— Ну тогда мы договорились, — подытожил нашу беседу Камов, — с товарищами из органов я договорюсь, соответствующие бумаги будут готовы в течение... ну допустим двух дней... а потом за тобой транспорт приедет... или на поезде, тут же до Москвы недалеко.

— А в Подмосковье это где? — позволил себе уточнить я этот вопрос, — Подмосковье большое.

— В Люберцах... ну не совсем там, но рядом.

— — —

Камов оказался человеком слова — сказал и сделал. Ровно через двое суток после нашего с ним разговора меня выдернули из камеры с вещами и путём муторных трёхдневных пересылок перенаправили на железнодорожную станцию Ухтомская Казанского направления дважды Краснознамённой Московской железной дороги. Редкая дыра это оказалась, между нами — сплошные болота, перемежаемые двухэтажными скособоченными бараками.

Там меня встретил неприметный товарищ... совсем без всяких примет, второй раз увидишь и не вспомнишь... принял под расписку от сопровождающего меня конвоира и сопроводил до ближайшей проходной заводика с невнятной вывеской 'Завод ?31 Наркомтяжмаша'. Где притаились предыдущие тридцать заводов наркомата тяжелой промышленности, я уж не стал уточнять, а дождался оформления документов и определения себя в режимный блок номер два. Не один я такой здесь срок тянуть буду, минимум ещё пятеро обитали в этом режимном блоке, как я успел подметить по количеству заправленных коек. Выдали спецодежду, я немедленно в неё переоделся, надоело светить Адидасом на спине.

Неприметный товарищ растворился в заводской суете, а через полчасика меня взял за шкирку совсем другой гражданин, уточнил фамилию и отвёл в монтажный цех, где я первый раз в жизни увидел строящиеся самолёты... ну как самолёты — автожиры это вообще-то были, но с двумя винтами, кроме стандартного на морде ещё и сверху висел такой же, ну чуть побольше.

— Нравится? — спросил сопровождающий, представившийся просто Николаем.

— Класс! — восхищённо согласился я. — А чего у них по два винта у каждого?

— Так это ж не самолёты, а вертолёты.

— Ясно... а как они называются?

— А-7бис, модернизированная модель, скоро заказчику надо будет сдавать партию из пяти штук, — пояснил Николай, — но мы что-то не о том — генеральный отдал распоряжение создать тебе условия для повторения полёта на бензопиле. Пила вон в той мастерской лежит, нам её в Горьком выдали под расписку, а твоя задача до сегодняшнего вечера, до 19-00, составить перечень необходимых инструментов и деталей. Если возникнут какие-то вопросы, можешь обращаться ко мне. Или к Варваре.

И он неопределённо показал куда-то вдоль стены цеха, видимо Варвару там надо было искать при необходимости. А затем Николай завёл меня в указанную мастерскую, а потом скрылся из глаз со скоростью ветра. Ну чего, пила тут была в наличии и даже заводилась с пол-оборота, видимо достали её со дна Ветлуги и привели в надлежащий вид. Половина работы уже, можно сказать, сделана, осталось винт выточить и пришпилить.

Куда записывать свои умные мысли, Коля мне не показал, а я не нашёл тут ни бумаги, ни карандаша, так что пойдём-ка мы, друг ситный, к девушке Варваре что ли, попросить у неё писчебумажных принадлежностей. Вышел из мастерской, поглядел по сторонам — на меня никто внимания не обращал, народ сосредоточенно копался во внутренностях одного из автожиров, видимо тут у них был прорыв какой-то. Среди копавшихся ни одной женщины не было, так что Варвару тут можно было не искать. Прогулялся дальше, цех длинный оказался, и в самом конце, возле огромных железных ворот (чтобы самолёты на улицу выгонять, догадался я) обнаружил девушку, подходящую под описание Николая по всем параметрам. Стояла она возле стеллажа с разными железками и сосредоточенно малевала на них инвентарные номера.

— Ты что ли Варвара? — спросил я в спину ей.

Она обернулась и я аж обомлел...

