попасть под копыта конерога... Что происходит? В стане ксеномахов орали и гремели щитами...

Винон (или Фрот?) рухнул на дорогу рядом со мной. Из его глаза торчала стрела. Дрожащие серые и жёлтые перья.

— Сюда! — услышал я голос беглого раба и разбойника по имени Аудрор, по прозвищу Стрела-в-глаз, и рванул прочь с дороги.

Выставив копья, с диким улюлюканьем, в котором различались боевые кличи "Кразмен!" и "Святой Керденор!" — филоксены неслись в атаку. Ксеномахи, забыв про меня, спешно выезжали навстречу. "Литимен и святой Гламанен!" — орали они сквозь конерожье ржание. Я нырнул в низкую дверь крестьянской мазанки, перешагнул через труп лучника с перерезанным горлом, и со вздохом облегчения присел под окно.

— Я принёс твой кофр, — сообщил Аудрор. С луком в руках он прятался сбоку от окна, время от времени поглядывая наружу.

— Спасибо, — выдохнул я. Только теперь я ощутил, как бешено бьётся сердце.

— Я сегодня уже второй раз спасаю тебе жизнь.

— Спасибо, — неизобретательно повторил я. — Обязан тебе жизнью. Не забуду. — Приложил руку к груди.

Снаружи уже шла битва. Копья лязгали о доспехи, стучали короткие автоматные очереди, ругань и ор смешивались с божбой, предсмертно визжали и хрипели люди и животные. Что ж, гражданская война началась. Я не смог предотвратить её.

— Какие-то огоньки летят, — сказал Аудрор.

— Это наши дроны. — Я вспомнил, зачем попросил его принести кофр. — Давай сюда!

Надо было срочно сказать Гегланцеру, чтобы отменил атаку, а мой планшет уже полностью разрядился. Я торопливо поменял батарейку. Логотип операционной системы... загрузка 10%... загрузка 20%...

А вот и дроны. Горницу крестьянского дома залил сквозь окно почти дневной по яркости свет реактивного пламени. Сражающиеся как-то по-новому закричали, а потом громыхнуло так, что дом сотрясся, и уши будто заткнуло пробками.

Не выстрел, нет. Не ракеты, не взрыв. Всего лишь ударная волна от прохода бреющим полётом на сверхзвуке.

Слух пропал. Я не знал, что творится за окном, а выглядывать было страшно. Даже Аудрор присел и держался за уши с перекошенным от ужаса лицом. Я ткнул световым пером в значок конференц-связи. Вызов Гегланцера. Режим — текстовый чат.

СЛАНК: отмените удар. я в безопасности.

ГЕГЛАНЦЕР: Принял.

Кто-то, шатаясь, вломился в дверь. Аудрор быстро выхватил лук. Стрела с трёхметрового расстояния вонзилась бедняге в живот с такой силой, что пригвоздила к дверному косяку. Щит у него был с цветком. Филоксен. Ошибочка.

ГЕГЛАНЦЕР: Шмяки активны, клювы на петле, есть отбой?

"Что ещё за грёбаный жаргон?"

СЛАНК: не понимаю

ГЕГЛАНЦЕР: У аборигенов ещё идёт бой, дроны заходят на второй круг, подтвердите отмену удара!

СЛАНК: подтверждаю

Аудрор тряс меня за плечо, что-то орал в ухо. Я не слышал. Я чувствовал безумную усталость. Адреналин кончился. Я помотал головой, показал на окно: мол, следи лучше за происходящим снаружи. В конференцию включилась новая участница:

ОКЕНДЕН: Что происходит? Какой бой? Какие дроны?!

ОКЕНДЕН: Вы с ума посходили?!!

ОКЕНДЕН: ВЫ МНЕ ВСЁ ИСПОРТИЛИ!!! ИДИОТЫ!!! ВООБЩЕ ВСЁ!!!

Вот только её истерики мне и не хватало. Я выключил Окенден из конференции. Слух возвращался. Будто сквозь три подушки я слышал шум реактивных двигателей, крики, топот и ржание. Я привстал и осторожно выглянул в окно.

Никто не сражался. Бой то ли кончился, то ли куда-то сместился, то ли рассыпался на отдельные стычки. На дороге валялись трупы людей и конерогов. Прямо передо мной куда-то полз раненый Фрасилет, оставляя за собой смазанную кровяную полосу — его легко было узнать по рогатым оплечьям. Подъехал телохранитель Венантриса, остановился, выпустил пулю старику в затылок, поехал дальше.

Итак, в Планетархии началась гражданская война, а появление дронов, хотя и без атаки, вполне тянуло на нарушение Кромнекского пакта и casus belli для Свободных Колоний — но по крайней мере, филоксены выиграли. Поле боя осталось за ними. А я, стало быть, остался в живых.

— Хоть одна хорошая новость, — сказал я себе.

И широко, до слёз, судорожно зевнул.

Очень хотелось спать.

Конец первой части