Двумя месяцами позже

— А как оно переводится-то? — спросил я у Толика-аса, он сидел на корточках и проверял укладку запасного парашюта.

— Халхин никак, это имя собственное, Гол — река, — буркнул он в ответ, — а вместе 'река Халхин' получается.

— Ясно, — задумчиво ответил я, — если б оно в России было, то звалось, например, Ёлкин-бор...

— Проверил парашют? — строго спросил меня он.

— Так два раза уже, — отвечал я, — всё чики-пуки.

— Третий раз проверь, мало ли что.

— Я вот одного не пойму, зачем они нам вообще нужны — мы же на авторотации плавно зависнем, если что.

— Развелось тут умников, — вторично пробурчал Толик, — что там с разрешением?

Я сбегал на наблюдательный пункт, благо тут недалеко было, получил искомое разрешение и быстро вернулся к Толику.

— Таможня... то есть руководство даёт добро, маршрут номер два, никуда не отклоняться, ни во что не ввязываться.

— Как радио не хватает, — в сердцах заметил Толик, — глухим летаешь.

— Да, радио не помешало бы, — согласился я.

Толик сделал знак механику, тот подошёл к несущему винту и приготовился его крутануть, а мы с Анатолием залезли на свои места, он на пилотское место, а я в хвост, в башенку стрелка... нет, не радиста, просто стрелка... да, радио очень сильно не помешало бы.

Взлетели почти без разбега, всё-таки верхний винт это здорово, погода стояла жаркая и безоблачная, всё же это Монголия в августе месяце, а не Республика Коми в ноябре. Но болтать нас начало с самого начала, от провалов вниз на сотню-другую метров аж дух захватывало. Проснулось переговорное устройство:

— Через пять минут точка наблюдения, — сказало оно голосом Толика, — фотик готов?

— Всегда готов, — в тон ему откликнулся я, — 36 кадров можно отщёлкать.

Внизу тянулась бесконечная унылая степь жёлто-выгоревших оттенков, потом блеснула узкой змеёй та самая река Халхин, а сразу за ней начались и отдельные скопления живой силы и боевой техники противника.

— У них ведь и зенитки могут быть, — крикнул я в переговорник, — так что ты поаккуратнее там.

— В прошлый раз не было, — каркнул в ответ громкоговоритель. — Снимай и не отвлекайся.

— Влево на два часа заверни, — попросил я, — там что-то интересное есть.

Толик выполнил манёвр, а я аккуратно отснял расположение танковой части — не меньше двадцати машин там стояло, закутанных в брезент... и обводы какие-то незнакомые, новьё что ли привезли?

— Снял? — уточнил Толик.

— Так точно, тщ командир, — откликнулся я, — можно на вторую точку выходить.

И мы круто завернули налево, подальше от возможных неприятностей. Полёт вдоль реки продолжался ещё минут десять, затем раздался истошный голос Толика:

— Накадзимы прямо по курсу, звено из трёх штук! Разворачиваюсь!

И он заложил очень крутой вираж вправо и вниз, у меня аж уши заложило. Я спокойно отложил фотоаппарат в сторону и расчехлил спаренный пулемёт — в смотровое окно все японцы были видны прекрасно, и они догоняли... ну ещё бы, у них максимум 440 км, а у нас 250, вся надежда только на маневренность. От ближайшей Накадзимы к нам потянулась дымная очередь, ладно, что мимо.

— Толян, крути динаму! — заорал я в переговорник, одновременно выпуская длинную и неприцельную очередь, чисто в целях напугать и отвлечь.

Толян честно начал выполнять фигуры высшего пилотажа, усиленно прижимаясь к земле, все три истребителя проскочили над нами дальше и тут же начали выполнять разворот.

— Вот суки, — сказал переговорник, — как же радио-то не хватает.

А вслед за этим мы получили по полной программе — наш А7 вздрогнул и нехорошо завалился на левый бок.

— Горим, — заорал я во весь голос, — крыло горит!

— До наших дотянем? — уныло спросил Толик.

— Не знаю, — ответил я, — мне сдаётся, что вряд ли, — сесть на авторотации сможем?

— Не знаю, — так же уныло ответил он, — как получится.

И мы потянули вперёд и вниз, наш автожир, я так понял, терял управление с каждой секундой всё больше и больше...

Ещё две очереди рядом пролетели, слава богу, опять не попали. Земля всё ближе и ближе... удар, самолёт подпрыгивает, я врезаюсь головой в потолок кабины, но сознание не теряю... всё, останов. Дверцу заклинили, вышибаю её армейским сапогом и вываливаюсь на сухую растрескавшуюся землю, над головой с рёвом проносятся японцы, все трое... хотя нет, только две машины, а третья где?

— А ты похоже зацепил япошку-то — смотри, вон он падает, — услышал я спокойный голос сзади, там сидел на корточках Толик, спрятавшись за откинутой дверцей.

Я посмотрел туда, куда он показывал — и точно, почти у горизонта виделся дымящийся истребитель, который летел явно под углом к горизонтали. И тут же в небе раскрылся парашют.

— Я старался, — скромно ответил я, — однако что мы дальше делать будем?

— Япошку в плен брать, неужели непонятно? — сказал мне Толя, — у тебя как, травм нету?

— Тьфу-тьфу, — ответил я, — голова только кружится, а так всё вроде цело. А у тебя?

— То же самое, — сплюнул на землю он. — Надо замок из пулемёта вытащить, так-то мы его не упрём, тяжелая сволочь, но привести в негодное состояние надо. Берём по нагану, берём НЗ и пошли к лётчику... истребители-то на базу вернулись, горючка наверняка закончилась.

— А если ещё кто налетит? — поинтересовался я.

— Тогда и будем думать, когда налетит, — отрубил Толик, и мы друг за другом направились к месту приземления парашюта. — Странно, что они не попытались своего забрать.

— А у него ведь тоже наверняка наган какой есть, — озабоченно заметил я, — если он совсем не отрубился при падении, то ведь стрелять будет.

— Это ты правильно заметил, — бросил Толик, — меньше, чем на 50 метров, приближаться сразу не будем. Ты вроде японский разговорник листал вчера, сможешь переговоры провести при случае?

— Даже не знаю, — задумался я, — слова 'сдавайся' и 'вы окружены' вроде помню.

— И как это будет звучать?

— Акирамеру и Аната ва какома... если не напутал.

— Смотри, там какое-то шевеление, — и Толик указал на место падения лётчика.

— Это значит, что он жив-здоров и просто так не нам не дастся...

Степь было ровной, как новый обеденный стол, без малейших холмиков и впадин, где бы можно было укрыться от возможного налёта, это мне очень не нравилось. Не в сусликовые же норы нам, в самом деле, прятаться в случае чего, они уж очень маленькие, эти норы. Тут мне в голову пришла одна умная мысль и я тут же поделился ей с напарником:

— А может нам разделиться — ты тут, например, остаёшься, а я сбоку зайду? Или наоборот.

— Молодец, хорошо придумал, — одобрил Толик, — только не сбоку, а совсем уже сзади, чтобы у него больше времени на кручение головой уходило. Давай по кругу. Сигнал к началу действий по зелёной ракете, — и он продемонстрировал ракетницу, здоровенную такую дурру калибра под 30 мм, не знаю, где он её прятал до сих пор. — Как доберёшься до места, поговори с ним, вдруг он сам сдастся.

Я кивнул и припустился по дуге большого радиуса в левую сторону — до япошки оставалось порядка двухсот метров по прямой и никакого шевеления в той стороне более не наблюдалось. Затаился, сволочь, подумал я, ну или вырубился от травм, тоже вариант. Ну вот я и дошёл до искомой точки — Толик был напротив примерно в 400 метрах, лётчик посередине между нами.Я крикнул японцу 'Акирамеру' (сдавайся), добавив от себя 'Ватаситаси но коросимасен' (убивать не будем), но что последовало глубокое молчание... но через полминуты оттуда донеслось 'Самурай акираменай', что я перевёл как 'Самураи, сука, в плен никогда не попадают'. Донёс эту мысль до Толика... тот подумал и в ответ крикнул 'Ну не хочет по-хорошему, значит, сделаем по-плохому', и тут он залёг на пыльную землю. Я повторил его манёвр.

— Подползаем на полсотни метров, — продолжил командовать он, — потом атакуем.

— Командир, — крикнул я в ответ, — у меня граната есть — чего зря геройствовать, может кинуть её и дела с концами? Я не промахнусь.

— А откуда у тебя граната? — удивлённо спросил Толик.

— Места знаю, — расплывчато отвечал я... не рассказывать же командиру где и на что я её выменял на днях. — Лимонка, новьё, с запалом системы Ковешникова.

— Уговорил, кидай... только сначала предупреди его что ли, что открываем огонь на поражение, а то нехорошо выйдет.

— Эй ты, — крикнул я на универсальном наречии, а потом перешёл на родной, — ватаситаси ва аната (мы тебя убьем).

Ответом мне было гробовое молчание... ну ладно, ты сам напросился.

— Толян, — крикнул я через голову японца, — ты там отвлекающий манёвр какой сделай — постреляй что ли, а то мне во весь рост встать придётся, подстрелит невзначай ведь.

— Принял, — ответил он.

Но в этот момент из-за укрытия, сооружённого из парашюта, донеслось:

— Я па рюски маро-маро панимай...

Во как, в сердцах подумал я, такой, сука, план сорвался, но вслух сказал так:

— То есть ты понял, что мы тебя сейчас гранатой взорвём?

— Поняр... ты сейцас гранату кидай... — донеслось оттуда.

— Ну так может тогда встанешь и руки поднимешь?

Толик с большим интересом прислушивался к нашей беседе, но сам не встревал, а японец после непродолжительной паузы сказал так:

— Не могай... мы должна воевай до конца...

— Ну тогда извиняй, брателло, — виноватым тоном сказал я, — ничего личного... как тебя зовут-то, скажи перед смертью... и если просьбы какие есть, тоже говори, постараемся выполнить.

— Не кидай ницево, братерро, — огласил наконец свою последнее слово тот, — я сама сеппуку дерай... звать меня Хироси Мифунэ, я из Даляня... похорони меня здесь...

— Слышь, Толян, — крикнул я начальнику, — что он говорит-то?

— Не глухой пока... обещай ему, что всё сделаем.

— Хороси, — крикнул я тогда лётчику, — обещаем, что похороним тебя по-человечески. А кстати у тебя нету родственника с именем Тосиро?

— Есть, это мой брат... откуда знаешь?

— В газете про него читал, — быстро соврал я. — Вроде бы он в кино снимается. Если встречу, обязательно расскажу, какой у него достойный брат вырос.

— Котей ёно эйко! — донеслось из укрытия, после чего всё стихло.

— Кажись всё закончено, — крикнул Толя, — чего он там кричал-то?

— Слава императору, если не ошибаюсь.

— Лады, если императору... надо проверить, подстрахуй меня, если что.

И он уверенно поднялся во весь рост и двинулся к Хироси, я контролировал возможные движения того... не, тот лежал и не шевелился.

— Бляяя, — скривился от отвращения Толик, когда дошёл до места, — он и правда себе кишки выпустил...

Я вскочил и подбежал туда же — зрелище и в самом деле было не для слабонервных...

— Однако ж мы ему обещали похоронить — чего теперь делать, лопаты-то у нас нет? — спросил у меня Толик.

— В автожире была сапёрная лопатка... — отвечал я, — давай так сделаем — мы ж не говорили, когда мы его похороним, значит это дело может чуток подождать, сейчас мы находим укрытие и пережидаем там до вечера от возможного повторного налёта Накодзим. А когда стемнеет, выполним обещанное, а?

— Здесь в километре на запад ручей должен течь, он в Халхин-Гол впадает где-то там (и Толя показал рукой, где). А раз ручей, значит у него берега должны иметься, вот под теми берегами и укроемся.